Странно или История любви

ОН
      
Я часто встречал ее. С чего же это началось? Я присел за столик уличного кафе. Просто вышел на остановку раньше. Остановился, решил выпить кофе, покурить. Рядом сидела милая молодая женщина в темных очках. Официант принес ей чашку кофе, придвинул пепельницу. Она закурила. Я пил кофе и смотрел на нее. Интересное лицо. Жаль, что в кафе не принято знакомиться. Нет, сейчас все знакомятся со всеми, где угодно. Да я и сам.. но тут что-то остановило меня.

К ней подошел официант. Она расплатилась, потом взяла со стола какую-то связку. Встряхнула ее – из связки со щелчком (как открывается зонтик) вылетела белая палка. Официант помог ей подняться, и она пошла, чуть проверяя дорогу перед собой. Я вскочил со стула, сказав официанту – я сейчас вернусь, и кинулся за женщиной.
- Вам помочь?- спросил я
- Нет, благодарю вас, я хорошо знаю дорогу.
- Но мне не трудно..- начал я.
- Мне тоже, – сказала она, и пошла дальше.

Я вернулся к столику. Официант посмотрел на меня
- Она не любит, чтобы ей помогали, – сказал он, - к нам она уже привыкла, да и мы знаем ее вкусы – какой кофе любит, даем обязательно пепельницу и стакан воды. Но она всегда отказывается от чужой помощи – несколько человек уже пытались.
- А она часто здесь бывает?
- Несколько раз в неделю. Наверно, где-то рядом бывает.
- И всегда одна приходит
- Да, нет, иногда с друзьями.
       ---

Она
      
Он мне понравился – этот незнакомец. Ослепла я внезапно и неожиданно. И совершенно не выносила света. Лежала в зашторенной комнате, с повязкой на глазах, и плакала от боли. Собирались консилиумы нескольких больниц. Постоянно меняли мне лекарства. Но ничего не могли сделать. Понемногу, потихоньку я стала различать свет и тьму, окна, лица родных. Не лица, силуэты и голос. Когда я поднялась, меня немедленно отправили в общество слепых, выдали палку и учительницу. Учительница учила меня ходить с палкой. И я начала ходить. Во дворе, изучала заново дорогу к автобусу, к врачам. Рядом постоянно были друзья, которые составили даже расписание – в какой день кто из них везет меня к очередному врачу. Как-то одна из подруг свозила меня к морю. Море….
      
С этого дня я стала различать все крупное и радостное. Море, деревья, дома. Я продолжала спотыкаться на лестницах, не видела номеров автобусов, не могла прочесть ни одной строчки, ни одного слова. И тогда я стала разглядывать свой город. Я ехала в автобусе и смотрела в окно – а за окном лето, деревья, старые дома, яркие зонтики кафе. Я по-прежнему, любила ходить в кафе – с палкой и в двух парах темных очков, что выглядело забавно, а профессора, увидев это, закричали: о фотофобии, и стали меня фотографировать – для них это был интересный случай. Но не для меня – я лишилась главного – книг. И солнца – от солнечного света глаза нестерпимо болели – отсюда и две пары темных очков. Правда, потом мне нашли ультра-темные очки, и я видела все в сером цвете. Сумеречно, даже в разгар дня. Иногда я думала, что это своеобразные розовые очки – я перестала видеть недостатки. И правильно.
      
Иногда я чувствовала себя обманщицей и «называла себя Гантенбайном». Я ведь уже видела, и неплохо ориентировалась. Но спотыкалась на лестницах, натыкалась на углы, не видела светофора, палка, к сожалению, была мне необходима, и поэтому - для прохожих, официантов, водителей автобусов я была слепой. И мне помогали изо всех сил. Переводили через дорогу. Когда открывались двери автобуса, водитель кричал мне - 32, или 30, чтобы я случайно не поехала в другом направлении. Они были правы – эти водители – номеров я не видела, но люди на остановке заранее говорили, какой автобус приближается. Официанты в кафе уже знали, какой кофе я пью, сами кидали туда сахар – два пакетика, приносили стакан с холодной водой. Больше всего я любила уличные кафе. Я играла в какую-то непонятную игру. Почему-то теперь, когда в глазах окружающих я стала несчастной слепой женщиной, я первый раз в жизни пошла к парикмахеру, и начала модно одеваться. Почему?
      
Я наблюдала. Люди, считая, что их не видят, ведут иногда себя забавно. А вот природа и дома вели себя замечательно.
Возвращаясь домой, я думала об этом человеке. Не судьба, а жаль…

ОН
      
Через несколько дней я снова ее там встретил. Она сидела за столиком, пила кофе и говорила по мобильнику. Хороший голос, - отметил я про себя, - и интонация. Спокойная, чуть насмешливая. Невольно я прислушался. Она договаривалась с кем-то встретиться через полчаса. Положила мобильник на столик, достала сигарету из пачки.
- Позвольте, - я подсел к ней за столик и достал зажигалку.
- Спасибо, - она закурила, - я вас помню, - сказала она неожиданно, - вы тот человек, который рвался меня проводить несколько дней назад..
- Я и сейчас рвусь, - подхватил я
- Не стоит, - улыбнулась она, - за мной сейчас придут.
- Значит, у нас есть полчаса, - предположил я.
- У вас прекрасный слух, - съязвила она. - Нет, у вас есть минут двадцать. Потом я попрошу вас уйти.

Мы проговорили минут пятнадцать. Что можно успеть сказать за пятнадцать минут? Что можно понять за пятнадцать минут? Умна, остроумна, начитанна, загадочна. Немного - пятнадцать минут.
- А теперь, - сказала она, - вам пора. Надеюсь, что я не должна вам объяснять, как порядочному человеку, что мне не хотелось бы, чтобы вы за мной следили, пользуясь…
Я ее прервал.
- Можете, не беспокоится. Я уже ухожу. Когда я увижу вас?
- Плохой вопрос, - ответила она.
 - До свиданья, - я отодвинул стул и ушел.
Порядочный человек? Да за кого она меня принимает? У меня что – своих дел мало?

ОНА

       Конечно, он не ушел. Так я и думала. Он перешел на другую сторону улицы и издалека наблюдал за мной.

Примчался мой Данька. Вырос мальчик, - подумала я. – Со стороны вполне может показаться моим молодым человеком.
- Привет, мамуль, - сказал он и обнял меня. – Я чуть опоздал, пробки… Ну, побежали.
И мы с ним ушли.

Я поменяла кафе – а жаль. Новое – было на веранде в саду. Прекрасный сад, на который можно было любоваться. Милая хозяйка кафе. Почему я так много говорю о кафе. Это – моя свобода. Когда-то в кафе мне хорошо писалось. Теперь – это мое место обитания, сюда приходят мои друзья. Здесь, я могу быть и одна, когда хочется.

Он
      
Больше она там не появлялся – я иногда проходил мимо..
Ерунда какая-то. Померещилось. Ладно, не важно…
      
Идет обычная, привычная жизнь. Интервью, статьи, концерты. Рядом Ленка - восходящая звезда. Правда, период этот что-то затянулся. Мы не живем вместе, но считаемся парой – общие друзья, поездки.… Пять лет назад я расстался со своей последней женой, и, наконец, вкусил прелесть одиночества. Даже лучшая из женщин через несколько лет брака становится собственницей, ни на минуту не забывающей о своих правах (на мужа) и его обязанностей. Так что я оберегаю свою нынешнюю свободу, и если мы встречаемся, то преимущественно – у нее. Это было бы приятно и необременительно, если бы Ленка не подошла к периоду привыкания, и выставления претензий. Кажется, легкие отношения подходят к концу. А жаль. И песенки ее хороши. Может сочинить и спеть замечательную песенку на любые слова. Как-то на пари спела импровизированный прогноз погоды. И все были в восторге. Ее интонация покоряет настолько, что забываешь про все. Я и влюбился-то в нее когда-то – именно в интонацию. Хотя, надо признать, она очень хорошенькая. Но темперамент… а почему собственно «но». Темперамент меня тоже пленял до поры до времени.
      
Как-то, получив гонорар, я отправился с Ленкой и друзьями в свое любимое кафе. Сад, деревья. Мы сидели, попивая кофе с коньяком. И вдруг я почувствовал какое-то смутное волненье. Я обернулся. Да, за несколько столиков от меня сидела она с друзьями. Не раздумывая, я отодвинул стул и направился к ее компании.

- Видите ли, - сказал я, - мне как-то суждено с вами сталкиваться. Не хотите разделить мою компанию - у меня сегодня большой день –получил гонорар. Мы с друзьями решили отметить.
Ее друзья изумленно посмотрели на меня. А она спокойно ответила:
- Спасибо, но мы тут в узкой компании отмечаем день рожденья. Так что лучше в другой раз.
- Когда? - поинтересовался я.
- Ну, полагаю, вы уж где-нибудь со мной столкнетесь.
- Не исключено. Простите, меня ждут.

Я вернулся к своим.. Ленка посмотрела на тот столик.
- Новую компанию нашел? – ревниво спросила она.
- Да о чем ты? – сказал насмешливо Сергей. – Посмотри на женщину – наверняка, он на нее глаз положил.
- Ну, что он в ней нашел?- Спросила она и, обратившись к Сергею, шутливо пожаловалась – два года вместе, а на каждую юбку заглядывается.
- Ох, ревнива ты, подруга, - засмеялся Сергей. – Не будем отвлекаться – у нас в запасе еще масса тостов. И твои песни.
Гришка помалкивал, как всегда, но он зерно, центр нашей компании. Мы разговаривали, Гришка иногда поглядывал на тот столик. Вдруг он обернулся к нам.
- Господи, - сказал он, - Да она же слепая!
Ленка живо посмотрела в ту сторону.. Женщина шла с палкой, ее друг пытался отнять палку и взять ее под руку, она, шутя, его оттолкнула.
Гриша посмотрел на меня
- Ты с ней знаком?
-Да так. Видел пару раз мельком.

       ---

       На следующий день я поехал в редакцию к своему редактору. И с изумлением обнаружил у редактора - ее.
- Познакомьтесь, - сказал он.- Эллина – один из наших лучших авторов. А это Юра Невзель. Вы, наверно слышали его фамилию.
- Да, конечно - отозвалась она. – Но мне уже пора.
- Он проводит, - сказал редактор.- Принес? – спросил он у меня.
- Конечно.

Я отдал ему текст с фотографиями, взял ее под руку, и мы вышли.
- Надеюсь, вы не откажетесь посидеть со мной в ближайшем кафе?
- Да, пожалуй, только…
Она нажала кнопочку на своих часах. И они отчетливо сказали время.
- У нас есть с вами минут 40.

Прогресс. Сначала мне отводилось только 15 минут.
Мы зашли в тенистое кафе недалеко от редакции. Я все пытался раскусить ее. И не таких раскалывали – ведь любого мог раскрутить на интервью. Профессионал, слава Богу.. Но она так неожиданно перевела разговор, и с таким неподдельным интересом стала расспрашивать о моей работе, что я купился, как ребенок. Сообразил я это, когда ее часы отчетливо сказали, что уже два часа.
- Мне пора.
- Позвольте проводить вас.
- Ну что ж, пожалуй – на остановку 12-го автобуса.

Остановка была в двух шагах.
- Могу проводить вас и до дому.
- Не стоит, - улыбнулась она, - меня встретят.
- Послушайте, - сказал я, - Зачем нам эти игры. Мы взрослые люди. Не надо.. Почему я просто не могу попросить у вас номер телефона – вы всегда можете располагать мною.
- Знаю, - сказала она, – Я дам вам свой телефон. Там посмотрим. Это, кстати, не огорчит вашу подругу? Ну, вы уже взрослый мальчик..
Она продиктовала свой номер, подъехал автобус, и увез ее.
Да…Немного же я о ней узнал. Может, вернуться и поговорить с редактором? Кстати, мы же с ним все равно не договорили.

она

Я села в автобус – как всегда на первое место – нынче это моя привилегия. Обернулась. Он направился обратно в редакцию. Ну, что ж – сценарий ясен. Он схватит за горло нашего редактора. Тот человек стойкий, за что я его и уважаю. Как громы начальства, так и ропот подчиненных, он выдерживал стоически. Но за своих – мог разругаться с начальством, даже под угрозой увольнения. Еще когда начиналась вся эта история с глазами, он один из первых примчался на помощь. Приносил фрукты, сочувствовал, и, когда ему показалось, что я иду на поправку – вдруг накричал на меня. Не допущу, чтобы ты тратила свою жизнь, на жалость к себе. Ты держалась молодцом. Но все это пора прекратить. Я принес тебе магнитофон. Будешь работать так. - Все наговариваешь на магнитофон. Я приставлю к тебе практикантку – мы взяли ее с испытательным сроком. Она все будет перепечатывать на компьютер, распечатывать текст, читать вслух. И вносить правки. Потом мы переоборудуем твой компьютер, и ты сможешь работать сама.

Я пришла в себя, согласилась, но при одном жестком условии – ни с кем он обо мне не говорит. Для всех остальных – я в отпуске.
И когда стало ясно, что Юра пошел в редакцию, я была уверена, что шеф сдержит свое слово – ничего обо мне не расскажет. Боже, мне нравится этот Юра. Он - милый, мне с ним легко, остроумный, да и работы его нравятся. Наверняка женат, да, была же в том кафе в его компании девушка. Жена-не жена, но он не один, конечно, устал от семейной жизни, а тут такой неожиданный вариант попался. Хотя вариантов, я думаю, у него достаточно. Я помнила его фамилию – она часто мелькала в газетах и журналах.. Хорошие статьи, кстати. Так что? Из-за этого броситься ему на шею? Я с таким трудом приняла все, и не буду … Глупости. Лучше мне почитать. Я достала маленький магнитофончик, надела наушники – Гришем, роман «Вердикт». Когда-то я читала книжки, теперь я их слушаю. Я зачиталась, и чуть не проехала остановку. Хорошо, что на этой линии меня знают, Ко мне подошел водитель - Ваша остановка, - сказал он, - я помогу. А в автобус уже входил мой сын – ждал на остановке, и забеспокоился, почему не выхожу.
Домой, домой, домой.

Он

Я вернулся в редакцию. По дороге к редактору я попытался разговорить девушек – секретаршу, бухгалтера… Ничего.. Все мило со мной болтали, но как только речь заходила об Эллине, в один голос говорили, что видят ее очень редко, и практически о ней ничего не знают.
Да… Я зашел к редактору.

Мы с ним все обговорили, он успел тем временем просмотреть статью, сделал несколько замечаний.
Я соглашался со всем, что он говорил.
- Да что с тобой? – не выдержал он.
- Я когда-нибудь унижался перед тобой?
-Нет, - ответил он даже с каким-то интересом, - скорее сам нарывался на то, чтобы тебя выперли. За наглость, - уточнил он. – За борьбу с каждым моим словом. Непонятно только, что это ты сегодня притих?
- Я сдаюсь. Клянусь принимать каждое слово безропотно. В конце концов, у тебя опыт.
- А вот льстить – не надо. Не унижайся. А-а-а, - сообразил, наконец, он, - ты хочешь от меня адрес или телефон Эллины. Сразу говорю – не дам.
- Да, есть у меня телефон. Сама дала.
- Врешь, - он поднялся, - пойду убивать сотрудников.
- Стой, не трогай их, они держались, как партизаны.
- Странно. Так от меня тебе, что надо?
- Сам не знаю. Все..
- Всего никто ни о ком не знает, - сказал он наставительно, – и рассказывать я ничего не буду – захочет, сама расскажет.

Я повернулся и пошел к выходу.

Он вдруг смягчился:
- Сказать я тебе могу только одно – ты, если это правда – первый человек, которому она дала свой телефон. Наверно, это что-то значит. И еще – он протянул мне книгу – это альманах. Печатается она под псевдонимом. Если ты угадаешь, под каким …. Хотя вряд ли…
- Идет, - я взял книгу, - но если я подумаю на кого-то – ты мне скажешь, прав я или нет?
- Хорошо, - сказал он, - и хватит об этом. Марш домой. И очень прошу – не донимай ее.
Я ушел с книгой. Не много, но хоть что-то.

Вечер я провел дома. Телефон разрывался от звонков, но я ссылался на сугубую занятость, а потом вообще отключил его.
Зацепила меня все же эта Эллина.
Что я, в первый раз встречаюсь с интересной женщиной? Казалось бы, я должен испытывать к ней жалость – представить даже невозможно, что это такое – не видеть..
Да, конечно, для нее хотелось что-то сделать, но я не уверен, что она позволит себя жалеть.
А так – я чувствовал раздражение и заинтересованность.
Я сидел и размышлял. И вдруг понял, что я сам себя все это время обманывал. Отсюда и это раздражение. Какое раздражение, когда я все время думал о ней, не отдавая себе в этом отчета.
---

Кто б мог подумать, что моя жизнь будет так зависеть от другого человека. Ну, да я влюблялся, менял свою жизнь. И не один раз. Я вообще очень часто все менял. Учился в нескольких местах, жил в разных городах, и даже в разных странах.. Давным-давно ходил в походы и пел бардовские песни у костра. И даже сам сочинял песни. Романтика! Позднее я вспоминал об этом с иронией. Потом – вообще не вспоминал – мне это казалось наивным детством. Стоп. А почему собственно я сейчас вспомнил об этом? Да потому что это и было настоящим. Эти песни, эти мечты, эта радость открытий, и ожидание…
Когда казалось, что за углом поджидает его величество случай, бригантина поднимала паруса, и эта женщина, увижу и немею…

Да что тебе в ней, - одернул я сам себя. – Гордячка, фантазерка, знать никого не желает – что мне в ней?

Я сидел у себя дома, в кресле, а не у компьютера, как всегда. Пытался посмотреть на свое жилье ее глазами. Книги, переполнившие книжные полки, лежащие по всей комнате. Огромный стол, с большим компьютером. И рядом притулился маленький лэптоп. Диван под окном, а в окно лезут ветки дерева, чем я очень горжусь. И балкон у меня есть – там очень уютно – можно посидеть с чашкой кофе. На балконе столик и пара кресел. Мы могли бы с ней там посидеть. Интересно, понравилось ли бы ей у меня. Идиот. Она же ничего не видит. Ну и что? Почувствует атмосферу. Я уверен, что атмосфера чувствуется. Уверен? В чем я вообще сейчас могу быть уверен. Я даже не уверен, в ее номере телефона. Вдруг назвала наобум, чтобы отвязаться. А вот это проверить как раз можно. Позвоню.

Она

Я ждала его звонка. Конечно, я сама сказала, что звонить можно только раз в несколько дней. Ну и что? Он слишком серьезно воспринимает мои запреты. А забавно мы с ним встретились в редакции. Как-то судьба вяжет свои узелки, и сталкивает нас постоянно. Ну, предыдущие разы не считаются – он меня искал. Но в том кафе, и в редакции…

Я слушала музыку – маленький магнитофон с наушниками. В комнату вошел сын.
- Мамуль, а ужинать?
Я молча показала ему рукой на магнитофон – мол, не мешай.

Он пригляделся, засмеялся и снял с меня наушники,
- Кончай притворяться – пленка давно кончилась. Ты просто задумалась. О чем?
- А что на ужин? – спросила я
- А кто тут тему быстренько поменял? Давай тебе купим дискмен – с диска лучше слушать.
- Боюсь, запутаюсь. Привыкла к магнитофону.

Мы пили чай и ели яичницу – он классно ее готовит.
Зазвонил телефон:
- Это Машка, - кинулся он за трубкой.
- Это меня, - сказала я неожиданно, - дай мне.

Мы чуть не подрались, трубка свалилась. Он схватил ее первым.
- Эллину? - Спросил он, - одну минуточку, - и дал мне трубку.
- Да, Юра, я узнала ваш голос. Нет, не помешали. Вы решили, что раз в несколько дней – это сегодня? Нет, я не собиралась вас обманывать. Знаете, я передумала, мы можем увидеться завтра, если вы свободны. Часа в два. Да, в том же кафе, где всегда. Правильно. Ну, договорились.
Я повесила трубку. Сын внимательно за мной наблюдал.

- Ну, ты даешь, мамуль. Свиданка? Одну не отпущу. Только с сопровождением. Ах, черт, я же не могу в два. Перезвони ему – в час или в пять. Иначе не получится.
- Да я его телефона не знаю, - отбивалась я. - И вообще…
- А вернуть звонок, слабо? – он посмотрел на меня, и взял телефон. Тот вдруг сам зазвонил. Сын быстро взял трубку:
- Машка, - воскликнул он. – Вот здорово! Слушай, ты сможешь завтра проводить мою маму?
- Не надо, - резко сказала я.
- Надо-надо. Ты встретишь ее на остановке автобуса, и проводишь до того кафе – помнишь, мы там еще все вместе встречались. Идет. Вы должны быть там без четверти два. А мы с тобой встретимся после пяти. Идет?

Он повесил трубку.
- Мамита, не злись. Мне спокойней, если Машка тебя проводит, и одним глазком посмотрит на этого твоего, как его – Юру. А когда вы нагуляетесь, он тебя проводит до дома. А если не хочешь – позвонишь по телефону, и я, или Машка тебя встретим у дома.
- Кот, - строго сказала я, - Ты – сукин сын.
- Не смей обижать мою мамочку, - шутливо заорал он, - и вообще, веди себя прилично. Ты не должна знать таких слов, особенно, когда встречаешься с молодым человеком.

Рассмешил-таки. Как славно, что у него есть чувство юмора. Без него мы бы не выжили. И Машка его очень славная девочка. Рыжая и веселая.
- Немедленно спать, - сказал он, увидев, что я улыбнулась.- Посмотри на часы.

Я нажала кнопочку. Часы сказали смешным голосом – Ноль часов тридцать минут.
Хорошо, что он уже не боится сказать – посмотри. И купил мне говорящие часы. И опекает меня, как будто он папа, а я дочка. Раньше было наоборот, естественно. Но мне приятно. Да, действительно – пора спать.
Спать-спать-спать. Какие сны приснятся.. Посмотрим. Вот здесь я и сама смело могу сказать - посмотрим. Во сне я вижу ясно, четко, красочно, и даже читаю книги. Во сне.

Он

Я немного успокоился после разговора, включил диск Щербакова, и взял альманах, который дал мне редактор.

И читал его уже в постели до ночи. Все средненько, но две вещи для себя я выделил. Одна – очень приятная дамская проза. Нет, правда, приятная. Милый рассказ с непременным хэппи-эндом. При этом – написан хорошо. С чувством языка, с заманками, неожиданностями. Читал я его с интересом – Явное присутствие чувство юмора мне всегда приятно. Короче – хороший рассказ. И я подумал, что это ее рассказ. Что-то от нее мне в нем чудилось – как легкий аромат духов.
А потом я уткнулся в другой рассказ, и оторваться уже не мог. Посмотрел автора – какой-то неизвестный мне Дымов.

Почему я не встречал этого автора раньше. Смелый, точный, неожиданный, резкий, настоящий. Это была уже большая литература... Я прочел его еще раз. На этот раз он показался мне еще лучше. Мне стало досадно – так написать я не смогу.

Все, пора спать. Хорошо, хоть я ее вычислил. Рассказ, в самом деле, напоминал ее. В нем была ее таинственность, ее жест. Хорошо пишет. Ну, завтра редактор не отвертится. А зачем он, собственно, мне завтра нужен? Я получил то, что хотел. И завтра мы увидимся. И рассказ рассказал мне о ней больше, чем она сможет рассказать. Тавтология – рассказ рассказал. Ну и пусть, если это правда. Все, засыпаю, и заказываю себе сон – мы с ней…нет, не то что вы подумали, не сидим за столиком – это и так будет, а летим на самолете в мою любимую Италию. Я все время забываю, что она не видит. Мне кажется, что это маскарад. Что она отбросит палку, и побежит со мной к морю, или поплывет в гондоле, или… Я закрываю глаза, и все это мне как раз и снится.

---
Я подхожу к нашему столику в кафе. Что это? Она сидит с рыжеволосой девицей и оживленно с ней разговаривает. А я-то…
- Добрый день, Эллина, - я отодвигаю стул и сажусь, – позвольте?
В тот момент она как раз доставала сигарету из пачки, и мой вопрос может быть расценен двояко – можно ли подать ей прикурить, или можно ли мне разделить их общество. – Не помешаю?
- Что вы, что вы, - она затягивается. - Знакомься, Маша – это Юра.
- Очень приятно, - говорит Маша.
- Мне тоже, - я заказываю кофе. – А вам милые дамы – заказать что-нибудь?
- Нет, зачем же, - церемонно говорит Эллина, - Не стоит, впрочем, может, Машка хочет пирожное – она их любит, но стесняется.
Рыжеволосая Маша отказывается, но не очень настойчиво, и я всем заказываю по пирожному.

- Милая Эллина, вы, кажется, всегда ходите с дуэньями?
- Приходится, - жестко отвечает она.
Вступает Маша – да вы что, за ней глаз да глаз, мало ли куда удерет, познакомиться с кем-нибудь… Впрочем, с вами я за нее спокойна. Элиночка, мне пора бежать, позвоните, как только – я сразу приеду. За вами сюда зайти, или около дома встретить? Ну, сами разберетесь.
И рыжая девица мгновенно исчезла. Чего это я так о ней? Она трогательная, и вполне симпатичная девочка.

Эллина молчит. Я начинаю подлизываться.
- Я вам принес цветы и песню.
- Механического соловья, и искусственную розу?
- Почти. Цветы настоящие – понюхайте.
Она взяла цветы, понюхала, поморщилась. Но тут же улыбнулась
- Милые нарциссы. Но я больше люблю сирень или душистый горошек,
- А как же, - начал я, и тут же заткнулся. В том рассказе, капризная героиня любила нарциссы. Но не обязан же автор любить те же цветы, что и их герои. Попался. А ведь я старался, искал эти нарциссы. Совсем, как у О,Генри: «милый, ты принес мне персик? А я хотела апельсин» Сирень так сирень. Завтра нарву охапку – знаю места. Я и сам-то больше люблю сирень. В детстве на экзаменах, мы выставляли букеты сирени и черемухи на столах комиссии, чтобы те не очень-то разглядывали, как мы списываем
- Знаете, - сказала она, - мы в детстве – в восьмом классе, как-то рвали сирень и черемуху, в подарок преподавателю. Букеты стояли на его столе прямо в ведре. А мы вовсю списывали.
- Мысли читает, что ли?
- А где механический соловей?
Я дал ей в руки двойную открытку.
- Откройте.
Она открыла, и открытка заиграла классическое «К Элизе».
Она засмеялась.

- Молодец, не растерялись. Что случилось? – вдруг воскликнула она.
Я не понял. Но, оглянувшись, увидел рыженькую Машку, которая бежала к нам со всех ног, задевая прохожих.
- Эллина, - воскликнула она, - Наш сын пропал.
(- Как это наш? Тут я понял, что пропал сын Эллины).
Он должен был пойти на курсы, потом на работу. Я звонила ему по мобильнику – тот сначала не отвечал, а потом ответил какой-то противный голос – Что девушка, хочешь познакомиться? Нет? А чего тогда звонишь? Какой-такой Юра? Не звони сюда. Сами тебе позвоним». Что делать?

- Можно позвонить в полицию, - быстро сказал я, - у меня там есть знакомый, - и я начал набирать номер.
- Спокойно, - твердо сказала Эллина, - без паники. Отменяем полицию пока. Машка, где мой мобильник?
- Возьмите мой, - сказал я.
- Не нужно, - она взяла мобильник, который быстро отыскала Маша в сумке Эллины, - набрала номер.
- Джексон? – сказала она, – ну, ничего себе. А кто отвечал Маше, когда она звонила, ребята прикололись? Она же за тебя испугалась. Ну, ладно-ладно, хорошо, бывает. Позвони ей. Пока. Нет, не подлизывайся. Нет, - и она отключила мобильник.
- Маш, не волнуйся, он позвонит тебе через пять минут. Он нечаянно оставил свой мобильник на столе, и вышел к начальству. А в его отсутствие ребятки и пошутили.
- Козлы они, а не ребятки, - заорала Маша. - Ну, я ему покажу.. Простите Элиночка. Я же за вас тоже переживала.
       Зазвонил Машин мобильник, она попрощалась с нами, и пошла, размахивая рукой, и что-то сердито объясняя в трубку.
- Ну и нервы у вас, - сказал я с восхищением.
- Да, нет, - она достала платочек, и вдруг я понял, что по лицу из-под черных очков катятся слезы.
- Простите, - я взял ее руку и погладил.- Простите меня, дурака.
- Вы знаете, от ужаса я делаюсь решительной. И поняла, что сначала нужно проверить самые простые варианты. Чья-то шалость. Или мобильник потерял, или украли – это все выяснимо. Потом уже варианты сложнее. Тут вы с вашим другом очень пригодились бы. Все, не будем больше об этом. Хочу еще кофе…
- И сигареты, - услужливо подсказал я, заметив, что пачка кончается.
- И сигареты, - подтвердила она.
- Разрешите, сбегать за сигаретами и заказать кофе?
- Валяйте, - ответила она. – Только сначала попросите переменить пепельницу, принесите стакан воды, золотую рыбку, и замечательную открытку с музыкой – я все же переволновалась.
- я заметил.
- Он слишком много знал, - сказала она патетически, и вдруг улыбнулась.
- Идите, - сказала она. – Полно читать чужие мысли.
      
И я пошел. Сначала заказал кофе и воду, потом сбегал в табачный ларек, купил ей три пачки сигарет – мы курили один и тот же сорт, зажигалку, и вернулся.
И странно. Вероятно, этот стресс нас сблизил каким-то образом. Мы говорили, смеялись, спорили, Да, я люблю Фриша, - говорила она, - и не нужно со мной спорить, вы, вероятно и пьес-то его не читали – прочли то, что полагается джентльмену – Гантенбайн и хомо Фабер, и все. Нет, я не кричу, я спокойна, как лед.

Тут я засмеялся, а она остановилась.
- Да, - протянула она, - не ожидала этого от себя. Как это вам удалось меня так раззадорить. Сами виноваты. О каком таком рассказе вы говорили – в альманахе? Я его не читала, но как вам могло понравится такое милое дамское кружево?
- Неправда, - отбивался я, - Я этого не говорил. Ни про кружево, ни про дамское – просто, что-то меня в нем зацепило, растрогало…
- Фу, - сказала она,- мне пора.
- Только не на такой ноте, - я взял ее за руку. – Я исправлюсь. Перестану читать женские рассказы – да я вообще женщин за писателей и не держу, так, для поддержания разговора.

Она засмеялась
- Все равно мне пора. Проводите меня.

Мы встали, она взяла меня под руку, и мы пошли к автобусу.
Аромат ее духов, приподнятые уголки губ, когда улыбалась, тембр голоса, интонация… с каждым шагом я становился все сентиментальнее, и, дойдя до остановки автобуса, понял, что единственное мое желание – ехать с ней в автобусе всю мою жизнь. Она как подслушала
- Нет, - сказала она, поднимаясь по ступенькам в автобус, – меня будут ждать. В следующий раз.
- А КОГДА? - СПРОСИЛ Я, КАК ДУРАК.
.
Дверь захлопнулась, автобус тронулся.

- Ну, уж нет, - я схватил такси, и попросил таксиста следовать за автобусом.
Мы вышли с ней одновременно – она из автобуса, я из такси. Ее встречал сын, привычным жестом взял ее под руку, и они пошли.

Даже в юности я никогда не выслеживал своих девушек. Правда, никто так решительно не говорил мне нет, и никто не отказывался, когда я предлагал проводить до дома.
Я шел за ними, соблюдая приличное расстояние. Они завернули за угол и вошли в подъезд.. Хороший двор – деревья, цветы, тенистые скамеечки, и на них никаких бабушек. Я сел и закурил.
Да, теперь я знаю, где она живет. Хорошо сидеть рядом с ее домом. Дом, как дом. И все же. Я размышлял над тем, почему она обрушилась на тот рассказ. Ведь я делал вид, что ничего не знаю об ее авторстве, я пересказал его, я отметил все милые и неожиданные детали..

А что я мучаюсь? Я достал мобильник и позвонил редактору.
- Спасибо, - сказал я ему, - по-моему, она пишет очень мило.
- Мило? - Изумился он, - ты это серьезно? А я считал тебя умным человеком.
- Ты что? Я же сказал, что рассказ – хороший, по- настоящему.
- Даже разговаривать с тобой не буду, - сказал он и повесил трубку.
- Странно. Но о вкусах не спорят. Конечно, может, он считает этот рассказик гениальным. Ладно. Не буду спорить. Тем более что он мне понравился. И все же – странная реакция. Как будто я назвал милой «Войну и мир», или «Фиесту». Я задумался, и не заметил, что ко мне подбежала Маша.

- Юра? А что вы здесь делаете?
Ничего себе вопросик.
- Да, так, курю, обдумываю статью. Как кстати ты появилась. Ты не торопишься? Расскажи мне что-нибудь.
- Вы знаете, Даня.. Ну, – сын Эллины. Так вот – он замечательный. Я такого в первый раз встретила. Он все умеет. Видите бусы? Он сам их сделал.
- Ну, сделать бусы нехитрая штука.
- Да вы только посмотрите.
Я вгляделся – да, это были необычные бусы – деревянные, каждая бусина была другой формы – смотрелось здорово.
- Вот и я говорю, - подхватила она – здоровски. И еще он Эллине сделал компьютер – озвученный. Этот компьютер читает вслух, и записывает с голоса. Я потом помогаю ей редактировать – под диктовку, но теперь она может писать сама. А вы как пишете – на магнитофон?
- Когда как. Если интервью – сначала на магнитофон, а потом распечатываю, а если просто статья – сразу на компьютер. А тебе это интересно?
- Очень, я ведь собираюсь стать журналисткой. Эллина, правда, отговаривает.
- А почему?
- Ой,- она вскочила – будет сейчас взбучка от Даньки – я ведь обещала – сейчас, который час? – Ну, вот, опаздываю на 15 минут. Убьет. Мы с вами еще поговорим, хорошо? До свиданья.

И она убежала в дом. Да, пора и мне уходить. Ну, еще сигаретку выкурю и пойду. Почему же она вспомнила Фриша? Читал я его пьесы. Ничего особенного. Нет, есть одна интересная, где герою предлагают переменить его жизнь в любом моменте прошлого. И показывают, каковы будут последствия. Интересно посмотреть на свою жизнь под таким углом. Что я хотел бы изменить в прошлом? Можно подумать…

Открылась дверь подъезда. Негромкий голос Эллины
- Юра, вы здесь? Подойдите сюда.

Я помчался, как щенок, которого позвал хозяин. Она протянула руку – пойдемте на ту скамеечку под деревом.
Мы сели рядом. Темнело. Тьма спускалась..
- Сейчас вы скажете «Тьма упала на ненавидимый прокуратором город » - тихонько засмеялась она.
- Один ноль, - сказал я и тихонько обнял ее.

Она прижалась ко мне. И я отключился – были ее волосы, запах, нежность. Так мы и сидели в обнимку, как дети...

Сколько времени прошло?

Она встала, поцеловала меня в щеку:
- Пора идти.
Я проводил ее до парадного.

Потом шел к автобусу и думал – как удивительно, что она не произнесла ни слова. Ни – как вы тут оказались? Ни – уже поздно, соседи смотрят, ни – когда мы увидимся?
И хотя руки мои хранили ее тепло – она оставалась той же загадочной, непостижимой, желанной Эллиной. Выпорол бы себя, или любого другого за такой дивный сентиментальный набор. Как я теперь доживу до завтра? Домой? Нет, поеду к приятелю в мастерскую – он звал. Народ, толпа – то, что нужно, чтобы…


ОН.

Конечно, утром я проспал все на свете. Впрочем, она говорила, что сама- сова, и встает поздно. Будем надеяться. Я набрал ее номер. Она, кажется, обрадовалась, пошутила, сказала, что завтра уезжает, весь день будет собираться,
- Как уезжаете, - ошеломленно спросил я,- а я ничего не знал.
- А я и сама не знала. Только сегодня позвонили.
- Ну, хотя бы вечером. Хоть на полчасика
- вряд ли. Мне жаль, Юра, но… я не успеваю.
- честное слово – я уйду через полчаса. Хотите, просто посидим в вашем дворике.
Она заколебалась. Тут я вспомнил, что решение принимает мужчина.
- Короче, - сказал я, - я буду в вашем дворике - в полвосьмого. Не захотите – не придете. Ну, не буду вас больше отвлекать.
Я повесил трубку.

Иногда такое срабатывает, но с ней же никогда ничего не знаешь. Спокойствие, только спокойствие, как говорил Карлсон. Хорошо ему было говорить. А вот мне. Ладно. Сажусь за статью. Утром она должна быть у редактора. А все-таки странная у него была реакция. Может, я ошибся. Но все остальное в этом альманахе было таким сереньким. Не могла она такого написать. Все, сажусь за работу.
Я налил себе черного кофе, и сел за компьютер. Прошло часа три, а что-то не складывалась. Обычно, я выискиваю какую-то изюминку, и она сразу меняет ракурс статьи. Она сразу становится небанальной, неожиданной. Но сегодня… я читал написанное, и мне самому было скучно. Я вертел ее и так, и сяк, менял и переделывал, но.… И вдруг, я вспомнил фразу, которую она сказала мельком вчера в нашем разговоре. Да, это может сработать. Если повернуть так… Я переписал всю статью. Все правильно – статья заиграла. Я отправил ее по мэйлу редактору, распечатал на принтере. Все в порядке. Ура! Тут я опомнился и посмотрел на часы. Боже мой, уже семь. Я вызвал такси, сделал кофе и залил его в термос – у меня есть к нему два стаканчика. По дороге я на такси заехал в магазин, купил сигареты, пирожные, виноград, и ровно в полвосьмого я был в ее дворе. Хлопнула дверь подъезда.

- Юра?
Я побежал к парадному, взял ее под руку, и мы спустились к нашей скамейке. У нас уже появилось что-то свое. Своя скамейка, свое кафе.
- Точность – вежливость королей? - Улыбнулась она.
- Для мужчин – да, - ответил я, - но я потрясаюсь, когда точна женщина.
- Ну-ну, только без лести.
- Так точно. Отставил лесть и предлагаю приступить к трапезе.
- у вас что – скатерть самобранка?
- А как же. Во-первых – я налил кофе в стаканчик, и подал ей. – Кофе, - объяснил я. – Попробуйте
Она сделала глоток.
- С корицей, - заметила она, - подходит.
- во-вторых, - пирожные. Я протянул ей коробку, и перечислял – эклер, корзиночка, меренги, со взбитыми сливками. С чего начнем?
- Меренги, - сказала она.- Нет, сначала – эклер.
Я на салфеточке подал ей эклер.
А фрукты потом.
- Еще и фрукты? – изумилась она. - Вот это размах.. Замечательный способ обольщения.
- обижаете - обычно я женщин приглашаю в кафе или рестораны. Тут – просто наитие.
- Ну-ну, - повторила она..
Мы выпили кофе с пирожными. Закурили по сигарете.
- Вы почему так неожиданно уезжаете, - не удержался я, - и куда, собственно.
- Ничего удивительного. Мне вдруг безумно захотелось в мой Питер, я получила гонорар – как раз на билет, и я записалась в очередь, где получаешь билет, когда кто-то отказался. Это может случиться и через неделю, а, может и через день. У меня как раз такой вариант.
- Ничего себе. А что это значит – мой Питер. Питер – мой.
- Ну вот, обо всем переговорили, а выяснить, что родом из одного города – забыли. Вы где жили?
- На Петроградской. А вы?
- Вы будете смеяться, но тоже – на Петроградской.

Смеяться я не стал. Я просто подумал, что, вероятно, мы постоянно там сталкивались, но не знали друг друга. « Только не говорите, что жили на Большой Пушкарской!»
- Не буду. Хотя жила как раз там. Значит так, номер дома выяснять не будем. Что-то вы меня пугаете. - Она провела рукой по скамье, и нащупала там папку.
- А это что, - поинтересовалась она?
- Ничего особенного. Моя статья.
- почитайте, - неожиданно попросила она.

       кто, какой автор устоял бы? И я не устоял, и прочел вслух статью. Слава Богу, она была не длинной.
       Она хорошо умела слушать. И оценила ее точно, немногословно. Но сказала именно то, что я хотел выразить. И изюминку мою поймала.
- Хорошая статья, Юра, - сказала она серьезно. - Спасибо. А теперь мне все же пора идти. Проводите меня до подъезда.

Что мне оставалось делать? Я покорно поднялся, взял ее под руку, она провела рукою по моим волосам, я перехватил ее руку и поцеловал.
Она сделала шаг вперед, и мы пошли. На пороге, она улыбнулась, и сказала – «как только вернусь – позвоню. Недели через две-три». Я вынул из кармана листок бумаги и дал ей
- Я очень-очень крупно, тушью написал здесь свои номера – телефона и мобильника.
- Спасибо, - сказала она, взяла бумагу и исчезла за дверью.
      
Я подошел к скамейке, собрал остатки нашего пиршества. Опять она меня провела. То, драгоценное время, которое нам было отпущено, я потратил на чтение своей дурацкой статьи. Клюнул на удочку. Самолюбивый осел. Конечно, мне была важна ее оценка, но не настолько, чтобы тратить на это последний вечер. Неужели она специально это сделала? Не понимаю я женщин. Да, а кто ее провожать будет? Вдруг сын работает? Я достал мобильник и позвонил ей.

- Вы еще не ушли? - Строго спросила она.
- Давно ушел. Я уже на остановке автобуса, - соврал я, - я подумал, что вдруг вас некому будет проводить – и хочу сказать, что вы можете рассчитывать на меня.
- Спасибо, - ее голос потеплел, - спасибо, меня проводит сын – он отпросился с работы. Не волнуйтесь. Спокойной ночи вам, милый.

И я побрел к остановке. Все-таки она сказала – милый. Из вежливости? Или, чтобы я не огорчался. Нет, это звучало естественно. А вдруг с самолетом что-нибудь случится. Ладно, к черту гордость, позвоню завтра ее сыну – он-то будет знать. А вот и мой автобус. Что ж.. грустно. Но ничего не поделать. Мне никогда не было грустно возвращаться домой. Дом – моя берлога, моя крепость. Я всегда с облегчением возвращался домой. Но не сейчас…

Она

Днем мы с сыном погрузились в маршрутку и отправились в аэропорт. Приехали за три часа. Мы сдали чемоданы, и отправились пить кофе. Я заметила, что перед нашим уходом, он пошептался с сотрудницей.
- В чем дел? – строго спросила я, взяв чашку с кофе.
- Ничего. Сказал, что ты у нас инвалидка, и они обеспечат тебе сопровождающего. Сама ты там запутаешься – терминал-то новый.
- Ага, - ехидно сказала я, - любимое занятие детей продавать собственных матерей.
- Еще бы, - ухмыльнулся он, - ты еще не все знаешь. Не оборачивайся.

К нам стремительно приближался Юра. Он сел за наш столик с чашкой кофе
- У меня маленькое хобби, - объяснил он, - обожаю пить кофе на вокзалах и аэропортах. А тут гляжу – такая чудная компания.
- Данька! Это ты.
- Нет-нет. Что вы – заступился за него Юра. – Он держался, как партизан. Не сказал номер рейса, а только обмолвился, что днем. Мне все равно сегодня делать нечего. Вот я и прикатил – попрощаться, и отдать подарок.
- Какой, - подозрительно спросила я.
- Книжку.
- Вы полагаете, что я могу читать? Вы мне льстите..
- Читать – нет, - быстро ответил он. – Слушать – да. Я наговорил последний литературный альманах на магнитофон, не будете скучать в самолете.
- Ладно, - смягчилась она, - вы – реабилитированы. А что, там есть что-то интересное?
- Ну, как вам сказать. Один – очень приятный рассказ – я вам говорил, неплохой детектив, и один рассказ – очень хороший. Остальное – так себе.

Так мы сидели и разговаривали, пока по радио не объявили посадку на мой рейс.
Я дотронулась до Юриного плеча.
- Прощайте. Данька доведет меня до барьера.
- Отлично, - сказал он. - Я подожду его здесь. Вместе домой ехать веселее. А могу подождать вас в аэропорту недельки две – когда вы там собираетесь возвращаться?

- Скоро, но советую дождаться Даньку. И ехать с ним домой.


И мы с Данькой пошли. Тут и обнаружился сюрприз. Когда мы подошли к стойке, там нас ждал человек с креслом на колесиках, меня усадили, я почувствовала себя старой развалиной, и мы покатили. Нет, ощущение развалины мгновенно прошло. Мой сопровождающий был просто асс. Он мчался на всех парах, миновал проверку паспортов – сунув паспорт в окошечко с другой стороны, безо всякой очереди, и пересадил меня на автокар. Никогда не каталась на автокарах. Автокар был красавец – ярко-красный, элегантный, и тоже лихой. Вот автокар-то и подвез меня каким-то сложным путем к служебному входу в самолет. Еще секунда, и стюардессе отвела меня на место, и быстренько притащила стаканчик сока. Вряд ли такое полагалось до взлета, но я невольно оказалась ВИП персоной.
Мы летели несколько часов, я слушала Юрин альманах, - сначала – детективчик, потом милый рассказик, а потом свой собственный рассказ – читал его Юра чрезвычайно выразительно. Неужели догадался? Вряд ли. Все же – псевдоним. Я выключила магнитофончик.
«Пристегните ремни. Самолет идет на посадку».
Мы приземляемся. Мысленно я перевернула еще одну страницу. Что дальше?
---

ОНА

Остановилась я в доме своей мачехи на Петроградской. Это – особый рассказ. Когда папа с мамой расстались, он женился на жуткой стерве. И я не понимала, что он в ней нашел - бесцветная, толстая, вульгарная, скандальная – и вот с этим он прожил 20 лет. У нее было только одно достоинство. Седьмое чувство – безошибочное чутье к литературе, фильмам. Откуда – в общем-то, сером человеке, хоть и редакторе, такое могло быть – уму непостижимо. И сначала я не верила. А потом вдруг поняла – если она говорит, что – нужно прочитать или посмотреть – действительно нужно..…

После ее смерти отец некоторое время жил один, а в 70 лет нашел свою любовь. Милочка – моя ровесница - была идеальной женой. Тихий ангел. Мы с ней мгновенно подружились. Тоненькая, незаметная, только, когда вглядишься – понимаешь, что там что-то от Ботичелли, от ангелов. Она обладала удивительным свойством – она была, и ее не было одновременно. Заботливая, нежная, скромница, участвующая во всех разговорах моих с друзьями. Ее присутствие создавало невидимую ауру. Когда я чувствовала, что устала – передо мной неожиданно появлялась чашка горячего чая, и какие-то сласти. Она знала, что я не могу писать, и в тот момент, когда я говорила по телефону – подожди, я сейчас запишу номер, из воздуха возникала она с толстой ручкой и большим листом бумаги, и записывала номер. Она была личность, но утратила всякий интерес к жизни после смерти моего отца, и жила уже по привычке. Работа, раз в неделю выбиралась к взрослым детям, разбирала отцовские архивы..
      
Она оживилась, когда я приехала. Мы разговаривали с ней вечерами, вспоминали отца, когда оставалось время, потому что все дни были заполнены друзьями и прогулками. Она полюбила моих друзей, и им было уютно в этом приветливом доме на Петроградской. А днями…

Дни закружились разноцветной чередой. Бабье лето. Значит, все дни были солнечны, но солнце не опаляло, а ласково грело. Было еще зелено, но кое-где осень уже начинала пробиваться сквозь зеленые листья вдруг веткой желтовато-красных листов. И впервые я ощутила ее на Смоленском кладбище, куда мы пошли с близкой подругой-переводчицей. Я почти не бывала на кладбищах – не понимала этой кладбищенской поэтики, и навсегда меня оттолкнуло от посещения кладбищ - завещание моей бабашки Она страстно хотела остаться в памяти своих родных живой, и велела мне не видеть ее мертвой, не ходить на могилу. Не бывать на кладбище – тогда она навсегда останется ангелом-хранителем моего очага. Обе мы обещание свои выполнили. Но в этот раз…На кладбище был похоронен мой бывший муж – он умер без меня, мы с ним переписывались в последние годы. Так что существовала внутренняя потребность там побывать. Я постояла у его могилы, и вдруг вспомнила строчки из его стихотворения: «Под морозец мандаринный и подарочный снежок…» Почему это вдруг вспомнилось… И там, среди кладбищенских деревьев, с лучами солнца какое-то умиротворение снизошло на мою душу. Я сняла свои темные очки, заменила их легкими дымчатыми, и почувствовала, что палка мне не нужна. Я сложила ее и положила в сумку. Больше в Питере я ее из сумки не вынимала.
      
Мы побывали в Царском селе с друзьями, где было озеро с плавающими утками, аллеи парка перед Дворцом – туда нас как раз не пустили, сказав, что во дворце карнавал. Так мы с радостью, но милиционер был строг. Карнавал венецианский, и для избранных.
Венецианский… Странно. Впрочем, недаром Петербург называли то северной Пальмирой, то северной Венецией.

Вечером мы проехали на машине по вечернему Питеру, и я полюбовалась удивительной подсветкой – ее не было, когда я уезжала. А ночью вдоль набережной, мимо мостов. Это то, что мне снилось все эти годы, но в памяти все было несколько иначе. Мы обошли всю Петроградскую сторону, побывали на стрелке Васильевского острова, зашли по старой памяти на филфак Университета…Бродили по Невскому, но как-то кругами – по соседним улочкам. Невский был слишком ярким, показушным, настроенным на туристов, а вот улочки…
Вечерами мы собирались у нас с Милочкой.

Друзья… Как несказанно была я им рада. Какой счастье было быть рядом. Как хороши они были… все разные… все родные…
- Какие замечательные у тебя друзья, - сказала как-то Милочка, когда все разошлись, а мы остались с ней чаевничать. И тут я вспомнила об одном из них, которого старалась не вспоминать все эти годы.

       Мой милый друг. Мой друг бесценный…
       Был-был у меня такой друг. То, что называется друг юности. Я была страстно в него влюблена, когда мне было 13, а ему – двадцать. Естественно написала ему письмо Татьяны к Онегину, естественно получила достойный онегинский ответ. Хорошо, что мы жили в разных городах, и я познала прелесть назидательного эпистолярного жанра. Почти письма лорда Честерфилда. Что мне надо читать, какую музыку слушать, как себя вести, куда поступать. Я все это терпела и регулярно отчитывалась – да, Свифта прочла, хотя не понимаю, что ему так уж в нем понравилась. Да с поэзией все в порядке, в его советах не нуждаюсь, вкусы у нас и так схожие, и я знаю столько же, сколько и он –хватит меня поучать. В ответ я тут же получала щелчок по носу – мне присылали стихотворение Мандельштама, посвященное Андрею Белого, а его-то я как раз и не читала..
После этого я кротко и послушно прочла «Возвращение в Брайдсхейд» Ивлина Во, мало, чего в нем поняла, и отозвалась о нем высокомерно-снисходительно, на что получила столь же высокомерный ответ – «Вырастешь, Саша, узнаешь» и поймешь. Это он мне Некрасова!
В 20 лет я поняла, что нам пора жениться. Я опоздала на полгода – полгода назад он женился, о чем мне не удосужился сообщить.
В 21 он приехал в Питер, наконец, влюбился в меня, но я в этот момент влюблена была в другого человека, за которого собиралась замуж.
В 22 я приехала в Москву, мы встретились и зароманились.
Неделя прогулок по Москве, все слова, которых я ждала, были сказаны, мы решили пожениться через полгода, а до той поры писать друг другу письма и ездить в гости.
Просыпаться в ожидании письма, бегать за ним на почту, целый день в университете, а после в библиотеке, в прогулках с друзьями, знать, что у тебя в кармане письмо, которое ты будешь перечитывать много раз. А ночью напишешь ответ.
И тут – нежданно и бесповоротно мы расстались. Мы меняли адреса и судьбы, выходили замуж и женились, но незримая нить между нами оставалась. Издалека мы все же не упускали друг друга из виду..
Я уехала с сыном из Петербурга, и тут мы окончательно потеряли друг друга.

Прошло 10 лет. Вот она я – в Питере. Вот мои близкие друзья, с которыми я не виделась 10 лет. И Юра, который нежно звонил почти каждый день. И зыбкое воспоминание о старинном друге, который где-то в Москве, или в Тарту, или… Да, всесоюзный розыск объявлять не будем.

       И на следующее утром я уехала со своим старым другом в Петергоф. Он – физик-профессор, обожаемый студентами, присматривался осторожно ко мне, а когда я сказала, что-то резкое – явно обрадовался
- Узнаю свою Эльку.
- Свою? – изумилась я.
Ты была какая-то непривычно мягкая, и я заподозрил, что ты влюбилась. Но сейчас уверен – ничего подобного
- Профессор, называется, - засмеялась я. – Странно – неужели все помнят только резкость? И с чего ты взял, что я не влюбилась? А твои студентки, когда влюбляются – они что? Они же все кисоньки-лапочки, и смотрят тебе в рот.
Он вздохнул. – Бывает. Пошли к большому фонтану.
- Да… когда это я была последний раз в Петродворце.
- Кстати со мной, - напомнил он.
Действительно – с ним.
- И я тогда объяснился тебе в любви.
Видит Бог. Я, негодяйка, совершенно забыла об этом, и честно спросила – а что я ответила?
- А что ты могла ответить – предложила дружбу, за что я тебя чуть не побил. И приревновал совсем не к тому, к кому следовало. К своему приятелю.
А ты была влюблена в какого-то московского товарища.
- Так, московского товарища не трогаем. А что за твой друг, к которому приревновал – однако – какие у меня провалы в памяти.
- Я пригласил тебя на день рожденья, и туда неожиданно явился мой бывший одноклассник Юрка. Так вы мало того, что весь вечер вместе танцевали, так еще и целовались на кухне. А я переживал.
Совершенно не помню твоего Юрку. А вот ты довольно быстро женился.
- Неправда твоя. Женился я только после того, как ты выскочила замуж.
- А чего это ты препираешься? Дела давно минувших дней. Профессор называется.
       Мимо прошла хорошенькая девочка с мальчиком, девушка увидела моего спутника и кинулась к нему.
- Александр Львович., а завтра лекция будет? Мы так расстраивались, что сегодня отменили – сказали, что неделю вас не будет.
- Расстроились они – а кто сразу гулять поехал?
- Так с горя же, - отвечала она улыбаясь.
- И много вас тут?
- Ну, вообще-то да.
- Так. Никому не говорить, что меня здесь видели. А то завалю на экзамене. Марш отсюда.
Девчонку убежала со своим мальчиком, а он гордо посмотрел на меня.
- Хорошие, хорошие студенты у тебя, Санечка. Пойдем еще побродим, а потом за тобой кофе, мороженное и твоя книжка. Взял ведь с собой, признавайся.
Ну, конечно, он взял. Надписал, подарил, и к вечеру мы добрались до дома..
-
Завтра, сказал он, прощаясь. – завтра в три., нет, я не смогу –в пять.
А в пять я не могу – у меня еще масса планов. То есть завтра – занято. А вот послезавтра – давай. Лучше с утра.
- Так у меня с утра заседание.
- Твои проблемы, - строго сказала я. - Тебе и так целый день был выделен. Никому столько не досталось. Пойми, я ведь 10 лет никого из вас не видела.

Он попытался меня поцеловать – тоже мне поцелуйчики в парадном, и я, чтоб отвлечь его внимание, спросила – а какая хоть фамилия была у того мальчика, с которым я целовалась?
Он немедленно меня выпустил, и пробормотал – любишь ты человека помучить – Невзорин, кажется. Или Невзель. Слава Богу, у вас ничего не было – он переехал с родителями в Эстонию.

Я зашла в дом. Милочка была как-то странно озабочена.
- Звонил Юра, сказал, что перезвонит попозже. И еще звонил один человек – по поводу переизданий статей твоего отца.
- Так здорово, - я обняла ее, - это же хорошо. А кто такой?
- Странно как-то. Он сильно заволновался, узнав, что ты здесь – сказал, что давно тебя потерял из виду и очень хотел бы повидаться. Так что он придет завтра вечером, чтобы поговорить с тобой и со мной.
- А он хоть представился? Кто такой?
- Да, Даниил Сергеевич Волков.
Я так и села. И искать не пришлось. Тот самый Даня, мой первый друг, мой друг бесценный. В его честь я назвала своего сына, и долго боролась за это имя с мужем и его родственниками.
Зазвонил телефон. Юра.

Он

Данька проводил Эллину, и мы с ним вернулись домой. Оба несколько осиротевшие.
Ее двор, наша скамейка, их квартира, в которой я никогда не был.
Данька открыл ключом дверь, и мы вошли в салон-кухню, заполненную запахами еды. Около плиты стояла Машка в джинсиках, с наушниками, и слегка пританцевывала в такт. Она не услышала, как мы вошли, но, направляясь к холодильнику, бросила взгляд на дверь, и заметила нас.
- А я тебе звоню – звоню, - сказала она Даньке. – Здорово, что вы вместе пришли – у меня как раз и обед готов.
- Здорово, - повторил Данька за ней. – Есть ужасно хочется.
- Тогда – мыть руки, и за стол, - скомандовала Машка, и мы отправились в ванную.
Мы пообедали, потрепались, послушали музыку.
Эта странная семейка приняла меня сразу и безоговорочно. И, что удивительно, я – тоже. И мне на минуту показалось, что я – зверь-бирюк, который не терпел даже подобия семейной жизни – получил в подарок семью – двух взрослых детей, с которыми мне было хорошо, уютно, и интересно. Иллюзия, конечно…
- А можно? – спросил я…
Договаривать мне не пришлось. Даня отвел меня в комнату Эллины.
- Вот, - сказал он.

Такая, значит, у нее комната. Просторная, уставленная книгами (как у меня, - отметил я про себя), компьютер с большим экраном (больше, чем у меня), репродукции на стенах – «Шоколадница», Лиотара, портрет Ахматовой. Мане, несколько неизвестных мне (что меня удивило), но хороших репродукций, диван, шкаф, туалетный столик, кресло и журнальный столик. Похоже. Я вдруг понял, что все время сравнивал наши с ней комнаты.
- А это мы недавно с ней купили, - сказал вдруг Данька, показав на большой музыкальный центр около дивана. И я увидел рядом с ним стопку дисков и кассет. Музыка и книги. Да…
– Может, переночуете у нас? – спросил он неожиданно.
Нет, ночевать здесь я не собирался. Честно говоря, мне хотелось дождаться звонка Эллины – узнать, что все благополучно. Данька догадался, и сказал.
- Она через час уже должна позвонить.

Я ехал домой в автобусе и вспоминал, как она сказала по телефону
- Так я и знала, что вы с Данькой сразу начнете тусоваться за моей спиной. И правильно делаете.
А потом сказала – я позвоню послезавтра, милый. – А потом сказала, - нет, лучше ты перезвони – мне отсюда звонить разорительно. Дай трубку Даньке .
Данька взял трубку – ну, конечно, я ему сейчас дам твой номер телефона – без проблем. Понимаю, что ты разрешаешь, но я и так бы ему дал бы. Все, не буду-не буду. Вешаюсь, целую.
       Так что у меня в кармане номер ее телефона.

И Данька…. Кажется, они с подружкой решили меня опекать – и в гости приглашали, и мой телефон записали – на случай, если что… Да, вероятно, в их глазах я уже не очень молодой человек, с которым что-нибудь может случиться. Ну, это я привираю несколько. Просто она каким-то способом нас объединила – а вроде бы ничего для этого и не делала.

Тут и зазвонил мой мобильник.
- Ну, и долго ты от меня будешь прятаться? – знакомая интонация. Кто, кроме моей подруги, будет так разговаривать?
- Дела, - отозвался я.
-Знаю я твои дела, - фыркнула она, - короче – через три дня мой концерт – будь любезен явиться.
- Куда?
А где обычно проходят мои концерты? Забыл уже? Так вот – в четверг в семь.
И тут меня осенило – А пары контрамарок у тебя не найдется?
- Это еще для кого? – подозрительно спросила она, - Хорошо. Оставлю на твое имя. Пока.
       Я шел к своему дому, и думал, что свалял дурака. Я-то хотел вытащить Даньку с подружкой на концерт.

Но недооценивать характер моей приятельницы не стоило. Ладно, не буду даже говорить им о концерте.
Я уехал на два дня на конференцию журналистов. Можно было отлично отдохнуть. Но в разгар этого симпатичного шашлычного отдыха в стране прогремело несколько взрывов в разных местах, и мы помчались, получив задания от своих редакций.
Ненавижу свое ремесло,- думал я, стоя рядом с разрушенным кафе. Я давно уже отошел от репортерской работы. Я ушел не только потому, что нащупал свою тему, и хотел этим заниматься. Я не мог перенести отчаяния, которое охватывало меня именно в таких ситуациях – когда уже никому не поможешь, ничего не предотвратишь, а можешь только тупо и горестно фиксировать то, что уже случилось. И невыносима мысль, что задаешь вопросы тому, кто только что потерял близкого человека.
       Мне повезло – я разговаривал с поваром, который остался в живых.
- Нам еще повезло, - говорил он, - у нас только одна официантка пострадала, но легко. А вот посетители…
Он замолчал, посмотрел на магнитофон. – ему не хотелось говорить об этом. И вдруг он сказал:
Вообще-то, я считал, что все случилось из-за меня. Я собирался включить печь, повернул включатель, и вдруг раздался взрыв. Я и решил, что что-то замкнуло. Меня оглушило, и отбросило. А когда я пришел в себя - кругом крики, кровь, и сирены гудят. Ну, гудки полицейских и скорой. Музыкант один пострадал еще кажется – он возле кафе всегда играл.»
Плохо мне было, когда писал об этом. Все, увольняюсь к чертовой матери.
      
Вечером позвонила Эллина. Она все уже знала о взрывах, звонила Даньке, он сказал, что и со мной все в порядке.
- Ты должен разыскать этого музыканта, - неожиданно сказала она. Обещай. Странно, я ведь обо всем этом почти не говорю здесь. Не могу. Вчера не удержалась – но только с Милочкой.
       Мне стало легче от ее голоса. Почему ей пришла в голову мысль о музыканте? Но я решил его отыскать.
       Что меня поражает в этой стране – жизнь продолжается. Вот только что – взрывы, сирены, безумный перезвон, и списки в больницах. Но все равно – все ходят на работу, встречаются в кафе, ходят на концерты.
      
И я пошел на концерт своей подруги, не сказав ничего Даньке с Машкой. Я знал ее репертуар наизусть, но вдруг я услышал песенку – раньше она ее не пела – неужели только что сочинила?
«Мой беспечный автобус бежит на восток
Под лампаду и музыку Верди
И поет, и стреляет, и шварму жует
Видно, думает он, что бессмертен…» *
Да, именно так.
В перерыве я подошел к подруге – вокруг толпился народ. Она спросила:
- Ну, как?
- Отлично. Я про автобус!
- Так я про него и спрашивала. Пойдешь с нами отмечать?
- Извини – сегодня никак. У тебя и так масса поклонников, а мне надо срочно кое-что сделать. Завтра, хорошо?
- Всегда ты так!, - она собралась было обидеться. Но не успела – началось второе отделение.
      
На следующий день, я вдруг позвонил знакомой в бюро путешествий, и попросил организовать срочно какой-нибудь горящий билет в Питер. Хорошо, завтра жду ее звонка, но лучше бы даже сегодня.
И сразу же раздался звонок. Нет, это была не она, а моя Ленка. Моя? Как давно это все было. Но не для нее.

Вчерашняя встреча не прошла даром, она немедленно хотела выяснить отношения. Я сказал, что срочно лечу по делам в Питер, вернусь, и мы обязательно встретимся. Нужно поговорить.
Классическая фраза, предвещающая расставание, - подумал я.
Она это почувствовала, и интуитивно попыталась придать ей другой смысл
- О песнях?
- О песнях тоже, - я быстро свернул разговор, повесил трубку. На душе у меня было хреново.
Вот и вечер – можно звонить Эллине.

Я сразу сказал про заказанный билет, но новость ей не понравилась
- Плохая идея, - сказала она, помолчав.
Эта фраза вернула меня к первым дням знакомства. Повеяло холодком. Я ждал.
- Нет смысла, - спокойно сказала она, - я улетаю через несколько дней, а ты как раз и прилетишь. Разминемся. Впрочем, если ты просто соскучился по Питеру..
- Я не по Питеру соскучился, - заорал я, – может, я завтра уже и прилечу.
- Не стоит. Завтра, и послезавтра у меня масса дел. Тут объявился издатель, который хочет переиздать статьи и книги отца. Я должна с ним разобраться.
Я молчал.

- Ну, все, - сказала она. – Меня ждут. Я вернусь, и мы поговорим.
Она повесила трубку.

Меня насторожил и весь разговор, и эта фраза. Только что я сам сказал ее в другом разговоре другой женщине…
       ---
*песня Марина Меламед


Она

Я повесила трубку. Плохо поговорила с Юрой. Неправильно. Он растерялся и обиделся. Нужно перезвонить. Но не сейчас. Сейчас придет Даня.

Какой он стал? Какая я стала? Мы не виделись сто лет. Тут-то и раздался звонок в дверь, и я удрала в свою комнату.

Я слышала сквозь дверь, как они здороваются с Милочкой, как она предлагает ему чай. Как он спрашивает – дома ли я. Как она растерянно отвечает, что, кажется, я прилегла отдохнуть, и она сейчас посмотрит.

Она заглянула в комнату и жалобным голосом сказала – ну, выйди ты к нам – он тебя так ждет.
Я выговорила себе пять минут.

Когда я вышла, они собирались пить чай. Он неловко и резко встал с места, зацепил стул, который тут же свалился. Но он даже не заметил этого.

Мы, как идиоты, пялились друг на друга. Я была в своих темных очках – не думаю, что он обратил на это внимание.
- это ты, - сказал он, и я провалилась в свои тринадцать лет.
Да и он, судя по всему. Вместе со мной – в наше с ним время.

Спросите у меня, как он был одет – не знаю. Мы с трудом отвели глаза, и началась общая беседа.

Да, он приехал сюда, действительно, чтобы договориться об издании книг отца. Если Милочка не возражает, и готова помочь ему в этом. Он – издатель. Издает художественную и литературоведческую литературу. Считает, что статьи и книги отца достойны переиздания. Может быть, у Милочки остались какие-то неопубликованные работы. Короче, все это необходимо обсудить.
- А что же ты издаешь из художественной литературы? – спросила я. - Неужели опять Свифта?
- Как была язвительная девочка, так и осталась ею, - вздохнул он,- я ведь ее лет с тринадцати знаю, - сказал он Милочке. - Свифта и без меня уже издали. А Ивлина Во я уже переиздал – не попадался тебя? В двух томах. И много еще всякого. Кстати, у вас в Израиле нашел необыкновенно интересных авторов – надо будет с ними поговорить – я ведь читаю ваши журналы. Говорят, у вас там один молодой человек очень хорошо перевел Пушкина. И еще два писателя – один под псевдонимом Беглый, а второй Дымов. Вот с Дымовым я обязательно хотел бы встретиться, ты его, поди, и не читала.
- Не люблю я современных авторов, - сказала я, - впрочем, Беглого как раз знаю - встречала в ЖЖ.
- Ну, конечно, – поморщился он, - ЖЖ. И ты играешь в эти игры…

Да, таков он был. Вижу, что соскучился. Но не может не пуститься в литературные обсуждения, рассуждения. Высокомерие… Произвольность пристрастий..
Не может, хоть минутку побыть человеком…
Я посмотрела на него. Он неожиданно смолк. И я столкнулась с его взглядом.

Он смотрел с всепоглощающей нежностью, не отрываясь.
- Надо же, это все же ты..
я услышала все слова, не сказанные вслух. Он пришел в себя. Попытался вернуться к общему разговору, но разговор не клеился. И тут он пошел ва-банк.
- Людмила Михайловна, - сказал он Милочке, – честно говоря, на разговоры я сейчас совершенно неспособен – не видел Эльку сто лет. Можно, мы с ней сейчас пройдемся, я доставлю ее домой, а завтра вечером уже встретимся по делу.
- Конечно, - тут же отозвалась Милочка, - я давно вижу, что вам хочется поговорить. Да вы просто можете посидеть вместе в ее комнате, я все равно должна сейчас съездить к сыну – вернусь поздно.
- Мила, - я с подозрение посмотрела на нее – утром ты туда не собиралась.
- Ну, как же, - не моргнув глазом, соврала она, - он звонил мне на работу – просил приехать. Я сказала, что занята, а он просил, если удастся – то хоть вечером попозже. Так что я как раз собираюсь и еду. Не волнуйся – я вернусь часов в 12.
       ---
Но гулять мы все же пошли. Сначала искали «бродячую Собаку», которая нам не понравилась, а потом пошли на Васильевский остров. Мы шли по университетской набережной. И тут мне захотелось зайти в филфаковский дворик – я слышала, что здесь все перестроили – раньше-то это был захламленный старый двор. Но теперь двор выглядел уютно и симпатично. Садик, дорожки, скамейки, скульптуры - довольно смешные, и трогательные. Я обошла весь садик, разглядывая скульптуры. Мне здесь нравилось.

- Но запихнуть сюда Блока и Ахматову в какие-то углы – это оскорбительно, - кричал он. - Неужели тебе это нравится?
- Нет. Мне нравится девочка-студентка, сидящая на груде книг, и маски в кустах, и вот эта славная скамейка, где мы сейчас сядем. Ты достанешь свои серебряные стаканчики и бутылку приличного коньяка, и мы отметим все, что захотим. Мы сели на скамейку.
- Серебряные стаканчики, - сказал он задумчиво, - ты еще помнишь это…
Я помнила. Когда-то – сто лет назад - мы гуляли по Питеру, отыскали себе симпатичный дворик в центре, он открыл портфель, и вынул два серебряных стаканчика и бутылку коньяка. И мы праздновали нашу встречу. Кто мог знать, что он помнит тот ритуал. Те же стаканчики – только бутылка другая, конечно.
- Пей за свою любимую Ахматову – говорила я возбужденно. - А вот я за симпатягу Блока – ему тут одиноко.
-Ты надралась, – сурово сказал он. - Пора домой. Только сначала - стаканчик кофе – вон я вижу кафешку.

Мы выпили кофе с пирожными, и вернулись домой. Смешно, как будто у нас может быть дом. Но сейчас он был нашим. Мы ушли в мою комнату, и сидели в обнимку на диване.
Мне снова 22, 13, 17…
.
Я провалилась в свои семнадцать лет… и слушала родной прерывающийся шепот
- Не могу насмотреться… Как я жил без тебя. Без твоего лица, (робких) движений, легкости, азарта… чувства юмора, впадения в детскую наглость.….
- Сплошные не… Нежного овала лица. - Он легко прикоснулся к моей щеке, взял руки в свои, поцеловал в ладошку, перебирал пальцы – этот палец- молодец, этот палец удалец
- Все ли на месте? – улыбнулась я.
- Нет, - ответил он.
Слышала я все это, слышала, но снова покупаюсь. Поддаюсь этой игре.
- Эх, ты, - думала я трезво, - даже не поменял слова – все те же.
- эх, я, - думала я, несогласная со своей трезвой головой.
Он помнил меня все время, он вспомнил все наши с ним мелочи. Все наши интонации
- Он говорил все то же самое другим возлюбленным, - продолжал голос разума
- Заткнись, - говорила я своему трезвому голосу – ты пошляк.
А сама таяла от его слов. От родной руки, таким естественным образом, меня обнявшей
       Он не задал ни одного вопроса. Ни – что со мной было все эти годы.… Ни – чем я занимаюсь…. Ни – с кем я живу и как там мой сын…
И я, и я ни о чем не спрашивала.
- «Сестры тяжесть и нежность, - произнес он вдруг. - Только сейчас я понял, что это такое. До этого – для меня это были просто строчки Мандельштама…
Весь он – в этом. Жизнь – литература.
Он как будто подслушал меня
- Кстати, о литературе…. Не выходит у меня из головы этот ваш Дымов. Не может быть, чтобы ты его не знала.
- Конечно, знаю, - сонно отозвалась я, - это я.
Ну, конечно ты, родная, конечно, это ты со мной – нежная и сонная. Я не о том. Я о писателе Дымове.
- И я о нем. Дымов – это я.
- Понятно, - засмеялся он, - а мадам Бовари – это я.
       Тут я проснулась окончательно.
- Думаешь, я вру?
Он отодвинулся, посмотрел на меня
- Врешь.
- Зачем? - Спросила я.
Он все еще не верил:
- Глупая шутка. А уж зачем – это у тебя надо спросить.
- Мы будем ссориться? – спросила я.
- Нет, радость моя. Я люблю в тебе все – даже неудачные шутки. Ты ведь и сейчас – прежняя, моя девочка.
Я засмеялась.
Даня обнял меня.

Повернулся ключ в двери. Милочка пришла. Мы вышли ее встречать.
- Мы тут тоже погуляли, - сказала я.- А сейчас Даня уходит – ему пора.
- Да, конечно, - он засобирался, - я тебе позвоню завтра, Элька. Погуляем. А вечером я зайду сюда, - обратился он уже к Милочке, - и мы посмотрим статьи?
- До завтра.
Хлопнула дверь.
---

Ночью я не могла уснуть. Под подушкой лежала книжка, которую он принес. Он не знал, что я не могу читать. От книжки слегка пахло табаком. И я вспомнила песню Вероники Долиной
Эта книга пропахла твоим табаком
И таким о тебе говорит языком:
"Не жалей ни о чем, дорогая!"

Да я и не жалею.
Не жалею о том, что стала писать, - ведь это было для него.
Не жалею о том, что он не поверил.
Не жалею о том, что любила его всю жизнь.
Не жалею, что всю эту жизнь мы прожили врозь.
Не жалею о том, что он знает не меня, а ту далекую девочку.
Смешно, он создал меня, но не узнал своего творения.
Ни о чем не жалею. У меня оставалось еще два дня.
---

ОН

Утром я позвонил в бюро, и отменил заказ на билет.
Я не буду больше навязываться – мой лимит исчерпан. Если захочет – позвонит.
Самому стало смешно от этих слов – скорее так могла бы думать женщина.
В конце концов, у меня есть работа. И свои дела. Сейчас сяду за стол… Тут я развернулся, и пошел из дома.
Я зашел в свой любимый книжный магазин, полистал новые книги, поболтал с продавщицами, встретил приятеля, зашел к нему в гости – мы славно посидели с ним, и все же - время еще оставалось, и я отправился в библиотеку. То есть, планомерно убивал свой день, прикрываясь делами и общением с друзьями. Смешно ходить в библиотеку, когда все можно найти в Интернете. На самом деле – не все. Есть особый аромат старых книг. Есть подшивки газет и журналов. Они то мне и нужны были сегодня. Я постоял у книжных полок, и вдруг понял, что я не могу вздохнуть.
---
Очнулся я уже в больнице.
- Любопытный случай, - сказали мне. – Судя по всему у вас очень низкий болевой порог.
Я лежал в кровати, рядом стояла капельница, и я совершенно не понимал, что происходит.
- Мы тоже не сразу поняли, что происходит, - сказал врач. – Вы упали в обморок в библиотеке, и не желали приходить в себя. Вас привезли на скорой, мы немедленно проверили сердце – успокойтесь, с этим все в порядке…
Редкий случай, - с удовольствием продолжал он. – вы, вероятно, к врачам не ходите… А у вас – камни… Так что желчный пузырь будем удалять, как только снимем воспаление. Вот полежите под капельницами денька два, потом отпустим домой, а уж через месяц – операция. Просто во время приступа боль непереносима для некоторых, и вы ее даже не успели почувствовать – просто сразу отключились. Для вас-то это было хорошо, а вот мы помучились, пока не сообразили в чем дело. Такое ощущение, что вам дали невероятную дозу снотворного. Мы уже начали беспокоиться. Вы здесь почти сутки – так и пришлось вас - спящего – обследовать. Уникальный случай в нашей практике. Честно говоря, нам показалось даже, что вы – в коме.
Этот доктор напоминал старого профессора из книжек – с обстоятельной речью, я так и ждал, что он сейчас скажет – что же вы, батенька, так все запустили…
- Не болит? – с интересом спросил он.
Поразительно, но никаких болей я не чувствовал. Я вообще ничего не чувствовал, кроме некоторого изумления, и неудобства в руке, где была воткнута иголка от капельницы.
Он так же обстоятельно продолжал
- Так как с вами разговаривать было невозможно, мы посмотрели ваши документы, нашли записную книжку, и позвонили сегодня по телефону вашим родным – они сейчас придут.
- Какие родные? - изумился я.
- Ну, на первой странице у вас был крупно написан телефон, мы позвонили, спросили, не родственники ли это ваши, нам ответили, что да.
Не успел он договорить, как в палате появились Данька с Машей.
- Ну, оставляю вас, - сказал врач, - а если что-нибудь понадобится – вот тут у вас кнопочка. И запомните, молодые люди, - обратился он к Даньке, - никакой еды.
- Классный динозавр, - сказал Данька, глядя вслед доктору.
А Машка уже пристроилась рядом в кресле, и доставала из сумки бутылочки с минеральной водой.

Они посидели у меня часок, потом побежали по делам, взяв у меня ключ от квартиры, пообещав доставить мне из дома необходимые вещи, оставили зарядку для мобильника, пару детективов, и сказали, что Данька еще забежит вечером, а Машка уже утром.
- Мама прилетает послезавтра вечером. – сказал Данька напоследок, - а вас можно будет транспортировать домой послезавтра утром. Мы уже выясняли. Так что пару деньков поскучаете.
Скучать мне не пришлось – в палате было полно родственников больных, и весь этот рой жужжал до поздней ночи. Я даже добрым словом помянул старые российские больницы, где родственников вообще не пускали в палату – только в приемные дни на пару часов.
У меня не только не было никаких болей, у меня каким-то образом атрофировались все чувства.
Я не думал об Эллине, я вообще ни о чем не думал. Я спал, и читал детективы.
Через два дня ребята забрали меня домой.
- - -

Она

Каждую минуту этих последних двух дней мы были вместе.
Он видел меня той, прежней…
Но вдруг, иногда, что-то его настораживало.
Странно, - говорил он. – Иногда мне кажется, что я беседую – именно беседую, я настаиваю на этом слове, с совершенно незнакомой, хотя и чрезвычайно привлекательной, умной женщиной. Она – не ты. А потом ловлю твою улыбку, и понимаю, что ты меня разыгрываешь… И почему-то все время темные очки… Создаешь образ?

Он не понимал этих перепадов. Не знал, что я вдруг, отвлекшись, становилась сама собой – теперешней. А с ним я обычно тоже была сама собой – но тогдашней. Девочкой, с щенячьим восторгом глядевшей на мир, центром которого был он.

Мы гуляли по своим местам. Да, в этом городе у нас были – свои места.
Мы сидели в садике перед Ахматовской квартирой, давно уже ставшей музеем. У него было особое отношение к Ахматовой – когда-то он удостоился ее дружбы. Он читал мне вслух ее стихи своим чуть глуховатым голосом. Мы говорили о чем угодно, только не о себе. Мир снова расцветился красками, и я жила. Только этой жизни мне было отмерено так немного – два дня, полтора дня, белая теплая ночь, которую мы проговорили сначала в садике около дома, потом сидели на подоконнике в каком-то старинном парадном. Потом еще полдня. Он говорил:
Я не могу тебя больше терять, я устал от этих потерь, только с тобой я чувствую себя – собой, таким, какой я есть. Только с тобой…

Мне пора было собирать вещи. Он ушел на несколько часов, и вернулся, чтобы проводить меня в аэропорт.
-
Перед отъездом я все ему рассказала.
Он записал мой телефон, мэйл, потом запнулся – ты же не сможешь прочесть мое письмо.

- Смогу, - ответила я - мой чудо-компьютер все за меня делает – читает, увеличивает тесты, каждая буква отзывается, и называет себя. Так что я могу читать. И даже писать.

Мы вошли в аэропорт. Я вынула из сумки свою сложенную палку, встряхнула ее, она мгновенно распрямилась, и мы подошли к стойке.
Я резко обернулась к нему, и увидела в его глазах ужас, и жалость одновременно.. Увидев, что я смотрю на него, он мгновенно улыбнулся и пробормотал – ошарашила ты меня. Хотя, в сущности, это ничего не меняет. Ты – единственный человек, которого я любил.
- Испугался, - подумала я, - и проговаривается – любил… А ведь все эти дни постоянно звучало «люблю».
И это он заметил. И тут же поправился: Любил и люблю всегда.

Да. Звучит неубедительно.
- Мне пора, вот и коляска за мной приехала.
Рядом стоял человек с коляской и ждал.
- Прощай, - я поцеловала его, села в кресло-коляску.
Меня везли по аэропорту к самолету, и тут я обнаружила, что плачу.
- - -
---
Он

Через день Данька приехал за мной, мы с ним взяли такси, и поехали ко мне. Опекать – так опекать. В комнате было чисто, на столе стояли фрукты и записка от Машки с инструкциями, что она приготовила, где стоит еда, что лежит в холодильнике.
- Отдыхайте, - сказал Данька, - а я бегу на занятия. Вечером позвоним, нам еще в аэропорт.
И я остался один.
Полдня телефон разрывался от звонков, когда я в очередной раз поднял трубку, я вдруг сообразил, что звонят в дверь.
На пороге стояла подруга Лена.
- Это почему я узнаю, что ты был в больнице только через два дня – позвонить не мог? Ладно, отношения выяснять сейчас не будем – я притащила еду. Тебе нужно нормально питаться. Соскучилась я…
Она прижалась ко мне.
Я поцеловал ее в щеку
- Что-то мне не очень, Ленка… посижу в кресле, хорошо?
- Конечно, - проявила она понимание, - сиди, набирайся сил.
Она поставила сумку с продуктами, подошла к плите, потом распахнула дверцу холодильника..
- Да у тебя тут еды на полк солдат.
Подошла к столу, и вдруг заметила Машкину записку.
- А это еще что? Что за Маша? С каких пор к тебе приходят девушки и готовят еду? Опять с какой-то бабой закрутил? Все, Юрка, мое терпение кончилось. Сколько можно! Немедленно объясни, что тут происходит!
- Лена, ну мы же давно хотели с тобой поговорить..
- Что это? – она трясла запиской, - у тебя роман с этой Машей?
- Нет, - ответил я, - не с ней…
Но она меня даже не услышала. В этот момент зазвонил телефон. Ленка кинулась к нему, и схватила трубку.
- Кто его просит? Ах, та самая, Маша, которая приготовила ему еду? Ну, спасибо, Маша, - ядовито произнесла Ленка, - только больше сюда не звоните, Юра устал, и плохо себя чувствует. С кем вы разговариваете? Ну, знаете. С вами говорит Елена Китанина. Что? Вы слушали мои песни? Я, конечно, рада, но все же, не стоит сюда звонить. Да, я все передам. Вы едете с Даней в аэропорт. С каким Даней? Ах, он знает? Ну, и что там с аэропортом? Встречаете Эллину? Ладно, я ему передам. Спасибо. Я тоже думаю, что хорошо, что я с ним.
- Ну, - спросила она агрессивно, - что за Эллина прилетает? Значит, все дело в ней?
--
Ах, как мне не хотелось с ней объясняться
- Ну, чем, чем она лучше, чем я, - рыдала Ленка. – Она не любит тебя как я.
- Не любит, - соглашался я, - и не лучше, чем ты. Ты – красавица, ты – талантливая, ты – замечательная, я тебя не стою.
- А ее, ее ты стоишь?
Нет, и ее я не стою. Я вообще, мало чего стою, я сам не понимаю, что твориться, и как это все случилось. Это несчастье, но я без нее не могу.
- Ты меня убиваешь, - заплакала Ленка.
И так прошел весь вечер. Мне было скверно, но ей было хуже.
Она уехала домой, а я никак не мог успокоиться. Мне было бы легче, если бы она кричала, что я подлец и мерзавец. Но нет… Ничего такого она не сказала.
И от этого было еще тяжелее.
---

Она

Данька встретил меня в аэропорту, и мы поехали домой.
Я улыбалась изо всех сил. Но он, конечно же, что-то почувствовал.. Правда, никаких разговоров в такси не затевал. Привез домой, усадил в кресло, налил чаю, и только тогда спросил
- Что случилось?
- Все в порядке, - сказала я, - так здорово снова тебя увидеть. Соскучилась.
- Отмаз, - заявил он. – Я же вижу, что что-то не так.
- Все так, - улыбнулась я, - просто устала. И голова болит.
- Ладно, - решил он, - поговорим завтра. А сейчас – пей чай, вот тебе таблетка от головной боли. Вот снотворное, и спать. Уже поздно. Завтра поедем навестим Юру – он болен. Я легла в постель. Легко сказать – спать.
На следующий день с утра я села за компьютер. Я писала о встрече с Даней. Мне нужно было выговориться, и забыть.

Данька заглянул в комнату.
- Не мешай, - строго сказала я, - не видишь, я занята.
- Мамуль, а ты позвонила Юре?
- Нет, а что?
- Ну, ты даешь, - Данька укоризненно поглядел на меня, - Он же болен, мы тут его пасли в больнице, а через пару недель он ложится на операцию. Нужно навестить мужика.
- А ты мне об этом говорил, что ли?
- Да я тебе вечером все рассказывал. Ты что, ничего не слышала? Немедленно звони! Данька набрал номер, и протянул мне трубку. Мы договорились, что вечером мы с Данькой приедем. Данька чмокнул меня и убежал.
Юра, вот кто мне нужен. А я – ему. А не эти детские бредни.

Вечером мы поехали к Юре - я-то никогда у него не была, а Данька вполне ориентировался в его квартире – значит, был там без меня.
Юра кинулся ко мне, и я сразу вспомнила Даню. Его прощальный взгляд, полный ужаса. И Юрин – восторженный.
- Ну, - сказал мой Данька, - я свою миссию выполнил – доставил маменьку по назначению. Когда за тобой заехать? – спросил он меня.
- Я сам ее отвезу, - сказал Юра.
- Нетушки, Юра, - ответил Данька. – Больным выходить из дома не полагается. Так что позвоните мне часика через два. Договорились?
И Данька исчез.

Я обошла Юрину комнату. Да, просторно, письменный стол и компьютер, книги…Не умещались на полках, и лежали повсюду. Репродукции на стенах. Те же, что и у меня – наверно.

Он как подслушал
- Наверно, с тем же чувством я разглядывал твою комнату, - книги, репродукции Ренуара, Шоколадница Лиотара… сказал он, - все совпадало, как будто мы вылупились из одного гнезда. Пойдем на балкон,..
У нас с ним какой странный контакт – он договаривает мои мысли. Он слышит и то, о чем я даже не успела подумать.

Балкон у него был отличный. Мягкие кресла, столик,
Но слишком жарко.
- Слишком жарко, - сказал он, - давай попьем кофе в комнате
Он налил нам кофе, и тут раздался звонок в дверь.
- Я никого не жду, - сказал он тревожно, и пошел открывать.
В комнату ворвалась девушка – яркая, энергичная, красивые распущенные волосы…

Он

Мог, мог я сообразить, что Ленка может появиться в любой момент. Но…когда Эллина рядом, я обо всем забываю. Не нужно было открывать дверь.
Ленка ворвалась, как метеор, увидела Эллину, и тут же пошла в наступление.
- Ну, познакомь нас
Лена – Эллина. Будьте знакомы.
- Очень приятно, - сказала вежливо Эллина.
- А мне – нет, - заявила Ленка.
- Ну, что ж тут поделаешь, - отозвалась Элина, - жаль.
- Удобно, наверно быть такой вежливой. А я, зато не лицемерю. Я такая, как я есть. Смотрите.
- Увы, - сказала Эллина
- что - увы? Не нравлюсь
- Ну, почему же, нравитесь. «Увы» - относилось к слову «смотрите»
- Вы что, слепая?
- Почти. Посмотрите – там, в углу стоит моя палка
- И вы так спокойно об этом говорите?
- А с чего вы взяли, что спокойно?
- Но вы же отняли у меня Юру! Это вы виноваты, а теперь я даже не могу вас обвинять – этой своей палкой вы вышибли у меня почву из- под ног.
- Скорее у себя – вышибла. А Юра… я ведь не знала, что он ваш – когда мы познакомились.
- Теперь знаете.
- Лучше, если бы я знала это с самого начала. Тогда и начала бы не было, а теперь..
- Что теперь?
- Теперь можете забрать его обратно – если он захочет
- Вы же знаете, что сейчас он не захочет – он порядочный человек.
- Сомневаюсь. Если бы он был порядочным человеком, то не подошел бы ко мне, раз у него были вы.
- Он подошел к вам просто из жалости, а вы и обрадовались, - выпалила Ленка.
- Знаете, сначала я тоже так подумала, и сразу ушла.

- Я стряхнул с себя оцепенение и закричал –
Прекратите немедленно! Лена, как ты можешь?
- А она – как может? И ты, ты с ней заодно. Ненавижу вас!

Эллина быстро встала, каким-то неуловимым движением, проскользнув мимо меня, взяла палку, открыла замок, и вышла на лестничную площадку.

Я кинулся за ней.

Ленка схватила меня за рукав
- Не смей, она ведь сама ушла. Она все поняла, а ты?

Ленка вцепилась в меня, как разъяренная кошка, и вдруг зарыдала.

Я вырвался и выскочил на лестничную площадку. Эллины там не было. Я сбежал вниз по лестнице – никого. Не могла же она со своей палкой так быстро уйти. Я вернулся назад, поднялся этажом выше – да, здесь она и сидела на ступеньке. Я сел рядом.
- Такси, - сказала она, - вызови мне такси, - и протянула свой мобильник.
- Эллина, не уезжай, мне плохо.
- Ничего, - сказала она жестко, - справишься. Давай, закажи такси.

Мне и впрямь было плохо – вероятно, начинался приступ, но она-то этого не знала.

Она взяла мобильник, быстро набрала номер, сказала – Данька, вызови мне такси на Юрин адрес, без вопросов, немедленно, жду, - и стала подниматься со ступеньки.
- Помоги мне встать, - сказал я.

Она помедлила, потом, что-то сообразив, протянула мне руку, подставила свое плечо, и помогла спуститься на мой этаж – мы подошли к двери. Она распахнула дверь и крикнула
- Лена, вы здесь?
На пороге появилась заплаканная Ленка.
- Помогите ему, - сказала Эллина, - у него приступ.
Ленка подхватила меня, и довела, скорее, дотащила до кресла. Потом сказала
- Постойте, я вас провожу.
- Не надо, меня уже ждет такси.
Я услышал, как хлопнула дверь, и отключился.
       - - -

-Она.

Я спустилась по лестнице, вышла на улицу, и закурила. Как же я не сообразила сразу, что у него приступ. Забыла, что он болен. Разгневалась, видите ли… Привыкла, что это мне хуже всех, что мне все пытаются помочь, а когда человеку плохо…

Ничего, ему есть, кому помочь. Однако, накинулась на меня эта девица, как разъяренная кошка. А, может, она права? Может, за любимого нужно сражаться? Просто я никогда так не умела?
Хлопнула дверца машины, Данькин голос

- Мамуль, что случилось, давай руку, пойдем к машине.

Мы сели в такси.
- Мам, я ведь обещал Машке зайти к ее подружке – Машка меня там ждет. Это - рядом с нашим домом, отвезу тебя, и забегу туда на часок, хорошо?
- Конечно, Данька, прости, я думала, что ты просто мне такси закажешь, мог и не приезжать.
- А сама такси заказать не могла?
- Так я же Юриного адреса не знаю.
- А почему у него не спросила? Что случилось?
- У него приступ начался.
- Так, ну-ка заворачиваем обратно. Ты что, человека с приступом бросила?
- Успокойся, он не один.
- А с кем?
- Отстань, Данька. С подругой.
- С какой подругой? Я думал, у него ты – подруга.
- Я тоже так думала. Хватит. У него, вероятно, много друзей.
- Что-то мне все это не нравится, - заявил Данька, - но все равно, надо позвонить мужику.
- Ему сейчас не до звонков. Позже позвоним.
- Ну-ну, - сказал Данька, - Все, приехали, вылезаем. Я тебя провожу до квартиры, ты там не раскисай, я скоро вернусь.

Он проводил меня до дома, и исчез.

Хорошее место – дом. Только голова разболелась. Неудивительно. Это называется – стресс. Я приняла таблетку, подошла к телефону, и набрала номер Юры.

Трубку сняла Лена.
- Лена, это Эллина. Как там Юра?
- Ему уже легче, он задремал, - неожиданно спокойно ответила Лена, и вдруг добавила, - Простите меня.
- Ничего-ничего, - сказала я, - спасибо, - и повесила трубку.

Так, ну, все же поспокойней. Хотя… Господи, как мы с ним друг другу обрадовались, как хорошо мне было в его комнате. Как с полуслова, и даже совсем без слов мы совпадали. Как… это куда-то исчезло, когда вошла Лена - наше понимание исчезло – я ведь не поняла, что ему плохо.

Ладно, не хочу сейчас ни о чем больше думать

Теперь кофе, сигареты и компьютер. Успокоиться и поспать сейчас все равно не получится
Я включила компьютер. На экране появился человечек с подносом, на котором лежало письмо, и раздался голос – ваша почта, мадам. Это мне так оформили почту.

Я щелкнула мышкой по подносику с письмом, и на экране появилось письмо. От Дани. Из Питера.
Может, не стоит и читать? И верно, я же могу его просто отправить в мусорную корзину. Я щелкнула мышкой. Письмо исчезло.

Я сидела на диване и оплакивала целых два разбитых корыта.
- Два, - это многовато, - сказал мне внутренний трезвый голос. - Одно – и то перебор.
Не люблю свой трезвый голос. Когда я его слышу, мне сразу хочется напиться. А кстати – это мысль.
Я пошла поискать что-то похожее на выпивку в холодильнике, отыскала остатки водки, полбутылки ликера и банку пива. Сомнительное сочетание. Серебряных стаканчиков у меня не было, мы люди простые, не то, что некоторые. Мы – Дымовы – любим пить из кружек. И пьем не закусывая – ну, кусок сыра с помидором. Нормально.

Ключ повернулся в замке. Ну, конечно, Данька с Машкой.

Данька сразу оценил ситуацию.
Банку пива он пододвинул Машке, водку потянул к себе, налив туда апельсинного сока, а тебе мать – твой любимый ликер. Не будем менять традиции.
- Нужно позвонить Юре, - тревожно сказала Машка, и потянулась за телефоном.
Цыц, - грозно сказала я, - больного человека будить не будем. Он спит.
- Ты ему позвонила? – спросил Данька, - точно?
- Точнее не бывает. Его Подруга сказала, что он заснул, и ему полегче.
- Ой, - радостно защебетала Машка, - вы ее знаете – это же Елена Китанина. Она такие классные песни поет.

Я выпила ликер, осознала, и спросила – те, что ли, что мы с тобой на диске слушали?
- Ну да, - сказала Машка. – раз Юра с ней дружит – надо будет, чтобы сводил нас на ее концерт.
- Машка, - распорядился Данька, - ну-ка выйдем в соседнюю комнату – разговор есть.
Они вышли, и я быстренько допила свой ликер, тяпнула Данькиной водки, и глотнула Машкиного пива. Не слабый коктейль. Дымову – можно. Ему пора расслабиться.
- Ого, - сказали они, войдя в комнату.
И тут вдруг начала распоряжаться Машка, к моему изумлению.
- Данька, ты немедленно делаешь нам крепкого кофе, или крепкого чаю, и принесешь нам с Эллиной в ее комнату. Сам убираешь на кухне, и к нам – ни ногой. Пошли, Элиночка.

Мы сидели в моей комнате, Машка гладила меня по голове, а я неожиданно раскололась, и все ей рассказала.

И вот тут она мне выдала.

Выяснилась, что по отношению к Юре, я полная негодяйка. Любящего человека смешала с грязью, наскандалила, и оставила умирать.
- - Я наскандалила?

А кто же? Что это за неджентльменские трюки с палкой – удар под дых. А эта несчастная Елена? Ведь и дураку видно, что он ее давно разлюбил – так что обвинять его в том, что он был нечестен – нечестно. Она пришла самоутвердиться, и просто поглядеть на вас – а вы ей подножку.

Значит так, сомневаться в Юриной любви - причин никаких нет. Пришла его старая любовь – так вы в Питере тоже не просто так отдыхали – что же ему за это вам морду бить?

Эллина, завтра придете в себя, и у всех попросите прощенья. Иначе – перестану вас уважать. И поедете к Юре, а то он сюда притащиться, а ему нельзя.
Питерскую историю срочно хоронить. Можно по первому разряду. С Еленой – могу поговорить сама.
- Машка, ты с ума сошла? – спросила я с изумлением, – ты меня, что ли не жалеешь?
- Именно потому, что жалею, хочу вас видеть прежней Эллиной. Хватит себя жалеть.
- Я что, часто это делаю?
- Редко. Так не стоит и начинать.

Она поцеловала меня.
- Ложитесь. А об остальном подумаем завтра, как говорит моя подружка Триш, когда у нее напряженка.
- Это не Триш говорит, это говорит Скарлетт.
- Значит, Скарлет говорит точь в точь, как Триш. Все, я тушу свет. Спать.

Машка потушила свет, и вышла из комнаты.
Данька из кухни кричал, что чай готов, но Машка зажала ему рот. И еще какое-то время я слышала их тихие голоса, а потом неожиданно уснула.
       ---
---
Спустя год
Он
Вот уже год мы вместе.
Она появилась у меня утром, когда я собирался выйти из дома, чтобы поехать к ней. Я даже не стал звонить - боялся, что она бросит трубку.
Так просто - звонок в дверь, и вот она - на пороге.
Я попытался оправдаться, извиниться за вчерашнее. Я хотел сказать, что это невероятное фантастическое совпадение, что я давно собирался ей все рассказать, что мы...
Но она не захотела слушать.
- Оставь, - сказала она. - Не продолжай. Я и сама все поняла.
Я хотел ей сказать, что вся история с Леной была предтечей встречи с ней. Лена замечательная, талантливая, но просто не для меня. И я сожалею, что...
И этого она не дала мне сказать.
И тут я сказал, что мы должны пожениться.
Она поморщилась, сказала, что браки в ее жизни уже были - как и в твоей, вероятно, - насмешливо заметила она .
Я растерялся
- Ты мне отказываешь?
- Нет. Я согласна годик с тобой пожить во грехе, а там посмотрим.
Я смотрел на нее, не отрываясь.
Стройная, в узкой юбке, в темных очках.
Женщины почему-то не понимают, что когда они кидаются себя украшать, мужчины на это не обращают внимания. Ну, заметят длинные ноги, ну увидят какой-то бренчащий браслетик, совершенно не делая разницы между золотом, и простой побрякушкой. Не замечают причесок. Модных стрижек. А вот легкий аромат духов - да, Но только если он совпадает с этой женщиной - иначе он воспринимается, как дешевая парфюмерия. У Эллины был безупречный вкус.
Так что то, что я назвал блистательным туалетом, была всего-навсего узкая юбка, изящный свитерок, жемчужное тоненькое ожерелье, гордо откинутая головка, и очки. Я привык к ее темным очкам, но на этот раз они были в тоненькой оправе жемчужного цвета. Она даже очки использовала, как украшение.
Поразительно. Год прошел. А этот ее облик я запомнил до мелочей
А тогда...
Пахнуло ее духами, - не было лучшего способа вскружить мне голову.
-Что за духи, - спросил я почему-то
- Догадайся - ведь должен же этот запах тебе что-то напоминать. Я правильно сказала - напоминать. А не напомнить.
Я представил себе парижских шансонье, на меня пахнуло духом Парижа
- Правильно, - сказала она - духи Нины Риччи «люблю Париж».
- Странно, - сказал я, - что и это - тоже ты.
-----
Она осталась у меня в тот же день.
Не раздумывая. Просто позвонила сыну, и попросила привезти свои вещи.
..
Данька с Машкой привезли вещи, усердно делали вид, что все так и должно быть, все переставляли, распаковывали, и, наконец, уехали.
Что я буду с ней делать - с этой чужой, залетевшей ко мне птицей. Я почему-то даже подойти к ней боялся. Она исчезла в ванной, надела легкий халатик, и потребовала кофе.
- Безумный день, - сказала она. - Устала. Пойду спать.
И ушла. В комнату, которую я мысленно называл теперь «комнатой Эллины».
Я без толку слонялся по своей комнате, выходил на балкон, мыл посуду - изображая какую-то деятельность. Потом подошел к ее комнате, и сел у двери. То ли изображал собаку, которая охраняет хозяина, то ли боялся, что она опомнится, встанет и уйдет. И я останусь...
- Юра, - сказала она, - перестаньте изображать сторожевую собаку - идите сюда.
Нежней ночи не было в моей жизни.
Так все начиналось
Потом мы часто вспоминали этот день, и никак не могли понять той неотвратимой стремительности, с которой все произошло.
Как ни удивительно, через какое-то время Ленка появилась у нас, и осталась в наших общих друзьях. Они вместе с Эллиной даже сочинили несколько неожиданных песенок. Песенки- диалоги, которые заставили Ленку найти новую необычную интонацию.
Как Эллина ухитрялась вовлекать всех в свою орбиту - не знаю. Ее приняли мои друзья, и я порой даже ревновал - я уже не был главным центром притяжения в нашей компании.
Я уже говорил, что привык жить при открытых дверях - любой друг, или знакомый - мог зайти ко мне в любое время, или сманить меня - в гости, на спектакль, на вечеринку - я на все отзывался.
Теперь все несколько переменилось. Когда Эллину захватывала работа, она закрывала дверь своей комнаты, вешала на нее табличку, украденную из какой-то гостиницы, с надписью
«Don't disturb», что означало - не беспокоить. Не отвечала на звонки друзей, и могла задавать непредсказуемые вопросы.
И мне пришлось приспосабливаться. Моя работа шла своим чередом, но дома теперь я частенько превращался в домохозяйку, и вспоминал того же Гантенбайна из романа Фриша. Но и убегать в компании, когда Эллина работала, почти перестал.
Странное чувство - иногда мне было совершенно достаточно, что она здесь, дома, в своей комнате, и я брался за свои дела. И даже не пахло тем диким одиночеством, которое иногда нападало на меня, когда я жил один.
И все же одна вещь меня тревожила - она ведь рассказала мне о Дане. Я знал, что они переписывались. Я знал, что он собирался приехать к нам в гости, и всей душой был против, но не разрешить ей встретиться с ним - я не мог.
Она видела, что меня это тревожило. И мягко говорила, что это ее юность, ее воспоминание, и что не собираюсь же я зачеркнуть всю ее жизнь до него.
Это был счастливый год. И вдруг, когда мы собирались вдвоем праздновать наш совместный Год, выяснилось, что в университет на конференцию приезжает ее Даня.
ОНА
Это был счастливый год.
Он так неожиданно и стремительно начался.
Я переехала к нему, кажется, мгновенно. Удивив всех на свете - себя, его, детей.
Потом, когда мы вспоминали об этом, я, поддразнивая его, спрашивала - а как вообще складывались у него отношения с женщинами. Я полагала (и совершенно справедливо), что женщин было много. Два брака, и множество разнообразных романов. Серьезных и длинных, а иногда коротких и легкомысленных.
- Ага, - говорила я серьезно, - ну-ка, расскажи о своих случайных связях. Вот бывало ли, чтобы ты оказывался в постели с совершенно незнакомой девушкой.
- Один раз, - сказал он честно. - У меня собралась большая компания, все хорошо выпили, чем дело кончилось - не помню, вырубился. Утром просыпаюсь - со мной рядом кто-то лежит.
- Тебя как зовут, - спрашиваю
- Валечка, - отвечает это дитя природы, вылезает из кровати, и отправляется на кухню готовить завтрак. Представляешь?
Ну, ушла, я вздохнул с облегчением, и пообещал себе никогда так не напиваться.
И что ты думаешь? Возвращается вечером это дитя природы, эта Валечка и приносит халат и тапочки! Нет, я все понимаю, но тапочки... Идиотка. Она считала, что мы будем жить вместе
- Конечно, идиотка, - серьезно ответила я, - нужно было как я - притащить вещи - что там какие-то тапочки - все вещи, и остаться навек.
Тут Юра испугался, что я обиделась, и быстро забормотал, что все придумал, чтобы посмотреть на мою реакцию.
- Мужчина не способен придумать сам такую деталь, как тапочки, - объявила я. - Дивная история.
Но имей в виду - если я в нашем доме хоть раз натолкнусь на чужие женские тапочки...
- Уйдешь, - спросил он серьезно?
- Нет, наводню весь дом мужскими тапочками - чтоб мучился всю жизнь. Ну, а потом уйду - это уж само собой.
---
Но мы не только шутили, естественно. Нам был спокойно и тепло вместе. И мы работали. У каждого было свое. Друзья рвались в наш дом, бывали иногда и музыкальные и литературные вечера, но я жестко выделила на это два дня в неделю. Остальное время - нет. Мы, конечно, выходили по разнообразным делам, или просто посидеть в ресторанчике, но это когда я кончала одну работу. И еще не успевала влезть в другую.
Он был свободнее, легче меня... И с ним я себя чувствовала защищенной.
Он все-таки утащил меня отдыхать, но лениво валяться на пляже прекрасно день-другой, но уж не больше недели.
Так что в следующий раз мне была обещана Италия или Прага. Как ни странно я выбрала Прагу, а Италию отложили.
Я понемножку стала видеть все лучше, хотя у меня оставался страх перед ступеньками. Я все видела слегка размытым. Но видела. Правда особенно четко почему-то видела одну ступеньку вместо трех, или три вместо одной.
И, наконец, мне пообещали операцию по пересадке роговицы.
Это должно было тянуться довольно долго - снова огромное количество анализов, новые обследования, поиски донора - уф, даже думать об этом не хотелось.
Одну из моих книг наградили премией. Редактор, и Юра уговаривали меня открыть всем мой псевдоним, но я решила играть до конца. Премию вручили редактору с тем, чтобы он отдал ее настоящему автору
Юра становился одним из лучших журналистов.
--
Но был, был человек, который, услышав о премии, написал мне письмо. Даня. И я его прочла, хотя не читала ни одного из десятков писем, которые он мне присылал сразу после того, как я вернулась из Питера. Я надеялась, что он решил, что я переменила адрес. Я открыла письмо, не взглянув на имя адресата. И утонула в этом письме.
Нет, моя жизнь не рухнула, но опять началось это мучительное раздвоение. Я сразу написала ему, что вышла замуж, что рада его письму, что непременно когда-нибудь познакомлю его с мужем. Он принял это, и писал мне необыкновенно интересные письма - умные, неожиданные, чуть снобистские - их можно было показать кому угодно. Нормальные письма двух старинных друзей, любящих литературу, и связанных общими воспоминаниями.
И когда Юра попросил разрешения их почитать - я распечатала их на принтере. И дала ему.
- Хорошие письма, - сказал он, - а вот здесь - в этом своем утверждении - он не совсем прав, но доказать я этого, пожалуй, не смогу - он образованней меня на голову, и не услышит вещей простых и очевидных.
- Тут мы с тобой совпадаем, - сказала я, - мне тоже всегда тяжело что-либо оспаривать у него.. Кстати, он хочет издавать мои книги.
- Почему бы и нет, - отозвался Юра - после этой премии только ленивый не захочет на тебе заработать?
- Даже так? - спросила я.
- Прости, - сказал он.
- Проехали, - сказала я, и больше мы к этой теме не возвращались.
Машка с Даней довольно часто нас навещали - сами же жили вместе в нашей с Данькой квартире, но жениться почему-то не собирались - нам и так хорошо, - говорили они.
Организовали музыкальный ансамбль, и время от времени выступали в кафе. Обзавелись своими фанатами.
---
Так и катился этот год, со своими радостями, работой, теплом.... Может, и впрямь это на всю жизнь, - думала я.
Ничего не подозревая, я открыла мэйл из университета, с приглашением на конференцию, где перечислялись гости, которые туда приедут из разных стран, в числе гостей был и назван и Даня.
--
- Знаешь, - сказал Юра, узнав об этом, - мне тут как раз замечательная командировка подвернулась - на недельку. И ты сможешь спокойно пообщаться со своим Даней - вы так давно с ним не виделись...
- Только без жертв, - заявила я, - и нечего проявлять благородство - небось, придумал командировку.
- Вовсе нет - можешь позвонить редактору
Позвонила. Редактор все подтвердил, нахваливал Юру. И настаивал на том, что кроме Юры - посылать туда кого-либо - просто бессмысленно
- Сговорились, - зашипела я на Юру.
- Свободному кораблю - свободное плавание, - ответил он залихватски. - Нужна будет помощь по дому - детки обещали. Будут тебе неназойливо звонить. А я уже завтра должен двигать.
ОН
Я чувствовал, что теряю ее. Последняя наша ночь - нежная. Отчаянная - как будто мы прощались навсегда.
Что же я делаю - сам развязываю ей руки. Но я понимал - останься я дома - я не мог бы перенести даже самого невинного их разговора.
Ну, что ж - спасибо и за этот год. Хотя, что это я. Что значит спасибо за год - я рассчитываю - на всю жизнь.
---
Она
Всю эту неделю мы провели с Даней. Юры не было, и мы держали дистанцию, хотя он пытался иногда обнять меня, всюду водил под руку - чтобы я, не дай Бог, не споткнулась бы...
Бесконечные объяснения, отступления и монологи. Невероятная противоречивость, к которой я - немножко со стороны - присматривалась.
Да, все самые нежные речи на свете. Но он повторялся. Хотя это именно то, что я и хотела услышать. Да, все тот же прежний снобизм, граничащий с высокомерием. Да, мы связаны навеки, но все же с Юрой мы гораздо ближе. О том же Юре он попытался как-то отозваться высокомерно, вернее, не о самом Юре, а о нашем с ним браке.
- Конечно, - говорил он, - я понимаю, что это твой способ сбежать от меня. Ты же не переносишь рядом с собой равного.
- Конечно, - отвечала я, - только все наоборот немножко - это ты не переносишь рядом с собой равного - а я, например, считаю, что в своей области - Юра талантливее меня. Так же, как и ты - в своей.
- Не переношу, когда женщина талантливее мужчины, - говорил он.
- Это ты о ком? - невинно спрашивала я, - талантливее всех нас была твоя мать.
Я и впрямь считала, что она была самым талантливым человеком, которого я видела в жизни. И все ей давалось легко., при самой тяжелой судьбе. Она писала, переводила, преподавала. И Даня ее обожал. Умерла она в 37 лет.
- Я не о ней, ты, ты предала меня. Это, впрочем, ничего не меняет. Я люблю тебя. А ты, судя по всему - любишь своего Юру. Когда он приезжает?
- Он приезжает завтра. Мы вместе пойдем на твой доклад.
---
Его выступление на конференции блистательно.
Но с оппонентами он обходится чуть свысока, - заметил Юра.
После конференции мы провели вечер втроем
Неожиданно они понравились друг другу - образ врага оказался не совсем такой, каким его представляли.
На следующий день мы даже поехали провожать Даню в аэропорт.
На прощанье он поцеловал меня, пожал руку Юре, отошел на шаг, посмотрел на нас - Хорошо смотритесь вместе, ребята, - сказал он, помахал нам рукой и... улетел.
--
Он
На обратном пути домой, я сказал
- Ты его любишь
- Конечно, я всю прошлую жизнь его любила.
- а когда была замужем?
- Тоже, То есть, я любила мужа, но и он присутствовал в моей жизни пунктиром, я же его не видела все эти годы
- И когда ты со мной - он тоже будет пунктиром в нашей жизни?
- Он же уехал
- Но ты его по-прежнему любишь?
- Не по-прежнему. Я его люблю - воспоминанием.
- Я не могу с ним соперничать - слишком много у него преимуществ. Я понимаю, у него право первенства - вы знакомы сто лет.
- У тебя тоже, - вдруг сказала она.
- Как?
- Помнишь девочку, с которой ты танцевал, а потом целовался на Петроградской в квартире приятеля Санечки. А потом ты переехал в Таллинн
- Подожди. Была, была девочка... Как же ее звали?. Элька
- Ну да, - отозвалась она. - В Питере меня все звали Элькой - это здесь меня называют Эллиной.
- Так это была ты? Ты? И ты меня не вспомнила?
- А ты меня. Но зато теперь я знаю, что мне нужен - ты. С тобой я защищенная, с тобой - я настоящая. И что еще важнее, мне кажется, что и ты со мной - настоящий. Нам не нужно ничего друг другу доказывать - мы и так вместе. Мы договариваем друг за другом, мы синхронны. Ну, и еще - у тебя очень важное преимущество - ты отец нашего ребенка
- Какого?
- Через семь месяцев увидишь! И я немножко боюсь. Все-таки возраст
Ну, что я мог на это ответить? Только обнять, не до конца еще поверив в свое счастье.
И тут она прибавила
Оказывается, что мне нужен - только ты.
--