Любовь

Татьяна Уразова
        Сибирск встретил Свету неласково. Разглядывая его с высоты  в иллюминатор во время захода самолёта на посадку, её смутила разбросанность небольших посёлков среди золотисто-зелёной тайги.

 Она пыталась найти среди них Сибирск, но все старания были тщетны. Трёхмесячный Егор давно  уснул, наевшись манной каши из бутылочки. Света с малышом уже сутки в пути. Всё в этом году не ладилось.

Не сдав экзамен по сопромату из-за приближающихся родов, приехала к отцу в небольшой рабочий посёлок. Когда-то он казался единственным уголком на земле, где её любят и всегда ждут. Но всё изменилось в одночасье.

От рака умерла мать в страшных мучениях. Отец, занимавший хорошую должность, всё время был в разъездах по буровым. Его поднимали среди ночи в пургу, дождь, мороз.  Не  говоря ни слова, он садился в машину и уезжал, оставляя их с братом наедине с умирающей матерью. Братику было девять лет, Свете только исполнилось семнадцать. Вся беда была в том, что Света не была взрослым человеком,  хотя думала она по-другому.

Она не представляла, как  жить без матери, потому что даже больная мать давала ощущение защиты, семьи. И  первое время после смерти матери всё время ждала, что она вот-вот войдёт, засмеётся, что-нибудь скажет. Смерть не воспринималась смертью, а лишь временным отсутствием, которое легко устранимо, стоит только позвать:

   -Мама! Вернись!

Первый звонок прозвучал, через два месяца после смерти матери. Отцу не было и сорока лет, когда родственники  уговорили его,  развеется, поехать на свадьбу к двоюродной сестре. И уговорили.

 Там он  встретил молодую двадцатидвухлетнюю девчонку, которую пленили отцовское положение, и конечно деньги. Но это была дутая ложь. Жили  довольно скромно. Просто мать была очень хорошей хозяйкой, изумительно вязала и шила, как сейчас сказали бы эксклюзивные вещи, поэтому семья  была очень хорошо одета.

Возмущению Светы не было предела, когда однажды она застала их дома в интимной обстановке. Запершись  на ключ,  они не открыли ей дверь. Она в ярости била по окнам палкой, обзывала их, не зная, откуда берутся такие слова, ломилась в двери. Скандал с каждой минутой разрастался. Отец с девахой были вынуждены ретироваться.

Это  первая и последняя победа, которую Света одержала над отцом.  Понимая, что Света не даст устроить ему жизнь, отец срочно отправил её в Ленинград на подготовительные курсы в Горный институт. И хотя Света училась очень хорошо, медалисткой она не была. А в приёмной комиссии ей просто объяснили, что фактически идёт конкурс медалистов, желающих стать геофизиками, и ей здесь ничего не светит.

Возвращаться ни с чем ей не хотелось, ткнув пальцем в первый попавшийся институт, она сдала документы, и как часто бывает, поступила без каких либо проблем.

Отец встречал на вокзале радостный. Серёжка сразу шепнул про тётю Галю, которая ему очень понравилась.  В выходные дни они поехали в городок на Каме. Встретила их симпатичная женщина лет тридцати пяти с дочкой Викой, которая если и старше Серёжки, то не намного.

Конечно, до матери, донской казачки ей было далеко. Мать  была очень яркой женщиной: смуглая с серыми лучистыми глазами, с чёрными вьющимися волосами и с модной  французской стрижкой, правильным овалом лица, красиво очерченными губами, со слегка курносым носиком, высоким ровным лбом, не менее важно - очень умная, властная, любящая страстно анекдоты, с очень сексуальной походкой.

 Ни один мужчина не проходил, не обернувшись, но она любила только отца, весьма  средней наружности, худощавого с крупным носом, невысокого роста, но доброго и покладистого мужа. Всем дома командовала она. 

Света не верила, что отец променяет её на широколицую, с маленькими глазами, седоватую и достаточно полную женщину. Все проблемы упирались в Серёжку. Ей надо уезжать, а с кем останется Серёжка? Отец торопил её, успокаивая, что за Серёжкой посмотрит бабушка.

Прошло два месяца.  Света на ноябрьские праздники решила поехать  домой. Она так скучала по Серёжке и отцу, по родному дому, что ухитрилась,  отпроситься в деканате на несколько дней. Ей казалось, что дома мама, что именно она откроет ей дверь, но открыла тётя Галя.

В квартире всё было не так. Не так пахло, не так застелено, на её кровати спит чужая девчонка. Обострённое чувство обиды и ревности сжигало  юное беззащитное сердце, впервые ощутившие  сиротство.

Всеми доступными в её понимании средствами, Света  пыталась показать, что это её дом,  что  это её отец и её братик. Что  все остальные досадная случайность. Но отчуждение пришло само собой и не на день или на неделю, а на всю жизнь.

Предательство отца, такое быстрое, сначала по отношению к матери, она перенесла на себя. Семья, в которой царила любовь, растаяла, как дым. То ли не было семьи, то ли не было любви. Понять это в её возрасте, было невозможно.

Юность лицемерие воспринимает, как зло, которое необходимо искоренять. Тётки  и  бабушка приняли Галю хорошо. Одна Света затаилась. Ей было плохо.

Уезжала она уже чужой. У неё отняли её ещё не повзрослевший мир, может и не преднамерен но, но отняли.  Тот мир, в котором пусть и не было так тепло, как хотелось, но всё же он был свой.

Родители не были ласковы к дочери, ей никогда не говорили, что она любимая,единственная, кровиночка родная.Может потому что сами не знали ласки и не умели выражать свои чувства. И ничего изменить уже было невозможно. Это всё равно, что пересадить выросшую морковку – завянет. 
В мае она познакомилась с улыбчивым конопатым  парнем  Лёнькой, который в буфете поставил  её в очередь впереди себя, сказав, что наверно на всю жизнь. Лёнька был головастым парнем, а Света каким-то шестым чувством чувствовала это. Свете хотелось любви, ласки и дома. Она даже ещё ни разу не целовалась. В этот момент Света поверила бы любому, кто бы её приласкал.

И тут вдруг фейерверк эмоций, объяснения в любви, нежные ухаживания, прогулки под распускающейся зеленью парка, розово-алые закаты над Невой,  белые ночи, и бесподобное очарование  »Алых парусов», встречи у Петропавловки. Разве могла не влюбиться сельская девчонка, тем более её избранник настоящий герой-десантник,  у которого при прыжке с самолёта к несчастью не раскрылся парашют.

 Но что-то смущало  её, иногда в минуты размышлений она отдавала себе отчёт, что Лёнька совсем не тот парень, за которого хотелось бы выйти замуж, но как-то  подло бросить почти героя. Что о ней подумают сокурсники?

Но самой главной причиной было всё-таки одиночество и незрелость. Вот и вышла замуж, чтобы  не быть одной  в этом взрослом мире, сама не сумев повзрослеть.  Игра в семью продолжалась недолго.

Вдруг  теперь оказалось, что Лёнька никогда не был десантником и не прыгал с нераскрытым парашютом, а всего лишь в детстве после ангины получил осложнение – порок сердца.

 Родив Егорушку в посёлке, вернулась в Ленинград, хотела продолжать учиться, как делают многие, взяв свободное расписание, а тут разболелся муж. Да ещё ей с ребёнком сдала комнату аферистка, взяв вперёд оплату, а настоящая хозяйка выгнала  с дитём на улицу, и теперь им было некуда  деться в этом чужом городе. К отцу возвращаться не просто не хотела, а категорически, поняв, что это уже не её семья и не её дом.

А долго притворяться, она не смогла бы. Лёнька разболелся не на шутку и лежал в госпитале для инвалидов войны в ожидании операции. Ей ничего не оставалось делать, как ехать к свёкрам.

Студенты собрали денег, купили билет до Сибирска  через Иркутск, обещая дать им телеграмму. От переживаний кончилось молоко. Егорка кричал беспрестанно. В Иркутском   аэропорту оставила ребёнка на руках незнакомого армянина, ожидающего рейс в Бодайбо,  и побежала в город купить молока. Кое-как нашла. В ресторане сварили кашку, кто-то из поваров нашёл бутылочку с соской.

Когда объявили посадку, тот же мужчина донёс тяжёлый чемодан до стойки регистрации. И вот они уже в небе над Сибирском. О том, что их ждёт, думать не хотелось. Надеялась лишь на то, что полюбят  Егорушку и они переживут как-нибудь зиму, а там смотришь, Лёнька поправится, и поедут всей семьёй доучиваться.  Наевшись до отвала, Егорушка спал.

Мокрые пелёнки лежали на свободных сиденьях самолёта, сушились. Завернув ребёнка в тёплое одеяльце, одной рукой прижав к себе, в другой держа сумку с детскими причиндалами, она спустилась по трапу, вглядываясь вдаль. Дошла до аэровокзала. Получила багаж.

Их никто не встречал. Опять один из пассажиров донёс чемодан до скамейки, где ещё часа полтора ждала встречающих. Егорка опять начал плакать. Подходили пассажиры, спрашивали в какой посёлок Сибирска ей надо ехать: в Центральный, Энергетик, Промышленный или Порожки?  Света не знала. Уже  скатилась по щеке  первая слеза, обещавшая перерасти в рыданья. К счастью, внимательно всматриваясь в Свету, к ней подошла высокая женщина с крупными мужскими чертами лица.

   – А, адрес-то  знаешь?- резко спросила она.

Света назвала улицу. Женщина, ни слова не говоря, подхватила тяжеленный чемодан, Света с  ребёнком бежала  за  ней  к подъехавшему автобусу. Познакомились только в автобусе.

   – Любовь,- представилась женщина,  - до города больше тридцати километров. Корми малыша. 
   
    - Нечем, - ответила Света - всю кашу съел, а молоко перегорело.

Малыш ревел, выплёвывал соску, Света поила его водой, он писался, все пелёнки были уже мокрыми. 

Ощущение пустоты и одиночества давило  душу.  Дорога извивалась змеёй среди смешанного леса. Тайга Свету не вдохновляла.

Наконец начали спускаться к городу. По обеим сторонам виднелась глиняная почва. После Ленинграда  серые  однотипные хрущёвки  просто угнетали. Вышли на предпоследней остановке, Любовь подвела Свету к  пятиэтажному облупленному дому, каких немало было и в её родном посёлке, только двухэтажных. Оставив чемодан у подъезда, они поднялись на второй этаж, позвонили в квартиру. Дверь приоткрылась и  брат мужа, шестнадцатилетний паренёк, узнав, кто приехал, просто закрыл дверь перед их носом.

 Слов не было. Молчала и Любовь. Потом взяла Свету за руку и вывела из подъезда. Они шли через весь город, который на самом деле был вовсе не большой, и попеременно тащили чемодан. Когда дошли до дома Любови уже были без сил.

Её   семья  встретила Свету с Егоркой дружелюбно. Сразу нашлась ванночка, молоко и чистые пелёнки. Егорку искупали, накормили  и сморенный  малыш крепко заснул. Постирав  пелёнки  и  искупавшись   сама, Света тоже уснула.
Проснулась от шума. Оказывается, пока она спала Любовь снова сходила к родителям мужа  и на этот раз привела с собой свёкра. Света  радостно с ребёнком ушла в другую жизнь.

Потом она приходила к Любови, но они уже там не жили,  а фамилию их спросить тогда, она  не догадалась.

    Прошло  много лет.  Однажды в поиске более успешной карьеры перевелась из одного отдела в другой. За соседним столом сидела дебелая высокая женщина. Не сразу, может через месяц Света вспомнила её.

   – Любовь Алексеевна, это вы меня спасали много, много лет назад?- не веря своим глазам, потрясённая спросила она.

   – Я, конечно! Думала, никогда не вспомнишь!- рассмеялась та.

 Оказывается, её  историю  уже знал весь отдел. На душе стало светло, светло от того, что в  её жизни не один раз встречались добрые, участливые люди, которые, как солнце  освещали жизненный путь и навсегда оставались  в памяти и сердце.

А молодость и непременная её спутница глупость быстро прошли, оставив на сердце шрамы. Когда-нибудь всё равно приходится взрослеть, и тогда начинаешь тосковать по себе той наивной, доверчивой и абсолютно инфантильной.

Единственно, что осталось от той   юности чувство непреходящего одиночества.