Каспар ел слова, как незнакомую пищу. Я кормила его с рук. Моих слов он не знал, но ему были интересны не слова и звучащие в них истины, а мои нежные пальцы. Причём он восхищался и пальцами моих рук, и пальцами ног.
– Мне не нравятся девушки в открытой обуви, а твои стопы я просто обожаю, – говорил Каспар, сидя на коленях у моих ног в босоножках и целуя мои стопы.
Я не возражала.
Секс с ним был похож или на борьбу, или на игру в поддавки с его стороны. Чтобы приблизиться ко мне в первый раз, он начал бросать в моё загорелое тело горсти серого металлического песка. Мои золотые волосы тогда стали серыми.
Близко сведённые глаза и серая шерсть выдают в нём волка. Однако он знает авторское кино и пишет стихи, слушать которые мне невыносимо приятно. Какой же он волк?
Каспар говорил:
– Там горное озеро. Пойдём купаться ночью!
Я шла.
Он обожал меня. Он прикасался ко мне, как к святыне. Но я чувствовала подвох:
– Спорим, через пару месяцев ты будешь проходить мимо меня, даже не здороваясь?
– Ну что ты! У нас с тобой такая нежная дружба, мы будем неразлучны, – говорил Каспар, гладя мне коленку. – Мы с тобой как взвесь! Мы теперь неразлучны.
Он держал меня за руку и не отпускал. Когда он разговаривал со мной, слова всегда стояли в таком порядке, какой мне нравился больше всего. Я не встречала никого, вызывающего у меня большее восхищение, чем он.
И я совершенно не могу на него обижаться.
Он пригласил меня к себе.
– Каспар, – сказала я, не осмеливаясь сесть в его машину. – Может, лучше поедем ко мне? Я живу одна. Я буду рада тебе.
– Нет, я покажу тебе свои фотоальбомы.
Я взялась за ручку передней дверцы автомобиля.
– Ты поедешь на заднем сиденье, – сказал, как отрезал, Каспар. – У меня соседи строгих нравов.
Я напряглась. Упёрлась, не выпуская из ладони ручку передней дверцы.
– Хорошо, Аня, как знаешь. Могла бы и не надевать такое яркое платье.
В машине он попытался снять с меня это самое платье, но безуспешно. Я просила его следить за дорогой и даже сделала тише его любимую музыку. Он прижал уши и отвёл их назад. «Волк!» – опять подумала я.
Через полчаса я сидела в его доме, а Каспар радостно прыгал рядом:
– Ура, ура! Анюта у меня в гостях!
Я искренне восхищалась им на фотографиях – он в контексте Альп и альпийских лугов, вернее, Альпы и альпийские луга в его контексте.
Каспар сидел рядом и комментировал фотографии. У меня захватывало дух от его близости. Я обожала его.
– Ба, а это фото получилось, как в дымке! – воскликнул Каспар.
Вдруг он догадался и вытер рукой густую пыль с фотографии, картинка прояснилась. И погрустнел.
– Где твои домашние, милый?
– Они в лесу. Пора спать, – сказал Каспар. – Ты ложись здесь, а я лягу в соседней комнате. На тебе, Аня, мою рубашку, ведь тебе не в чем будет спать.
Я покорно взяла его рубашку. Мне совсем не хотелось, чтобы он уходил в соседнюю комнату. Но он ушёл.
Я почистила зубы его зубной щёткой. Душ своей конструкцией был похож на бараньи рога Амона.
В доме Каспара тихо. Электрички начнут движение лишь к раннему утру.
Странное желание лежать на дне высохшего колодца посреди пустыни и смотреть на звёздное небо. Я боюсь темноты и одиночества. Но желание не отступает. Звёзды начинают падать. Я вспоминаю об их гигантской величине, но почему-то не боюсь, что одна из них вдавит меня вместе с колодцем в лоно земли. Звёзды падают на меня пластмассовыми пятиконечными безделушками.
– Анечка, – это Каспар пришёл ко мне и тычет в меня влажным носом. – Мужчины – воины, а женщины созданы, чтобы их ублажать.
Он целует меня, и я с радостью растворяюсь в его нежности и силе.
– Ты сладкий, – провожу рукой по его небритой щеке.
Ему это не нравится. Вернее, нравится, но ему не хочется привыкать к моей ласке, ведь он уже отчасти её раб. И я раба его прикосновений, слов, ужимок.
Он шумно дышит и наконец затихает.
– Я не могу спать с кем-то в постели. Пойду в свою комнату.
– Хорошо, – я глотаю обиду, что я для него лишь кто-то, но отпускаю его.
Каспар встаёт. Его обнажённое тонкое, но сильное тело поймал луч луны. Мне жаль, что он уходит. Я затихаю в мире своих грёз. Но уже через пять минут он опять лежит рядом.
– Знаешь, я не могу без тебя.
Мы обнимаемся, уже как брат и сестра, и мирно засыпаем.
Утром я просыпаюсь от страха. Я в логове волка. Здесь где-то волк. Мне холодно, меня бросает в пот. Волосы на затылке мокрые. Каспар мирно спит рядом. Боясь разбудить его, я тихонечко освобождаюсь из-под одеяла и иду в ванную. Смотрю в зеркало, на меня смотрит волк. Оказывается, я сама волк и боюсь себя.
На циферблате настенных часов – половина десятого, а за окном темно. Значит, не утро, а поздний вечер.
У меня новый страх – вдруг я не смогу выйти из дома Каспара? Но мне это удаётся.
Во дворе – дерево с двумя выходящими из общего основания изящными стволами, их сплетение занесено подтаявшим уже снегом… Я останавливаюсь… Чёрт, он же привёз меня к себе в июле! Я попала сюда летним днём, а ухожу, похоже, в зимнюю ночь. Это дерево, как женские ноги. Одна кокетливо согнута в колене, древесная ткань повторяет форму коленки. Сухой мох и кора. Ножки в серо-зелёных ажурных чулках. Женщина стоит в снегу вверх ногами. Она живая.
Как непохоже это дерево на изогнутую яблоню в залитом солнцем июньском саду, которая стала для нас с Каспаром импровизированной скамейкой. Каспар тогда своими крепкими руками помог мне сесть на один из почти горизонтально растущих стволов яблони, и мои атласные ноги оказались у его живота. Он боролся с собой, чтобы не погладить их, а потом всё же обнял меня за колени… Созревших яблок на ветвях в июне ещё не было.
Я бегу по снегу в собор, поправляя на себе овечьи шкуры. Волк глядит мне вслед. Он очень красив, в закатном свете. Мне вспоминается его рассказ про волчиху-жену: она убегала в лес, размазывая по щекам слёзы. Ну нет! Мне слишком хорошо, чтобы плакать.
Несмотря на столь поздний час, собор открыт. Но в нём безлюдно, здесь копошится испуганное стадо баранов.
И я робко останавливаюсь у узких ворот. На моей голове корона, я замечаю это по своей тени, которой не должно быть, ведь нет солнца.
2010 г.