И опять, уже в который раз, больница. Что-то я зачастил!
С вечера заломило в правом боку. Ночью наглотался «Кетанова» и, подремав пару часов, отправился на работу. А днём - ещё хуже. Позвонил жене. Машину надолго бросать у проходной страшно – раздербанят.
И вот уже Скорая Помощь, рыдая сиреной, везёт меня по забитым транспортом питерским улицам. В паху пульсирует раскалённая тяжесть, в голове – туман, стыдно перед женой за сорванный предстоящий поход в БДТ, а вполголоса произнесённое надо мной: «перитонит… везём куда ближе… Звоню!.. Скорее!!!»… будто и не обо мне. Мысли путаются.
В себя прихожу в реанимации. Высокая койка, штатив с капельницей, от руки вверх тянется прозрачная трубка. Все белое. И очень хочется спать. Господи, дайте мне, наконец, уснуть! Почему меня всё время тормошат?!
Через три дня меня переводят в общую палату, а это значит – буду жить.
В палате нас трое. Вообще–то, в хирургии все палаты шестиместные. За исключением платных: там лежат по одному, редко по двое. Наша переоборудована из подсобки, одна на всё отделение трёхместка. И бесплатно и малонаселёнка. Повезло. Я – послеоперационный, Игнат Игнатьевич и Андрей ещё готовятся.
Игнат – постарше меня, середину седьмого десятка перевалил, крупный, одышливый, седой. Андрей – молодой, чуть за тридцать, худющий и нервный. Каждый вечер между ними – словесные баталии. Стараются за разговорами отвлечься от предстоящей операции. Боязно, как-никак.
Темы споров разные. Но в любой дискуссии Игнат Игнатьевич придерживается идеи всемирного равенства, а Андрей, со свойственным молодости максимализмом, «крушит» построенные на песке замки и низвергает авторитеты. Мужики оба толковые, с высшим образованием, поболтать - горазды. Иногда разнимать приходится. Короче говоря, как в Государственной Думе: левый край, правый и я, в роли центра. Мне-то хорошо: операция прошла успешно, шов заживает, жена и ребята с работы навещают, машина - в гараже, пенсия идёт на депозит, больничный лист завод оплатит. У нас на госпредприятии пока всё по-честному, полный соцпакет. Часов с пяти заканчивается в отделении дневная суета, никто не тормошит, лежу, наслаждаясь бездельем, и с внутренней улыбкой слушаю ежевечерние перепалки соседей по палате.
Начинает разговор, а если по аналогии с Думой, дебаты, как всегда Андрей.
- Вот Вы, Игнат Игнатьевич, всё о прошлом сокрушаетесь. – Андрей откладывает мобильный телефон и удобнее устраивается на кровати. - А скажите мне, пожалуйста, зачем она вообще нужна так называемая бесплатная медицина?
Операционный день, четверг, - уже послезавтра, и тема разговоров моих соседей переходит на медицину. Когда перспектива ложиться под нож была в отдалении, обсуждали реформы армии, образования, свободную торговлю, детскую проституцию, коррупцию… Долго спорили о том, есть ли Бог. Да так горячо, что порой казалось, вот-вот на кулачки сойдутся болезные. Сейчас - о медицине, о Боге перед операцией страшновато…
- Во всём мире платят наёмным работникам приличную зарплату, - не дождавшись ответа от оппонента, продолжает Андрей, - а они уже сами решают, купить себе качественный страховой медицинский полис, бросить курить и бегать по утрам трусцой или пить бормотуху и сдохнуть под забором или, в лучшем случае, на проссаном матрасе в палате социальной больницы. А у нас как? – Поборник демократии уже на ногах. - Государство тратит огромные деньги на здравоохранение, а услуги этого самого, так называемого, здравоохранения как были совковыми, так и остались. Лекарств нет, перевязочные материалы родственники из дома носят, анализы за деньги – за всё надо платить.
- А ты не плати, - скрипит панцирной сеткой Игнат. Очки сняты, а книга заложена обёрткой от порошка. – Вот я! Взял направление в поликлинике, сдал все анализы, подчёркиваю, бесплатно, и лёг в больницу. Прооперируют, тоже бесплатно, между прочим.
- Вот вырежут тебе, Игнатич, здоровую почку, будешь тогда знать. Нет, - хмыкает Андрей, - я на своём здоровье не экономлю. Заплатил в кассу – и порядок! И анализы здесь все взяли, и отношение ко мне другое, как к платному больному. Вот скажи, Игнатич, ты, сколько бегал и в очередях стоял, чтобы анализы сдать, направление в больницу получить и места дождаться?
- Месяца полтора, а что такого? С работы меня отпускали, в обстоятельства входили. Зато бесплатно.
- Совок был, совок и остался, - горячится Андрей. - Ты, пожилой человек, лет шесть уже трубишь на пенсии. А всё почему? Пенсия у тебя грошовая, а зарплата такая же, как пенсия. Одну в правый карман положил, другую – в левый. За квартиру, газ, свет, телефон заплатил – один карман уже пустой. Не так, что ли? А была бы у тебя хорошая зарплата, как на Западе, сидел бы дома, розы разводил. Оплатил бы страховку, обследовали бы тебя и лечили по высшему уровню, как белого человека.
- Вам бы, огольцам, только на Запад оглядываться, – возмущается Игнат Игнатьевич. – Профукали «дерьмократы» великую державу! Посмотри, как врачи живут, какие они зарплаты получают. Слышал, что кардиолог Хренов сказал премьеру? Не побоялся правду-матку высказать.
Он уже сидит на кровати, сорвал с себя очки и что есть силы крутит за дужку. «Не сломал бы»! Я с опаской наблюдаю за стремительно крутящимся очковым пропеллером.
- Ха-ха-ха! - Андрей стоит перед ним, перекатываясь с пяток на носки, скрестив руки на груди. Маленький, взъерошенный. – По-вашему, в стране один честный человек остался, и у того фамилия Хренов?! А мы все, значит, сидим на пятой точке и трём к носу? А думал ты, Игнатич, о том, что твоему Хренову всего двадцать четыре года, что он вчера институт закончил? Да его к больным-то без пригляда ещё лет пять подпускать нельзя. «Я дипломированный специалист»! А то, что он даже в той больнице, про которую говорил, не работает, знаешь? У меня жена с Ивановской. Там средняя зарплата – семь тысяч. А у мальчишки Хренова – пятнадцать. Пацан рекламу себе сделал, а вы его на пьедестал…
Андрей уже бегает по палате. Видя, что дебаты обострились и вот-вот перейдут в перепалку, я вмешиваюсь:
- Всё, успокоились, петухи. Везде хорошо, где нас нет. И мы в дерьме живём, и там, тоже не дай Бог. Наёмному работнику при любом социальном строе платить будут ровно столько, чтобы он мог работать, детей рожать, и на баррикады не пошёл. Да ещё, чтобы соседу завидовал, что у того костюм дороже…
Мужики ещё какое-то время ворчат, укладываясь, и затихают.
На следующий день, дожидаясь документов на выписку, я с сочувствием наблюдаю за нервозным поведением соседей по палате, ставших мне почти что родными. Игнат Игнатьевич вышагивает по длиннющему больничному коридору, взволнованный более обычного. И Андрей на месте усидеть не может: он то пристраивается у окна с книжкой, то ложится поверх заправленной койки, то убегает в курилку. Понятное дело, завтра им на операционный стол.
- Представляешь, Петрович, - приглушённым шёпотом информирует меня, в очередной раз, заглянувший в палату сосед. – Поймал сейчас наш Игнатич своего хирурга и пытает: сколько и кому надо дать?.. отблагодарить, значит. Я руки мыл – он меня не заметил. – Щёки Андрея покраснели, глаза блестят. – Я ему, старому ханже, сейчас всё выскажу…
- Не вздумай! Не тронь деда, человеку без тебя тошно.
Вскоре в палату вошла моя Ирина, а старшая медсестра принесла выписное. Попрощавшись с мужиками, пожелав им удачной операции и выставив на тумбочку оставшиеся соки и фрукты, я под ручку с женой побрёл на выход, придерживая правый бок свободной рукой.
- Ира, надо бы отблагодарить хирурга, - вспомнил я Игнатича.
- Я за всё заплатила, не волнуйся.
- Когда ты успела?
- Перед операцией. Меня сразу зарядили: шесть тысяч хирургу, три анестезиологу и тысячу на расходные материалы – всего десять. Зато смотри, как хорошо всё сделали, и шовчик такой симпатичный, чудо, а не шовчик!
Хорошо, что мы шли потихоньку, а то ни за что не смог бы поймать отпавшую нижнюю челюсть.
- Придётся тебе потерпеть, машину на территорию пускают только по пропускам, а я простояла в пробке, боялась опоздать, - ласково щебечет Ира.
Ковыляя под ручку с женой по едва расчищенной от снега дорожке, я с удивлением вижу вблизи главного корпуса оборудованную охраняемую автостоянку. Одна к одной, строго по линеечке, сверкая лаком, стоят шикарные иномарки.
- А это?.. - я показал рукой на машины.
- А это служебная автостоянка. Здесь медперсонал паркуется.
Бог мой, если бы вы только знали, как больно смеяться после недавно проведённой полостной операции.