Из сборника «Наш друг – Димка»
Дед был, мягко сказать, немолод. Огромные морщины прорезали его лицо и шею и казались старыми шрамами.
У околицы деревни спросили: где машину на дней пять оставить – нам указали. Пришли – дед. Спросили – говорит: «Ставьте – пригляжу!»
Да там и пригляд-то какой? Коровы!
Эти японцы зеркала ставят на джипы в аккурат для наших коров. А у коров, видимо, в основном чешется за лопаткой. Зеркала – не выдерживают… Видимо, не рассчитает, лопаткой зацепит – и … двести баксов – и две недели ждать посылку.
Вот мы и обосновались на улице. Машину поставили, где дед указал. Рядом кедр здоровенный такой, а в метрах пяти стол. Вот мы там и накрыли его, деда пригласили к столу, как хозяина. Подошел – сел.
Выпили по рюмке.
…Беда была в том, что в Димку вселялся какой-то бес после этой «первой» рюмки.
...Димка свято верил, что в последней колонне из Афгана мы были на последнем бронике. На самом деле все было не так.
Были мы в «последней колонне». И не на последнем бронике. А в середке колонны. Когда уходили, там-то еще народу куча оставалась. Но Димке вот надо было, чтоб в последней и на последней броне. Мы его никогда не перебивали, тем более, что он великодушно делился с нами славой, говоря, глядя на нас: «Помнишь?..»
Потом к каждому из нас в отдельности: «Ты, брат, помнишь?..»
Я себя, даже, иногда ловил на мысли: а, может, правда – мы были в колонне последними?
А вот что под телекамеры не попали – точно. Когда выходили, ТВшников уже не было. Пленки, наверное, на самолет уже везли. Жаль - посмотреть бы на себя со стороны сегодня!
Вот с того моста мы так втроем и живем.
...Бес вселялся сразу, как только Димка делал этот первый глоток. Потом следовал выдох, потом – вдох, потом слова: «Одной в желудке неуютно, двоим к утру там будет...». Что там будет потом, за все годы знакомства с Димкой никто не знал. Он эту фразу растягивал таким образом, что успевал наполнить все пустое на столе, оглядеть всех, поднять свой второй стакан или рюмку, выпить, оглядеть всех и выдохнуть.
Димка не был ни забулдыгой, ни алкоголиком, вообще он к алкоголю не имел никакого отношения. Он имел отношения только к первой рюмке. Она вместе с бесом творила с ним невиданные дела. Она включала какой-то неведомый тумблер, и Димку уже грела не водка, а осознание чего-то другого, мощного и радостного, но, как правило, и того, что в машине два ящика водки на троих. Он преображался.
Не скажу, что он становился каким-то уж очень другим, но он становился мягким, и ему хотелось поговорить.
Главное – поговорить. Вот уж что хотелось, то хотелось.
Тема могла быть любой… Вообще любой! От: «Как тяжело Солнцу удерживать водородную реакцию под контролем» до «Самое главное при беременности – следить за голеностопом».
Откуда и как он брал темы – для нас загадка. Казалось бы, вся его жизнь последние лет двадцать была на виду, но он всегда удивлял чем-то новым.
Последняя тема, которая его волновала, когда мы были на реках Северного Урала, это: «У гусеницы клетки мышцы имеют пять различных принципиально явно выраженных форм». Вот у человека все клетки одинаковы по строению, а у гусеницы – нет! «Понимаете! У гусеницы клетки мышц отличаются друг от друга…» Пять дней, глядя на реку, мы слушали про гусениц и их отличия от людей.
Подобные темы его захватывали. И, попробуй, кто вступить в полемику или, не дай Бог, с ним в спор – все! Конец человеку!
Димка подсаживался рядом, внимательно смотрел на оппонента, иногда обнимал его за плечо и мягко произносил: «Обоснуй!»
Мы это все знали, внимания не обращали, в спор не вступали. Но новый человек попадался… Видимо, желая как-то влиться в наш коллектив, он произносил какие-то роковые слова в ответ на Димкины, и... все!
...Все согласились: «По второй, так по второй».
– А в деревне много народу раньше было? – Димка оглядел окрестности, нас и подсел к деду.
– Много, – дед посмотрел на Димку.
– Безработица? – это Димка для затравки.
– Жизнь! – дед явно не хотел говорить с Димкой.
– А Вы сам из местных?
– Да. Тут и родился. Вот там ближе к реке дом дедовский стоял. Там и родился. В бане.
– А щас где дом? Там вроде нет ничего? – Димка нашел собеседника.
– Старый был дом. Да в тумане. Нет его.
– Как это «дом в тумане»?
– Близко к реке. Туманы набегают и утром и вечером. Дерево не дюжит…
– Так зачем так близко дом ставить. Твой-то вон повыше.
– Не мой это. Отцовский. А тот – нижний – так бабушка хотела. Хотела, чтоб ближе к реке. Любила она её. А дед не перечил. Попросила его – он там и поставил.
Мы все молчали. Даже у Димки что-то остановилось в голове. Мы просто сидели и молчали.
– Любила она речку. Так на скамейке на берегу и умерла.
Мы все поодаль сидели. Вон там … – дед показал в сторону реки.
– Ну, давайте, – Димка поднял стакан, замешкался. Перехватил его сверху, сжав всей своей пятерней.
Налили третью!
– Давай, дед, помянем всех, и ушедших, и погибших.
– Отчего же не помянуть. Помянем, – дед встал и молча выпил. Постоял, посмотрел на речку – сел. Встали и мы. Было почему-то не по себе.
Так надоело в этой жизни вот так стоять со стаканом в руке, вспоминая…
Господи, когда же это кончится!
Да что же это такое? Столько лет прошло.
Не могу слышать слово «погибли»… Сколько же это можно? Даже там, тогда, когда молодыми были, 90-е… Все мы такие? Наверное! Чуть ниже и под горлом правее комок стоит всегда.
Налили еще. Сидим, молчим. Димка начал ёрзать на лавке.
– А мы вот втроем на последней броне из Афгана, так и не расстаемся. Там уж перед выходом познакомились. Земляки, значит. Вот и не расстаемся. Так вот! – Димка хотел что-то еще сказать, но передумал. – А как по отчеству-то Вас?
– А на постой просился – не расслышал?
Димка замялся: – Да ладно! Как?
– Иван Иванович я. Отец тоже был Иван Иванович. Младший я был. Младшие у нас все Иваны. Батя был младший, дед был…
– А дети там, внуки есть? Где?
– Внуки?! Правнуки уже за девками бегают!
– А мы вот только внуков ждем. Да не дождемся, наверное, от этой жизни.
– Дождетесь! Бабам сейчас тяжело – мужиков нет. Вот и ходят яловыми. Их ведь тоже торопить не след! Баба знает когда и от кого рожать! А не знает – не баба!
– А, Иван Иваныч, ты на Войне был?
– Да не ломай ты язык. Просто – Иваныч. Был.
– А где победу встретил?
– Победу-то? Не знаю, как его теперь зовут, тот остров. На острове.
– Где?
– В океане. От Японии недалеко.
– Это значит – ты в японской участвовал?
– В японской… В Отечественной. Ты думал, Берлину конец, то и войне п…дец. Как бы не так! Потом ведь тоже головушек положено немеряно.
Победа – это когда спишь – и не вздрагиваешь. Ты после своего Афгана вздрагиваешь? Вот то-то и оно… Победа!
– Это вас, значит, с западного фронта – на восточный!
– Да нет. С 43 как были там, так и до 46!
– Не понял… – Димка даже встал.
– А чё вы там в 43 делали?
– Тушенку жрали. В Китае – китайскую... – дед рассердился, поднялся. Взял со стола вилку, посмотрел на неё… «Вжик…» – вилка воткнулась в кедр...
Димка посмотрел на вилку, почему-то на верхушку кедра, потом на нас, потом на деда.
– Стоп! Ничё не понимаю. А Китай при чем?
– Мы были в Китае. А кто где был – не знаю. Мы в Китае.
– Постой, Иваныч! Вы 9 мая в Китае были?
– Вот 9 мая – нет. Уже в бухте. У себя.
– Где « у себя»? В какой бухте? В какой бухте… Победа!
Димка бегал вокруг стола. Мы тоже сидели, боясь вставить хоть слово.
– 9 мая – Победа же!.. Вы чё, не знали?
– Нет!
– А узнали когда?
– 12-го. От летчиков. Нашу группу тогда на выброску загрузили, а самолет задержали. Вот тогда и узнали.
– Стоп! Стоп! Стоп! – Димка бегал вокруг стола. – Задача на десантирование какая была поставлена?
– Задача?! А ты кто такой? Чтоб спрашивать? – дед косо глянул на Димку.
– Во! Вы видели… «Кто я такой?» Ты понял?.. Кто я такой?..
Димка обежал стол, смотря то на нас, то на стол, то на кедр. Немного успокоился. Еще налили, выпили. Сел. Молчим.
Димка, положив руки на стол, опустив голову, смотрел на них о чем-то думая.
Выглядел подавленным!..
– Иваныч! Мы все офицеры. Что за задача-то была?.. – встрял в разговор и я.
– «Водрузить на вершине острова знамя СССР и удерживать его неприкосновенность до прихода основных сил», – процитировал кого-то Иваныч.
– И сколько вас было? – я не давал встрять в разговор Димке, пока тот приходил в себя.
– Пятеро. Я, Сашка из Костромы, из-под Мологи – Васька, еще Сашка – из Красноярска, и Василий – тот был из Ставрополья. Вот – все. Самолет взять больше не мог. Да других-то уже и не было. У других – другие дела. Никого, кроме нас!
– И от кого же вы его, это Знамя, удерживали? – Димка пришел в себя.
– От всех! «До подхода основных сил».
– Подошли? – Димка почти лег головой на плечо деда.
– Подошли.
– Удержали?
– Удержал.
– Как это – «удержал»? «Удержал»… А парняги?
– Ребята погибли.
Димка замолк, плюхнулся на лавку и стал смотреть на реку.
– Дядя Ваня! А как было-то... тогда? – он повернул голову.
– День нормально было. А потом катера подошли. Стрелять начали.
– Японцы?..
– Да чтой-то японцы? Американцы! Флаг, значит, убирайте.
– А вы?
– А что мы? Флаг наш, мы рядом. Если б не было нас… А так … Чё главу склонять? Как потом-то жить?..
– Так они в атаку ж пойдут? – Димка даже привстал.
– Так и пошли. Так солдаты ж… Приказали. Пошли!
– А вы?
– Так мы тоже… Солдаты же!
– Так!
Значит, вы сверху под флагом… Тьфу – под Знаменем. Они снизу. Кругом камень. Рикошет уходит вверх над вами и гранатой им не размахнуться… А сколько их?
– Сначала на трех катерах. Ну, сколько? Человек сто! Потом еще высадились. Ну, может – человек двести–триста. Если по пулеметам судить – штатный батальон… ихний. Может еще, что предали им…
Мы притихли.
– Они вкруг пошли? – спросил я.
– Конечно. А как еще? Нам сверху не всё видно. Конечно. Так и пошли. Правильно пошли. Кругом.
– И сколько все это было? – Димка не выдержал.
– Дня два.
– Сколько?.. Триста человек два дня вокруг вас – пятерых топтались?
– Не хотели б – не топтались! Люди… Тоже ж люди! Жить-то всем хочется, – дед Иван насупился.
– Ты знаешь… Мы ведь тоже понимаем… Не пальцем сделаны… Три года в спецроте… Повидали… Одно дело поднять… Другое – склонить… Третье – не дать склонить! Я про знамя… А как остров-то называется, знаешь?..
– Откуда? Я ведь в госпитале только на третий день в себя пришел.
– Наградили?
– Наградили. Прямо в госпитале. Потом уже, осенью. Командир батальона медаль вручил – «За победу над Германией».
Мы-то её и не видели ещё. Первая у меня была из этих-то медалей… У нас ни у кого не было тогда ещё… Только у меня. Первый я был... С этой медалью-то...
А Япония что?.. Уже сдалась тогда... Потом дали и медаль «за Японию». Просто так дали. Всем давали и мне дали.
Осень была уже. Тогда…