(Фото автора)
К нам приехали гости. Супружеская пара. Он — инженер, она — литературный консультант. Не успели мы обменяться взаимными приветствиями, как гостья, презрев все эти банальные этикеты, спросила, обращаясь к нам, хозяевам:
— Вы смотрели вчера по телевидению «Эльдорадо»?
— Смотрели, — нехотя ответила Валя.
— Ну и как? — со звонким экстазом воскликнула гостья. И, казалось бы, это «ну и как» должно было означать осмысление вопроса, ответ на который предстояло сделать нам, она, тем не менее, перехватила инициативу и заговорила, захлебываясь восторженными словами: — Вот это да! Вот это открытие! Кожное чтение! Летающие души! Параллельные миры!..
— Рассчитанные на дураков, — как всегда, прямая и строгая в своих суждениях, перебила ее Валя.
— Как на дураков? На каких дураков? — Раскрыто-вдохновенный рот литконсультантши слегка повело в сторону, светло-синие глаза с черно-отяжеленными косметическими веками раскрылись до предела и застыли, как стекляшки.
— На нас с вами, — снова, прямо и строго, ответила Валентина.
— На нас с вами?! — как бы не веря услышанному, проговорила гостья. — Но разве мы с вами дураки?
— А кто же? Раз верим в такую чушь...
— Э-э! Так дело не пойдет! — вмешался я. — Вы чересчур круто взяли. Обе. А ты, Валя, не забывай, что перед тобой гостья. Точнее — гости. А гостей надо уважать.
— Извините... Эмоции... — тотчас же согласилась моя спутница жизни и понуро отошла в сторонку.
— Это другое дело. Такие вещи надо выяснять не кулаками «дураков», а с помощью логики, — сказал я.
Горючая смесь, так грубо воспламенившаяся в первые же секунды нашего свидания, несколько поутихла, хотя до полного гостевого спокойствия было далеко. Общими усилиями накрыли стол, сели, начали беседовать о том, о сем — о работе, рыбалке, международном положении...
И, однако, всё это было не то. Зная существо гостьи, а именно, что она, как говорится, до мозга костей пропитана верой во всякого рода «чудеса», гороскопы, поверья и т. д., и, естественно, жить не может без них, мы ожидали, что она вернется к ним снова и хотя в мягкой, интеллигентной форме, но обязательно будет навязывать их нам. Что же касается ее мужа, то он был, как это звучит на дипломатическом языке, либералом; на простецком же языке его позицию можно охарактеризовать известным словосочетанием «и нашим и вашим».
А у меня и Валентины, как и подобает свободному человеку, был свой, абсолютно совпадающий по всем основным параметрам, взгляд на все мировоззренческие вопросы. Только моя подруга, в отличие от «мягкотелого» меня, была чрезвычайно строга, пряма и неумолима, если дело касалось защиты принципиальных основ. Впрочем, при одном непременном условии: не трогай меня, и я тебя не трону. Другими словами, она была добра, умна и умиротворенна настолько, насколько справедлива пословица: «ниже воды, тише травы», но — до первых укусов шального ветра...
Поэтому, находясь в среде столь разноречивых убеждений и характеров, окружающих меня за сервированным столом, я, вставляя те или иные оборотики-шуточки, в тайне от всех поддерживал баланс настроения — хотя бы до окончания застолья, а там... там видно будет.
Заговорили о культуре, искусстве, о прочитанных книгах. Не смея соперничать с гостьей в этой области (за время своей работы литконсультантом она, по роду службы, надо полагать, пропустила сквозь себя не одну сотню разнообразных бестселлеров), я, да и другие участники стола, понимая это, предоставили ей возможность излить душу настолько, насколько она сама пожелала нужным. Мы почти не возражали ей, слушая ее и думая каждый о своем, а она всё говорила и говорила, восторгаясь, рецензируя прочитанное: романы, повести, рассказы, эссе...
Но вот обед кончился. Из кухни-столовой перешли в гостиную. Полюбовались портретами, коврами и игрушками, расставленными на книжной полке. Сели в кресла. О литературе, погоде и дипломатии всё уже переговорено. О чем же говорить еще?
О! Разве не о чем говорить! А такая грандиозная тема, как мироздание, Бог, душа, рай, ад? Да, конечно, бесконечно большая и бесконечно интересная тема. Для меня. И для моей Валентины. А для гостей?
Постойте, а это самое «Эльдорадо», показанное вчера по телевидению? Ведь оно, по существу, тоже вращается вокруг этой бесконечно большой и бесконечно интересной темы! Значит, есть нечто общее, что должно заинтересовать обе «противоборствующие» стороны? Попробуем? И я решился.
— Вспыхивает экран телевизора, и мы видим, — негромко начал я, — на стуле сидит мальчик лет двенадцати, с черной повязкой на глазах. Рядом с ним, с одной стороны, — журналист, а с другой, чуточку позади, — блондинка лет шестидесяти... Слышится голос ведущего передачу: сейчас этот мальчик с завязанными глазами, кончиками пальцев водящий по сложенной в его руке газете, прочитает заголовок статьи. Начинается «эксперимент». Мальчик водит пальцами по бумаге. Секунда, вторая, пятая, десятая... Изо рта мальчика вылетают какие-то нечленораздельные звуки. Летят секунды — двадцатая, сороковая... Наконец сидящая чуть позади этого подопытного мальчика стареющая блондинка (как потом выяснилось, «наставница» больного подростка) не выдерживает и начинает что-то подсказывать ему. Жалкий, измочаленный «чтец», подчиняясь ее диктату, выдавливает из себя нечто похожее на изречение: «Нам надо работать» (или что-то подобное)... Так я нарисовал картину, которую, в свою очередь, нарисовало нам центральное телевидение, предлагая передачу под общим названием «Эльдорадо»? — в упор спросил я гостью.
— Ну... в основном... так, — задергав плечиками, ответила она.
— «В основном». А что не в основном? Разве я исказил, наврал в чем-то?
Не в силах сопротивляться напору моего взгляда, устремленного прямо в ее взгляд, она пронукала что-то невнятное и наконец беспомощно развела в стороны ладошки.
— И это называется «кожным зрением», то есть чтением без помощи глаз? — я с трудом сдержался, чтобы в пылу охвативших меня гневных эмоций не применить более крепкого слова. — Дальше. Продемонстрировав это «новшество», без всякого перехода показывают новое. А именно: того же психически больного мальчика та же блондинка нацеливает на то, чтобы он сквозь костюм, рубашку и самое тело журналиста «увидел», определил состав пищи, которую употребил во время завтрака сей телеработник. Надо отдать должное смекалке мальчика — он сообразил осветить этот вопрос единственно правильным (и единственно возможным в данной ситуации) ответом, которым на его месте воспользовался бы каждый из нас, сказав, что в желудке «всё переварилось». И, видимо, понимая, насколько глуповато-прост этот фокус, блондинка решила, так сказать, взять реванш за провалившееся «ясновидение». И вот она уже в приказном порядке требует, чтобы мальчик «обследовал» печень журналиста. Конечно же, «ясновидец» с готовностью перебрасывает свой «бесконтактный» щуп на другой орган того же телеработника и тотчас же обнаруживает в его печенке... силуэт камня. Но самое интересное не в этом «обнаружении» камня, а в том, каким способом его начали изничтожать. Как только блондинка начала колотить кулаком о свой кулак, так тут же «ясновидец» сообщил, что зловредное новообразование в печени стало уменьшаться. А когда стареющая дама закрутила кулаками, явно имитируя мельничный жернов, раздался ясновидческий возглас, что камень рассыпался... Неужели вы верите в это — в этот, с позволения сказать, диагноз болезни и в такой способ ее лечения? — обвел я взглядом гостей.
Они молчали. Валя тоже, поочередно оглядев их и ничего не сказав, повернулась вновь в мою сторону.
— Ну ладно, всё это пустяки. Так сказать, хоть и шарлатанство, но в грубой маскировке, как говорят военные. То есть такое надувательство, которое сможет различить каждый. А вот уже вещички посложнее. Блондинка сажает в кресла трех девиц, «усыпляет» их, и во всю мощь своего громового голоса извещает всю поднебесную о том, что сейчас она посадит их души в ракету и отправит в космос. При этом она производит над каждой участницей полета насильственную операцию по осенению их крестным знамением со словами: (которые мне, как христианину, даже страшно вымолвить в таком истолковании): «Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь». Такого кощунства, такой разнузданности, такого вольного и дерзкого обращения с главным символом христианства я еще не встречал нигде, ни у кого. Разве что у Емельяна Ярославского и атеистов 20-х годов. Но они действовали так в рамках своего понимания борьбы с религией вообще и, как говорится, их можно понять. Но как понять (и можно ли понять?) особу, которая в своих, якобы добрых целях, явно корыстно хапает грязными руками величайшую, двухтысячелетнюю мировую святыню?
Я замолчал. Видя, что никто из гостей не собирается отвечать на мой гневно поставленный вопрос, я сказал:
— На месте церкви я, наверное, поднял бы этот вопрос до высоты защиты его от подобных осквернений со всех сторон... Между прочим, вы, надеюсь, слышали историю с писателем Рушди, который осмелился посмеяться над исламской религией и который скитается сейчас в поисках укрытия от гнева мусульман, требующих его головы... В христианстве, к счастью, такого возмездия за осквернение его догматов нет. И быть не может. Не может всеблагое учение о смирении и молитве за врагов своих карать человека не только отсечением головы, но и никакой другой репрессивной карой. Но при всем том, оно не может не разъяснять всем от лица Самого Бога о нравственных последствиях, которые в обязательном порядке настигнут любого Его хулителя. Ведь недаром св. Апостол говорит: «Всяк признает Христа — вольно или невольно», то есть, веришь ты или нет, но то, что будет страшный суд, который воздаст каждому по делам его, — это неизбежно...
Понимая, что я не имею права держать гостей в роли слушателей религиозной проповеди, я остановился, предоставляя возможность говорить любому другому на какие угодно темы. Но все молчали. Это молчание длилось в течение нескольких минут и стало уже тягостным. Между тем, как мне показалось, каждый из участников встречи сознавал, что переход к каким-то новым темам, после цитирования такого грозного апостольского предупреждения, не так-то прост. Поэтому стояла такая тишина, что было слышно дыхание каждого из нас. Наконец Валя сказала:
— Вот так «Эльдорадо»... Но, — повернулась она ко мне, — ты же не всё охватил из показанного. Ты ничего не сказал о точках-душах и «параллельных мирах». Расскажи, пожалуйста, о них.
— Зачем вести рассказ-пересказ того, что видел каждый из нас? А к тому же, если на то пошло, почему я, а не кто-то другой должен: делать это? Возьми и расскажи сама.
— У тебя получается лучше, — потупясь, сказала Валентина. — А потом ведь не столько важен сам рассказ, сколько позиция, осмысление его...
— Понимаю, — отнекивался я. — Вот в этом плане, в плане позиции, и высказывайтесь — и ты, и наши гости.
— Ну, мою позицию в этих вопросах ты знаешь — я ее высказала в самом начале... Повторить? — озорно сверкнула глазами моя подруга.
— Нет, в том виде не надо.
— А в другом — на такие глупости я отвечать не умею.
— Ну почему же «глупости»? — нарушила свое долгое молчание гостья. — Ладно, я согласна с вами в том, что «блондинка», как вы называете экстрасенса, производящего свои психологические опыты, в первой части передачи, действительно, вела себя шумно, грубовато, некорректно и, правда, всё это напоминало шарлатанский фарс, объяснить который с точки зрения разума трудно. Но нельзя и не отметить новизны, открытийности... простите за неудобное слово, которое я употребила в смысле открытия... — изощренно-кокетливо поправилась гостья, — открытия в дальнейшем течении передачи. Те же параллельные миры — разве это не сенсация, в полном смысле этого слова?
Валя, чуть привстав со стула, воззрилась на меня. Глаза ее пылали: дескать, можно рубануть по этим «мирам», по самой гостье и по ее научному слогу — сгоряча, по-русски? Я еле заметно качнул головой в сторону и сказал:
— Чтобы не громыхать словами, давайте разберемся спокойно, не спеша — посмотрим на этот вопрос со всех сторон. Причем, если бы он, этот вопрос, был на уровне, так сказать, развлекательной фантастики, мы и отнеслись бы к нему соответственно — улыбнулись и прошли мимо. Но когда нам преподносят его как серьезнейшее, эпохальное открытие, связанное с нашим будущим, то есть, по существу, навязывают идею ухода человека и человечества в эту «параллельную» эквилибристику, мы должны отнестись ко всему этому с трезвой разумностью, а именно — посмотреть, выдерживает ли оно обоснованную, логическую критику. Телевидение нам показывает молодого человека с фотоаппаратом в руках, рассказывающего о том, что сделали с ним таинственные гуманоиды, или представители «высшей цивилизации», которая, де, существует в мире параллельно с нашей, но только до такой степени утонченная в своем развитии, что мы, в силу нашего грубейшего физического и духовного положения, при всем своем желании не можем ни увидеть, ни даже представить их. Ну вот, а чтобы мы все-таки знали о них, о том, что они, не видимые нами, живут рядом с нами, эти высшие существа решили проинформировать нас через посредство этого молодого человека. Что они сделали? Они — ни много ни мало — его обычное, земное сознание заменили на свое гуманоидно-параллельное. Как заменили? Очень просто: вшили специальную, «энергетическую» капсулу в его висок. И с помощью этой капсулы он тотчас узрел их во всех подробностях!
— Итак, вы говорите: открытие, и даже сенсационное открытие, — продолжал я. — Судя по вашей эрудированности, вам не чужды научные определения, формулировки. Так вот, одна из научных истин гласит: открытие — это то, что однажды открытое одним человеком, может быть подтверждено опытно — я подчеркиваю: опытно! — другим человеком, ну и, разумеется, при желании всем человечеством. Теперь, исходя из этого научного определения, спросим: может ли кто другой подтвердить «опыт» лицезрения «параллельных миров» — тех миров, которые, как это утверждает их «очевидец», можно увидеть лишь в том случае, когда представители этих миров вынут из нас наше обычное, человеческое сознание и на место его, с помощью «энергетической капсулы», зашитой в наш висок, внедрят свое, которое даст возможность лицезреть их самих? Причем «очевидец» не сообщает о том, где и каким образом была произведена эта сверхтончайшая хирургическая операция по замене его виска на эту самую «энергетически-параллельную» капсулу!.. Ну ладно, это дело тонко-психическое, и нам, грубачам, не осилить его. Но вот каким образом ухитряется наша грубая, материалистическая субстанция — обычный земной фотоаппарат фиксировать этих тончайших «гуманоидов», это все-таки вопрос, подсильный для нас. Подсильный — а понять его мы тоже не в состоянии! Не в состоянии мы понять: ну хорошо, с помощью капсулы счастливцу открылся новый, неведомый мир с фигурками, завитушками и т. д. таинственного гуманоидного быта. Но у фотоаппарата, который сумел запечатлеть их, нет «энерго-капсульного» сознания, он же работает, повторяем, на нашей грубой, материалистической основе — как же он мог сфотографировать, уловить их? Мало того! Оказывается, по свидетельству того же «капсульника», то, что сумел заснять он, может сделать только его фотоаппарат, и ничей другой! Ну, чем не камень в печени, растертый в пыль с помощью кулаков!..
— Ой, дурачье! Ну и дурачье! — не выдержала Валя.
Гостья бросила на нее искрометный взгляд, но ничего не сказала. Воцарилась снова идеальнейшая тишина. Я понял, что можно продолжить анализ показанного по 1-й программе центрального телевидения о «параллельных мирах», и заговорил снова:
— Дальше. Сообщается, что представители ВЦ (высшей цивилизации) в своем интеллектуально-техническом развитии ушли так далеко вперед, что не нуждаются в услугах никаких космических кораблей, обслуживающего их наземно-пускового оборудования и персонала. Они летают прямо в креслах!..
— Ой, ой! — слегка простонала Валя, покачивая головой.
— А энергию для своих полетов, — продолжал я, — черпают прямо из космоса! Из ледяного, безвоздушного пространства! Оказывается, завитушки, которые запечатлел «особый» фотоаппарат, есть не что иное, как энергетические фалы (или шланги?), с помощью которых производится заправка топливом их летающих космических кресел... Но и это еще не всё. Скопление точек, которыми усеяны фотоснимки,— это души, человеческие души, покинувшие грешные тела и прибывшие, надо полагать, на свое вечное местожительство в виде информационного слоя, окружающего нашу планету.
— О, Господи! — воскликнула Валентина. — Как Ты не покараешь их за такую чудовищную ложь!
Снова искрометный взгляд, но уже обоих супругов. Взглянули и опять приняли свои молчаливо-напряженные позы.
— О душах — немножко позже, — сказал я, — а сейчас давайте, хотя бы бегло, посмотрим на вопрос летанья по космосу с помощью кресел. Обратимся снова к науке, к ее истинам, которые гласят, что во всей материальной вселенной существуют одни и те же материальные законы, где бы, в какой точке они ни находились. А это значит, для того, чтобы, например, сдвинуть с места песчинку, требуется затратить известную, хотя и очень маленькую, энергию. Этой энергии потребуется больше, если песчинку подбросить вверх. А если послать в зенитную высь ракету, то энергии надо дюже много. При желании подбросить вверх, в космическую даль человека, замурованного в хитроумном техническом отсеке, энергия должна равняться двадцати миллионам лошадиных сил. Ну, а если этого самого человека, сидящего в отсеке, пульнуть вверх, разогнав его до световой скорости (а именно такая скорость нужна, чтобы преодолеть межзвездные расстояния), потребуется, по научным прикидкам, только для охлаждения стартовой площадки, целый океан воды. К тому же, чтобы не расплавиться от нагрева об атмосферу, те же законы физики требуют защитить несущийся сквозь плазму аппарат жаронепроницаемым панцирем... Как видим, непростая это штука — путешествие по космосу! А эти «параллельщики», простите, гуманоиды из ВЦ плюют на все закономерности, садятся в кресла и летят...
— А почему бы и нет? — впервые подал голос инженер. — Почему вы думаете, что они не сообразуются с законами физики, нарушая их? Да, правильно, материальные основы вселенной одни и те же. И у нас, и у них. Но в том-то и дело, что мы, находящиеся на одной стадии развития, применяем эти законы, исходя именно из этой своей стадии, а они — они! — супруг повысил тон, повторив последнее слово, и многозначительно поднял указательный палец правой руки, — они, не забывайте, потому и называются представителями ВЦ, что далеко — оч-чень далеко! — снова повысил голос инженер, заостряя-продлевая звук «ч», — ушли вперед, по сравнению с нами, с нашими возможностями, с нашим интеллектом...
— И поэтому могут летать, как ведьма на метле! — перебив его, сыронизировала Валя.
— Да, шутка шуткой, а дело выходит именно так, — сказал я, поддерживая прозвучавшую иронию. — Вы меня извините, — повернулся я к инженеру, — но мне хочется кое-что добавить по существу сказанного вами.
— Пожалуйста, пожалуйста, — закивал супруг.
— Я вполне согласен с вами в том, что они, то есть те, о которых мы говорим, могут существовать в мире — в силу бесконечного многообразия его форм. И, конечно же, могут отличаться от нас по своему развитию, в смысле науки и техники. Но, согласитесь, получать энергию из космической пустоты, то есть, по существу, из ничего, несмотря ни на какое развитие, — это всё же, мягко говоря, попахивает фантастикой...
— Ну почему же фантастикой? И почему вы говорите: «из пустоты, значит, из ничего»? Космос, — поднял глаза кверху инженер-супруг, — это не пустота, а безвоздушный простор. И не в нем ли, в этом вселенском просторе, бушуют гравитационная и другие, пока не понятные нам, виды энергии, силой своего воздействия рождающие такие образования, как звездные скопления, галактики, метагалактики...
— И такие «образования», как хрущевский изобильный рай, одной ногой в котором мы уже стояли и который — фью! — сейчас пуст так же, как безвоздушный нуль, — снова поддела Валя.
— А причем тут хрущевский рай? Мы же говорим о гносеологии, о познании. И эти вещи несравнимы... — отбивался инженер-гость.
— Сравнимы, сравнимы! — наседала Валя. — И не в чем-то, а в главном. В гносеологии. В познании. Именно здесь, на путях познания, бушуют «гравитационные» очковтирательства, уводящие умы во всевозможную фальшь. И если нам десятилетиями распевали одни теории, практический результат которых ныне у всех на виду, то почему мы, как говорится, испытав это на своей собственной шкуре, должны доверять другим, пусть даже они исходят из уст «представителей ВЦ»?
— Валя права, — сказал я, когда она, возбужденная до предела, на одном дыхании выпалила свои контрдоводы.— В самом деле, чего-чего, а теорий, претендовавших и претендующих на роль непогрешимых вещателей истины, хватает. Да только мир от этого не становится лучше... А теперь — о душах. Вернее, о тех черных пятнышках-точечках, которыми, как в результате известной деятельности известных насекомых, усеяны фотоснимки, сделанные обладателем космической капсулы в той же передаче под названием «Эльдорадо». Вы позволите мне высказать мою точку зрения на этот счет? — спохватившись, обратился я к гостям.
— Конечно, конечно, — закивали они.
— Дело в том, — начал я, — что еще задолго до показа «Эльдорадо» вопрос о «пятнах-точечках» уже был поднят в прессе. Вот как, например, он звучит в одной из статей. — Я открыл ящик письменного стола, взял из него газетную вырезку и стал читать: — «Из публикаций последнего времени следует, что все тела и Вселенную заполняет лептонный газ — это сверхлегкие микрочастицы. Они настолько малы, что могут бесшумно, беспрепятственно пронизывать все предметы материального мира. Суть этой гипотезы в том, что лептоны содержат информацию о чувствах, о предметах. В них память о том, что было и что будет. Это как бы река времени из будущего через настоящее в прошлое. Сегодня уже очевидно, что излучение биологически активных точек создает суммарные квантовые оболочки человеческого тела. По форме они — подобие скафандров, расположенных один внутри другого. Может быть, отсюда оно, изображение ауры — радужного полукружья вокруг лика святых на иконах? Когда два человека находятся рядом — их «скафандры» пересекаются и возникает канал для интуитивного обмена информацией. Естественно предположить, что, пересекаясь, лептонные оболочки создают единое лептонное поле человечества, тот мировой разум, к которому можно подключиться и считывать с него информацию»...
— Из этой длинной цитаты явствует, — продолжал я, — что автор статьи (он же экстрасенс-психолог) путает (или сознательно смешивает) два несовместимых понятия — понятия духа и материи. А именно: если лептоны — газ, состоящий из частиц, то это материя... И какими бы сверхмаленькими и сверхпроницательными они, эти частицы, ни были, их можно обнаружить, зафиксировать материальными же, физическими способами. А память и «мировой разум, к которому можно подключиться и считывать с него информацию» — это категория духовная. Или просто — дух, который, как известно каждому, обнаружить, а тем более зафиксировать, никаким материально-вещественным способом нельзя. Нет таких приборов в мире, чтобы они могли уловить дух, который «дышит, где хочет». И никогда не будет. На то он и дух! А ну попробуйте поймать, зафиксировать мысль, которая в мгновение ока «перелетает все расстоянья от и до»!
Это — во-первых. А во-вторых, «изображение ауры» — светящегося нимба вокруг лика святых на иконах — это именно только изображение, рисунок, краска. Сущность же этого свечения, то есть такого же, как и у нас, но просветившегося, благодатного разума святых, — тоже дух, а не «мировой лептонный газ», состоящий из материальных микрочастиц.
«...Купола церквей — это ведь и своеобразное чудо, проводники энергии. Почему из храма все возвращаются благостные? — ставит вопрос тот же экстрасенс-психолог. И отвечает: — Там добрая энергетика (вспомним лептонный газ и «скафандры» святых!). Здесь все равны и незлобивы, всем равная нисходит благодать...» А чуть раньше он же говорит: «Я не претендую на бесспорную истину, говорю о том, что мне близко. Отказаться придется только от того, что мешает философски воспринимать новаторское, материалистически детерминированное мироздание и мировосприятие. Ведь уже доказано, что иногда на фотографиях рядом с ныне живущими людьми можно увидеть тени их умерших родных. Это снимок мгновенного и сильного воспоминания, тоски».
Снова — то же смешение понятий! — отвечаем мы.
Прежде всего, купола церквей — это не «своеобразное», а вполне определенное, христианское чудо. Чудо отражения учения о воплощенном Слове — Сыне Божием и Сыне Человеческом, — сошедшем с небес, то есть со Своей извечной Божественной Высоты, на грешную землю, чтобы осуществить спасение помраченного человечества, и снова вознесшемся на небо, на извечную Свою Высоту, в величии и славе, подобающих только Ему, Сыну Божию и Богу. И вот эти-то величие и славу Его символизируют собою сверкающие купола с крестами на них, напоминающими о крестной победе над злом, совершенной Христом, и о крестном пути каждого из нас...
А для «детерминированных» материалистов это нравственное величие и вместе с тем великая скорбь — всего лишь «проводники» какой-то «биоэнергии» и «лептонный газ». Почему из храма все возвращаются благостные? Только потому, что там «добрая энергетика», состоящая опять же из того же лептонного газа и «скафандров» святых? И все «незлобивы» — по той же «газово-лептонной» причине? На этот вопрос мы предоставляем возможность ответить писателю Виктору Астафьеву. Вот что он говорит, пользуясь рупором Союза писателей — «Литературной газетой»:
«Почему в церковь сейчас такое стремление? Религиозность поддерживает спокойствие духа. Церковь — единственное место сегодня, где человека могут выслушать. Там — «сын мой» и «дочь моя»... голоса на тебя никто не повысит... Люди устали от боевых лозунгов, от братопрезрения. Пора новомодных призывов поворачиваться к заповедям Христа — они ведь зовут к миру, братству и добру, вечным и нетленным истинам, вера в которые способна образумить и спасти нас. Всё остальное гибельно».
Спокойствие духа... Голоса на тебя никто не повысит... Заповеди Христа... Вечные, нетленные истины... Вера, которая лишь одна способна образумить и спасти нас...
Что это — «лептонный газ»? Да нет же! Это — воспитание, деликатность, доброта, то есть нравственные категории или, другими словами, всё тот же дух. Дух, а не «лептонный газ»! Отсюда — и благодать, которая «равно нисходит на всех»!
Что же касается «теней умерших на фотографиях рядом с ныне живущими людьми» и что, дескать, это «снимок сильного воспоминания, тоски», то, во-первых, само слово «ныне» уже говорит кое о чем, а именно: «ныне» технические возможности таковы, что любой иллюзионист может изобразить любые «тени» на чем угодно. Ведь вы же лично (мы обращаемся к разбираемому экстрасенсу) «с завязанными глазами по молчаливой команде кого-либо из зрителей» тоже «умеете» выполнять его задание. Ну чем не «тень»?! Или: «изумленный зал воочию видел, как над пальцами экстрасенса (то есть над вашими пальцами) светилась энергия». И если вы как экстрасенс умеете так «светить», то почему нельзя допустить такого же «свечения» у других?
А во-вторых, — и это главное — вы и здесь демонстрируете то же смешение понятий, пытаясь всеми силами отстоять свое «кредо»: дескать, воспоминание, тоска — это не какие-то неуловимые духовные тонкости, а та же материя, которую — видите? — можно даже обнаружить с помощью фото! И, по-видимому, вам неведомо то, что один из самых убежденных апологетов материализма Ленин — и тот, на протяжении своей атеистической книги («Материализм и эмпириокритицизм») всеми силами старался внушить своим оппонентам абсолютную разницу понятий духа и материи, когда они, на основании открытия атома, пытались доказать, что «материя исчезла». Ленин дал им бой (цитируем специально для вас): «Атом дематериализуется... материя исчезает...» — приводит он строчку одного из оппонентов, и тут же разбивает его: «Материализм и идеализм различаются тем или иным решением вопроса об ИСТОЧНИКЕ нашего познания, об отношении познания (и «психического» вообще) к физическому миру, а вопрос о строении материи, об атомах и электронах (и о «лептонах» — добавим мы! — Н. С.) есть вопрос только этого «физического мира» (подчеркнуто Лениным).
Вы слышите, тов. экстрасенс-психолог: вопрос о строении материи (и об этом, повторяем, говорит не какая-то там мелкая сошка, а самый «детерминированный» материалист!) касается только этого — физического мира! И, стало быть, никакого отношения к «психическому» (а этим «психическим» несомненно являются и воспоминания, и тоска) не имеет и иметь не может.
На этом можно было бы закончить «диалог» с экстрасенсом, но вот новейшие его откровения.
Корреспондент: «Раз уж речь зашла о Христе, верите ли вы в то, что у каждого человека есть душа?»
Экстрасенс: «Конечно. У каждого человека есть душа, под которой я понимаю его энергетику. После смерти его энергетика покидает тело. Я считаю, что наша Земля окружена информационным слоем, к которому присоединяется разум, знания каждого человека... Все мы вместе взятые — лишь крошечная частица Космоса, Вечности, о которых мы ничего не знаем. Мы и самих-то себя не знаем. Что уж тут рассуждать о вечном».
Экстрасенсу отвечаем мы. Ну, если не только «о Космосе, Вечности», но и «самих-то себя мы не знаем», то, действительно, о чем рассуждать? И, тем не менее, без рассуждений психолог-экстрасенс не может. Ну как же, всё известно ему: и душа с ее «энергетикой»; и то, что она, эта душа-энергетика, после смерти покидает тело; и что она, опять же эта наша «энергетика», вливается в «информационный слой», которым «окружена» наша планета; и что он, этот «слой», оказывается, есть не что-то другое, а наш разум...
Мы не будем разрушать основы познаний экстрасенса и ни в коем случае не станем мешать ему внедрять эти познания в умы тех, кто приходит на его публичные сеансы. В таких случаях обычно говорят — дело хозяйское. Зададим знатоку-психологу только один вопрос: вы видели, «щупали» этот самый «информационный слой», окружающий нашу землицу, и если да, то можете сделать так, чтобы и все желающие смогли увидеть, «пощупать» его? Нет? Тогда послушайте нас.
Когда мы говорим, что весь мир (подчеркиваем: весь мир, всё существующее, а не только какая-то там оболочка, окружающая нашу планету!) пронизан, пропитан знаниями, из которых составляются наши умы, то мы имеем в виду именно знания, то есть такую же духовную сущность, какой является всё то «психическое», из которой состоят наш ум, наша душа, или то, что мы называем одним всеобъемлющим словом — ДУХ. И этот дух, эти знания, составляющие его, имеет каждый из нас, и каждый из нас имеет полную возможность видеть, «щупать» их в самом себе и во всех других ежечасно, ежеминутно, ежесекундно...
И это — есть как есть, дано как дано! И от этого ЕСТЬ КАК ЕСТЬ и ДАНО КАК ДАНО никто не имеет никакой возможности ни уклониться, ни защититься — ничем, никогда, нигде.
И остается только одно-единственное средство: познать это ЕСТЬ КАК ЕСТЬ и ДАНО КАК ДАНО так, как оно есть в действительности, и, познав, приобщиться к действительному Разуму — Разуму с большой буквы, сотворившему нас и живущему в нас.
Подчеркиваем: во всех нас! А не то, что какая-то особа с помощью каких-то пересаженных кем-то капсул, зрят какие-то вдруг открывшиеся им — и только им одним — особые, «параллельные» миры и даже фотографируют их...
Я замолчал. Молчали гости. Молчала и Валентина, видимо, не решающаяся на то, чтобы хоть чем-то оттенить мой рассказ.
Мне было интересно знать, как долго продержится это охватившее всех состояние молчания, и кто первый нарушит его. Но оно затягивалось.
— Значит, возражений нет? — решил я сам нарушить его.
— Какие могут быть возражения? Всё правильно,— без всякого энтузиазма проговорил супруг, не глядя ни на кого. — Только ведь тонкая это штука — познание...
— Конечно, не мякина для воробьев! — тотчас же, как всегда с присущей афористической образностью, отреагировала Валя на последнюю фразу инженера.
И по сияющему, с каким-то мальчишеским озорством, взгляду, который она бросила на всезнающую гостью, я понял, что «эльдорадовская» атака, на которую рассчитывала активная защитница «лептонных» теорий, явно провалилась.
«Дай Бог, чтобы навсегда», — устало подумал я.
И в эту минуту ощутил на себе благодатную светлость взгляда, которым одарила меня моя верная спутница жизни.