- Алло. Нин, ты что делаешь?
-Да ничего. А что?
-Мне только что Юрка звонил. Просил придти. Что-то у него неладно…
-Ну, а мне ты зачем это говоришь? Иди, раз он тебя позвал.
- Нин, но уже восемь вечера. Неудобно к одинокому мужчине домой идти. Я в некотором роде замужем.
-Свет, ну что за условности. Муж у тебя в командировке. А Юрка тебе нравится, а ты ему.
-Нин, не говори ерунды. Это тебе он нравится, а мы с ним просто приятели. И потом не перебивай, а дослушай до конца. У него сегодня худсовет был. Видно раздолбали его там, в пух и прах. Вот он и сник. Ему поддержка нужна. Может, сходим вместе. Мне кажется, что тебе он не позвонил, потому что не хочет показаться слабым или неудачником. У вас же романтические отношения.
-Свет, конечно, сходим. Я через полчаса, да нет, через двадцать минут у тебя буду. Только отношений с его стороны никаких… А вообще, спасибо, что мне позвонила.
Вечер был душный. От раскалённого за день асфальта поднимался пар и смешивался с запахом цветущих лип. Подруги, стуча каблучками, шли по пустынному бульвару к дому их приятеля, художника-керамиста.
- Свет, а ты зонтик не захватила? Мне кажется, сейчас дождь начнётся.
- Да идти-то десять минут, не начнётся.
И тотчас порыв ветра всклокотал волосы и поднял вверх лёгкие юбки сарафанов. Змейкой блеснула молния. Раскатился гром по небу и хлынул дождь. Забарабанил по асфальту, зашуршал в кроне деревьев, смывая пыль с листвы, прилепил мокрые сарафаны к молодым телам. Подруги завизжали, засмеялись, сбросили туфли и босиком помчались по тёплым лужам. Одна летела в танце мазурка, потому что была хореографом и стихию воспринимала через танец. Другая выкрикивала стихи про грозу в начале мая, потому что была чтицей в филармонии, и основой всему для неё было слово. А танцевать меж струй дождя и перекрикивать раскаты грома было так упоительно. И умытые деревья кланялись им, и цветы лип окутывали своим ароматом.
Он открыл дверь. И они предстали перед ним такими счастливыми и прекрасными, что он на миг забыл о своих неприятностях. Эти молодые женщины с мокрыми кудрями, горящими глазами в промокших одеждах, облегающих стройные тела, походили на двух оторвавшихся от коллектива муз или нимф. Ну, тех, которых семь или девять, ну, те, которые на Парнасе. Или на Парнасе пасётся Пегас?
А мокрые музы уже осваивали пространство, наполнили мастерскую своей энергетикой, трещали наперебой:
-Юр, ну ты что застыл? Встречай нас. Дай во что-то переодеться. Сейчас мы свой художественный совет устроим.
-Свет, смотри, он блинчиков напёк. Ой, а водка зачем? Юр, а ничего, что я со Светой пришла? Можно тебя на секундочку в ванну?
А в ванной Нина обвила его тонкими руками, уткнулась в бороду мокрым лицом, горячо зашептала на ухо, что соскучилась. Присев на край ванны, обхватила его своими танцевальными ногами, а руками стала стаскивать с себя мокрый сарафан.
Он страдальчески сдвинул брови, погладил её по мокрым волосам: « Нин, ты переодевайся. Возьми мой банный халат, а я пойду для Светланы что-нибудь найду».
От обиды и стыда глаза защипало, и воздух в горле застрял. Но надела его красный махровый халат. И запах его обласкал её мокрую кожу. Запах обожженной глины и краски. Уже год это - её любимый запах. А из зеркала смотрела на неё ну правда, красавица. Чёрные длинные брови изогнулись над серыми глазами, ямочки на розовых щеках, лоб высокий и чистый. А густые волосы сейчас высохнут и засверкают ореховым отливом. И ведь как им вместе хорошо. Каждая её клеточка при соприкосновении с его кожей загоралась радостью. А тела сливались в одно целое, и она уже чувствовала себя его частью. И парила и летела, как в танце.
А теперь он избегает её. Не ей позвонил, а Светке. Ну, та его сейчас утешит. Как там, у Пушкина… музыку я разъял, как труп. Светка ему сейчас всё разъяснит. Ведь сначала было слово. А она, Нина, опять будет сидеть, молчать и чувствовать себя полной дурой.
Белобрысая Светка, в длинных вытянутых на коленках трико и выцветшей футболке походила на цаплю. Хотя цапля вообще-то белая. Светка готовила соус. Вот чего выдрючивается. Ела бы блины со сметаной. Так нет. Зачем-то выдавила в сметану чеснок, нарезала укроп и тоже туда же бухнула, да ещё и посолила. Но вкусно получилось. Ему понравилось.
И почему так бывает? С одной ему так хорошо заниматься любовью. Её шёлковая кожа то остужает, то зажигает. И парят они и летят в каком-то дивном танце. Но музыка умолкает. И становится пресно и скучно. А с другой никаких знойных танцев, но каждый изгиб души его она чувствует и понимает. Всякую мысль или только намёк на неё она прочитывает. Как он жаждал гармонии. Ну, Нинку умной не сделаешь. Она как там у поэта?...прекрасна без извилин. А вот со Светланой … До сих пор стыдно вспоминать, как он гладил её мосластые колени, и как она стеснялась, горбилась и скукоживалась. И какие сухие и жёсткие были её губы. Но только она могла понять его творчество, только она могла определить его тему. И каким таким наитием увидела она в нём цыганские гены, и такие потаённые струны задела, и советовала, и хвалила. И его «Гончар» получил признание. Да и не только его понимала эта мосластая муза. Сосед по мастерской Ясик, находясь в состоянии пост запоя, писал какую-то смурь да хмурь: колеи расхлябанные, лужи придорожные. В общем как акын, что вижу то и пою. А Ясик, как честный малый, что чувствовал, то и писал. А со Светкой пообщался и вдруг такие радостные натюрморты: васильки в ржаном поле, подсолнухи в пику Ван Гогу, подберёзовики в лукошке. Продаваться стал. А потом так и вообще модным художником прослыл. И со Светкой в друзьях. А вот Юрка дурака свалял, когда со Светкой решил переспать. Они встретились в Ферапонтово, куда ездили смотреть фрески Дионисия. (Управление культуры поездку для творческой интеллигенции организовало.)
Ничего из этой затеи не получилось. Пьяный был. Уснул на подступах к цели. А, проснувшись, перепутал гостиничные номера и оказался в постели у Нинки. Но мудрая Светка простила. Называла его гоголевской Агафьей Тихоновной. А недавно она замуж вышла за музыканта из их филармонии. Так и совсем забыла про тот инцидент. А ему её так не хватает. Иногда ему казалось, что она понимает его лучше, чем он сам себя понимает. А после сегодняшнего худсовета, где его не поняли и посмеялись над ним, ему так нестерпимо захотелось её увидеть. Не Нину, а именно её. Нинка принесёт забвение телесное, а душа алкающая так не понятой и останется. А Светка умная: и сама пришла, и Нину привела.
Дождь перестал стучать в окно. И они открыли окно. И воздух после грозы был чист и свеж, и пахло листьями и цветами липы. И воздух этот заполнил комнату. И настало время показать свои работы. Их было семь, масок из терракоты. Он поднял вверх первую и спросил Нину, как ей кажется, что это. Нина скользнула взглядом по маске и впилась глазами в лицо её создателя. Мягкий взгляд его карих глаз сейчас был жёстким и требовательным.
-Ну, Нина, как, по-твоему, что это? Ну? НУ?!
- Не кричи на меня…Это баба Яга?
Он еле сдержал себя, чтобы не зарычать. Красивые брови его поднялись вверх и сомкнулись, как у Николая Сличенко, когда тот поёт цыганские романсы.
Света, видя, что подруга сейчас разрыдается, а друг на грани отчаяния, остановила их:
- Юр, оставь свои эмоции.
И вдруг лицо керамиста просветлело, озарилось улыбкой, взгляд опять стал мягким.
-Светка, я всегда знал, что ты гений. Ты одна поняла, что это - эмоции. Это цикл эмоций. Вот скажи, почему то, что очевидно тебе, они все не понимают?
Для Светы самой было новостью то, что это цикл эмоций. Ну, теперь по крайне мере ясно от чего плясать. Уголки губ опущены – грусть, обида. Улыбающаяся маска – радость, любовь. Эка Юрку угораздило такое сотворить. Сам что ли не понимает, что это бред собачий. Да, Данила мастер, не выходит у тебя каменный цветок.
- Юрочка, - затараторила Нинка, - и я теперь вижу, что это эмоции. Вот та, которую ты держишь, зевает. Значит это скука? Да?
По лицу поняла, что не угадала. Опять, что-то непоправимое ляпнула. Брови домиком в прекрасных глазах слёзы.
- Это отчаянье! О-т-ч-а-я-н-и-е.! Нина, нельзя же быть такой…такой…
-Юр, не вини Нину, что она не понимает.- Вступилась за подругу Света.- Ты взялся за неразрешимую проблему. Нельзя такую тонкую субстанцию, как эмоции, решать этим пластическим методом. Подход не верный, глина слишком груба. Да ещё и маски. Нет никаких выразительных средств и способов. Юр, художник имеет право на ошибку.
-И ты, Брут,- зарычал непонятый создатель, - говоришь, как они на худсовете.
И швырнул маску в стену. Та раскололась с каким-то весёлым треском. Нина сначала взвизгнула, а потом захлопала в ладоши.
- Правильно, Юрочка, разве можно чувство через глину передать. Оно живое. Это только станцевать можно. И зачем ты за эту тему взялся? Не твоё это, ты так хорошо делаешь всякие вазочки и свистульки. Мне ужасно нравятся твои работы. Подари мне что-нибудь.
Света взяла тарелку с блинами и пошла на кухню, чтобы их разогреть. И ещё шесть раз летели в стену непонятые «эмоции» из глины, и всё громче хлопала в ладоши Нина, и смеялась и кружилась в танце под аккомпанемент бьющейся терракоты.
А потом они пили водку с блинами. Поминали погубленные «шедевры». И говорили о том, что было бы здорово, если бы все ошибки так просто разрешались.
-Сейчас мусор сметём, и даже последствий от твоих неудач не останется,- успокаивала художника Светлана. А нам пора домой. Скоро светать начнёт.
- Свет, я тебе хочу подарить одну свою работу, сказал керамист и притащил напольную вазу в виде ангела с опущенными крыльями.
-Ой, Юра. Она почти с меня ростом. Может, что-нибудь маленькое на память-то а? А вазу как-нибудь в другой раз. В следующий худсовет.
- А мне? А мне тоже что-нибудь на память,- заканючила Нина, - а почему ты мне даришь такую маленькую свистульку, а Светке вон какую вазу.
- Нин, а как же твоё любимое «размер тут не при чём»?- понизив голос, спросил Юра. И о чём-то они ещё шушукались с Ниной. И она, вспыхнув, кивнула. И заспешила провожать Свету. По безлюдному предрассветному бульвару шёл художник со своими Музами.
Только вместо белых хитонов на одной из муз был красный махровый халат, а на другой трико с вытянутыми коленками и футболка. А вместо лир, которые обычно носят музы, эти несли напольную вазу в виде ангела с опущенными крыльями. А в цветущих липах щебетали птицы. И всходило солнце.