Болезни бывают всякие, тяжёлые и лёгкие, неизбежные и неприличные, с совершенно разной степенью заразности.
…И с разным инкубационным периодом, длящимся порой годы.
…И больны ими, по-моему, все. Без исключения.
Только вот... Кто - какой?
***
Например, моя тёща хронически больна "мужеедством".
Наведываясь периодически к ней в гости, я бываю немало удивлён - как это тесть умудрился дотянуть до моего очередного визита? Нестерпимо хочется брякнуть тарасобульбовское "…а поворотись-ка…", чтоб проверить – не объедено ли что-нибудь. Из наиболее порочных частей тела.
- Здравствуйте, - говорю я, - Зинаида Поликарповна!
- Здравствуй, Саша! – тёща в ответ.
- О! Александер-бар-матросов-амбразурен-тыгында-пулемётен-тра-та-та! Здорово! Проходи-проходи! Как дела? – это, конечно же, тесть, Иван Сергеевич, радостно потирая руки. – Ну вот, компаньон мне на коньячок образовался. Не откажешь?
Всё…
С этого самого мгновения обо мне забывают напрочь.
Зинаида Поликарповна, изумлённо выпучив глаза, угрожающе поворачивается к мужу. Руки её как-то сами собой ползут вверх и упираются в производящие неизгладимое впечатление крутые бока.
- Ка-а-акого такого коньячку, с-старый чёрт? - вкрадчиво начинает она, откусывая взглядом сузившихся глаз тестю руку, которой тот, видимо, собирался разливать коньячок и поднимать стопку.
- А чего...? – невнятно то ли говорит, то ли просто выдыхает Иван Сергеевич, слегка отступая на запасные позиции.
- Я те покажу коньячок! – опять Зинаида Поликарповна, один-в-один - двуручный кувшин, пылящийся у меня на кухне, только говорящий. – Ты в туалете лампочку поменял?
- Да там патрон, понимашь…
- Вот и молчи!
***
И тесть, зарёкшись лезть на рожон, постепенно стал всё больше помалкивать. А потом…
Потом же случилось нечто.
Случилось заболевание, названия которому ещё нет.
Он начал общаться с неодушевлёнными предметами, уважительно называя самых достойных из них по именам. Бормочет и бормочет что-то себе под нос целыми днями...
Я прислушался как-то раз и был в полном восторге. Сказал об этом Ивану Сергеевичу, конечно.
Специально для меня он стал бормотать громче.
- Ну, что там у тебя сегодня, брат Терентий? – включает тесть телевизор, усаживаясь на диван с кружкой горячего чая. Кстати, на кружке изображён чёрно-белый Путин с надписью "…да врут они все!". – Йэх, глянь-ка, Вольдемар, опять у тебя, оболтуса, протекания, - это уже кружке, понятно, с коротким кивком на диктора, взволнованно читающего новости о, к примеру, внезапно наступившей весне с неожиданными половодьями. – Бездельник ты, Вовка, мало драли тя…
Иван Сергеевич несколько мгновений печально смотрит на дайвингирующий в "Вольдемаре" чайный пакетик, а потом, со вздохом: - Да и Димку недостаточно...
На любимом зелёном полотенце тестя вышита полностью состоящая из гипертрофированных округлостей женщина в бикини. Её отчего-то кличут Розалиндой.
- Пойдём, Розалиндушка, красавица, потрёшь мне спинку, - ласково бурчит Иван Сергеевич, собираясь в ванную и бесцеремонно закидывая раздетую дамочку на плечо.
- Почему Розалинда? – как-то полюбопытствовал я.
- А кто? – удивился тесть и развернул передо мной полотенце во всю его богатобюстовую ширь.
Ё-ё-ё... Действительно.
Иначе, чем Розалиндой, такое и не назовёшь. Ни дать ни взять Розалинда…
Старая стеклянная пепельница с надписью "Балтика-3" у тестя почему-то Моника.
- Пойдём-ка, МонИк, покурим-ка, - галантно открывает Иван Сергеевич балконную дверь. – Здесь хорошо, свежо…
- Иван! – теща из кухни. – Мясо прокрути!
- Слыхала? – бережно гасит только что прикуренную сигаретку тесть и кладёт её на краешек пепельницы. – Надобно идтить мне… Покарауль пока.
- И всю жизнь ты такая, Моника, всю жизнь, - укоризненно ворчит Иван Сергеевич, вытряхивая пепельницу вечером. – Перепачкаешься вечно, а у людей неприятности потом. Грязнуля – она и есть…
Мою машину тесть фамильярно окрестил Бобом.
- Здорово, Боб! – восторженно теребит Иван Сергеевич дворники, когда я заезжаю за ним, чтобы отвезти на дачу.
- Как-как? – надо же, я всегда полагал, что моя машинка девочка.
- Боб! – уверенно повторяет тесть, глядя на меня безмятежно-чистым взглядом. – Там написано…
- Где? – отвисает у меня челюсть.
- В багажнике.
Через пять минут, употев по причине полного досмотра багажника, в самом уголке я нахожу крохотную приклеенную бумажку с криво начертанным "…color № 606".
- Давай, Бобик, трогай уже, – заискивающе бубнит Иван Сергеевич, усаживаясь и закрывая дверь. – Да не бобслейничай понапрасну, не дрова...
На даче у тестя проживает его лучшая подружка – бензокоса Лизавета. Всё время ломающаяся.
- Настоящая Лизавета тоже ломалась? – улыбаясь, спрашиваю я Ивана Сергеевича. Мы сидим плечо к плечу и лениво копаемся во внутренностях Лизаветы.
- Дык это… Как без этого?
- Бабник! – презрительно поджимая губы, бросает через плечо проходящая мимо с лейкой Зинаида Поликарповна.
Гигантскую сосну, растущую прямо посреди участка, тесть называет не иначе, чем Конкордией.
- Озверела, Конкордия? – сердито поднимает вверх голову отдыхающий под сосной на уютной скамеечке (простите, на Авроре) Иван Сергеевич, когда ему в темечко прилетает очередная сбитая ветром шишка. – Гля, шалава, доиграисся, Зойке нажалуюсь, бушь знать! Она космы-то тебе живо укоротит-повыдират.
Так… Зойка, Зойка…
А, да, Зойка – это пила, конечно же, она там, в сарае, между Чеславом (граблями) и Кузьмой (кувалдой).
Не могу здесь не упомянуть и об исключениях. Водочку тесть уважительно величает по фамилии – Попандопуло, заначку, банально плавающую от стенки к стенке сливного бачка в пустой баночке из-под ваксы – Жальгирисом, а свой зимний рыболовный ящик – аж по имени-отчеству, Климом Гордеичем.
Подобные примеры можно было бы приводить бесконечно, но, думаю, что достаточно и этого. Вы и так всё поняли.
***
- Здрасьте, - говорю я, утирая пот, ну и жара этим летом, - Зинаида Поликарповна!
- Здравствуй, Саша! – тёща в ответ.
- О! Александер-бар-матросов-амбразурен-тыгында-пулемётен-тра-та-та! Здорово! Проходи-проходи! Как дела? – это, конечно же, тесть, Иван Сергеевич, радостно потирая руки. – За рулём?
- Нет, я на минутку забежал, чтобы…
- Ну и славненько, - тесть открывает холодильник и заманчиво достаёт оттуда пару запотевшего пива. – По Радовану?
- Чего опять в Харлампия без нужды полез? - угрожающе поворачиваясь к мужу, вкрадчиво начинает Зинаида Поликарповна, откусывая взглядом сузившихся глаз тестю голову, в которую тот, видимо, собирался заливать пиво. – А ну, закрой! Как размораживать, так не докричисся…
Стоп! Я не ослышался? Харлампий? Ханя-матаня, это всё-таки заразно?
Как бы в моей семье кто не подхватил...
***
- Привет! Устал?
- Привет! Да так, немного… - скидываю я уже в своей прихожей сандалии. – Ты представляешь, сейчас забежал к твоим, так Зинаида Поликарповна назвала холоди...
- Я не поняла, - дерзко перебивает меня жена, выглядывая в окошко. – А ты куда Боба поставил?
* примечание - все персонажи вымышлены. Правда же, Зинаида Поликарповна?