(Из воспоминаний Леонида Маслова о Владимире Ивановиче Маслове)
На протяжении многих лет Владимир Иванович Маслов записывал в тетрадках воспоминания о своих родителях, о близких родных, о своей жизни. Набралось таких тетрадок 18 штук. Они разного цвета, разной толщины, текст в них написан самыми разными чернилами, но все они объединены одним: большой сыновней любовью и уважением автора к своим предкам и трепетной любовью к своим близким родным: жене, детям, внукам, и гордостью за то, что он принадлежал к большому роду Масловых.
Работу над рукописями, с тем, чтобы спокойно разобрать все тексты и перенести их в компьютерный файл, Владимир Иванович начал 25 июня 1999 года, можно даже указать время — в 16 часов 39 минут. Печатал на компьютере, принадлежащем его внуку Алексею, студенту в то время 2-го курса Новочеркасского института. Дни, когда появлялась возможность работать над текстом, Владимир Иванович называл «днями печати». Последний раз он сел за компьютер 21 марта 2000 года.
Вот запись из дневника, который вёлся им незадолго до кончины: «21 марта, вторник, в Тихорецке с утра 0. День печати, печатал 77 страницу... потом сын подвёз нас до дома».
Компьютер запечатлел время окончания работы — 17 часов 26 минут 56 секунд. Причина приостановки работы над рукописью уважительная — Лёше, студенту уже 3-го курса института, необходим был компьютер для подготовки к весенней сессии. Запись в дневнике у Владимира Ивановича: «24 марта 2000 года — пятница — сын повёз компьютер Лёхе, дело стало». Планировалось продолжить работу над книгой летом.
1 июня 2000 года Владимир Иванович скоропостижно скончался. Много, очень много не успел он сделать. В его замыслах было большое желание более подробно рассказать своим потомкам о жизни родных и близких не только в период трудных до- и послевоенных лет, но и в более поздний период, вплоть до наших дней. Хотел собрать малоизвестные биографические данные не только о старшем поколении родственников, но и о многочисленных племянниках и племянницах, живущих в разных городах и весях от Калининграда до Владивостока, и от Крайнего Севера до жаркого Казахстана. Жизнь внесла свои коррективы в эти планы: в самом начале работы над рукописью Владимир Иванович умер. Как сказали врачи — кровоизлияние. На сердце дядя жаловался...
Вот как о последних часах жизни любимого человека рассказала его жена, Нина Алексеевна: «1 июня в 16.30 этого большого человека не стало. Проводили внуков на автобус, он помахал последний раз рукой им вслед. Моросил дождь, играть в «козла» (домино) нельзя. Пришёл, взял тряпку, ведро с водой, вымыл стол, скамейки, позвал своих друзей в беседку. Не успели сыграть один кон, как ему сделалось плохо, наклонился на стол и скоропостижно скончался в присутствии своих друзей и меня. Смерть наступила мгновенно: кровоизлияние — так сказали медработники. Вот так ушёл из нашей жизни самый дорогой наш человек. Похоронили с честью, с доброй памятью о нём. Людей проститься пришло много. Все заботы взяли на себя дети, и я им очень и очень благодарна. Мне сейчас очень горько, тяжело, как сложится моя дальнейшая жизнь, неизвестно, но, наверно, нелегко».
***
Я обещал когда-то своему любимому дяде помочь в работе над его воспоминаниями. Дядина жена, Нина Алексеевна, разрешила мне в 2002 году взять архив Владимира Ивановича из Тихорецка в Надым, где я жил с семьёй, и завершить работу, начатую им.
24 октября 2002 года я начал работу над дядиной рукописью «О родных и о себе», закончил печатать её 28 января 2003 года.
***
Думаю, что я имею право несколько слов сказать о дяде Володе, о том, какую роль играл он в моей жизни.
Когда я родился, дяде Володе было уже почти семнадцать лет. Моя мама (Бронислава Яковлевна) мне рассказывала, что дядя со мной, малышом, любил подолгу нянчиться: я у него был любимым племянником. Как я ликовал, когда однажды летом, будучи уже подростком, вдруг увидел приехавшего в отпуск и шедшего по селу Ермак в красивом парадном лётном костюме и в голубой фуражке с золотистой кокардой своего кумира, своего любимого дядю Володю. Моё детское сердечко распирало от радости и гордости: это мой дядя, это родной брат моего отца! Когда дядя шёл по Ермаку, я замечал, с какими любопытством и восхищением смотрели на него сельчане.
Потом дядя Володя ехал на «остров» к своим родителям и там, среди родных, на природе, проводил весь свой отпуск. «Островом» мы называли место на другом берегу Иртыша, где жили мои дед, бабушка, их дети Иван и Дуся, работавшие там бакенщиками. Жизнь на «острове» в этот период бурно закипала. То дядя с братом Иваном гнули и точили большие крючки для самоловов, и потом ехали на лодке эти самоловы ставить, а вскоре мы от пуза наедались вкуснейшей стерляжьей ухи. То они ехали на охоту, а к вечеру бабушка уже осмаливала крупные утиные тушки на лапшу. Помню, как-то однажды они привезли с охоты дикого гуся, а он был такой тяжёлый, что я его волоком еле дотянул до дома. То дядя Володя ещё что-то делал, а я неотступно с любопытством наблюдал за его действиями.
В 1955 году дядя Володя приехал в отпуск со своей молодой женой Ниной. Дяде было 25 лет, тёте — 19, а мне 8. Но мне они казались тогда очень взрослыми. Из детей, кроме меня, на «острове» ещё «загорали» мой брал Лёва и мои двоюродные братья, дети Анны, Юра и Саня. Не скрою, что мы не только любовались красотой дядиной жены, но и были тайно, по-детски, в неё влюблены.
В дяде мне нравилось всё. И то, как он разговаривал — в его голосе, особенно по отношению к нам, сорванцам, всегда чувствовалась небольшая ирония; и то, как о многих вещах он рассказывал с лёгкой улыбкой на губах; и то, как он высказывал своё мнение или делал комментарий по какой-либо теме. Однажды я увидел, как дядя брился механической, с вращающимися ножами, бритвой, таких я раньше нигде не видел. Я спросил:
— А чем эта бритва лучше дедовой?
— У деда бритва опасная, — как обычно спокойно, с лёгкой улыбкой и лукаво на меня глядя, ответил он, — можно горло перерезать, а эта безопасная и бреет быстрей, два раза по бороде провёл — и готово!
И тогда я твёрдо решил: как вырасту, куплю себе такую же модную и безопасную бритву, что со временем и исполнил. Но это уже была не просто механическая, а электрическая бритва.
Как-то я с братом Лёвой и ещё кем-то из мальчишек взяли старую дедову лодку и стали кататься по неглубокому затону, где дно было илистым. Что-то мы не рассчитали, и вскоре наша лодка прочно застряла, прилипнув к вязкому дну водоёма. Мы шустро повыскакивали из лодки и, оказавшись в илу почти по пояс, с трудом, но всё же вытолкали лодку на глубину. Сами вымазались в грязи до ушей. И вдруг увидели стоявшего у берега и внимательно за нами наблюдавшего дядю Володю. Кто-то из нас, преисполненный гордостью за совершённую титаническую работу, многозначительно кивнул в сторону лодки и бахвальнулся:
— Сила есть — ума не надо!
На что дядя Володя, как мне показалось, назидательно, с иронией в голосе, сказал:
— Был бы ум — было бы ещё лучше!
В детстве все мальчишки десятками раз смотрели фильмы про войну, я тоже не был исключением. Военные люди для нас были героями, защитниками. Когда дядя надевал свой красивый парадный костюм, мы, разинув рот, обступали его и пытались прикоснуться к живому воплощению героизма и отваги. Приезжая в отпуск, дядя Володя несколько раз привозил мелкокалиберную винтовку, настоящую, боевую. И всегда разрешал нам из неё пострелять, и не просто по консервным банкам, а по настоящим воинским мишеням. Наши попадания он называл «галушками», например, когда из пяти выстрелов я попал в мишень всего один раз, он прокомментировал: «Так, у Лёни одна галушка, а остальные ушли за молоком». И я терялся в догадках, за каким это таким молоком могли метнуться пролетевшие мимо мишени пули. Молоко могло быть прерогативой только бурёнок из бабушкиного стада.
В январе 1971 года умер мой отец. Я к этому времени уже отслужил армию и поступил учиться в ермаковское культпросветучилище. На похороны своего брата приехал из Тихорецка и дядя Володя. Выглядел красиво и представительно: в офицерской шинели и шапке с кокардой. После похорон мы долго с ним беседовали. Дядя рассказывал о благодатной кубанской земле, о тёплом климате, интересовался моей жизнью, познакомился с Любой, моей будущей женой, угощал нас светлым кубанским самодельным вином, которого привёз десятилитровую канистру. Вино оказалось необычайно вкусным. Я поинтересовался, как дядя делает вино. Он рассказал, что обычно поздней осенью садится на мотороллер, едет на ближайшую плантацию, и там, договорившись со сторожем, набирает мешка два-три винограда, потом из него делает вино. Я когда-то в кино видел, как итальянцы в больших чанах босыми ногами давили виноград, а потом сок сливали в огромные дубовые бочки и опускали их в длинный подвал. Примерно таким же я долгое время представлял процесс приготовления вина моим дядей.
Перед самым отъездом из Ермака, дядя Володя зашёл к своей сестре Марии, которая жила в благоустроенной квартире. Я в это время тоже находился здесь: сидел у пианино и разучивал какую-то мелодию, заданную мне в училище. (У тёти Маруси стояло пианино, и она не возражала, когда я иногда понемногу у них на нём бренчал). В какой-то момент дядя вдруг подошёл ко мне и спросил:
— Планы-то у тебя на будущее какие, Лёня? Кем будешь после училища?
— Да вот, — начал я что-то бормотать, — после училища буду клубным работником, и ещё мне нравится музыка, буду играть на эстраде.
Дяде некоторое время размышлял, задумчиво глядя на меня, потом сказал:
— Мой тебе совет: надо в руки брать молоток.
Я прекрасно понимал, о чём мне сказал дядя Володя. Взять в руки молоток, означало не просто взять этот инструмент, чтобы забить гвоздь. Это означало получить какую-то твёрдую рабочую профессию с заработком гораздо выше, чем в искусстве.
Прошло несколько лет. Я окончил училище, поработал художественным руководителем Дома культуры в Павлодаре, потом переехать работать в Беловку (это недалеко от Ермака) воспитателем в профтехучилище, и опять-таки руководил там оркестром. Зарплата была копеечная. Слова же, сказанные мне дядей в 1971 году, с регулярным постоянством всплывали в моей памяти. «Молоток... Молоток в руки...»
И тут мне крупно повезло: прямо при училище была составлена группа из сотрудников этого же училища для обучения по специальности «Электросварщик». Через год у меня на руках уже имелся диплом с отличием по этой специальности. Меня назначили сначала мастером, а потом и преподавателем училища по сварочному делу. В 1978 году мой брат Лев помог мне из Ермака уехать работать сварщиком на Крайний Север в город Надым (сам он уехал туда раньше). В отпуск с семьёй я ездил каждый год всегда в Ермак, потому что там жили и мои и Любины родители, но с дядей Володей виделся лишь пару раз, где-то в 1987 году и ещё один раз несколько лет позже. К этому времени дядя уже вышел на пенсию, и поездки летом из Тихорецка в Казахстан для него и тёти Нины стали утомительными, а потому и нечастыми. Я был безмерно рад этим редким встречам. Замечал, что и дядя был также рад меня видеть.
Прошло ещё несколько лет. Мой северный стаж перевалил за 15 лет. Мы с женой стали подумывать о том, куда, в какие края податься после выезда с Севера. В Казахстан ехать жить не хотели, после развала СССР пришлось продать там свою двухкомнатную квартирёшку казахам за бесценок. Да и чувствовали себя мы уже россиянами. Жена предлагала городок Мыски, Кемеровской области, где жил её брат и куда уехала жить её мама. Мы бывали там раза два, мне не понравилось. Опять Сибирь, морозы, глушь. Кое-какие советы и предложения поступали от моих и Любиных надымских знакомых, у которых родственники жили по всей России: предлагали поехать посмотреть места то под Курском, то в Балаково, Саратовской области, то под Омском. Куда ехать? Кто там нас ждёт?
Я всегда помнил, что в Тихорецке живёт мой дядя, Владимир Иванович. Там же живут и его уже взрослые дети со своими семьями. С ними я совсем не был знаком, не доводилось и бывать в тех местах. По этой же причине не имел ни малейшего представления о том, что это за город и какой он.
Наступил 1995 год. В один из январских дней, после некоторых колебаний и сомнений, взял я ручку, бумагу и написал письмо дяде Володе, в котором поделился своими планами и намерениями относительно будущего местожительства, поинтересовался ценами на жильё. Ответ пришёл тут же. Это письмо я перечитывал, наверно, десяток раз. Вот отрывок из этого письма:
«Тебя, Леонид, интересует тот вопрос, который ты задавал, цены на жильё и на продукты в Тихорецке. Самый дешёвый турлучный дом (флигель) и 6 соток земли равен по стоимости новым «Жигулям», т.е. 20-25 лимонов (после реформы 1997 года «лимон», который «миллион» превратился в 1.000 р. или 200 долларов. Прим. Л. М.) Дом, обложенный кирпичом, с газом и водой — 40-50 лимонов. Кирпичный новый, площадью 80-100 кв. м, соответственно до 100 лимонов, дворцы ещё дороже. В станицах недалеко от Тихорецка можно купить домик с большим участком земли (от 20 до 50 соток) лимонов за 20. Построиться в Тихорецке будет стоить около 100 лимонов. Дешевле всего можно купить квартиру. Двухкомнатная стоит 20-25 лимонов, и дачный участок в 6-8 соток за 10 лимонов.
У нас есть участок земли под строительство дома во вновь строящемся районе. Взяла Надя, но строиться у неё не хватает духу. На план есть проект дома, солнечная сторона, дом двухэтажный, но цена плана будет стоить тоже лимонов 10, планы такие продают и цену на них можно уточнить, для своих можно даже сделать скидку. Сынова тёща живёт в станице Архангельской (30 км от Тихорецка по трассе Ростов — Баку), домик турлучный, покупали в своё время за 5.000 р., сейчас такой домик стоит лимонов 10-15. Участок земли — 23 сотки. Теперь этот домик мы обложили кирпичом, построили гараж с сараями. Можно на какое-то время Вас там приютить, если это понадобится. Сваха живёт одна. А так приезжайте в гости в любое время, будем все рады Вам. Мы с бабушкой живём в двухкомнатной квартире, можем тоже приютить».
Вот такое письмо. В 1995 году приехать в Тихорецк мы не смогли, провели отпуск сначала в Ермаке у моей мамы, а потом в Мысках у Любиной мамы, которая к этому времени стала сильно болеть. И начали понемногу собирать деньги на предполагаемое жильё на «земле». Прошло лето, кончился отпуск. Потихоньку подошёл 1996 год. Я написал дяде Володе письмо про Ермак, про родню, про всё, что там видел и кого видел. И написал, что в июне этого года свой отпуск начнём с Тихорецка. Мол, ждите нас в гости.
14 июня 1996 года я, Люба и наша десятилетняя дочь Лена самолётом из Надыма прилетели в Краснодар, а на следующий день мы уже сидели за гостеприимным столом в семье дяди Володи. В этот день прошёл ливень, да ещё с градом, всё было необычно, интересно. Познакомились с Сашей, его женой Любой, их детьми Лёшей и Пашей, и тётей Зиной, старшей сестрой тёти Нины, которая жила здесь и которую все звали просто Зи-зи. Потом познакомились с Надей, её мужем Юрой, детьми Данилом и Анечкой, которая только-только начинала ходить. Мы походили по городу, посмотрели объявления, связанные с продажей и стоимостью жилья. Город нам понравился: много зелени, тихий, уютный, хотя и не маленький — 70 тысяч жителей. Решили, что этот наш приезд будет ознакомительным, а вплотную к решению жилищного вопроса и возможном переезде с Севера приступим на следующий год. За пять проведённых у дяди дней я понял, что здесь нас любят, здесь нас ждут и всегда будут нам рады. Далее отпуск наш продолжился на море.
Время летит быстро, наступил 1997 год. Мы за зиму поднакопили деньжат, нынче в наши планы входило купить жильё. В Надыме мы много раз обсуждали с Любой варианты будущего жилья. Сходились на том, что хорошо бы иметь частный домик в деревне или на окраине города. И вот мы в Тихорецке. Через несколько дней начали поиски подходящего варианта. В этом деле неоценимую помощь оказал нам мой двоюродный брат Саша: несколько дней мы с ним колесили по Тихорецку в поисках приемлемого по площади и по цене дома, много домов мы объехали и осмотрели. Ездили и в солнечные дни и в ливень, но ничего подходящего найти не могли. После поездок собирались у дяди Володи в квартире, как в штабе, и обсуждали результаты поездок. И тут вдруг дядя подсказал, что дом — это хорошо, но как за ним следить, если мы не собираемся пока съезжать с Севера? Может, лучше купить квартиру в многоэтажке? Её будет проще оставлять незаселённой, в случае чего и соседи могут присмотреть, да и родные будут наведываться. Мы с Любой ухватились за этот мудрый вариант, как за спасительную соломинку. И снова Сашина «Волга» зашуршала колёсами по тихорецким улицам.
Через три дня всё-таки нашли трёхкомнатную, приемлемую по цене квартиру в новой девятиэтажке по улице Гоголя. Правда, там нужен был хороший ремонт. Но главные сложности были впереди. На Кубани, оказывается, покупка жилья иногородними лицами и их прописка запрещены. Не помогла и справка о льготах северянам. У нас отпуск подходил к концу, поэтому мы стали нервничать: очень уж нам поглянулась и квартира и место, где она была, — жаль было упускать такую удачу. Выручили наши родные, не исключаю, что с подсказки дяди Володи: Сашина жена Люба согласилась нашу квартиру оформить на себя, а потом, мол, что-нибудь придумаем. (Обо всех этих и других событиях более подробно рассказано в моей рукописи «183 письма с Севера» в главах с соответствующими годами).
***
Дядя Володя умер 1 июня 2000 года. В это время мы были в отпуске, находились в Ермаке (в Казахстане) у моей мамы, и уже брали билеты, чтобы ехать на Кубань. Из Тихорецка о смерти дяди нам не сообщили. Мы купили билеты на 10 июня. 9 июня после обеда я пошёл на переговорный пункт, чтобы сообщить родным о скором нашем приезде. Я заказал дядин номер. Телефонистка долго не могла выйти на Россию. Потом сказала, что номер не отвечает. Я назвал ей ещё телефон двоюродного брата Саши. Трубку поднял его сын Павлик. Поздоровавшись с ним, я сказал, что 13 июня будем в Тихорецке. И между делом спросил, как там идут дела, как поживают дед с бабушкой. Паша, секунду помолчав, сказал: «Дедушка умер». Меня как током пронзило. Я растерялся. «Когда?» — «1 июня... Сегодня 9 дней...»
В Тихорецк мы приехали 13 июня поездом. На вокзале нас встретили Саша с Любой. Когда приехали к тёте Нине, я увидел её — осунувшуюся, постаревшую, подавленную от свалившегося на неё страшного горя: потери любимого, самого близкого человека, с которым душа в душу прожила 45 лет. Мы разделяли её скорбь.
Теперь я предлагаю вашему вниманию, дорогие читатели, мемуары, написанные Владимиром Ивановичем Масловым «О родне и о себе».
***
Начало здесь: http://www.proza.ru/2010/10/09/359