После утомительных однообразных речей на торжественной линейке, скромных цветов и поздравлений «с началом» Нина осталась в классе наедине со своими пятиклассниками. Любопытству ребятишек не было предела. Они буквально засыпали учительницу вопросами: как зовут, есть ли муж, дети, откуда приехала, будет ли ставить двойки и задавать домашнее задание, любит ли кошек и собак, знает ли, что такое хиус и умеет ли топить печку.
- Любименькая моя, Нина Петровна, - прошептала маленькая стриженая наголо девочка в сером сиротском платье, подойдя к учительскому столу.
Она взяла учительницу за руку, и, перебирая тоненькими пальчиками её пальцы, с такой нежностью и доверчивостью прижалась к ней всем своим худеньким тельцем, что показалась Нине давно знакомой, своей, и неизведанное чувство материнства стало реальностью.
Вдруг рыженький веснушчатый мальчик, которого дети ласково называли Василёк, отодвинул девочку плечом и, преданно глядя Нине в глаза, тихонечко попросил:
- Нина Петровна, будьте, пожалуйста, моей мамой!
Все дети мгновенно отреагировали на неслыханную дерзость, зашумели, заволновались. Общее настроение выразил один из них, казавшийся старше, потому что был выше остальных ростом:
- Ну, ты, рыжий, и шустряк! Все бы этого хотели!
Нина поспешила успокоить детей:
- А можно я буду мамой каждому из вас? Буду одинаково всех любить, заботиться, а если провинитесь, наказывать?
Услышав последние слова, ребятишки заметно погрустнели:
- А как наказывать будете? Плёткой?
Оказывается, завуч детского дома Илья (они почему-то называли его только по имени, видимо, таким образом выражая высшую степень неуважения) за двойки, непослушание, нарушение дисциплины бил детей плёткой, которая висела у него в кабинете. « Местный Карабас Барабас», - подумала Нина, - надо будет с этим разобраться». Вслух же сказала, что у неё совсем другие способы наказания, чем вызвала ещё большее любопытство.
Но удовлетворить его не довелось, потому что в класс ворвался воинственно настроенный «француз» - классный руководитель параллельного 5 класса Иван Фёдорович Прилепко. Пёстрый галстук на не менее пёстрой рубахе съехал набок, в кармане не первой свежести кургузого пиджачка - уголок носового платка, на башмаках - намертво прилипшая чёрная степановская грязь. Похоже Иван Фёдорович подлечил обожжённую в бане спину, поэтому держался прямо и уверенно.
- Настоящий боевой петух, - только и успела подумать Нина, оценивая его одежду и агрессивный вид.
- Стоять! Всем - к стене! Руки за голову!» - неожиданно резко металлическим голосом заскрежетал он. Нине показалось, что она по какому-то недоразумению превратилась в героиню детективного сериала, поэтому инстинктивно вместе с детьми повернулась к стене и положила руки на затылок. Наступило всеобщее оцепенение. Однако через минуту, показавшуюся вечностью, у Нины всё-таки хватило мужества спросить:
- А что случилось, коллега?
Не отвечая на вопрос, Иван Фёдорович велел вывернуть карманы. Видимо, ко всему привычные, дети безропотно повиновались. Он явно что-то искал, и это что-то, наверно, было очень ценным, если учитель наделил себя полномочиями и оперативника, и прокурора, и судьи. Нина, подчиняясь всеобщему порыву, тоже готова была вывернуть содержимое своих карманов, но их в строгом учительском платье просто не оказалось.
Придирчиво обыскав всех потенциальных преступников и не найдя того, что искал, Иван Фёдорович как-то заметно угас, скис, кажется, несколько смутился и наконец-то снизошёл до объяснения:
- Понимаете, Нина Петровна, у Вити Ковалёва из моего класса кто-то новую ручку слямзил, а это подарок отца и приличных денег стоит.
Заметив слёзы, появившиеся в глазах коллеги, беспомощное выражение её лица, попытался подбодрить:
- Да не жалейте Вы их, Нина Петровна, и не переживайте. С этими мерзавцами только так и надо, это такая публика – вор на воре.
«Мерзавцы» стояли, низко опустив головы, и, казалось, были готовы принять вину на себя, хотя ничего противозаконного не совершали.
Нина знала, что в школе большинство детей детдомовские, учатся они вместе с деревенскими ребятишками. И не только учатся: дружат, спорят, дерутся, оставляя на теле синяки и кровоподтёки, воруют карандаши и ручки, ябедничают. Вполне обычная жизнь. А учитель в этой неразберихе – и следователь, и судья, и прокурор. Но она не была уверена, что делать это нужно так, как Иван Фёдорович.
Нине, воспитанной в благополучной семье, предстояло понять общее горе этих детей – они были не нужны своим родным. Каждый из них в самом начале жизни пережил страшную трагедию. Колю Сологуба пьяная мать выбросила из окна пятого этажа, но он чудом остался жив. У Вали Ситниковой родители погибли в автокатастрофе на глазах девочки. У Валерки Ильина родители – алкоголики лишены родительских прав. Зимовать они собирались в халупе, где нет ни воды, ни электричества, ни элементарных удобств. Мылись и стирали бельишко в ржавой бочке, стоящей возле дома, картошку пекли на костре. Вот такая романтика. Дом был завален рваным тряпьём, изношенной обувью. На столе - заплесневелый сыр и колбаса с помойки. Но в детдом отдавать детей Ильины не хотели. Мать билась головой об стену, рвала на себе волосы, а отец разразился площадной бранью. Дети визжали, хватались за подол матери. Зрелище не для слабонервных. Победили сильнейшие. И вот теперь в детдоме он, два брата и сестрёнка. Отобрали этих детей – мама Валя новых нарожает. Правда, иногда Ильины приезжают навестить ребятишек, но лучше бы они этого не делали – дети стыдились их, вечно пьяных, грязных, в одежде с чужого плеча.
Все воспитанники детдома пережили голод, нужду, насилие. Это Нина узнала из личных дел своих учеников. Им бы после этого умом не тронуться. Можно ли жить, когда мамой и папой назвать некого? К кому идти сиротам? Кто поддержит в трудную минуту? А тут ещё Иван Фёдорович со своим обыском! Смотреть в глаза детям Нина не могла. И самое страшное, что всё, с ними происходящее, они воспринимали как должное. Похоже, что их человеческое достоинство растоптали давно, и к этому руку приложили многие.
Медлить было нельзя. Необходимо разобраться, откуда берёт начало воспитание рабских униженных чувств, а затем с этим нужно что-то делать. Как белым днём ясно, что всё началось в семье. А школа, детский дом похоже давно забыли о гуманной педагогике, которой призван служить каждый, кто имеет дело с детьми.
В этот же вечер Нина отправилась в детдом. По дороге встречались дети, родители и просто односельчане. Без стеснения, в упор рассматривали, поравнявшись, и провожали долгим взглядом. И ни один из них не прошёл мимо, не поздоровавшись, хотя знали её далеко не все. Принято было в деревне здороваться. Мужчины при встрече снимали нехитрые головные уборы – не ходят они в деревне с непокрытой головой, женщины кланялись. Нине показалось, что здесь её уже принимают за свою, и девушку переполнило какое-то тёплое, доброе чувство единения с ними, сопричастности к их нелёгкой жизни. Хотелось сделать для каждого что-нибудь доброе, полезное. Нужно верно служить людям, нужно посвятить им жизнь. Нина до сих пор считала всех людей одинаково хорошими, и даже в осенних грязных лужах видела звёзды. Надо жить и действовать только с добрыми мыслями, и тогда радость будет следовать за тобой, как тень. С такими светлыми мыслями, в хорошем настроении Нина подошла к длинному ветхому зданию, похожему на сарай, и если бы не покосившаяся, висевшая на одном ржавом гвозде вывеска, написанная чёрной краской на белом фоне, ни за что бы не догадалась, что это детский дом.
- Так, театр начинается с вешалки, - подумала она. – Посмотрим, где здесь радость живёт.
Огромная тяжёлая дверь, недовольно заскрипев ржавыми петлями, очертив нижней своей частью на земле круг, неохотно, будто бы не желая впускать непрошенную гостью, всё-таки, не спеша, открылась. Длинный коридор заканчивался просторным холлом, который был заставлен экзотическими деревьями в больших кадках. Деревьев было так много, что они затмевали белый свет и, казалось, что человеку здесь нет места. И хотя стоящие по углам лавочки приветливо приглашали присесть и насладиться столь редкой в Сибири экзотикой, быть здесь не хотелось. Интерьер ради интерьера уничтожал человека.
Был вечер. Все дети, наслаждаясь последними тёплыми деньками, играли на улице, поэтому никто из Нининых питомцев ей не встретился. Казалось, что в доме вообще никого нет. Однако послышался скрип двери (почему здесь двери скрипят?), и, отреагировав на звук, она увидела приятного молодого человека лет тридцати в элегантном чёрном костюме, в белой рубашке и чёрном галстуке. Его модные чёрные туфли были начищены до такого ослепительного блеска, что, казалось, в них отражалось всё: и дешёвенькие люстры под низким потолком, и пальмы, и модный галстук, и даже холёное без единой морщинки лицо. Правда, неприятное лицо. Он улыбается, а глаза злые.
- Здравствуйте. Чему обязан? С кем имею честь? – молодой человек, на всякий случай, буквально сложился пополам в почтительном поклоне и выдал несколько подходящих в данной ситуации штампов.
Перед ним стояла незнакомая девушка. И какая девушка! Блондинка, причём естественная. Длинные волосы уложены в замысловатую причёску, подобной ему видеть не приходилось. Огромные синие глаза лучились светом, природу которого так сразу и не объяснишь, но были они какие-то по-женски ласковые и нежно мягкие. Встретившись с ними взглядом, злые глаза заметно потеплели. Её одежда не бросалась в глаза Тонкий, едва уловимый аромат духов, скорее всего, французских, удивительно гармонировал с лёгкостью и грациозностью её фигуры.
- Нина Петровна Сидорова, учитель русского языка и литературы местной школы, - представилась Нина и протянула руку.
- Илья Ильич Пенкин, заместитель директора детского дома по учебной работе, - продолжил он знакомство, и протянул руку, такую же холёную, как и его лицо. – Можно просто Илья. Мне кажется, мы почти ровесники.
Нина кивнула головой в знак согласия.
- Прошу Вас, пройдёмте в мой кабинет, - предложил Илья Ильич, пропуская гостью вперёд. – Я думаю, у нас должны быть общие темы для разговора.
Предложив Нине сесть, Илья продолжил разговор, при этом беззастенчиво рассматривая гостью:
- И каким ветром, Ниночка, Вас занесло в наши края?
- Позвольте Вам, Илья Ильич, не поверить, что эти края Ваши. Не похожи Вы на аборигена, - возразила ему Нина.
- Ха-ха-ха, - рассмеялся Илья, - Вы правы.- Здесь я оказался по воле судьбы и, не буду скрывать, руководствуясь холодным расчётом. Карьеру, Ниночка, нужно начинать в деревне. Годик поработаю под крылышком дяди… Кстати, Вы знаете, что Михаил Михайлович Разумный – директор детдома – мой дядя? И не зря у него такая фамилия. Умнейший человек. Он за два года работы из детского дома конфетку сделал. И при этом совершенно не напрягаясь. Процент успеваемости – самый высокий в районе, художественная самодеятельность – лучшая, спортсмены – отличные.
Вспомнив испуганные глаза детей, Нина поняла причину таких успехов.
- Замечательно, - в голосе Нины звучала ирония. – А кто у вас здесь детей бьёт? – сказала наугад, не имея конкретных фактов, а похоже попала в самую точку, если судить по изменившемуся лицу Ильи. - Я этого так не оставлю, обязательно разберусь. До свидания.
Нина неожиданно для Ильи, приготовившегося флиртовать с симпатичной девчонкой, пытаясь сразить её наповал неповторимостью своего образа, резко встала и направилась к двери.
- Куда же Вы, Ниночка? Постойте! Этого злодея мы обязательно найдём! Как можно?! От Вас первой слышу.
Но Нина уже закрывала скрипучую входную дверь и последних слов не слышала.