Премия

Георгий Митин
               
Теплый майский день к полудню начал основательно портится. Сначала потянул южный ветерок, бурунами взрывая просохший песок, перенося его с места на место. Но, хоть  тянул он с юга, появившиеся с северо-запада  тучи несло в обратном направлении, быстро захватывая первую четверть неба. Вот  ветерок начал играть, смещаясь постепенно на запад, и уже не слабыми порывами, а устойчивым норд-вестом, время от времени закручивал у земли  мощные вихри, срывающие в своем  восхождении   все, что попадалось на пути. Да и свое ласкающее тепло он сменил на пронизывающие  до костей холодные порывы.…


Весна шестьдесят третьего пришла на Алтай ранней.   И  все было хорошо. Снег в полях сошел во второй половине апреля, а уже в начале мая,  во всю, развернулись полевые работы. Пять новеньких тракторов, прибывших в колхоз в конце зимы, с апреля  уже не  красовались на площадке  мастерской,  а натружено гудели в полевых бригадах. Работать в хозяйстве  стало хорошо – от трудодней перешли на зарплату. Механизаторы – первые люди на селе!  А, если к тому же  без «золотого горлышка», то куда  городским  до их достатка!  В  жаркие месяцы  полевых работ   заработок многих   убегал далеко за триста целковых.  Да и за год в среднем было около двух сотен. Попробуй в городе заработай столько. А свободного времени сколько – считай    зима и часть лета. Хозяйство при доме, ни хлеба, ни мяса не надо, а тут еще   пекарню построили,   при клубе  парикмахерскую открыли. Решили  правлением с индивидуальным хозяйством кончать, но  насильно не навяжешь хозяину пустить скот под нож, поэтому правлением  постановили:  отпускать колхозникам продукты по себестоимости. Но свое есть свое. И  стали крестьяне  осваивать новую жизнь.


Иван Петрович  механизатор в селе знатный,  по осени  пересел на новенький  комбайн вот  и по весне    получил пахнущий свежей краской  трактор.  Нет, сказать, что он был выскочкой или выдвиженцем  было нельзя, просто был тракторист  от бога и, зачастую неисправность устранял прямо в поле, находя такие решения, которые тянули  не на одно изобретение. Тайны из этого   не делал, но и повторить то, что   мог он,  было остальным не под силу. Ибо, попросту говоря,  балалайка, инструмент не сложный и струны всего три, а, попробуй, сыграй.


В подворье  Петрович больше напоминал сельского интеллигента, так как из живности была только Буренка да десятка три  кур. И присматривала за всем дворовая  собака  Жильда.  По вечерам, управившись со скотиной, он предавался чтению. А когда выдавалось свободное время,  уходил на природу.  Семья   была небольшая: жена, мать старушка, да двое ребят – восьми  и десяти лет.  Грамотежкой  он тоже   не балован – четыре класса, ибо детство  легло на военные годы: в одиннадцать  пошел  подпаском к старику Федосычу,  а в тринадцать  –   сел на трактор. Но арифметику любил и помнил, «толстовские задачки».  И еще: мечтал  выучить ребят и вывести их в люди.  Прогулки в лес зачастую заканчивались  игрой с собакой. Порой, найдя моховичок,  Петрович  не успевал наклониться,  как  тут же появлялась Жильда и,  схватив   шляпку, отскакивала в сторону  с хитроватым оскалом собачьей морды, ожидая, что будет дальше?   А  когда он  пытался шляпку отобрать,  она  отбегала   дальше. Но, если он делал вид, что ему это безразлично, Жильда крутилась вокруг него, выставляясь, все время на глаза и   радостно отмахивая хвостом: «..Знай наших».  Задача усложнялась, когда в лес выходили всем семейством. Играть с женщинами ей было не интересно, а за тремя мужиками  угонись?  И  Жильда с независимым видом гуляла сама по себе.  Дружба с собакой была неразлучной. Когда он выходил  в спецовке, она тут же опоясав круг, сигала  через забор к трактору:  зимой и летом,  в слякоть и  дождь, стрелой влетая  в раскрытую кабину.
…. Монотонно гудел трактор, таща на себе свекловичную сеялку. Справа  на овчине, располагалась Жильда.  В окна  было видно, как застлавшие небо серые тучи резко сменили свой окрас   на свинцовый.  Начал моросить дождь, сначала расползаясь тонкими прожилками по стеклу, а затем пошел  сплошными разводами.  Иван Петрович  в конце поля развернул трактор и уже шел в обратном направлении. Следы маркера сеялки, несмотря на ливень, были хорошо заметны  и    он решил довести рядок до конца, а там  решать, работать  или переждать непогоду. Прошло минут десять,  дождь стал стихать, постепенно перейдя в редкие капли, а затем в одиночные хлопья снега. Он посмотрел назад. Сеялка шла ровно, оставляя за собой четкие бороздки от дисков высевающего аппарата…..


Перед посевной, сформировали полевые бригады. Развернувшееся по стране движение многостаночников захватило и  колхозы. Но на две машины одного  тракториста не посадишь, поэтому руководство   по-своему ответило на это движение.  Техника  шла на село новая, навесная и решили вывести из  полевых бригад сцепщиков, ибо и  работа опасная и  бесполезная,  доставшаяся  в наследство от прицепных орудий.   А, чтобы не обидно было трактористам, кое-что совмещать, стали   платить    премию, процентов  сорок к оплате, установленной за норму выработки. Да и совмещать было немногое. Засыпать семена в семенные ящики, заправлять удобрения в туковые аппараты, да смазывать время от времени солидолом привод высевающего агрегата, чтобы не рвать цепи приводного механизма.


……Вот и конец гона. Иван Петрович вывел трактор с поля и  поставив агрегат под навес, стал засыпать семена.  За ним стрелой вылетела Жильда и, отбежав к кустикам, прижалась задком к земле, чтобы, сотворив великолепную лужу, виновато посмотреть на хозяина, якобы говоря: « Извини – невтерпеж».   Время шло к полудню.  Осмотрелся. «Хоть бы чуть-чуть разведрилось», - подумал  он. Но, видимо, желания его наверху не услышали: снежок продолжал порошить.   Заскрипела телега. Петрович взглянул на часы: « Полдень».  Капа – буфетчица  колхозной столовой развозила обед.  Пока он возился с мешками, заправляя агрегат, Она налила в рукомойник воды, разостлала на столе под навесом клеенку, выставила тарелку с хлебом, накрытую чистым полотенцем и достала специи: горчицу, перец и соль. Видя, что Петрович подошел к умывальнику, спросила у него: «Ну, что сегодня будем есть?»  Он хотел было  спросить, что она привезла,  но раздумал, сказав: «Не спеши, сейчас сам посмотрю». Капа спокойно дожидалась, что он скажет. Увидев в одном из термосов окрошку и летящие вокруг «белые мухи»  он с юмором спросил: «Мороженное не привезла?». Но увидев парящий  наваристый борщ, добавил: « Вот это в самый раз». Капа уже привыкшая к различным выкрутасам «полевой братии» спокойно поставила на стол первое, а когда по тарелке стала скрести ложка, поставила и второе – свиную поджарку, предварительно спросив, не нужна ли добавка. Закончив все киселем, он поинтересовался: «Чем будем подругу потчевать?» Жильда спокойно сидела в сторонке, внимательно следя за хозяином. Капитолина  знала, что одним Петровичем в обед не отделаться,  она достала отдельно стоявшую под облучком кастрюльку и  вывалила из нее в поданную ей  миску, вываренные мослы.


Он расписался в ведомости о полученном обеде и сказал Капитолине, чтобы вечером не приезжала, так как работы на этом поле осталось часов на пять не более и в ночь он не останется. Каждый стал заниматься своим. Петрович, решил перед выездом еще раз осмотреть технику. Капа помыла посуду и убрала все со стола. Жильда обглодав мослы, облизывала миску. Но вот уже и это  закончено. Капа, понукнув лошадь, направилась в следующую  бригаду. Жильда, расположилась в кабине, а Петрович, смазав привод сеялки солидолом, выгонял трактор в створ нового рядка. «Ну, с Богом!», - сказал он про себя и погнал новый ряд.


Пройдя  тройку рядов, он при развороте решил осмотреть сеялку. И сразу понял,  что не зря. С левой стороны привод высевающего аппарата не работал. Где-то оборвалась цепь. Виновница неприятности была на сеялке. Кто-то бросил на поле кусок изогнутой четырехмиллиметровой проволоки,  кусок небольшой около метра, но и его, изогнутого как корягу, хватило чтобы зацепив колесом сеялки подбросить вверх и  загнать между приводной шестеренкой и цепью. Результат был на лицо. Будь ясная погода, найти оборванную цепь дело плевое. Ширина захвата около пяти метров за три прогона метров пятнадцать просматривается легко, но вот как назло снег повалил так, что в десяти метрах ничего не видно. Но, так или иначе, а искать надо. Глушить мотор он не стал, а сбросив обороты, поставил трактор на тормоз. Жильда, увидев, что он куда-то направился,  выскочила из кабины и пошла за ним, не понимая в чем дело.


Пройдя метров двести, Он увидел еще не припорошенный снегом конец оборванной цепи. «Ну, слава Богу! - подумал он, - Пересевать самую малость».  След маркера в этом месте был заметен отчетливо и он, чтобы его не потерять пометил рядок тремя колышками, Взяв цепь, он пошел к агрегату. Страшного ничего не было, только одно звено было разорвано, но их в  бардачке был не один десяток. Подойдя к сеялке, Петрович достал запасное звено, и легким ударом молотка посадил его на исправную сторону цепи, затем точно также снял изогнутое звено. После этого он, ослабив ключом демпфер,  натянул цепь между ведущей и ведомой звездочкой, соединив ее воедино. Установить необходимое натяжение ключом, было делом двух минут. «Ну, вот и все,- подумал он,- и дел на полчаса и погода устанавливается». И  вправду,  снег прекратился и кое-где стали проступать отчетливые контуры голубого неба. Он еще раз осмотрел сеялку и только сейчас заметил, что проволока погнула и пару смежных дисков высевающего аппарата.  «С этим дело сложнее», -  подумал он и вспомнил, что невдалеке отсюда торчали пеньки свежеспиленных берез. Он подогнал сеялку к пеньку, примерился. Пенек был в самый раз, Петрович, произведя несколько несложных маневров, посадил раму сеялки не пенек, тем не менее, держа  гидросистему сеялки в поднятом состоянии. «Теперь можно и диски выправить», -  подумал он,  доставая из кабины кувалду и большой молоток. Гнутые диски были самые крайние и  править их было удобно.  Пенек держал сеялку  в сантиметрах  сорока от земли и Петрович, свободно расположившись под приводным колесом,  поставил кувалду между дисками. Несколько ловких ударов молотка  выправили диски. Затем, освободив кувалду, он  отодвинул ее от сеялки.  В тот же момент раздался страшный треск.  Петрович,  инстинктивно повернувшись в сторону трактора, увидел, как лопнувшая  трубка гидросистемы фонтаном выбрасывала масло. Сеялка уже не державшаяся гидравликой, прочно осела на березовый пень. «Нужно немедленно выбираться»,- промелькнуло  у него в голове. И вместо того, чтобы дернуться и выползти в любую сторону, он на долю секунды замешкался, рассуждая, как это лучше сделать. И, ужас, перекошенная сеялка, как по маслу стала сползать по придавленному снегу на пеньке в сторону. Петрович дернулся, успев освободить из-под дисков грудь, но сеялка всей своей тяжестью прижала   его приводным колесом  чуть выше паха к земле. От острой боли он сразу потерял сознание. Непонявшая в чем дело Жильда метнулась к нему, и, увидев, что он на нее не реагирует, начала потихоньку скулить.


Прошло около часа. Петрович пришел в сознание, хотя невыносимая боль пронзала все тело. С трудом восстановив в памяти все произошедшее, он думал: «Как же выйти из положения?» Дерн, к которому прижал  его агрегат, был достаточно плотным и, сколько его пальцами  не скреби, себя с колесом не подкопаешь, чтобы посадить сеялку на диски. «А что если попытаться достать кувалду, и рукояткой как рычагом попробовать приподнять колесо?», -  осенила его мысль. Но хотя кувалда и находилась со стороны его  ног, как он не старался,  дотянуться до нее не смог: не хватало сантиметров тридцати. От невыносимой боли он опять стал куда-то уплывать.


Прошло   около часа. Он  опять пришел в себя. Боли были адские. В голову лезли страшные мысли. «Раньше полуночи, из дома  меня никто искать не будет, И на работе раньше завтрашнего утра не хватятся. А боль ужасная. Смогу ли я все это выдержать?»  С этим он опять потерял сознание, а когда опять пришел в себя, боль уже не давала даже и думать. А мысли его уже были только о том, как бы скорее все это кончилось. От невыносимой боли ему втемяшилось в голову: «А если не ждать, если вскрыть вены и потихоньку уйти…?» Но молоток, которым можно было бы разбить стекло, лежал тоже далеко. «Не получается молотком, сниму сапог и попытаюсь сапогом», - решил он. Потихоньку упирая одной ногой другую, он снял сапог и, превознемогая боль,  ногой подтянул его под себя, а затем дотянулся до него и рукой. Из последних сил, он бросил его  в заднее стекло, но не попал и  потерял сознание….


Жильда не то, приняв это за игру, а скорее почуяв неладное, тут же схватила сапог и оттащила в сторону. А затем, что было сил бросилась в деревню,  Прибежав во двор, она попеременно то лаяла, то скулила, пока домашние не поняли, что что-то случилось. Жена,  почувствовав  неладное,  побежала в  правление колхоза.   Вскоре оттуда в поле уже мчался председательский газик.


…Петрович опять пришел в себя и, не видя сапога, стал стаскивать другой, что было значительно труднее, но наконец, и тот в руках. Он замахнулся и бросил. Послышался звон разбитого стекла.  Большой  кусок отлетел прямо к руке. « Ну, вот и все! -  подумал он, взяв стекло в руку, - Сейчас полосону по венам и конец». Собравшись духом, он вонзил стекло пониже локтя,   полосонув им поперек руки. Силы стали оставлять  его и все поплыло перед его глазами.....


Пришел он в себя  только  через несколько дней  в районной больнице, куда   доставили его с поля на машине. Рана, которую он нанес себе, основных вен не задела,  а  буквально через десять минут после этого, его уже вытащили  из-под сеялки  и увезли в район. Врачи сказали, что работать он больше не сможет, так как раздроблены кости таза. Но учитывая, что спинной мозг не поврежден, передвигаться будет


Случай этот разбирали, в районе, затем в крайсельхозуправлении, запретив строго настрого работать на технике в одиночку. Судили и главного механика мастерской, но от этого никому легче не стало.