Сербская ель. Часть третья

Тамара Петрова
"Ну  черт же Вас всех побери",-произнесла она с  расстановкой,-"в чем тут дело, я ничего не понимаю, ничего",- раздосадованная она отвернулась  и Гордон, взяв ее под руку сказал:" Именно в этом и заключается цель  сегодняшней поездки. Ты ничего не видела изнутри, но все твои впечатления от этой поездки ты должна рассказать там, куда ты едешь,все  и даже тот мат, которым ты  покрывала  этого лейтенантика и то как  ты его загипнотизировала и начала стрелять  в воздух и как появились мы , все точно так ты должна описать".
Русские  с недоверием смотрели на нее и на Гордона, потом он отошел с ними в сторону и разговаривал с минуты три. Военные попрощались с ними и остались стоять на поле, газик   повез ее и Гордона к проходной. Она молчала, была злая и  молчала.
Перед проходной была опять проверка и они сели в  посольскую машину и поехали обратно в город.
" Ну и  что же в  конце концов я должна  рассказать там" ,-
спросила она, когда машина   подъезжала уже опять к посольству.
" Ты посмотришь фильм и такой же  возьмешь с собой, там вообще то все  нужные детали есть. Кроме того наши специалисты  ответят  тебе на все вопросы, которые тебя волнуют и которые   сейчас  вовсе не волнуют , но  возникнут обязятельно  на месте.  Ты  вообще то не понимаешь всего  и объем информации довольно велик, но ты сможешь  всю нужную информацию  получить в течение двух часов и  потом поедешь за визой  в  посольство Ирака, успеешь еще",- он со знанием дела закончил, так как будто бы  распланированная часть операции началась.
В   комнате, метров  сорока сидело   четверо человек - они ждали  ее. Каждый поздоровался, пожимая руку и не представляясь.
" Итак, вы увидете фильм и  не должны вовсе делать никаких усилий, чтобы  запомнить все, только  важнейшие  части, которые будут  обозначены в фильме и для этого кадры будут идти медленнее. Потом Вы  пойдете в нашу лабораторию и там Вы получите  более глубокую  информацию и только  тех деталей, которые необходимы там сейчас. Потом Вам необходимо будет  поспать  час и  Вы свободны. Вечером мы встречаемся  снова.
Ваш полет будет завтра, а не сегодня, не  волнуйтесь, Вы успеете", - он закончил и   предложил ей удобно сесть в кресло.
Фильм начался. Он был небывало нудный и   показывал детали строительства   какого то сооружения и те кадры, которые останавливались, показывали еще большее   количество деталей.
 Она чувтвовала себя очень усталой, ее клонило ко сну и  один из  сидящих по видимому заметил и сказал  что то по-английски другому и тот включил свет. " Мы идем  есть, обед, обед " ,- произнес  тот, который  внимательно наблюдал за ней.
В  столовой обед был не на английский лад,  а нормальный  обед с супом , вторым с салатом  и десертом.
 Они все  вместе вернулись  обратно в комнату и   просмотр начался наново. Каждые  приблизительно минут девять,это она заметила на часах, они включали свет и предлагали ей выпить воду, стоящую  на столике тут же. Перерыв длился  до  пяти, шести минут и фильм  пускали снова.

Через  еще час она  сказала, что  должна спать и заснула тут же. Проспала она  целых три часа и   проснулась с  детекторами на голове, на какой то кровати. Рядом сидел в белом халате   человек и  следил за  записью  функции  мозга. Он улыбнулся ей и  сообщил: " У Вас для Вашего возраста великолепная память, просто великолепная".
Он отцепил  все детекторы   с головы и   прицепив другие  к груди, начал  мерить ей ЕКГ.
" Ну вот, вообще то  после  Вашего отпуска, Вы должны     исследоваться, лучше всего у нас, а потом   у Вашего лечащего врача, в Германии, конечно",-сказал он опять улыбаясь.
"А впрочем, мы  можем проверить Вас   и сейчас немедленно   под нагрузкой",- произнес он   и предложил ей  пресесть на    стоящий рядом велосипед. Он повышал ей ступенчато  нагрузку и заставлял все быстрее и быстрее  крутить педалями. Наконец  при    двухсот пятидесяти, он сказал, что этого достаточно и слегка покачав головой произнес:"Вы должны  обязательно, слышите, обязательно бросить курить. А то Вас опасно посылать будет куда то",- закончил он  и вышел из комнаты.
Она знала врачей всех категорий и мастей. Обследовали ее   теперь, после сорока пяти лет перед  каждой  поездкой,  особенно  если   страна, куда она ехала  была, как говорилось у них, "конфликтная".
Ирак был такой страной и  на помощь там, какую угодно, ей  нечего было рассчитывать.  Она конечно понимала, что   в любой момент она  может отказаться от  всего того, о чем ее просили и  по правде говоря она чувствовала  иногда себя очень усталой, но  все таки какой то голос говорил ей, что  это  будет последний раз и потом она будет настоящим пенсионером. Но  ведь она не могла быть настоящим пенсионером. В   организации, куда она попала, попала против собственной воли не было пенсионеров. Там работалось до конца. Редко  кто доживал до  шестидесяти и те  одиночные экземпляры, как их называл ее отец были чем то особенным по воли не только судьбы, но и обстоятельств  высшей силы, что  по сути было тем же самым.
Она сначала села на кушетке а потом легла и укрывшись одеялом и, повернувшись лицом к стене, закрыла глаза и попробовала  представить себе план всей фабрики и мельчайшие детали, которые она должна была  воспроизвести  на  чертежной доске и  кроме того должна была  уметь отвечать на все вопросы, которые ей на месте будут заданы. Рисунки мелькади как  на экране и она остановила один из них и  начала " рассматривать".
Это был  сводный чертеж  очистительного сооружения  с замкнутым обегом воды для всей фабрики. Подводка труб  кончалась   при  каком то крестике на чертеже, дальше шла прерывающаяся линия  и на ней было написано, отводка воды с реки и шло название реки. Она  открыла глаза и вмиг и  села. Чертеж пропал и  в голове  осталось только название реки.
Она знала, что какая то река, которая была рядом с фабрикой,
высохла, по крайней мере  в прошлое ее пребывание, там не
было никакой реки. Объяснений   могло быть , конечно множество и  она опять легла и закрыла глаза. Опять мелькали чертежи и  опять   почему то  остановился перед глазами один из них.
 Был это чертеж крепления  подвесного внутризаводского транспортого сооружения, для    готовой  продукции. Продукция была показана  на  чертеже в виде квадратиков определенного размера. Она    сконцентрировала свое внимание на  этом квадратике и  увидела  размеры: 296 х 2 400 мм,   посередине шла прерывающаяся линия и  на сноске  было написано - диаметр 250, стенка 23. Внизу стояло обозначение стали для изделия.
Что  то тут не так, тут действительно   что то не так - пронеслось в голове. Не осознавая еще  окончательно что  ей здесь не нравится она опять   села  на этой  кушетке  и задумалась.  Ясно было, что это  стабилизированная  аустенитная сталь.  То, что она  может применяться  например для сварочной аппаратуры, при  работе в   агрессивных средах было  совершенно ясно. Но для чего тогда   еще  дополнительно так снижено содержание углерода, меньше  одной  сотной  процента и  к тому же  содержание  хрома выше  семнадцати процентов  и выше намного, выше намного -  она не могла найти ответ на этот вопрос и  продолжала закрыв глаза двигать туловищем из стороны в сторону, сидя на кушетке. Дверь открылась и она услышала, что дверь открылась , но  она не  могла прервать  ток мыслей и не  открывала глаза,  все могло прерваться и  пропало бы бесследно, пропало  бы, конечно, не бесследно же , не бесследно же, - она открыла глаза и увидела перед кушеткой трех людей из зала просмотра  фильма. Она сидела, без рубашки,  голая  до пояса и не замечала даже того, что на ней нет ничего, кроме прикрепленных датчиков для измерения  ЕКГ.  Врач  подошел к ней и прикрыл ее   одеялом,  смутившись , наверно сам. Трое стояли  и смотрели на нее, как то странно. Она сделала жест рукой ничего не говоря и опять закрыла глаза.  Врач начал  что говорить и все  трое вышли из комнаты. Она легла снова и прикрывшись с головой одеялом, углубилась в выяснение снова.
 Объяснения не было, не было и все тут.  Но  почему  же она все время  конценрировала внимание на этом проклятом  хроме.
Начнем все сначала, сначала, говорил внутренний голос, сначала.
Хорошо, для  уменьшения  межкристаллитной  коррозии   уменьшается просто напросто  содержание  углерода,  но в  этом случае почему  же здесь так высоко содержание  титана, ну почему, и   вообще  как это возможно -  вставали вопросы один за другим и она опять  до боли  в висках спрашивала себя  еще и еще раз почему же это  так и если это так, как написано  на чертеже, в чем она не сомневалась, то значить это могло только  то, что  или  это было обозначение  только поверхностоного слоя и тогда    при изготовлении     должна была применяться  только  роликовая  сварка,  ну может быть точечная  сварка, которые  вообще то  не совсем надежны и эдесь скорее не  подходили , или же , или же  - и тут ее осенило -  или же,  конечно же, конечно же это была, это была  видоизменная мартенситно стареющая  нержавейка   аустенитно мартенситового  типа  с  очень большим запасом прочности. И  тогда возникл сразу же вопрос - где применяется такая сталь и если  она должна была применяться здесь - сомнений не могло быть - она не могла применяться  для химии, хотя  все выглядело именно так  после первой оценки -  здесь  было совсем  что то другое.
Она лежала на спине уже с открытыми глазами и смотрела не мигая на потолок.  Под землей, под землей , под землей  делалось сооружение, и причем   не только под землей, но и    еще под водой при большом давлении и  большой  концентрации  кислот, именно и обязательно там должна была быть  азотная   кослота и  может быть даже   содержания  около   сорока процентов. Она опять села  и начала одеваться.  Ей обязательно нужно было    посмотреть фильм еще раз.  Это открытие   обезоружило и  привело ее в  состояние    возбуждения и она старалась скрыть    свое  состояние. Она вышла  из комнаты, одетая и начала насвистывать    про себя  мелодию Грига и      открыла первую дверь в поисках  людей. В комнате не было никого,   и она     пошла дальше по корридору и  осмотрев   комнат пять уже  незнала, куда же делись  все, кто должен был заниматься  ее приготовлением в эту поездку. В конце корридора  наконец она увидела  врача и он всплеснув руками почти побежал к ней :
" Вы не   можете вставать , Вам нужно  еще по крайней мере полчаса лежать" ,- сказал он и безапеляционно взял ее за  руку". Она вырвалась и  спросила: " А  где остальные" ,
" Они сейчас заняты и прийдут  через пол часа " ,- как то удивительно глядя на нее ответил он.
" Мне нужно посмотреть  еще раз фильм" ,-  твердо сказала она,-
" Я не в состоянии  почти ничего  больше  видеть, мне нужно пред их приходом посмотреть еще раз фильм, вы слышите , иначе я забуду даже то,  что я  уже посмотрела",- она  стояла перед ним  в  большом волнении и  даже не понимала  сама  себя.
" Хорошо , хорошо , сейчас  я позвоню  и  нам его покажут , конечно же  его  нам покажут",- сказал он  и взяв ее за руку, как бы не хотел ее отпускать от себя  повел в   комнату просмотра.  Она сидела  перед экраном и ждала только того момента, пока покажут этот , только один  этот кадр. Она концентрировала  все  свое  сознание на принятие   всей  возможной информации именно в это  очень короткое  время и на этот  совсем невзрачный объект на    чертеже.
"Вообще то, конечно же третье начало термодинамики не вытекает вовсе  из первого и втрого начал, конечно же и это известно давно" ,- она сидела  в зале, фильм уже кончился, а она не могла встать с места. Врач сидел рядом и молчал.
" Если  температура стремиться к нулю,  то  и  измененние  энтропии  стремится к нулю. Но ведь здесь же у нас возникают  эвтектические пункты, в которых  вовсе нет стремления , а только стабилизация и  при том стабилизация на  уровне  до  десяти минут", -  перед ее глазами возникла   установка и  исследуемый объект в  лаборатории, где проводились опыты   по изучению влияния    действия слабых расстворов на  определенные типы  металлов  при низких температурах и  высоком разряжении при возникновении так называемого эффекта " перерыва на обед", так , тааак ",-  вдруг сказала она и очнулась. 
Врач смотрел на нее и потом неожиданно задал вопрос:
" Вы  смотрели фильм  второй раз не для себя. А для  кого, скажите мне это. Я то должен знать. Иначе я вынужден буду  сообщить обо всем  нашим  английским  коллегам" ,- он смотрел на нее холодными омерзительными глазами.
" Хорошо" ,- ответила она,-" Хорошо. Я  могу Вам объяснить, для чего мне нужно было смотреть фильм два раза",- она  повернулась и сказала громко, чтобы  фильм пустили   снова и с  девятнадцатой минуты в течение   трех минут до двадцать первой минуты.
На экране появился какой то кадр и она  возбужденно сказала:
" Стоп". Кадр задержали и начали увеличивать. На экране появилась какая то труба,  ступенчатой  кофигурации, с  муфтами. " Вот,  вот здесь, здесь прошу  увеличение" ,- произнесла она и   муфты увеличили  в  пять раз" ,- муфты были из  какого сплава,  отличающегося  по цвету от  самих труб" ,- она повернулась к врачу и с  горящими  глазами",-   произнесла:
" Здесь нужно , по моему  сделать замену  материала"- сказала тоном не терпящим пререкательства.
Он посмотрел на нее и довольный встал:" Пойдемте. Я обещаю, что об этом я не буду говорить  англичанам, но ведь мы дже должны знать, это вы должны понять" ,- закончил он успокоенный.
 Целый день  за  ее машиной ездило по крайней мере  две, а то и три хвоста, по целому городу. Она была в посольстве Ирака и  когда вышла оттуда- машины  сыщика не было, но как только они выехали  к Дворцу молодежи из переулка напротив выехала машина с желтыми номерами  все время  нахально ехала за ними, не скрываясь. Она поехала в фирму и оставалась там до конца дня, бесцельно сидя за столом и только время от времени  подходила к окну и  все время перед главным входом в здание  стояла одна и та же машина,  та с желтыми номерами. Она  вышла в одиннадцать часов из    конторы и посмотрев на охранника внизу спросила:
" Вы сегодня  здесь первый день". Он ответил  просто и глядя ей прямо вглаза: " Да ".
Значит, русские не верили ей тоже.  Оставался  Клаус ее старый знакомый, еще  с того времени, когда она  как только приехала в  Германию,  познакомилась с ним. Случайно, все было как будто случайно и все же  все было вовсе не случайно. В случайности она уже давно не верила. Она приехала в гостиницу и  отпустила Виктора. Была ночь, может быть последняя ее ночь в Москве. Она стояла опять перд окном и смотрела на Москву, в огнях и  постепенно затихающую. Ей не хотелось вовсе спать. Клаус, наверно  был в Москве, но она не знала этого вовсе , а просить кого то   позвонить или поехать к нему было совершенно рискованно. Она   пошла в   ванную и взяв ножницы начала  обрезать   волосы, пока  прическа ее   изменилась до неузнаваемости. Потом она   намылила  голову и  и наложила краску. Через   двадцать минут  на нее из зеркала глядела   блондинка, коротко остриженная, но все равно похожая на нее.
Она достала  из сумочки  пудренницу и  сняв    зеркало достала из углубления   две  тоненькие конактные линзы,  потом, открутив  верхнюю часть  карандаша для  бровей вытащила  оттуда пипетку и закапав в глаза, вложила эти  линзы.  Она не любила такого рода  перодеваний , но  сегодня она должна была увидеть  Клауса и просить его об услуге, которую мог сделать только он, он единственный   во  всей Москве. Потом она отстегнула двойное дно чемодана и достала оттуда  черную, облегающую юбку, кофточку довольно аляповатого  розового  цвета,  черную    короткую  джинсовую куртку и  на высоких каблуках красного цвета туфли. Взяв  в руки   красную сумочку и надев  очки с темными стеклами, она посмотрела на себя в зеркало и    открыла дверь в  коридор, Никого не было. Она вышла  из номера и  медленно  спустилась  на  второй этаж по лестнице, а потом сев в лифт съехала вниз.  Внизу к ней  сразу же подошел швейцар и спросил у кого она была и знает ли она , что  проституция  в гостиницах запрещена. Она  опустила голову и начала плакать. Пришел дежурный по  коридору и смотря на нее довольно грозно  попросил ее пасспорт. Она открыла сумочку и вытащила   красный пасспорт на  котором стояло пасспорт  СССР. Он открыл его и начал  читать, потом  посмотрев на нее    укоризнено произнес:
 " Ну и что же Галина Викторовна, и не стыдно Вам заниматься такими делами в  гостинице" . Она  молчала и плакала. Он  налил ей воды в стакан и начал спрашивать о  ее профессии и  о том, где она живет. Она ответила, что она учительница и  что живет в Чертаново и тут же назвала адрес, сказала, сто у нее , как написано двое детей и  что  муж ее бросил и  что  сейчас она должна как то жить, как и все и что ее давний знакомый и клиент, немец, и как только он приезжает в Москву, она навещает его и  что он платит  всегда  двести марок. Она вытащила эти двести марок и начала слезно предлагать их  дежурному по этажу. Он посмотрел на ее запоаканные глаза и  помятое измученное лицо и взяв  сто марок сказал: " Ну идите Галина викторвна и чтобы это было в последний раз, а то вызовем  милицию и   будете  двое суток  сидеть". Она   посмотрела на него благодарно и попросила его, так как уже поздно и  метро не работает, чтобы он вызвал такси.  Он проводил ее  к подъехашей машине без 
 номеров такси и сказав, что парень - его знакомый, попросил его довезти ее  до Чертаново и назвал адрес.  Чрез  минут сорок по пустым улицам они доехали до    поданного адреса и она заплатив шоферу  десять долларов вышла из машины и скрылась в подъезде. Машина  уехала.  Между домами  не было никого и только какой то пьяный голос   на первом этаже ругал по видимому жену за  что то.  Минут через десять она нашла  телефон автомат и позвонила Клаусу. В трубке  был  женский  спящий голос.  Она попросила  его и голос сказал, что он уже спит и чтобы звонить завтра. Она сказала тогда, что она приехала из Барнаула и что  проездом  в Москве и что на  знакомая  его матери и просит его разбудить. Женщина нехотя сказала: "  Сейчас, разбужу". В трубке она услышала голос  Клауса с характерным -  немецким "халло".
 " Ну  ты знаешь сколько сейчас времени" ,- спросил он,-
" И потом я целый день работал, мне нужно содержать семью и у меня родился ребенок". "Поздравляю" ,- сказала она.
" Ну хорошо, приезжай сама" ,- сказал он, - " И  потом я  выпил и ехать все равно не могу". В районе Четаново и еще ночью  такси найти    не  так просто. И она решила  выйти  из  боковой улицы и пробовать поймать любую машину. Ей  это удалось и  остановился  какой то тип в  москвиче, на глаз пятилетней давности. " Куда " ,- спросил он. И когда она ответила, он   потребовал от нее   двести рублей. Она начала ссориться с ним и он тогда   неожиданно захлопнул дверь и  нажал на газ. она вцепилась в машину и он чертыхаясь остановился и сказал: " Ну ладно, ну ****ь, ну садись, двести пятьдесят, а то не повезу".
 Она вытащила из сумочки двести пятьдесят и  показав  деньги, спрятала их обратно:" Как довезешь, так и получишь, слышишь хахаль, а то чего захотел, сразу и  все тут ",- она уселась спереди и поглядев на него сказала: " Ну чего уставился, бабы  что ли не видел. Ну езжай же наконец".  Эта свойскость , по видимому понравилась ему и он  поехал. Всю дорогу он расспрашивал ее о " профессии" и она жаловалась на то, что работать стало труднее и что менты гоняют здорово и что нужно отдавать "живьем" налог и что  она наверно больна, но все  можно вылечить, только бы не было спида.  После этого он замолчал. Приехали и она заплатила ему двести рублей и сказала , что  это ее последние и что он может завтра подъехать в Четаново и  назвала адрес. Она обещала ему отдать завтра  пятьдесят рублей. Попрощались. Машина отъехала и она   пошлп пешком еще один кварталю Ноги болелис непривычки хождения на  таких каблуках,  но она держалась  прямо и приготавливала  в голове   план действия  на ближайшие два часа.
В диктофоне дома, где жил Клаус, она услышала его голос:
" Халло". " Это я" ,- сказала она и дверь открылась. Она села в лифт и   поехала на  шестой этаж.  В приоткрытых дверях  стоял он и увидев ее  рассмеялся и тут же  сделался  серьезным.
 Он пропустил ее вперед и  она оказалась в  коридоре, квадратном, с   дверьми  в комнаты, коридор сужался  и дальше шел  наверно в кухню.
" Знаешь, мне ужасно хочется в туалет" ,- сказала она.
" Ну это у тебя обычно",- он снисходительно   посмотрел на нее и спросил: " А ты  сегодня вообще то ела".
" Ела , но с утра" ,- сказала она.
Он провел ее в туалет,  а сам  пошел в кухню, что то  приготавливать. Когда она вышла из ванной, вытирая руки полотенцем,  первое, что он сказал было: " Ну в таком маскараде ты сегодня не поедешь туда, откуда приехала и будешь спать у нас- это во первых,  во- вторых - как же быть с  волосами.
Парик у меня   похожий есть, но не дома , а у   коллеги " ,- и он  ухмыльнулся,-" Нужно же как в пасспорте сделать все обратно. Поэтому мы поедем с утра  внашу студию, чтобы  тебя отгримировали. И потом, когда же ты научишься. что работать нужно чисто, а не так  по- дурному. Но с тобой всегда так - всю жизнь" ,- закончил он примирительно.
 Они сидели в кухне, на угловом диване, она ела разогретый им
овощной суп и  рассказывала ему, что он должен сделать для нее завтра.  Потом он постелил ей в  комнате напротив - маленькой и еле вмещающей  широкий диван и  закрыл дверь.
В девять часов утра, он разбудил ее и сообщил,  что  жену   с ребенком он отвез с утра на на дачу к  ее матери. Она приняла
душ и вышла в его халате в кухню.  В кухне сидел какой то тип. Она села напротив и закурила. " Это  Норст" ,- сказал Клаус,-
" Это и есть наш мастер на все руки".
" Галя" ,- сказала она, встав и   протягивая руку  лодочкой.
Он рассмеялся и сказал, что она замечательно знает русский и что он никогда в жизни не подумал бы, что она немка.
" Ну  вот разговоры",- сказал Клаус,- "  ты должен за час привести ее  в порядок   по этому пасспорту" ,- и протянул ее немецкий пасспорт с визами. Тот пошел  в коридор и вернулся с чемоданом. В нем оказалась целая парикмахерская.
Клаус ушел.  Она села перед поставленным  на кухонном столе зеркалом, которое  Норст вытащил из   своего чемодана.
Через час   на нее в зеркале смотрела опять она сама, волосы были покрашены в нормальный цвет, кроме того  на голове был  подобран  парик, и она сделалась похожей на ту с фотографии  в пасспорте. Она  оделась в какую то  юбку и  кофту неопределенного  цвета и фасона и  они вышли из квартиры  Клауса, не дожидаясь его. Около института стали, Норст затормозил и въехав  во двор, остановил машину.
Она   поднялась на   четвертый этаж,   восстановленного после пожара  здания и постучала в двери с табличкой:" Лаборатория  сварки - доцент Держков В.К.". 
" Войдите " ,- раздалось громко. В   большой, как зал,  комнате
в два ряда стояли   лабораторные    столы  а  у стены вытяжные шкафы. В  углу,  за маленьким столом сидел Владимир Константинович, или по просту Володька.
Его предупредил   утром  Клаус о том, что она  сегодня прийдет к нему и поэтому  никакого удивления не было. Они обсудили  предположения относительно  типа стали и  пришли к выводу, что это не может быть никакая другая сталь, как только,несмотря ни на что,  для  нефтяных труб,  прокладываемых по дну моря на  довольно больших глубинах. ОН  показал даже  ей   точно такой же тип  стали и даже трубы, какие использовались для  экспериментов  в  северном море. В двери постучали и  вошел опять Клаус. Он нервно показывал пальцем на часы.
Она   вышли во двор и  села на заднее сиденье и он прикрыв ее пледом выехал на  Октябрьскую площадь. Ехали  они по  Ленинскому опять и  когда  доехали до   посольства ФРГ, он  протянул    свой  пасспорт  перед шлагбаумом,  машину пропустили  и они въехали  во внутренний двор.
Клаус ушел куда то  , а она  лежала , прикрытая пледом и ждала.
Потом в машину сел  кто то и они поехали обратно.
Перед   таксофоном он  остановил машину и она вышла и  позвонила в  контору и попросила  своего  шофера.
" Виктор",- сказала она,-" Ты поедешь в гостиницу, соберешь все мои вещи  в чемодан и  приготовишь мне  светлый  костюм, положишь его в  свою сумку, но не помни, черт тебя побери,  возьмешь  бежевые туфли и   такую же сумочку - ну ты же все знаешь и приедешь со всем этим в  театр  моссовета, предашь это все   такой тетеньке, зовут ее  Капустина, Танечка, запомнил, и будешь ждать меня  под театром".
Она положила трубку и  села  в машину. Тип спереди наблюдал за ней  через переднее зеркало и  вовсе не улыбался. А у нее  настроение было  совсем веселое. Они стояли на  светофоре и ждали  зеленый свет.
" Когда  в 1990 все мы понимали, что ГДР уже нет  и не будет, перед нами возник  простой  вопрос: " Что будет с нами",- сказал Клаус." Мы все  понимали" ,- продолжал он,- " Что за нас возьмется  толпа. Я лично работал долго  в СССР и  вопрос-
возвращаться в Германию, или не возвращаться,  просто напросто отпал, особенно после того,  как мне сообщил мой старый друг, что все наши  личные дела переданы  американцам". Он повернулся  в полоборота  к ней и   посмотрел на типа спереди.
Тот  смотрел внимательно на  противоположную сторону улицы
и вдруг, не говоря ни слова, вышел из машины и вытащив  сто русских рублей, сказал спасибо и  обойдя машину спереди   пошел
быстрым шагом прямо через сквер  ко входу в суперсам. Машина, которая стояла тоже на светофоре рядом вдруг заехала перед ними и из нее выскочило     трое  здоровенного типа мужиков и в два прыжка оказались перед  дверью их машины. Она инстинктовно надавила на кнопку автоматической блокировки двери спереди.
Ее дверь  была не заблокирована и она, плюхнувшись  со всего размаха  на свое на заднее  сиденье  придавила , как ей казалось кнопку,  вытянутой назад рукой. Клаус  дал задний ход, наехал на какую то машину и развернувшись въехал на   тротуар, было узко, чертовкси узко. Один из  неизвестных рванул   ее дверь со всей силы и она открылась.  Светлана открыла   почти в тоже самое время  другую дверь со стороны  водителя и выскочила на дорогу. По   первой полосе  ехали со скоростью машины  а вторая  и  третья  были полностю заблокированы. Она  бежала   посередине широкой  мостовой Ленинского Проспекта, по газону и ждала  момента , когда можно будет пребежать на другую сторноу.
Тип бежал за ней. Она   расстегнула молнию  куртки и вытащив револьвер, зигзагом   бросилась  за    здоровенню ножку рекламного щита и  выпрямившись за ним  и держа  револьвер двумя руками выстрелила в бегущего. Пуля  с визгом отбилась от  борта мостовой  Он вытащил  тоже  оружие, она  это заметила  этот характеристический  жест и не медля выстрелила , метя  ему в голову. Тип как то медленно осел и она  не понимая вообще , что делает   побежала обратно  к машине. Вокруг  стояло пару зевак и  слышался  вой  приближающейся  машины милиции.
В машине не было никого. На перднем сиденьи красовалось пятно крови, довольно большое и  машины с  бандитами не было.
 Она  стремительно завела машину и  с открытой предней дверью  поехала преред  и   въехала в первую же арку. Там она остановила машину и  облокотившись на  сиденье ждала. Две машины милиции , одна за другой  с  воем и  мигалками  проехали в направлении светофора с противоположной стороны. Тогда она завела машину и спокойно въехала  в  большой  квадратный двор.
 С правой сторны  с грузовика  сносили мебель  с заднего  входа в  мебельный магазин. Игралось пару пацанов и какая то  тетка  сидела на лавочке перед домом с сеткой. Она поехала дальше и наконец увидела  стоящую с правой стороны ракушку, напротив  следующего подъезда. Перед подъездом не было никого. Она вышла из машины   и подойдя к  этой ракушке, старой и замызганной наклонилсь, как бы от нечего делать и попробовала открыть ее. Гофрированное  покрытие поддалось и перед ней предстал автомобиль, марки жигули и о диво с   колесами и покрышками.
Делом  нескольких секунд было открытие двери и запуск мотора. Она поставила  машину  рядом с  выходом из дома и следя внимательно  за тем,     кто выходит  из подъезда,   завела   вольво Клауса и въехала   в то самое место, где стояли эти жигули. Машина около мебельного магазина  стояла  поперек  проезжей части и частично загораживала  въезд и видимость   около других подъездов. " Но  как долго  еще". Она понимала , что ей помагает  просто бог. Ракушка была закрыта, она одела на голову нашейный платок, села в жигули и  поехала задним  ходом
прямо по тротуару внутреннего двора, мимо  грузовика с мебелью.
Потом она заехала дальше  арки  и  въехав в нее, повернула направо. Нужно было отъехать как можно быстрее от этого проклятого места,  но она  привыкла  не спешить всегда , и особеннов таких ситуациях. В баке почти не было бензина  да и машина была  вся запыленная и бросалась  в глаза.
"На ближайшем прекрестке ее  засекут. Уже  известно о происшествиии по всему  Ленинскому Проспекту" ,- думала она.
Оставалось  только проехать  прямо  по внутренней дороге и свернув направо, вхъехать в  первый переулок и  потом еще раз направо и   так можно было бы  попасть на Вавилова.  Потом повернуть  на улицу 60-ти лет Октября и там можно было бы оставить машину  вообще.  Она ехала довольно медленно и  смотрела на  людей. Ведь здесь же должен был жить владелец машины, на которой она тепрь ехала и если бы он  увидел ее за рулем  своей машины,   ситуация осложнилась бы   еще больше.
Она все же доехала   почти до Черемушинского рынка и остакив машину  в ста где то метрах от бокового входа на рынок,   пошла сначала  прямо на рынок и   пройдя его весь вышла  через главный вход и одев очки, остановилась и посмотрела  на небо.
 Было  сегодня удивительно жарко, как на   сентябрьский день.
 Она вытащила  из сумочки пудренницу и посмотрела на себя в зеркальце. Парик   сидел довольно хорошо, слегка низко, правда, но  благодаря Норсту, она его вообще не потеряла, Голова чесалась и она,  поежившись, сняла с головы наконец    косынку и завязала ее под шеей.  Был час дня.  Около театра моссовета  ее ждал, должен был ждать  Виктор. Через   четыре часа  она должна была лететь в Багдад. Времени было очень мало. Но она не знала,  что же с Клаусом и вообще , кто эти люди, кто этот тип, который сел в их машину в посольстве, почему его так  преследовали и за что. Но самое главное  ей нужно было как можно быстрее быть в  Шереметьево. В гостиницу ехать было  нельзя. Она перешла улицу и  позвонила  на мобильный телефон Виктора. Телефон не отвечал. Тогда она позвонила в  фирму и трубку взял Валера. " Да " ,- сказал он,- " Заказ  еще не сделан нами, но мы бы хотели  сделать заказ. Да, да  мы звонили Вам вчера, но вас не было. Но понимаете  сегодня  у нас санитарный день и если Вы не зозражаете, я приеду к Вам завтра. Да, да   все костюмы должны быть  пятидесятого размера. Да, спасибо, до свидания". В трубке шли прерывающиеся сигналы.
Означало это все  только то, что в  конторе была полиция или еще кто то  посторонний, или   что то из ряда вон выходящее, и все это в тот  день, когда ей нужно ехать в  Ирак. Об этом  не знал в ее  фирме никто. В целой Москве об этом знало  только  три  посторонних человека, да и то  двое только со вчерашней
ночи. " Клаус, Клаус. Или же за Клаусом ходили и ходят или жеКлаус работает на американцев и работает спокойно. Но  почему же  сразу такая ненормальная реакция каких то служб. Но каких, каких же служб" ,-  она  не находила  ответа на этот вопрос и понимала, что  если она не  найдет ответа на этот вопрос, то возможно в аэропрту ее  просто если не арестуют, то убъют.
Но это не могли быть бандиты, потому что  из солнцевской группировки  всех она знала и все  знали ее и  вообще то Костя,  когда она еще была в Германии, сказал ей, что  в середине октября в Берлине будет собрание,  которое  будет очень  важным для нее и  когда она спросила его, в чем заключается эта важность , он ответил, что  у него есть предложение выдвинуть ее в заместители шефа.  Стоять так перед телефонной будкой было опасно и она подняла руку и остановив первую попавшуюся машину, поехала к английскому посольству просто и  без предупреждения.
Она вышла из машины перед  главным входом, расплатилась  и,   пройдя мимо будки с охраной, показала им  свой пасспорт. Пропустили. Она оглянулась и ничего  особенного перед домом посольства не делалось. Она прибавила шаг  и   нажала  на кнопку  рядом с дверью. В это же мгновение за  металлической решеткой посольства она увидела краем глаза   два тормозящие на  большой скорости   форда. Двери открылись и швейцар  спросил ее, к  кому она. Она назвала фамилию Гордона и ее пропустили внутрь. Гордон   вышел из лифта, весь красный и какой то необычайно нервный. Он взял ее за руку и  сказал: " За тобой  по всему городу  охотится израильская  служба. Ты что же сделала такого",- он смотрел на нее  вопросительно и жестко.
Она рассказала ему  про свою  случайную встречу в гостинице с человеком из  бывшей службы ГДР. " Так  что же  вот так случайно, ты его встретила в гостинице" ,-  спросил он с  недоверием, " Ну да же " ,- ответила она. Он взял ее за руку и  потянул к лифту.
" Ты сегодня улетишь, обязательно, но   мне все же не понятно, в чем тут  дело" ,- и он устало  провел ладонью по лицу.   
Четверо сидело за столом и смотрело на нее. " Рассказывайте",-
сказал Гордон, -" Рассказывайте все как есть. Мы не можем рисковать,  посылая человека для так важного дела  в Багдад.
Если у Вас есть какие то связи с другими службами, я  имею в виду со службами других  государств, Вы  можете сейчас честно   сообщить нам об этом. Мы  организовываем  эту Вашу  поездку   вот уже пол года и мы должны быть абсолютно уверены, что  все  будет выпонено так, как  мы, Я  повторяю, как  мы это все запланировали". Он перевел дыхание и посмотрел на остальных. В комнате стояло гробовое молчание.Один из них нервно бил  по столу пальцем." Я не являюсь официально  работником спецслужбы Ее королевского Величества",- сказала она.
" Это значит, что Вы   продаете информацию и другим",- спросил тот который бил пальцем по столу. " Нет, это вовсе не значит, что я продаю информацию. Скорее наоборот, ее продают в моем окружении другие. Ведь мне не нужно вовсе платить. Я зарабатываю себе на жизнь сама",- сказала она спокойно.
"  Мы отложим Вашу поездку, пока не выясним,   почему за Вами гоняются из Моссада",- ответил  стрший  по званию и все они встали." Я  поеду и так, откладывать ее не стоит, тем более, что русские отнесутся к этому очень отрицательно" ,- она встала и обойдя стол  подошла  к ним , пожала  каждому руку и вышла из комнаты. Гордон   тотчас же догнал ее  в коридоре:" Так дело не пойдет",- он резко рванул ее к себе, останавливая.
" Гордон,  а не  хотел бы ты проехаться со мной в гостиницу. Я предлагаю тебе,  проехаться со мной в гостиницу, времени  у меня уже  совсем нет",- она вывернула  руку и  пошла  вперед.
" Я  понимаю тебя тоже" ,- он шагал рядом и старался  не показывать своей депремированной злости. " Эта сволочь, ничтожество даже не знало как следует английского языка и может быть  поэтому была так ценна и атракцийна для их службы. Она не числилась ни в одной картотеке, не стояла на содержании и ни одна даже самая   проницательная и тщательная  проверка не  могла доказать ее связи с  английской разведкой.  Четверо работников  посольства видело ее в первый раз и знали они только то, что она работает на русских и иногда  выпоняет кое что для  их посольства, незначительные и в сумме дублирующие вещи, этакое  пугало прикрытия. Тайной  полишинеля было то, что  она и была таким  человеком и служила зачастую для предачи информации другим.
 Они  попрощались  перед дверьми  и она вышла  из Посольства Англии и пройдя мимо  проходной  улыбнувшись  посмотрела на  сидящего в ней  милиционера. Мишины  все еще стояли пред посольством и сидящие в них люди казалось ждали только ее выхода. Она  остановила опять  первую  попавшуюся машину и поехала в гостиницу. Оставалось около трех часов  сорока минут до отлета. Е е никто не провожал и за ней ехал целый хвост машин. Она спокойно вошла в   гостиницу и  в рецепции  как то странно   смотрели на нее. Она попросила ключ и   получив его,  поднялась в свой номер. Все было перерыто и   проводящие обыск даже не скрывали своего присутствия. Она     позвонила  администратору и попросила его спрочно прийти в ее номер. Через пять минут как часы в дверь постучали  и она стоя   лицом к окну  сказала:" Войдите". Перед ней стояло  двое и один из них 
вытащил из  кармана  какое то удостоверение помахал  перед ее глазами   спрятал его  обратно.
 Она  подошла к ним и попросила еще раз показать ей удостоверение. Другой  вытащил удостоверение и подал его ей. Министерство  внутренних дел, отдел борьбы с организованной преступностью - стояло в  удостоверении с красной  корчкой. Такие  удостоверения можно было купить на  рынке за пару сот рублей - перед ней была по крайней мере одна  фальшивка. " Попрошу и Вас представиться",- сказала она спокойно. " Пожалуйст" ,- другой протянул ей  свое удостоверение, та же  подделка!
Села в кресло перед окном и  пригласила их сесть тоже.
" Я Вас  слушаю. Чем могу быть  полезна" ,- сказала , как   можно покойнее." Нам стало известно, что Вы летите сегодня в Багдад",-  сказал один из них. " Да, я лечу в Багдад" ,- ответила." Какова  цель  Вашей поездки",-  спросил нетерпеливо первый. " Когда я была на  втором этаже  министерства и разговаривала с господином К. и с господином Б.,  все детали  моего пребывания были оговорены  довольно  точно  и все указания я получила уже",- ответила.
Первый посмотрел вопросительно на  второго.
" Если  господа позволят,  у меня осталось  очень мало времени и мне  хотелось бы  еще  что то перекусить, поэтому , я предлагаю, мы спустимся в ресторан и     во время  еды  продолжим беседу" ,- сказала она. В двери постучали и вошел администратор. "  Я  оставила номер и  свои вещи в полном порядке и   прошу посмотреть,  что же здесь произошло. Десять минут назад я вошла сюда. Как же может быть   что то такое в  такой реномированной  гостинице в Москве" ,-  раздраженно сказала она,- " Я  иду  что то прекусить и прошу  в это время привести  все мои вещи в порядок и выгладить  этот  белый костюм" ,- она  подошла  к  дивану и   подняв  сако и юбку, лежащие  разбросанно,  подала их  почти бросая вещи в  ему в руки.
Встала и не глядя на никого  вышла из комнаты.
Двое шло за ней, как стража, или охрана, молча. Спустились на первый этаж и она  попросила  дневное меню, подавали быстро. Двое сидело  подле, не мигая смотрели на нее и   ловили  почти все взгляды, которыми она  обдаривала  того или другого  посетителя ресторана.На столе  горела свеча, было таинственно и   после еды хотелось  спать,  поспать  скорее, хоть немножко.
Облокотилась о стенку и закрыла глаза: "Когда же наконец  они  уберутся. И  кто они на самом деле. Их документы фальшивые, говорят  очень чисто по-русски, выглядят как то  все таки  подозрительно. Вежливость напускная, и  фраза,-  пропусти ее-
которую один обронил не подходила абсолютно   к русским",- открыла глаза - перед ней сидел какой то  совершенно  другой дядька и не успела она вообще    осмотреть его, как почувствовала острый удар  чем то тяжелым по ноге перед ножкой стула. Скривилась  и только просто смотрела на  человека, держал руку в кармане пиджака.  Туфель наполнился  чем то теплым и  боль отдалилась. Пошевелила  пальцами и  боль остро вернулась. Она встала и  поняла, что ходить она не сможет.
Сидели, она  смотрела на него тоже не мигая. Проходил оффициант и она  улыбнувшись  позвала его:" Счет пожалуйста". Он ушел и вернулся  сравнительно быстро, неся на  тарелке счет." Вы  можете  записать  оплату на комнату",- сказал внимательно глядя на нее. Она взяла  счет и написала: "милицию срочно" и   подала ему счет обратно.  оффициант  развернул счет и сказал: " Спасибо, все ясно" и  спрятав  счет в карман, начал собирать тарелки со стола.  Человек не говорил ничего и остервенело смотрел на нее. Она сидела и ждала, ждала неизвестно чего.
"Aufstehen, aufstehen sofort",-   вдруг ни с того ни с сего, на паршивом немецком  произнес он. Она не двигалась с места.
Службы в зале сделалось меньше,  в дальнем углу  какой то человек   ел   что то  ложкой, потом  встал и не говоря ни слова пошел к выходу. Она отозвалась к  типу  по арабски:
" У тебя  проблемы". Он   вдруг встал и повернувшись мгновенно к приближающемуся  оффицианту - выстрелил   не вынимая руки из кармана и повернувшись к ней начал стрелять вкруговую.
Она  лежала плашмя  под сиденьем углового дивана, прикрыв голову руками,  диван всей тяжестью давил на голову, она даже не могла себе представить, как быстро она оказалась под этим диваном. Тип вскочил на этот диван и стрелял уже второй обоймой по верху. Она  на   подставила локти и   слегка подняв   диван,  вытянула голову,  опрокидывая диван встала на  четвереньки.
 Тип  стоял  прямо и презаряжал револьвер. Она  одним прыжком
вскочила и вытягивая в позиции защиты  две руки,  размеренно,  как на ученьях с развороту  ударила его  ногой по шее и скрестив две руки и  как бы мешкая  закончила позицию  ударом двух   согнутых рук по голове, не забывая  при этом о ментальной защите.  Тип лежал без движения и она  для уверенности, двумя  мощными  ударами  по лицу приземлила его   совсем, потом вскочила на него с размаху и схватив за  висящую уже голову   подняла ее и  рванув впред слегка,  сильным окончательным рывком,  повернула  вперд  пока не услышала   короткий характеристический  треск.В зале не было никого, но она чувствовала  отовсюду смотрящие на нее глаза. Встала и  найдя туфли, одела   одну туфлю и держа другую в руке , уже не чувствуя   совсем боли   пошла к выходу из ресторана. Перед дверьми стоял  в халате врач, обок  пару человек  милиции и какой то в штатском, ринулся к ней. Она остановила его рукой и сказала : " Никаких вопросов, пшол вон и  врача, врача  сначала". Села  прямо на пол и  разорвав  чулок  посмотрела на ногу, между первым и вторым пальцами красовался здоровенный  синяк, набухший  сантиметра на два вверх   кровью. Нога вспухла вообще тоже.Врач сидел рядом и   произнес:" Мы должны в больницу и немдленно".
"Пшол  вон",- сказала она и поднявшись  пошла  к лифту. Приехав  в номер, закрыла дверь на  ключ и  подойдя к шкафу, открыла его и  повернув   полку, вытащила   небольшой бикс. Открыла его и  вытащила наполненный противостолбнячной сывороткой шприц  медленно ввела его  себе в ягодицу. Потом вытащила  резиновые перчатки  и натянула их на руки не моя их перед тем, оправила  рану  едом, взяла  четыре акупунктурные иглы и  прощупав места вколола их осторожно в  стопу,вытащив стерильную  салфетку, прикрыла ею рану  и   только после этого стянула  ногу чуть повыше  щиколотки жгутом. Вытащила из упаковки скальпель и приготовив на всякий случай два зажима  положив их рядом на стерильную салфетку,  провела спокойно по кровяному пузырю.Кровь брызнула на нее  и   потом медленной струей  сочилась на  салфетку, на полотенце, она  взяла два зажима и и зажала ими  вену  с двух сторон,  потом сделала  сечение скальпелем поперек,  стало легче. Пот выступил на лбу  и ей сделалось как то слабо. Она взяла  следующий шприц  с   кофеином и ввела  себе  два миллиграмма. Поняла ногу вверх и так с открытой раной и светящимися двумя лампами,  открыла сумку и вытащила    лупу,  смотрела на открытую рану и,  не видя ничего подозрительного, проверила еще раз  кость - прелома не было, но   по всей видимости  была повреждена надкостница.
Дезинфицировала рану и наложила клеевую повязку, оставляя зажимы в ране. Откинулась на сиденье дивана. В двери постучали. Молчала. Потом   кто то  открыл дверь. В комнату вошел врач  снизу и еще один,  со скорой  помощи. Осмотрели ногу, первый начал искать глазами кого то по комнате. " Господа, это я сама сделала" ,- сказала она,-  помогите только  мне  зашить рану и  наложить окончательную повязку, через  полчаса",   комната  кружилась  перед глазами,   ее  тошнило,  отвернулась и  держа ногу на весу   подвинулась и вырвала. Откинулась опять на спинку  дивана и  спросила: " Который  час". Другой наложил  шов и  повязку и  принес  пластмассовый мешочек со льдом. В
комнате убирали. Ее прикрыли одеялом и она наконец , вытянувшись,  заснула. Проснулась   от долгого  звонка, телефон звонил надрывно и назойливо."Полет будет завтра",- сказал  Мартын Иванович,-" Отдыхай ". Не успела даже спросить  почему завтра. Набрала его телефон и спросила:" А почему завтра". " Много будешь задавать вопросов, состаришься",-  ответил и  положил трубку.  Спрашивать далее было  совершенно напрасно. Шевелила спокойно  пальцами ноги,  резкой боли уже не было,   вокруг раны    кожа чесалась нестерпимо. Она встала с  кровати и   пошла в ванную. Надела на ногу резиновую перчатку и приклеила ее к ноге. Встала под душ.
Опять звонил телефон. Когда она  голая, выскочив из под душа подошла к нему- замолчал.   Пошла опять в ванную - телефон звонил опять. Она  вышла  из ванной и медленно   пошла в комнату-подошла к телефону- он опять замолчал. Она одела  нижнее белье и  дресы и начала исследовать номер. Н потолке были установлены  датчики дыма, для противопожарной охраны здания. Подвинула стол и встав на него,  открутила все три датчика.Сняла со стены зеркало и повернув его оборотной стороной и сняв раму полностью, нашла то, что искала. Отнесла зеркало в  коридор и  подтянув стол туда  взобралась на него и   
вложила  зеркало  на шкаф  на деревянную  внешнюю раму, предварительно открутив окантовку самого шкафа. Прикрутила окантовку обратно и приклеила  в углу оторвавшийся  кусочек обоев. Разделась опять и пошла  снова под душ. Никто не звонил.
Вытиралась медленно и устало, вышла из ванной - в комнате сидело  два человека. Она вытянула руку и сказала:" Господа, я должна одеться, а потом будем разговаривать". Оделась, типы сидели и следили за каждым ее движением. Она   вложила полотенце на голову и села в кресло:" Слушааю Вас" ,-  сказала.
Тип  сидящий  тоже в кресле, встал  повернувшись к другому, сидящему на подоконнике, сказал:" Вы убили нашего  товарища и  для Вас это смертельный приговор". " Хорошо ",- сказала она,-" Я готова умереть. Но прошу мне сказать перед смертью, кто вы и от чьего имени  вы меня  сейчас убъете". " Мы не будем Вас убивать сейчас",- ответил тот у окна,- " Вы  поедете в Багдад  и приедете оттуда, а потом будет решено,  когда Вас ликвидируют. В Багдад  кроме того едут и  другие, так что все Ваши действия  мы контролируем. Вы не должны этого забывать. Вы должны об этом помнить постоянно. Это  мы хотели Вам сказать",- типы встали  не говоря больше ни слова вышли из номера.
 Она одела брючный  костюм, спортивные туфли  и куртку и  вышла из номера. Нужно было выяснить,  кому же она мешает, кто эти  типы. На улице было промозгло,  дробный  дождик  щел , а висел в воздухе.  Обогнула  гостиницу и пошла вдоль набережной Москвы реки. Поток машин в обеих направлениях на четырех   полосах, несмотря на поздний час не переставал.
" А  зачем, например, Желябов и  Кибальчич дали себя повесить.
Ну может быть для того, чтобы  открыть  своей родине радости  демократии, но все же  - зачем они дали себя  повесить.",- она  не знала ответа на этот вопрос, который возник в ее голове  неожиданно и  совершенно не к месту,  как всегда, когда она  переживала  какие то  важные  для нее решения. Она и  сама не знала и  не могла знать:  зачем же  они дали себя повесить.
Она шла  по набережной, как будто  бы безцельно и  безмысленно.
"Когда  кончается сезон и начинают дуть северо-западный ветер, на  побержье становится пустынно и   все номера предлагаются  по цене в два раза дешевле",- сказал    кто то и она обернулась. Набережная была пустынна, только неслись машины и фонари рассеивали темноту. Шла дальше. Может быть ей  показалось, что кто то сказал эту фразу.
"Когда  кончается сезон и начинают дуть северо-западный ветер, на  побержье становится пустынно и   все номера предлагаются  по цене в два раза дешевле",-  повторил опять отчетливо, как будто бы рядом голос. Он был похож на тот, который мог только  решать, когда она должна  начать действовать. Но никого не было на пустынной набережной. Она облокотилась  о парапет и посмотрела на  воду-река плыла и плыла наверно  всегда так, как сейчас. Она взобралась на  широкую  гранитную   поверхность и стоя во весь рост ждала  еще одного приказания-она готова была выполнить все, что  выполнить должна была и что было определено  очень давно и  на что она вообще не имела никакого влияния и сопротивляться  чему она не только не могла, она не знала даже,  как она может сопротивляться. Закрыла глаза и  ждала.
Чувствовала ли она  что либо тогда,  думала ли она в тот момент о чем то, она не знала.Пошла медленно по  широкому камню,  вовсе не балансируя, уверенно так ак будто бы  это была широкая мостовая. Шла с закрытыми глазами, слышала внизу где то внизу далеко далеко плеск воды и он успокаивал и убаюкивал.
Визга покрышек об асфальт  она  не слышала, не слышала она и шагов человека, который   шел взволнованным быстрым шагом   по набережной, ничего не говоря, боясь  повидимому вспугнуть ее.
Кто то мощно рванул ее за ноги и она полетела  вниз головой и  падая, видела  только,  что к ее голове приближается  гранитная стена и она оттолкнулась от этой стены, чтобы не удариться  об нее головой.Кто то держал ее за ноги и  что то  кричал и она не понимала ничего-смотрела на плывущую воду и хотела как можно быстрей  попасть  туда вниз, вниз к этой воде.
 Мужики вытащили ее  за ноги , всю поцарапанную и невменяемую и,  положив на асфальт, начали бить по щекам. Потом один из них принес водки и, разжав ей рот, они влили  четверть бутылки в нее.
Посадили , оперев  о набережную- " Посмотри, есть ли у нее документы" ,- услышала она голос человека и увидела близко перед собой  глаза и руки,  которые залезли ей за пазуху и шарили по груди. Вскочила и,  опустив голову, начала осматривать себя. Двое стояли  не двигаясь и смотрели тоже на нее.
"Это были бандиты, бандиты из  спецслужбы,- слышите, слышите",- орала она. Они молчали, один взглянув на другого, и они начали приближаться к ней. Бежала,как будто бы за ней  катился шар атомного взрыва, не помня себя и   куда она  бежит.
 Двери гостиницы появились вдруг и улыбающийся швейцар открыл дверь. Люди смотрели на нее  как то  удивительно и в лифте,  который был  полный, вдруг осталась она одна. Доехала на свой этаж и нашла  свою  комнату.Толкнула дверь ногой и она  поддалась, - не закрыла  что ли я дверь- спрашивал голос и тут же отвечал- закрыла, закрыла. На столе в первой комнате, посередине   стоял  вазон с  большим букетом  белой сирени. Остолбенела-сейчас осень и откуда же сирень, сирень осенью или она уже  совсем сошла с ума.
"Когда  кончается сезон и начинает дуть северо-западный ветер, на  побержье становится пустынно и   все номера предлагаются  по цене в два раза дешевле", - сказал Гордон, поднимаясь с кресла, " Для меня нет больше никакой тайны о тебе,   мне все рассказали о тебе  твои товарищи, видишь, все как на духу. Вопрос  цены только - сколько  стоит  такой  человек как ты.  Я могу тебе сказать -  ровно сто тысяч долларов и все, что ты  даже не знаешь о себе знаем мы" ,- он торжественно посмотрел на нее и сказал грубо: " Садись, сука". Сидела и  запах сирени  стоящий  в комнате, нереальный , а однако действительный был и  была сирень. Встала и   подойдя к столу  потрогала  руками  маленькие дробные цветочки с загнутыми слегка внутрь  концами и приблизив  один из них, сорванный из букета, рассматривала его
и закрыв глаза, начала петь  Полонез Огинского, кружась по комнате.
" Не будет у тебя ничего, чем можешь  быть,  останется  если только душа, можешь и так быть и  жить -значит чувствовать"-  помнила она ли эти слова- она не знала наверное и сама,  маленькая  хрупкая  женщина, не первой молодости,  с больным сердцем,  после нескольких операций и ранений,  с искореженной  судьбой и жизнью.  Д а у нее не было даже сил, в нормальное время, поднять  свой чемодан и  если она должна была  его поднимать, то  сгибалась вся на бок. Подошла к  окну, открыла его и  посмотрела вниз, закрыв глаза стояла так  перед  ним и качалась- взад вперед. Он  положил ей руку на плечо- стоял сзади.
 Открыла глаза и услышала голос Гордона: "Когда  кончается сезон и начинает дуть северо-западный ветер, на  побережье становится пустынно и  все номера предлагаются  по цене в два раза дешевле". Какое то мгновение , стояла  без движения, а потом,  подойдя к нему вплотную, обняла его и  оталкивая от себя, вытолкнула с  силой  в оконный  проем на  полуоткрытую оконную раму , та  ударилась о стенку,  разбиваясь и тогда она толкнула Гордона этой рамой, и та, захлопываясь, с  падающим стеклом потянула его  за собой вниз.
На асфальте лежал человек , без движения.
 Допрашивали ее  два человека тут же в номере и она сидела и  молчала, твердя только, что он первый на нее бросился.
Через   час в  пол второго ночи приехал наконец  бывший   серетарь  отца, тоже уже на  пенсии и  посмотрев на всех, крутившихся в комнате,  устало сел   на диван.
" Ну садись, садись, тебе говорю" ,- сказал он,- " Узнаю нашего  шефа,  кровь то Крючковская, то то и оно. Тут  не попрешь" ,- он  махнул рукой  и продолжал:" Ребята, оставьте нас  вдвоем,а
то суетитесь  все, а толку никакого". Комната опустела и он  согнувшись, наклонился , упираясь  локтями о  колени  и  взялся двумя руками за голову.
" Ну рассказывай" ,- сказал устало , выпрямившись уже и опираясь о  спинку  дивана и стеклянно смотря на  стену,
" Рассказывай, ночь  уже  же и всем спать пора" ,- закончил и замолчал. Говорила отрывисто и без намыслу. закончила и замолчала. " Так, собери вещи, перейдешь в другой номер", - он  встал  и громко позвал:" Да  поумерали что ли  все" .
В комнату тотчас же  вошли опять люди из  милиции.
" Езжай спокойно,  все  покажут события в Багдаде, ну не мне  тебя учить" ,- закончил он  и   пожав руку и похлопав  по плечу вышел из номера.

Король голый.

Наконец в  одиннадцать часов вечера объявили посадку на самолет. К выходу номер девятнадцать подставили два автобуса и началась внутренняя проверка пасспортов и  того багажа, который  каждый имел при себе. Иван Мартынович всучил ей два здоровенных
и тяжеленных пласстмассовых мешка с обрывающимися ручками с бренчащими бутылками:
" Неси,  а то у тебя сумочка  и что у тебя еще там.А вообще то  я тебе советую, купи себе бутылки две  водки или коньяку, а то там пропадешь, ну заболеешь просто напросто" ,- он отечески треснул ее по плечу и ей ничего не оставалось как взять одну из сеток. Она поставила ее на пол и  посмотрев на него сказала : " Я сейчас буду  через десять минут".
В магазинах  свободной торговли на Шереметьево два  нет почти ничего, что  нужно русскому человеку,  который выезжает из России, так  как все , что ему нужно он  приобрел уже загодя и дешевле,ч ем в этих магазинах, где  все настроено для того, чтобы уезжающий  иностранец, измученный  пребыванием   в России часто безполезным или может быть и полезным, но не для него, все же, уезжая из такой великой страны и приехав  в свою страну мог бы все таки  похвастаться  чем то великим или необычным или  хотя бы одним из  мифических сувениров которыми прославилась великая страна , занимающая  одну шестую  суши всей  третьей планеты  солнечной системы. Кроме того в магазинах этих   продается в последнее время   множество духов, мужских и дамских, западного производства, наверное для того, чтобы  уезжающий  мог купить и этот специал  чтобы  побрызгаться и   чтобы  иметь после этого запах человека свободного мира, а не пахнуть каким то там "Красным маком" или"Огнями Москвы", духами  так же экзотическими для иностранца, как и все остальное, что  несмотря на новые времена все же несмываемо остается в магазинах России от  привычки, оттого  что ничего другого нет или оттого, что к новому и неизвестному  российский человек привыкает не так быстро,  потому что  по натуре своей он  консервативен до  самой до кости. Да это и понятно, так как   климат в России , несмотря на перестройку и гластность не изменился, территория , правда, сократилась, но не  за счет той, где мороз достигает    пятидесяти градусов минус зимой, а за счет  тех мест где климат  божеский и можно было бы жить комфортно. В магазинах  поэтому с одеждой можно  приобрести наряду с  футболками по-русски и тишертами по-английски  с надписями  "Горбачев или престройка" на каждой второй  или видами   столицы на каждой  третьей, всевозможные изделия из меха - шапки-ушанки или  с полями  а ля шляпы для мужчин, а для  женщин  шляпы или береты или еще   другого фасона  головные уборы.  Висят также  на крутящихся стояках  шерстяные и лавсановые  народной расскраски платки, иногда можно найти оренбургский   платок,   лежат также  мужские кашне и шляпы  западного покроя, много часов и конечно же   украшений из  серебра, золота и драгоценных камней.  Но кроме этого висят шубы из традиционно российских мехов. Продавщицы, несмотря на молодость и   перимущество в красоте   по сравнению с серой,
совершенно не  накрашенных и в основном    безликой массой женщин эмансипированного западного мира или же  совершенно экзотических особей  лучшего пола из  других  стран,  стоят в нудном ожидании   покупателя. Когда он наконец появляется, мешая своим отчего то желанием  купить  некую безделицу, без которой явно и ясно он может обойтись,  видят в нем предмет если не мешающий   своему женскому  току мыслей,
то по крайней мере от которого нужно как можно скорее отделаться при аказии всучив ему  вещь с дефектом или ту подороже, которая  как  раз не идет. Она неслась вдоль этой серии магазинов и высматривала  ту полку , на которой  стояло бы спиртное. Прошло уже  десять минут, но такого магазина  не было  видно. Наконец, отчаявшись, она  вбежала в  бар и попросила  продать ей бутылку  водки, виски , или  коньяку. Ей ответили, что   продается все в  рюмках и предложили сесть за столик. В  гомкоговорителе объявили, что закончилась посадка на самолет и что  ее , назвав по фамилии просят срочно   подойти к выходу девятнадцать. Она побежала обратно и тут наконец заметила маленькую лавочку с  виски.  Бутылки стояли на полках и она стремительно пробежав глазами  по ценам, нашла одну  за
шестьдесят долларов США,  которая показалась ей  самой дешевой из всех, вытащила сто долларов и  получив сдачу в рублях и не сопротивляясь ринулась в сторону   выхода номер девятнадцать.
Зал ожидания был пуст. Посередине стояла одиноко  стюардесса и  посмотрев нв нее произнесла нервным голосом:" Если бы Вас не было  через две минуты, мы бы задраили уже  двери". Она   спустилась с этой стюардессой  по лестнице и  увидела   пустой автобус, который и ждал их одних. Ехали молча.  Посередине поля  стоял самолет уже  с отъезжающей лестницей, и когда   подъехал автобус, лестница начала  опять  приближаться к дверям самолета.  Она   взбежала    по трапу и и пред ней предстал салон  самолета, весь  заполненный  дядьками  в  гарнитурах и уже раздевающих пиджаки,  где негде в первом салоне  виднелась  женская физиономия." Садитесь на  первое  свободное  место  сказала   издерганным голосом  бортпроводница, - " И застегнитесь  наконец". Спреди перед самой  уборной место было свободным и она  не спрашивая никого, села  и 
начала искать  другой  конец ремня, шаря  по  своему и соседнему сиденью, чтобы пристегнуться  и не найдя  его,   громко спросила:" А как  же пристегнуться".
Сидящий рядом  привстал и сказал: " Да не надо пристегиваться   вообще, все в порядке. А Вы  летите с нами",-  осведомился он любопытно. " Да" ,- ответила она. " Я всех членов делегации знаю, а Вас не было, по моему, в списке, так как  фотографии всех я  знаю" ,-  посмотрел на нее  не то  с недоверием ,
не то с удивлением, ухмыльнулся и подняв  брови  с пониманием закончил:  " Молодцы все таки". Она вытащила из под него все же наконец  другой  конец  ремня и, пристегнувшись, спросила:
" Кто же эти молодцы".
" Да я  все  про свое , родное, женское",- сказал он грубо и окончательно отвернулся к окну. Самолет  вели на взлетную  полосу и на табло загорелось предупреждение- застегнуть ремни и не курить. Прислонила  голову к сиденью и закрыла глаза. В самолете было душно, а сиденья  были узкие и придвинутые   одно к другому так плотно, что она не знала куда  деть с непривычки  не только руки, локти  а и ноги. Наклонилась и сняла туфли.  Дядька посмотрел на нее насмешливо и повернулся  вообще к ней спиной. " Как это   он так вообще может  при таком туловище" ,- подумала машинально,-    рядом сбоку возвышалась его  громадная спина, закрывающая полностью всю стенку и два окна.
Она всегда  прощалась  при взлете , да и во время полета,  прощалась мысленно с миром сим. " Никто не остается  у нас наверху. Мы все  спускаемся в том или ином виде на землю, так  что не стоит вообще бояться, что останетесь там",-  показывая на небо как то сказал ей во время одной из тренировок летчик учебного самолета, когда    по обязательной программе она должна была  сделать  двадцать прыжков с парашютом. Тогда, она
уже не в  молодом возрасте решилась на то, что  ее настоящей профессией будет  все таки  эта самая неприглядная на свете,
только тогда после ее  окончательного решения пришли другие сопутствующие и вынужденные  обязательства,  исполнять  которые она не имела ни малейшего желания, она  даже боялась их панически. Первый ее прыжок с парашютом был с  вышки и , приземлившись, она почувствовала , что  ноги  вбились  полностью и без остатка в  голову, а вернее в мозги. Кроме того она почувствовала, что в  ее штанах не только мокро. Ей было стыдно,  но все с пониманием отнеслись к тому и  инструктор  посмотрел на нее с узнанием:" Ты не страшай, у нас все мужики в штаны кладут - это  все  окей. Встала же, идешь и  это главное". Второго прыжка на другой день ей делать  не хотелось вовсе и не только оттого, что  вся  поясница и крестец  болели  так,что она не могла  прямо ходить, но и  потому что  внутренний страх был  всепоглощающим и необъятным,  казался  больше  всего окужающего и парализовывал  все мысли и действия.
Происходило все это в  небольшом городе недалеко от Москвы, а вообще то  в пригороде от Москвы, в  дивизии, где не было вообще женщин и  ей предложили пройти  этот проклятый курс с группой   призывников. Конечно же отношение  к ней было несколько снисходительное, она и сама  представляла себе, что все это чистая  проформа и что ей это умение прыгать с парашютом не пригодится никогда. После третьего прыжка с вышки, ей уже было  все равно-будет она прыгать или нет  и  разобъется она   при  приземлении или нет.
 Через неделю  их всех, человек  сорок посадили в  самолет, сидели вдоль   корпуса, одетые с   комбинезоны  и спецшлемы
с  противогазами и все  парашюты были  прикреплены за  предохранительные шнуры к главному, посередине.
 Дышать было  затруднительно, в голове  крутилось и невыносимо тошнило. Первый настоящий прыжок  был для нее  с высоты около трех тысяч метров. Она тогда в первый раз попрощалась с миром и  прощание   это она не забудет никогда. Это  была ее  самая  сокровенная тайна  и о ней она не  решалась рассказывать никому. Психологи,  которые обрабатывали этих солдат-мальчиков с ее курса  уделяли ей   больше внимания,  и ей это вовсе не казалось -  так было на самом деле. Но все же  она никогда уже не вернулась к ощущениям  от жизни, которые она испытывала до того. Все было кажается так же и она могла  так же смеяться и плакать и переживать и чувствовать, но все же   ее внутри уже ничего не могло сдвинуть с какой то точки, как бы она уже не старалась. Она сделалась  так уверенной, но часто теперь  боялась  сама себя и своего  внутреннего хладнокровия. Самолет взлетел  очень слаженно и без рывков, набрал высоту и она встала и  пошла в туалет в конце салона, чтобы найти Мартына Ивановича. Он сидел  в хвостовой части в окружении  двух  певиц из ансамбля и был так поглощен ухаживанием, что  когда она прошла  обок и подмигнула ему, он пожал только плечами.
Конечно  не стоило ему мешать и дорога  в Багдад была  все равно далекая.  Танцовщицы и танцоры  ансамбля были преремешаны с  певцами и певицами  хора и  оркестровой группой.   В делегации были  люди с киностудии и из редакции крупнейших российских  газет и гостелевизионного канала,  журналисты, среди всех выделялись  чиновники  министерства энергетики и шефы крупнейшей на свете добывающей газ и нефть  российской компании, фотографии которых  появлялись  часто в телевизионных   известиях и  программах. Были, конечно и военные и  было заметно, что это  военные и   только военные хотя все были в штатском. Все  быстро утрясалось и как  бывает в самолете и особенно   в самолете, летящем  с определенными людьми и с определенной делегацией и  к тому в определенную страну и  в определенное время. Время действительно было  определенное,  потому, что   после  часа полета   командир самолета объявил,   что   американцы и  англичане бомбят Ирак  и в  виду того  самолет  приземлится  не в Истамбуле, а  в Ташкенте и   полет продолжиться после  отбоя  воздушной  тревоги.   После постоя около двух часов в Ташкенте самолет  взлетел и взял курс на Истамбул. В Истамбуле,  почему то огни аэропорта были погашены и  почти  полная темнота и кажущяяся бесконечность  пространства и этот самолет как одинокий странник в пространстве без начала и конца, наконец  остановился и моторы престали работать. В самом самолете включили свет и все  сидели без видимых ознак  каких либо эмоций.
Самолет стоял  на плите аэропорта в Истамбуле вдали от всех взлетных полос,  по подъехавшему трапу поднялись служащие аэропорта и начали  проверять пасспорта всех сидящих в самолете. Было этих проверяющих  трое, в форме, наверно граничной службы Турции. Она протянула свой  немецкий
пасспорт и тот, который  взял его как то стремительно обернулся к  стоящему сзади и  показал ему ее пасспорт открытый на первой странице, с ее именем и всеми данными и тот другой взял этот пасспорт и  протянул третьему. Первый произнес  что то быстро и непонятно и третий  просто засунул без  какого объяснения этот пасспорт в  папку, которую  нес с собой. Она  произнесла сначала по-русски , а потом по- немецки-" Почему  Вы забрали  пасспорт" , но они не обращая на нее и на ее слова никакого внимания. обратились  за пасспортом к ее соседу. Он встал и не обращая внимания на  то, что они  стояли и произносили уже  в третий раз  по-английски  свою   просьбу, чтобы он предоставил им  пасспорт,  произнес на весь самолет:" Виктор Васильевич, подойди сюда, черт  его  знает, чего о ни тут хотят от нашего друга". Потом он сел на сиденье и  отставив ладонь сказал по английски: " Подождите, подождите". Стояли обок и не отходили.
Подошел  кто то  и обращаясь  к ее соседу, спросил: " Ну что".
Тот сказал:" Да вот забрали пасспорт у   моей соседки, ну сам понимаешь,  было же оговорено, что никаких проверок вообще,  что посадят без канители, охренели что ли или  дядя Сэм приказал, не понимаю, вообще",- замолчал и выйдя в  проход взял  того за руку и пошел вперд еще что то говоря ему уже  тихо,Ю так, что она ничего уже не слышала. Трое стояли обок и  один из них  самоуверенно улыбаясь смотрел с любопытством изучающе  не нее. Сосед с  этим Виктором Васильевичем вернулись и  тот обращаясь  к ней по имени и отчеству, сказал: " Пройдемте к нашему послу, он   в конце самолета". Потом он   поарабски  сказал что то туркам и они все двинулись  вперед по проходу.
Около   кресла посла остановились и русский наклонившись начал  вполголоса  что то объснять послу. Она и трое  из турецеих проверяющих стояли  в некотором  отдалении от них,  в таком отдаленнии, которое только мсожет быть в самолете,  зажатые между двумя рядами   кресел с смотрящими  на них  людьми.
Никто не разговаривал и молчание становилось каким то  натянутым и грозящим перерости  или  в  негодование или в смех, как это обычно  может быть в таких  ситуациях, которые кажутся нам или  наступают когда мы не знаем, в чем же дело и   все таки знаем, что  что то тут не так.
 Посол  встал и   неглядя ни на нее ни на турок   сделал шаг вперд и  произнеся тоько разрешите  прошел вперд и скрылся в кабине   летчиков. Двери за  ним закрылись.
" Пошел звонить. Ну и дела. Да вы не волнуйтесь. Если Вы должны туда лететь , то Вы туда прилетите и прилетите с нами, или же мы не полетим туда вообще, ну тогда будет  некоторым  втык, да еще какой",- он довольный собой сел на  место посла и проедложил ей тоже сесть на пустующее место  в ряду  напротив его. Он смотрел на нее с любопытством и вдруг нис того, ни с сего хлопнул ее по колену: " Дв будет Вам,  не переживайте, он все уладит, позвонит и все выяснят, вот увидете", - оькинулся на спинку  кресла и закрыл глаза. Через минут пятнадцать  в мегафон   что то сказали  по-турецки и  трое в форме  пошли вперед тоже к кабине пилотов искрылись там. В самолете больше никто не молчал и  женщина сидящая  рядом с ней произнесла как бы обращаясь не к ней:" Ну не дают покоя даже здесь. И вообще ,  почему нельзя было все уладить в Москве и  все в последнюю минуту, это у нас всегда так",- она по  бабски смотрела на   кого то неопределенного в самолете и тогда отозвалась  тетка, сидящая два кресла сзади:" Да наши то  все решат, здесь другие дела".  И только тогда  разговор вошел в   фазу дискуссии. Дискутовали о том,  кто и почему и за что отвечает и разговаривали уже всем самолетом, не стесняясь никого и говоря  вслух досадные и    совсем не уравновешенные фразы и постепенно
эта дисскуссия перешла в  какой то  ничего не значащий  почти галдеж. " Товарищи, товарищи",- воскликнул вдруг  кто то и  поднявшись с кресла сказал:" Я думаю, неам нечего волноваться , полетимс обязятельно и  все решит посол, так как   он для того чтобы такие дела решать".
Сзади  хористки  запели русскую народную песню, запели вдруг и  начиналась она тихо и  перешла  постепенно в   пение  всех сидящих. Пели  громко и в открытые двери самолета, аэропорта в Истамбуле, летела  русская народная песня и растворялась  в тишине.У ней мурашки прошли по  спине и она  сидела и поже  пела, во весь голос , как и все остальные. Стюардессы стояли  в проходе  и  с  покрасневшими щеками  и серьезными лицами  смотрели на  поющих в самолете людей. Она обернулась и увидела лица этих людей -  пели действительно все и в полный голос. Потом все встали начали петь песню бурлаков на Волге.
Песня была как грохот и делала еще более  потрясающее вражение  не только на нее , но и на самих поющих и от этого они пели с еще большим, казалось, вдохновением. Двери  кабины пилотов открылись и из нее вышел посол и   трое в  турецкой форме.
Они  пожимали руки послу и   начали спускаться с трапа вниз.
Посол подошел к ней и улыбаясь  протянул ей  пасспорт:
" Ну неужели у Вас нет нашего пасспорта",- спросил он и не ожидая ответа, продолжал:"Гена пусти меня и иди на свое место.
Привезут нам сейчас поесть, а то не только не дают лоции, да  еще к томку же  свет потушили,  иш  хитрые какие, боятся, боятся" ,- он   утвердительно закончил и сел в кресло. Она поднялась и пошла на свое место.
Сидела и смотрела на свои  руки, слегка наклонив голову, не отзывалась. Гена, которого, так назвал  посол сидел рядом и молчал. Она чувствовала, что его прежняя агрессия  по отношению к ней прошла и он  сочувствовал не только уже  ей, но и был , кажется  полон энергии и  самосознания своего если не мужского,   то по крайней мере российского самосознанияв  достижении  невозможного. Она от этих мыслей улыбнулась под нос и он сразу это заметил и  заерзав , кашлянул и   посмотрел в окно, как будто бы   мог там  что  то  новое увидеть.
" Песня, конечно великая вещь",- сказала  она после некоторого молчания. " Да и не только великая в смысле своей  величины и  исторического значения, а может быть  потому, что само это значение непроходящее и  оттого тоже, что  мистериум песни  дано  осознать разумом  лишь немногим",- он замолчал  и  посмотрел на нее , как бы ожидая не продолжения дискуссии,  а только какого то ответа. " Но что же делать  против  мистерии, когда ее черезчур много",- спросила  она. " Ну, разьве ее бывает много, она переливается в   конструктивизм",- он уверенный в себе встал и попросил ее  подвинуться, чтобы  пройти в проход. Дискуссия  была закончена.Для нее она однако только началась и  сидя без движения и закрыв глаза она  дисскутировала   сама с собой - это было  самым приятным, что она вообще  еще могла испытывать в жизни. Мир  останавливался  со своими мнимыми проблемами и    главные проблемы  мышления и выбора дороги  вообще мышления становились в такие минуты нерасторжимости  для нее  всем и миром и ней самой  даже и сливаясь с этим мышлением и миром она  видела в такие минуты единственный  смысл самого  ее бытия.
Сидела с закрытыми глазами и так спокойно и  почти невменяемо и погруженная в себя настолько, что не заметила подшедшего к ней  человека из  самолета и только почувствовала , как  кто то прикоснулся к ее плечу и сказал:" Светлана,вас ведь зовут Светлана. А я помню Вас  еще с первого класса в  школе в Таллине",- она открыла глаза - никого не было рядом и она  почувствовав себя  почти несвое снова закрыла глаза и   решила просто  поспать. Голос произнес опять эту фразу и она обернулась. На  кресле сзади сидел  какой то дядька и читал газету. " Я Вас знаю, это точно Вы",- сказал он  не поднимая головы из за этой  поднятой газеты. " Возможно, все в этом мире возможно" ,- она  отвернулась и опять закрыла глаза.
" Вот Вы все время беседовали с человеком,о котором  Вы ничего не знаете " ,- сказал он  опять. " А  что же я должна знать о нем" ,- спросила  она  неохотно. " Это наш самый  большой  сыщик в делегации, кстати сволочь и подлец  первого класса, еще в советское время он например меня  в тюрьму на пять лет засадил, правда потом   оттуда и вытянул, но только оттого, что  я нужен был науке нашей, а если бы не  моя голова, то гнили   кости где нибудь на  Магадане" ,- он перевернул газетную страницу и замолчал. Подошел Гена и  она  улыбнувшись  пропустила его  к креслу у окна. " Да, ну  когда же принесут нам наконец поесть",- он  встал   и   громко  произнес на весь салон самолета:" Товарищи,  кто  хочет помыть руки или в туалет - пожалуйста, через несколько минут нас будут кормить",- закончил и  сел в кресло снова. Она сняла туфли  и поджав ноги сидела полулежа. Было неудобно, но места тоже было немного и  он, посмотрев на нее,  предложил ей  лечь, а сам пересел на свободное место  двумя рядами дальше. Стюардесса принесла ей одеяло и подушку и она легла, но заснуть не могла и лежала  с закрытыми глазами в какой то дремоте, марево пропадало и  вновь наступало перед глазами. Она пробовала думать о чем  то приятном,  но  чувство безнадежности и безисходности занимали все ее мысли, все ее воспоминания о людях, окружавших ее, или тех,с которыми она общалась и все ее представления о вещах , делах, людях, которые может быть и были иногда добрыми, или проявляли по крайней мере эту  доброту хоть изредка, хоть иногда,  с ней, и ей это казалось теперь совершенно ясно, с ней все эти люди  не были ни разу добрыми. Она чувствовала  всегда незримую стену,  появляющуюся всегда, когда общение касалось  вещей личных или  нужно было действительно проявить  великодушность. Что то  отталкивало людей от нее.
Однажды, во время  учебы еще в Лениграде, она ехала в автобусе с одним таким Колей, и он смотря на нее, вдруг сказал:
" У тебя такие смутные, почти трагические глаза, даже когда ты смеешься". Она спросила его: " Всегда такие".
" Всегда, но когда смотришь на тебя вообще и не приглядывешься,  ты выглядишь очень уверенная в себе". И добавил: " А вообще то  что то в тебе не так, это все говорят".
" Все говорят " ,- повторила она и открыла глаза.
Стюардесса стояла перед ней  с  подносом с едой. Она села  и взяла поднос, поставила его на столик и легла снова.
Есть не хотелось совершенно не хотелось есть.
"Ну и почему она  смотрела на всех  без исключения людей,  тех, которых видела или с которыми  общалась, на каждого она смотрела как на   произведение , законченное произведение и восхощало ее  разнообразие  этих всех людей и  неповторимость каждого и она не понимала  оттого людей, не понимала и боялась  понять кого то , хотя бы одного. А так мир был таинственный и   можно было ожидать,  что  когда то произойдет  что то необыкновенное и это необыкновенное произойдет  по воли  какого то человека.Лежала  и плакала, тихо   неслышно, с закрытыми глазами. Голос  сказал:" Мы тут дискутируем  о  Багдаде, о Ираке, а наша  гостья из Германии вообще не отзывается".
Другой голос  возразил:" Ну она тоже берет участие в дискуссии- она спит, по видимому, по крайней мере делает вид, что спит.
Не будем ее будить, говорят, что люди слышат во сне тоже, если хотят слышать  что то". Потом наступило молчание. Она вздохнула и  что то остро   кольнуло ее с левой стороны и она  не понимая еще ничего и  думая, что это все пройдет, и что  эта боль нереальна и только снится ей, села  в кресле и со  стоном упала. Боль прошла,совсем. Она лежала  с открытыми глазами и ждала, ждала что же будет дальше. Села, сердце не болело, совсем. Смотрела в окно самолете, черное и пустое.
" Когда же полетим",- спросила не глядя на никого.
" Да Вы кушайте",- ответил голос сзади. Полетим скоро, говорятъ американцы уже летят обратно без бомб, все сбросили, отбомбились. Мы этой ночью вылетим, обязательно. Завтра они опять бомбить будут, но  тогда мы будем уже в Багдаде.
Никто не останется в небе, все  мы спустимся на землю, обязятельно",- она обернулась - сзади сидел  толстенький дяденька, с круглым, почти  как у шарика лицом и голубыми  маленькими глазками, смеялся:" Я лечу в Багдад вот уже  в  пятый раз, а до того был с делегацией   советников от ООН, искали там   фабрики по производству  АБЦ  оружия, не нашли ничего, но   познакомились со многими  чиновниками  от них.
Американцы все  для своих концернов  договора с их  фирмой СОМО
поподписывали, договорились, тоько мы   вот не можем",- закончил и  лукаво посмотрел на нее. Молчала. Потом  вдруг, как бы передумав , сказала: " Может теперь  вот и  мы сможем   покупать",- повернулась и  отломив кусочек  булки , начала его жевать, как что то драгоценное". 
Булка расспространяла  какой то небывалый, давно   
забытый  вкус простого хлеба. Смотрела незримо в темноту  маленького окна самолета и вспомнила  Марту.
В больнице небольшого немецкого городка в нескольких километрах
от французской границы, куда привезла ее машина скорой помощи,  определили ее  в  самую последюю палату в  длинном коридоре, на пятом последнем этаже. Две медсестры везли ее кровать как  крепость с подвешенными на стояках   бутылками с извивающимися  пластмассовыми  трубками,  прибором для  постоянного измерения
функции сердца, двумя баллонами со сжиженным  кислородом и установкой для немедленной реанимации. Лежала плоско на этой кровати  и в  висках как молоток валило от вводимых  через вену препаратов. Руки были пристегнуты к   кровати и в каждой
торчали  по наружной стороне ладони вколотые иглы, прикрепленные  пластырями к руке и эти иглы нестерпимо давили с стенки сосудов. Обе руки опухли,она видела ее собственные руки, как чужие, но  не могла сказать ни слова и только  боль  по левой стороне тела  по всему  позвоночнику тянула ее куда то вниз и  только  мозг  работал и  спрашивал ее и через нее , она спрашивала  саму себя, что же с ней стало. Она открыла рот и  сухость  в нем сдавила горло  как обручем и  сказала:
" Я умираю". Но никто не останавливался и обе медсестры везли ее кровать молча, одна  толкала  кровать в ногах, а другая тянула ее впред спиной к ней. Обе были заняты  проездом по какому то  коридору, конца которому не было видно.  Она шевельнулась, боль  ударила  опять с левой стороны и тогда  медсестра, та, которая  толкала   кровать  со стороны ног  произнесла:"  остановитесь ".  Кровать встала и та , которая  шла спреди обернулась и нажав  кнопку  переносного  телефона, висящего   на нагрудном  кармане халата,  произнесла голосом спокойным и уравновешенным: " Доктор Майер, доктор Майер,  больная теряет сознание,   прошу  срочно в реанимацию на пятом  этаже".
 Кровать ехала теперь со скоростью намного больше той, которая была перед тем и  она  уже не замечала ничего или почти ничего.
Она хотела еще что то сказать и открывала рот опять и опять,
но не слышала сама свой голос и  испугавшись  этого, открыла широко глаза, но    перед ней  была одна темнота и она попробовала кричать и решила встать. Ей сделалось легко и эта легкость была  приятной и как когда то во сне  окрыляющей   и тогда она увидела  саму себя, на этой проклятой кровати и удивилась оттого, что она  сама  лежит вот так без движения, хотя  она встала и  сидит на шкафу с инструментами.
Ей сделалось жалко ее саму и она  решила  посмотреть на себя
вблизи и начала спускаться вниз, но  что то мешало ей и она   попробовала это что то  пробить руками, они не слушались ее и тогда она решила скользить  туда вниз впред головой.
Ударилась обо что то твердое, ее тошнило  и эта тошнота была так нестерпима, что она потеряла сознание и  в каком то отдалении  вдруг появился  голос, который  все время  твердил:
"Еще немножко, еще немножко, хорошо, хорошо, хорошооооооооооооооооооо... " .
Слова отбивались и улетали куда то эхом и она могла разобрать только  последнюю  гласную -"о".Она только   тогда увидела наконец  лицо человека и сказала ему: " Помогите же  мне,  помогите". Старалась взять его руку, видела его лицо пред собой
и услышала  наконец его голос:" Все будет хорошо".
В  ее открытые глаза влетал свет и она видела лицо врача и понимала, что он что  то говорит кому то и боялась
повернуться , чтобы опять пропасть. Она радовалась, что  вокруг ее люди,  что они что то говорят, двигаются и что она все это слышит и видит, видит  и слышит их, людей. 
 Через  неделю ее привезли в  эту палату из реанимации. Рядом лежала  старушка, звали ее Мартой. Было ей  лет семьдесят пять и  она смотрела  на Светлану с любопытством, смешанным с  материнским сочувствием. На пятом этаже лежали все  больные на сердце. В основном, люди  старше на вид  лет семидесяти.
Кровать  ее стояла у окна, виднелись в синеве горы, а перд ней было огромное пространство без ничего. Больница стояла  на горе  и  ей  все казалось, что где то  недалеко должно быть обязательно море. Оно снилось все время - море.
Пребывала в  каком то состоянии, когда она  не понимала  ни себя, ни других, но чувствовала настроение медсестер, врачей, уборщиц и вообще всех людей вокруг. Она   не хотела и не желала понимать  о чем говорят люди, она и так знала кто они, просто смотря на них. И потом это окно, во всю стену, с  горами
вдалеке - она думала тогда, что могла бы  смотреть  через это окно вечно. Прошло  недели две и она начала  вставать, ходить  по коридору, с проклятыми бутылками на стояке и  возвращалась опять в палату и тогда   прелесть этой горы  через окно начала
проходить, ей  хотелось выйти из этого здания больницы и  смотреть на гору не из окна.  Но  каждую ночь она вставала  с кровати и   смотрела в  огромную темноту, без какого то огонька или теней, смотрела на звезды, а  потом  довольная и усталая от   необозримости увиденного  снова засыпала.
Марте было семьдесят шесть и она лежала частенько в этой районной больнице. Смотрела на нее и на  ее  полностью автоматизированную кровать с завистью. Однажды вечером она неожиданно сказала: " Вот не понимаю,  почему у меня нет такой кровати, моя вся  какая то  шатается и вообще , чувтвую себя как в гамаке",- замолчала  и чего то ждала.
Прошло минут десять и Марта не услышав никакого ответа продолжала: " Все для иностранцев, теперь в Германии,  а для немцев ничего нет".Встала и пошла в  комнату для дежурного врача. Врача не было и   медсестра, когда она объяснила ей, что  старой  пациентке неудобно лежать на кровати и что кровать старая и неудобная, сказала отрывисто :"Сейчас",-
и  пошла  за ней в палату. В палате Марта начала объяснять ей   бысто  быстро по- швабски о том, что  ее пациентка, повидимому русская и вот у нее такая новая  кровать, а у нее Марты  старая и неудобная. Медсестра  смотрела невидящими глазами  в  темное, почти  черное окно и молчала. Потом повернулась и  вышда из палаты. Пришла  опять через минут пять, неся  одеяло и еще одну подушку. " У нас нет больше таких кроватей, и потом  эта пациентка  очень больна и поэтому у нее такая кровать. А Вам я  могу  подложить  одеяло  на  матрас и  под голову еще одну подушку",- она  сжав губы лодочкой с опущенными уколками рта, стелила кровать Марты. Она же лежала , отвернувшись и смотрела в темное  во всю стену окно. Медсестра ушла и  Марта  легла в кровать и все время кряхтела и   что то бормотала про себя насчет новых  времен, когда  не можно  ничего хорошего ожидать. Потом встала и подошла к окну, обернулась к ней и  спросила:
" А когда Вы выписываетесь". " Не знаю еще" - ответила она.
" А когда Вы выпишитесь, я возьму Вашу кровать",- сказала она  твердо. Отошла от окна и легла опять в кровать.
" Вообще то  русские, несчастные люди",- сказала она вдруг.
Голос ее повис в  воздухе. Продолжала: " Во время войны, в сорок  третьем и  сорок четвертом я работала  в Даймлере- Бенце
на Вазене в Бад-Канштадте. Там  много русских работало, мужчин меньше, а женщин  много. Очень голодали они, целый день их не кормили, только вечером. Мы носили им  еду,  но если  начальник замечал, можно было поплатиться незачислением целого дня работы. Без денег, выходит, работать пришлось бы.Женщины все
равно у них красивые, у всех груди такие  форменные. Мужчины наши за ними бегали. Это оже было запрещено, чтобы  кто спал с русской бабой, если кого заметили бы -  выслали бы в  лагерь, это было вообще запрещено. Но все равно мужики наши за русскими бегали, ну и  конечно давали им есть, но потихонечьку, каждый  почти имел свою бабу. Но и работали у нас тогда  французы и  голландцы. Ну и немцы, те которые не могли на фронт",- она  лежала с закрытыми глазами  рассказывала:" А мужики русские были в основном блондины, но  тоже очень худые, но блондины и даже ничего, почти как наши мужчины. А потом вышел закон, что все женщины, кто может рожать должны рожать постоянно. Были даже тогда у нас дома, даже у нас в Манхейме, были такие дома, что когда   солдаты приезжали с фронта, то могли выбрать себе женщину, чтобы сделать ей ребенка. Все молодые должны  были быть беременные, ну  кто мог  носить ребенка. А в этих домах,  все  могло быть и  еще  нельзя было выбирать , с кем у тебя ребенок будет. И это мне не нравилось. У нас всем  моим подружкам не нравилось все это.  У меня вообще был друг, он сам был чехом, они тоже у нас работали. Ну  я его очень любила и беременная была я от него уже, живот уже был  виден, торчал, но все равно каждый день ездила на работу,  поездом. А моя подружка  Кати она  как и все, выбрала себе одного русского, договорилась с мастером, чтобы записал его на  две недели больным и чтобы не искали его в  общем доме, куда их всех возили каждый день  после работы. А   тогда уже были во всю бомбежки, кто там знает, может  убило по дороге. Ну мастеру нужно было, конечно порядочно заплатить. Зато  были эти русские еще лучше наших, такой чистой рассы, почти нордической- блондины все и дети от них были тоже блондины, ну в основном, конечно. А  у Кати  дома, в деревне  держали этого русского сначала дома,  кормили,  потом врач его , конечно исследовал, все  у него было  хорошо, ну и  она   после этих двух недель беременная  сделалась. А русского отпустили опять  на работу. Но потом она его полюбила, хотела спрятать у себя дома, уже с мастером договорилась. А потом была страшная бомбежка и  тогда погиб  мой Вацлав тоже, погиб на моих глазах. А я  беременная была в восьмом месяце уже. Пришла домой вся  заплаканная и говорю, что не пойду на работу, плохо чувствую себя. И осталась дома. А на другой день пришла к нам домой комиссия из социальамта, проверять стали, откуда у меня живот и кто отец.
Ну тогда сидел у нас на кухне сосед, бобыль, лет ему было  окло семидесяти, сгорбленный, ну он все знал. Он тогда и признался. что он отец ребенка. Они его ругали, но обошлось, заставили  его со мной рассписаться. Ребенок у меня родился первый сын в апреле  сорок пятого, похож он  на  моего Вацлава. ",-  она замолчала и начала плакать. Она повернулась к старухе и спросила: " А сколько у Вас детей всего".
" У меня девять детей,  все живут. У меня было всего  трое мужей. Второй  муж у меня был поляком. Умер неожиданно.
А третий муж - словак, тоже умер - был моложе меня на  пятнадцать лет. Сейчас живу с одним - немец он, но  нет у него  такой нежности, как у тех, так живем,  он тоже моложе меня, но
 все время ходит куда то, может  в публичный дом. Но все равно,  мужчина в доме нужен,   без ласки ведь нельзя",- она замолчала и   добавила: " Вот они руссие  как и Вы такие же,  скажешь  что то они все смолчат и свое делают. А наши ведь ругаются сразу и вообще наши ругаются все  время, ничего не попустят другому. А русские они люди добрые",-  смотрела на нее ии вдруг втала и прихрамывая пошла к шкафу. Открыла дверь и вытащив   спортивный костюм, приложила его к себе и спросила: " А у меня тоже есть такой, похожий на твой,  как мне в нем, хорошо". " Хорошо" ,-ответила, отвернулась, взяла книжку и начала читать.
Засмеялась и как марево, навеяное паутиной,  сотканной  густо и   одновременно   почти  прозрачно, отогнала  рукой  что то невидимое и поняла тогда, что стекло в окне самолета  запотело.
" Скоро  полетим",-   стоял за спиной и смотрел над ее головой, " Я как увидел  Вас в самолете, сразу понял,  что не зря Вас к нам подсадили, видимо дела  пойдут у нас лучше. А может хуже",- неуверенно добавил  и  наклонился к ней:" А Вам , что  плохо.
А то я  вижу, как то   побледнели Вы вся",- он смотрел с  испугом  ей в лицо и капельки пота  попоявлялись одна за другой  по волшебству, как горошины и сплывали  по  его подбородку.
" Вспомнила  больницу одну",-  махнула рукой , ничего особенного, так история  со времен войны.
" Война  в нас всех сидит  крепко, Вы зря  говорите, что ничего особенного, не  побледнели бы так, если бы  ничего особенного,- иш ты корчит героя из себя",-  сказал он и  сел опять в кресло сзади.
Через два часа действительно, когда она уже потеряла надежду на то, что  они вообще  полетят,и  раннего утра серость и пустеющая  тишина действовали  на ее  мозг, до тошноты и почти безпамятства, самолет  все таки   получил лоцию, взлетел и взял курс на Багдад. Она дремала, или ей казалось, что  она дремлет, все равно было и ей и наверно всем в этом самолете или  почти всем. Она уже не  волновалась ничем, ей было все равно, собъют ли  его или нет,  куда он летит и вообще, летит ли он  этот самолет , или стоит на месте, где то в  темноте неба.
Полумрак салона и  стюардесса, со слегка  опухшими  глазами с  синяками  под ними - она шла  по проходу и тихо говорила:
" Товарищи через   полчаса - мы приземляемся в Багдаде, товарищи, прошу просыпаться". Она не хотела просыпаться и  думала о ом, что лучше бы было для нее вообще навсегда остаться в этом небе, очищенной от всего того что она знала и  что предполагала.