Степан скривил губы, закрыл глаза, стукнул кулаком по столу и на полном выдохе затянул:
- … степь, да степь кругом…
Его никто не поддержал, никто не слушал. На столе закуска не уменьшалась, а прибывала. Под столом поблескивала бутыль с самогоном. Её только что принесли из погреба, она покрылась капельками, и некоторые уже сползали вниз.
Катерина, жена Степана, поглядывала на мужа с укором и страхом, зная его пьяное буйство.
- Путь далёк лежит, - Степан открыл правый глаз.
- Не хотите, значит, хозяина поддержать? Он так двинул локтем по столу, что тарелка с картошкой опрокинулась и покатилась. Стёпке пришлось подхватить несколько картошек, и они обожгли ладони.
- А-а-а, - заорал Стёпка и со всего маху бросил их в Катерину. Та увернулась, закрыла лицо платком и выбежала во двор.
- не хотите, значит, со мной петь, а я между прочим, - Степан стукнул кулаком в грудь, - к вам всей душой. Вот всё, что есть, ешьте, пейте, милости прошу. Пьяная слеза потекла по щеке.
- Степан, да ты что, давайте споём, мы тут вот разговорились немножко, молодость вспомнили. Ты что, братан, - Михаил Егорович обнял брата, поцеловал.
- Лида, - обратился он к жене, - принеси Степану полотенце да позови Катерину, чего она прячется.
Стёпка успокоился, изредка шмыгая носом. Вошла Лида с большущей сковородой жареных грибов. Стёпке приложили ко лбу мокрое полотенце. Подержав немного, он швырнул его на пол.
- Давай, браток, выпьем. Сколько мы с тобой не виделись? Забыл ты нас, забыл. Уехал чёрт-те, куда на Северный полюс к белым медведихам, - Степан засмеялся и снова стал кашлять. Опять потекли слёзы, пришлось достать с пола полотенце и утереться.
- Ну, Степан, ты что-то совсем расклеился, может, чайку соорудить? Михаил Егорович подвинул сковородку с грибами.
- Хороши грибочки. Уж и не помню, когда ел. Грибки с луком! Эх, Степан, братишка ты мой меньшенький.
Катерина убрала лишнее со стола, расставила чашки с блюдцами, поставила пузатый самовар. На самоваре, как на троне, сидела матрёшка.
- Ты смотри, какая барыня, Лид, где это вы такую приобрели? Михаил Егорович снял матрёшку и стал разглядывать.
- Дочка моя, Люсенька, сшила. В кружке "Умелые руки". Дельная, вся в меня. Миш, ты ведь знаешь, какой я умелый? Знаешь?
Стёпка достал бутыль, разлил по стаканам.
- Давай, что-ли, по маленькой перед грибочками. Катерина, иди с хозяином выпей, а потом я тебе всё равно морду набью. Мне, Степану Егоровичу, - горячую картошку, У-у-у, стерва. Не прощу.
Стёпка залпом выпил, перевёл дыхание, закусил огурцом и, качаясь, ушёл в спальню. Было слышно, как он брякнулся кровать и захрапел. Катерина заплакала. Лида помогала убирать со стола, а Михаил Егорович недоумевал:
- Ну что ты будешь делать? Ведь такой умный был.
- Катя, - Лида тихонько подошла к Катерине, - не переживай. Мы уходим, а то мама волнуется. Миша поговорит со Степаном. Что это такое, ведь никакой жизни. Надо ему лечиться.
В родительском доме спалось хорошо. Сначала поперхнулся, потом разорался петух. Кто-то тихонько стучал в окно. Заглянула Катерина. Лида встала, накинула халатик и, на ходу закалывая шпильками волосы, вышла.
- Что случилось, Катя? На тебе лица нет.
Катерина так мяла носовой платок, что руки то синели, то краснели, то белели.
- Лида, что я наделала, - она зарыдала и закрыла лицо ладонями.
- Катя, что ты меня пугаешь?
- Сейчас, - глаза её остановились, лицо окаменело. – Мы вчера по грибы ходили, ну, чтобы вас угостить, так я мухоморов набрала, решила отравить Степана. Не могу больше, Лида, сил нет.
Лида вспомнила, с каким удовольствием ел Михаил Егорович грибы, и краска залила её лицо.
- Да ты не беспокойся, я их отдельно пожарила, на другой сковороде. Стёпка ночью встаёт есть, вот я и подставила ему эту отраву, пусть, думаю, околеет, всё равно не исправится.
Лида не знала, что сказать, руки дрожали.
- Катя, да как это ты такое удумала? А Люсенька? Ты о ней подумала? Ведь тебя посадят, - она несколько раз прошлась возле дома.
- Он съел?
- Съел.
- И что? Умер уже?
- Не знаю. Я не трогала его. Лежит лицом к стенке. Я сразу ушла из дому, а теперь боюсь одна идти. Боюсь, Лида. Ведь какой парень был, самый лучший . Из армии пришёл, ну, просто лучше всех. И на гармошке играл и пел. Что с ним случилось? Дом вон какой отгрохали – жить бы да жить. Теперь Люсенька сиротой останется, пока я в тюрьме буду. А может, ещё и расстреляют. Возьмите её к себе, Лида, ведь у вас нет своих-то, а?
Обе женщины плакали.
- Он меня на руках носил, а Люсеньку как любил! Это ведь он только пьяный такой, а трезвый ласковый и жалеет, - Катерина забыла Степкины побои и запричитала:
- Стёпушка, мой родненький, да что же я наделала, Стёпушка!!!
Стёпкины хоромы были в двух шагах. Катерина открыла дверь в спальню, Лида стояла сзади. Степан лежал на спине, не шелохнувшись.
Катерина бросилась на кровать, обхватила Стёпкины ноги и уткнулась в них лицом, запричитала:
- Стёпушка, прости меня, прости, Стёпушка.
Степан сначала открыл один глаз, затем другой. Поведение жены ему понравилось.
- То-то, а то горячую картошку подставила. Кому? Мужу!
Стёпка слез с кровати, достал из-под стола бутыль.
- Давайте, бабоньки, выпьем за всё хорошее. Катерина, принеси-ка грибочков. Вот за что я люблю тебя. Не знаешь? Стряпуха ты уж больно хорошая!