Первый заход
Не знаю, как относится конкретный зритель к покойницам, но режиссёр Алексей Федорченко решил, что должно понравиться и не ошибся.
Неплохой фильм «Первые на Луне» снял перед этим Федорченко, и даже приз взял на венецианском кинофесте. Стильное такое кино, черно-белое. Здесь цветное, но… «Овсянки» взяли призы опять там же.
Когда Квентину Тарантино нравятся покойницы, это понятно. Он их успешно оживляет, и они пробивают ладошкой гробы, выкарабкиваются из-под (Гудини отдыхает) в диком стремлении убить Билла. Далее замес крутой.
У Федорченко же – ничего такого. А Квентин сказал: этот фильм замечателен по всем параметрам. Здорово, просто шикарно!
Такой мастер не ошибается. В чем же фишка?
Возможно, в главной героине. Итак, она звалась Татьяной. По ходу фильма просится рефрен: облита водкой постоянно. Ритуал такой у мужа её директора бумкомбината Мирона (актёр Юрий Цурило): приезжают в гостиницу, покупают пару-тройку бутылок водяры, Таня беспрекословно оголяет пышные телеса, становится в тазик и муж поливает водкой с головы до ног. Потом слизывает, кайфует. Согласитесь, в этом что-то есть!
Скорее всего, ради этих пяти минут фильм и снимался.
Остальные семьдесят минут невнятны и несуразны. В основном идёт длинный кадр: Мирон и Аист (фотограф-подельник) в салоне джипа, между ними клетка с птичками-овсянками (вид сзади). Далее то же самое (вид сбоку). Далее то же самое в лодке. Герой Аист, по призванию писатель, всю дорогу молчит. Его голос – только за кадром коментит некие откровения.
Мирон пытается что-то сказать, но режиссёр не даёт, выключает ему звук, и следуют лишь коменты Аиста.
Наша Таня тоже весь фильм молчит, но покойницам это свойственно. Её оживляют в воспоминаниях, но бедной красавице не дают слова. За неё говорят её богатые формы.
Следует скорбный ритуал сожжения покойницы и неизбежная гибель героев.
Вот собственно и весь фильм.
Тут следует обратить внимание на первоисточник. На повесть «овсянки» Дениса Осокина в журнале «Октябрь» за 2008 год. Повесть достойная пристального внимания. И не потому, что все слова в ней напечатаны с маленькой буквы, а потому, что проникнута человечностью, любовью. Самая крутая эротика, описанная там естественна, как хлеб, как мёд. Дело происходит на вологодщине, народность – меряне на реке Нее. С водой там связана вся жизнь и смерть тоже. Утонуть – мечта каждого мерянина. Эдакие счастливые утопленники бродят по реке, встречаются с любимыми и печатают на машинке вот такие повести. Но спецом утопиться – это не скромно, это чересчур. Вода сама берёт тех, кого надо. Торопиться не след.
Ритуалы такие: невесте перед свадебкой подруги вплетают ниточки цветные, как бы это деликатно сказать, на венерин бугорок кудрявый, что Пушкиным описан неоднократно и задорно. Хороший обычай, должен пойти в народ.
Так вот, в повести всё понятно и пронизано поэзией. В кино не так, но попытка иного подхода есть.
Второй заход
Фильм обозначен, как эротическая драма. Новое можно сказать в драматургии, особенно в нашей отечественной.
За одну эту заявку можно давать призы не глядя. А если посмотреть?
Что касается эротики, то есть чувственной любви, а не пошлого секса, - всё на уровне. И это главное. Кроме тех откровенных пяти минут, чувственные места встречаются на каждом шагу фильма. И хотя большая часть из них, что называется, с душком, режиссёру удаётся балансировать на грани в мир иной. Невольно возникает чувство, нет, не печали, а досады: разучились мы радоваться жизни… Нам нужен повод для оправдания чувственных проявлений не самих по себе, а в связи с чем то. Охотно показывали бани (А зори здесь тихие), теперь вот ритуал перехода в мир иной.
Хорошо, что режиссёр все-таки находит силы показать живые реалии. Те же ниточки прикольные на маняне (так называют то женское место меряне), те же отношения отца Аиста с матерью его, две легкомысленные девушки, которые одноразово использует режиссёр для своих героев. Тот же бедный Мирон обмолвился о трёх дырочках, «распечатанных» им. Что не сболтнешь с горя… Поэтому развернуться в благом направлении продолжения жизни и радости потусторонние силы не дают.
Что касается драмы, то её нет. Ибо нет диалогов, а лишь монологи, да и те зачастую за кадром. Эти словесные конструкции тянут кино в радиопостановку, то есть во вчерашний день. Если это, конечно, не «Обыкновенный фашизм», но опять же документальное кино, не художественное. В кадрах «овсянки» герои молчаливы, как рыбы. Например, Аист в кадре произносит всего пару слов.
Опять же, в драме должен быть конфликт. Его нет. Смерть Татьяны по неизвестной для зрителей причине, за кадром. Можно лишь предполагать, что Мирон, аки Отелло, задушил ея от большой любви. В повести, кстати, есть намёк на сердечную болезнь героини. Режиссер не развивает конфликта здесь, не развивает он его и в отношениях Мирона с Аистом. Хотя тот именно к нему обращается за помощью, к бабнику-фотографу известному в посёлке. Лишь некое подобие конфликта можно заметить в бинокль между главными героями и…(!) птицами-овсянками. Такое вот извращение, на мой взгляд. Птички, как некое воплощение кармических знаков. Аист заботится о них, не бросает на произвол судьбы, выпускает из клетки (в фильме этого не показано и зря), кормит, они летают и возвращаются, дабы сделать своё черное (благое, с точки зрения мерян) дело. Напряжения в фильме нет. Всё катится монотонно неспешно. Птички вылетают сами по себе сквозь прутья и лезут в глаза Мирону за рулём. Тот забывает про тормоза и с моста в реку, бульк! И далее у счастливых утопленников дела в мире ином.
Заход третий.
Если бы в кино была песня… но её нет, а есть одни длинноты. Правда, некий хор в середине фильма поёт идиотскую песенку, но она ничего не решает. Это к тому, что саундтрек мог бы быть доминантой, но увы.
Посему из отснятого материала тот же Квентин смог бы забульбашить убойный трэшачок! Прикиньте.
Все длинноты и невнятицы выкидываются на хрен. В кадре Мирон моет водкой дебелую Таню и демонстрирует разнузданности плоти. Аист фоткает голых бап и Таню в том числе. Конечно, это не проходит мимо ревнивого Мирона и он в припадке ревности душит любимую жену. Не останавливаясь на достигнутом, он задумывает изощренную месть. Приглашает Аиста на ритуальный обряд сожжения покойной. Откуда ему было знать об овсянках. По ходу приходится замочить гаишника, заподозрившего неладное. Короче, фильм складывается не по-децки. Свершив ритуал, подельники снимают двух тёлок и имеют их во все дырочки без ниточек, а потом расслабленные и пьяные газуют в даль. И только Мирон въезжает на мост, додумывая план мести до конца, как Аист ничтоже сумняшеся открывает клетку, решив покормить пташек божьих. Те долбят клювами глаза Мирона-Отелло. Неподдельный ужас лиц фиксирует покадровая съёмка. Затем красивое и медленное падение машины с двадцатиметровой высоты, во время которого проходят воспоминания детства Аиста. И речная пучина поглотила ея. В общем все умерли. Море слёз на бумкомбинате и в зрительном зале.
Собственно, всё так и было на самом деле, только кино такое искусство, что все живы, здоровы и светятся счастьем признания успеха, особенно «покойница» - красавица Юлия Ауг на красной дорожке в Венеции.