У матери больше не было денег платить за квартиру, и нам пришлось съехать. Мы поселились в очень старом доме в трех часах ходьбы от города. Маму мы видели редко, она работала целыми сутками. А если выкраивала минутку, чтобы посидеть с нами, то все время повторяла одно и то же. Что мы скоро будем жить лучше, что вернемся на прежнюю квартиру, и никогда больше не будем голодать. Еще она строго-настрого наказывала нам не лазить на чердак и не совать свой нос на второй этаж. Мать все причитала, как ей не нравится этот дом, какое здесь все враждебное и чужое. Но мы очень быстро привыкли и привязались к новому пристанищу. Весь первый этаж с его многочисленными комнатами был в нашем распоряжении. Мы бегали по коридорам наперегонки, играли в пугалки и в игры, которые сам придумывали. Но больше всего нам нравилось играть в прядки. Целые вечера мы проводили в поисках друг друга. Ты или я сидели затаив дыхание за шкафом, под кроватью, и с замиранием сердца слушали шаги…Вот они все ближе. Я тебя нашла, ты спрятался за дверь. Неужели ты думал, что я тебя здесь не найду, уже хотела сказать я, но ты выпрыгнул из своего укрытия, взял меня за руки и мы закружились по комнате. Ты смеялся и говорил: «Я так плохо спрятался, а ты так долго меня искала!»
Этой ночью мы никак не могли уснуть. Мамы как всегда не было дома. Вдруг мы услышали какие-то звуки на втором этаже. Кто-то пел песню. Ты взял керосиновую лампу, и мы поднялись по скрипучей лестнице на второй этаж. Песня доносилась за одной из дверей. Вот она – эта дверь, не похожая на все остальные, белая, с красивой золотой ручкой. Ты толкнул ее, дверь послушно отворилась, и голос умолк. Мы вошли в маленькую комнатку. Кроме нескольких высоких стульев и белого пледа там не было ничего и никого.
На утро мы ничего не сказали маме. А когда она уснула, поднялись на второй этаж и приложили ухо к белой двери, за ней не доносилось ни звука. Мы толкнули дверь, но она не поддалась. В двери не было замочной скважины, ее нельзя было закрыть. Мы, немного разочарованные спустились вниз и провели день как обычно. Но ночью опять стояли у двери, которая на этот раз отворилась сама. Мы соорудили себе домик из стульев и белого пледа, мягкого, как вата. Там мы проводили все ночи напролет. Когда мы оказывались в недрах этого облака, то садились друг напротив друга и смотрели глаза в глаза. Сколько всего интересного мы видели. Мы видели целые истории, себя, иногда просто незнакомые красивые города. Мы не отрываясь смотрели и рассказывали. Ты часто видел меня, говорил, что я как-то странно выгляжу, что у меня необычная прическа и одежда. Иногда ты вовсе не узнавал меня, но утверждал, что это все-таки была я. А я чаще всего видела город. Он мелькал в твоих глазах яркими цветами, улочками, садами и маленькими человечками, населявшими его. Они всегда смешно суетились и весело улыбались. Но на утро, когда мы возвращались в свои постели и закрывали глаза, просыпаясь, мы ничего не помнили. Знали лишь, что там, наверху каждую ночь нас кто-то ждет. И мы поднимались, каждый раз не зная, что увидим за белой дверью. А дверь отворялась, домик впускал нас к себе, и наши глаза превращались в зеркала.
Сегодня мы услышали знакомую песню, ту, что звучала в первую ночь. Это нас встревожило. Мы шли по лестнице. А голос становился все отчетливей. Мы толкнули дверь, и коридор наполнился белым светом; нам навстречу выбежали маленькие человечки, которых я так часто видела. Это были феи…или гномы. Они кружились вокруг нас в своих белых платьях и звонко смеялись. Человечки разбежались по всему дому, и он наполнился теплым светом. Они нас не видели. А мы смотрели во все глаза и удивлялись их красоте. Нам так захотелось, чтобы это осталось с нами навсегда. И мы закрыли белую дверь.
Я не помню, как писала это. Только что я проснулась в доме, похожем на тот, что здесь описан, на старом, когда-то белом покрывале. Напротив стоит большой осколок зеркала, лежит фонарик, а рядом со мной листы бумаги, исписанные этой историей. Явно моим почерком. Так я пишу, когда очень тороплюсь, сокращая некоторые слова. Слышу, внизу ругаются мои друзья. Это их голоса меня разбудили. Кричат, что надо найти меня, собирать рюкзаки и сваливать. Кричат, что не останутся в этом заброшенном доме больше ни на день. А тем более ночь.