ГЛАВА 11
СЕРГЕЙ
Смирнов валялся на тахте и смотрел в потолок. Не хоте-лось ни о чем думать, ничем заниматься. Ниночка уехала к подруге, не оставив ему приличного обеда. Пакетик с «горя-чей кружкой Маги», замороженные блинчики да баночка несвежей красной икры явно не заводского происхождения – вот и вся еда, лежащая в холодильнике. На плите восседал холодный пузатый чайник, нетерпеливо ждущий исчезнув-шую хозяйку. Но хозяйки в квартире не было, она предпочи-тала общение с подругами семейному очагу. И своему мужу.
Почему он бросил Алису, Сергей так и не понял. Какая же она ласковая, домашняя, уютная, красивая, наконец. А ка-кая она хорошая мать, воспитавшая таких примерных детей! Его детей. Говорят, Алисонька очень похорошела, как он, Сергей, ушел от нее. Так отчего же все-таки неряшливая, гру-бая Нинка оттеснила от него нежную, заботливую прежнюю жену?
Неожиданно, не объяснив причины, уволилась опытная, пожилая секретарша Анна Васильевна, и яркая молоденькая брюнетка пришла устраиваться вместо нее, а поскольку она была довольно смазлива, да к тому же неплохо знала дело-производство и лихо печатала на компьютере, директор предприятия принял ее с распростертыми объятиями. Наваж-дение пришло после первой выпитой чашки кофе, а потом все в его жизни закружилось и поехало, да только не в ту сторо-ну. Он легко расстался с бывшей любовью, мечтая о буду-щей.
Сотрудники недоуменно переглядывались и крутили пальцами у висков: шеф годился секретарше в отцы. Впро-чем, этим удивить сейчас кого-либо невозможно, только вульгарная новоявленная сотрудница в подметки не годилась интеллигентной Алисе Михайловне. Пошушукалось рабочее братство по углам, повозмущалось, да и утихомирилось: Смирнову виднее, на то он и директор.
Нинка обитала в трехкомнатной квартире элитного дома. Откуда у секретарши деньги на крутое жилье, оставалось только гадать. А гадать не хотелось. Хотелось наслаждаться ее юным телом, вдыхать аромат волшебных французских ду-хов, которыми Алиса, кстати, не пользовалась, ибо предпочи-тала запах чистоты. Все, чем жил раньше Сергей, больше не имело никакого значения; сила воли, которой он так гордил-ся, покинула его, сделав ручкой. Тогда и отказал он «быв-шей» в деньгах, отлично понимая, что оставил прежнюю се-мью без средств к существованию.
– Ну и наплевать, перебьются, – отмахивался он, – глав-ное, не разрешила Ниночка.
Совесть уснула крепким сном и больше не будила хозяи-на.
С первых же дней совместной жизни Нинка, вволю умас-лив любовью шефа, убегала из дома, оставляя пылкого лю-бовника заниматься домашними делами. Причины побегов были разные, но факт оставался фактом: хозяйка из юной со-блазнительницы была никудышная.
– Все хорошо не бывает, – успокаивал себя Сергей, брался за пылесос и начинал наводить порядок в квартире, которую, по непонятным ему причинам, так и не мог назвать своей. Потом лез в холодильник, доставал очередную пару яиц и жарил глазунью, сглатывая слюну от голода.
Алисины обеды ушли в прошлое. В будние дни питался Смирнов в мерзкой кафешке, ибо на более достойное заведе-ние, в силу своей честности, не зарабатывал, а в малочислен-ные выходные ехали они с Нинкой на «вольво» в ресторан. Там молодая жена доставала из крокодиловой сумочки пачку «зеленых», размахивала ими и вульгарно орала:
– Официант!
Дамы и господа, сидящие за столиками, недоуменно ог-лядывались на эксцентричную девицу, а Сергей густо крас-нел, вытирая платочком выступавший на лбу пот, однако за-искивающе улыбался благодетельнице.
– Что же я делаю? – лихорадочно думал он. – До чего же я докатился!
«Вольво» тоже был ее. Свои новенькие «жигули» Смир-нов оставил в гараже: возлюбленная наотрез отказалась на них ездить, пусть даже и пассажиркой.
А однажды он увидел ее в чужом «мерсе» с тонирован-ными стеклами. Ниночка выпорхнула из него, помахала ко-му-то ручкой и, сияющая, пошла на мужа, совершенно не за-мечая его. Вот тогда-то страшная догадка потрясла влюблен-ного джигита: у него выросли рога. А, возможно, растут уже давно.
Разговор на повышенных и пониженных тонах ничего не дал, молодая жена удивленно рассматривала рогача и по пар-тизански молчала. А потом плюнула на пропылесосенный мужем пол и ушла спать. Сергей остался один. Он метался по элитному жилью, как зверь в вольере, нелепо жестикулировал руками, привыкшими раздавать указания, сосал валидолину за валидолиной, рычал, задыхался от жалости к себе и любви к ней. Затем почувствовал резкую, жгучую боль где-то за грудиной, схватился за эту боль и опрокинулся на спину, по-нимая, что летит куда-то вниз, бешено вращаясь по кругу в узком, темном коридоре навстречу яркому, молочно-белому свету.
– Сереженька, – обрадовался кто-то его появлению, – внучек родимый, подойди ко мне.
Голос был ласковый и знакомый, он напомнил далекое детство, глиняный кувшин молока, поставленный доброй ру-кой на выскобленный деревянный стол, смеющиеся синие глаза, когда-то с любовью смотревшие на него. Это были гла-за умершей бабушки. Невыразимая радость охватила избо-левшуюся душу, удивительный покой опустился на изранен-ное дикой болью сердце.
– Золотиночка моя родная, – гладила голову невесомы-ми руками сама Любовь, – не возвращайся туда, там холод и страдания, останься здесь.
– Да, да, да, – отдаваясь эфирным ладоням, подумал он, – я останусь возле тебя, так как там я никому не нужен.
– Мы теряем его! – закричали из серого, вязкого, густого тумана.
– Я не хочу назад! – яростно запротестовал кто-то внут-ри Сергея. – Я не хочу назад!
Кубы, маленькие и большие, фиолетовые, голубые, розо-вые, синие, серпантином посыпались откуда-то сверху, отде-ляя усталую душу от любящего ее создания. Они были лег-кие, полупрозрачные, чистые. Они выстраивались ровными рядами и распадались в хаотичном танце, отнимая надежду на спасение и сострадание. С тоской протягивая к нему руки, бабушка стала медленно, плавно удаляться, словно уплывать в неведомую даль.
– Мы еще встретимся, – словно легкий весенний вете-рок, прошелестел ее голос, – мы еще встретимся.
– У папы инфаркт, он в реанимации! – голос в трубке захлебывался от рыданий. – Он умирает!
Плакала моя Алинка, а я, поднятая среди ночи телефон-ным звонком, растерянная до невменяемости, не могла сооб-разить, что можно предпринять в данной ситуации.
– Такси ждет тебя уже несколько минут, – спокойно и холодно проговорил домовой.
– Он не умрет, Карлос, миленький, он не умрет? – заме-талась я по комнате, хватая что-то из одежды, чтобы наскоро напялить на свое физическое тело.
Тяжело опустив веки, Жемчужный молчал.
– Он не умрет, Карлос, – просила я, сама не зная кого.
О нет, я, конечно же, знала, знала, что умоляю того, кого нельзя тревожить по пустякам. Но сейчас был не пустяк, сей-час уходил близкий, родной человек, отец моих детей!
– Иегова, прости мне все грехи умышленные и неумыш-ленные, возьми меня, но не забирай его! – кричало мое бун-тующее сердце, когда непослушные ноги перебирали сту-пеньки навстречу вызванному такси.
– Яхве, – отчаянно взывала моя вопящая душа, когда я заходила в приемное отделение стационара, – верни его на землю, он еще так мало жил!
Молодой озабоченный доктор промчался мимо меня в сторону отделения реанимации, худенькая, юркая сестричка пролетела в противоположном направлении. Приехали дети, полукругом встали рядом со мной, будто охраняя от пистоле-та продажного киллера. В нашей ситуации киллером являлась сама смерть. Она стояла рядом с Сергеем, тем самым Сере-женькой, с которым мы недавно справили серебряную свадь-бу, с которым вырастили общих детей.
Усталый седой врач вышел из реанимационной палаты и тяжелой поступью направился к нам:
– Он жив, Алиса Михайловна, ваш муж будет жить.
Что-то глухо упало на пол, отозвавшись внезапным эхом в гулкой больничной тишине. Как по команде мы поверну-лись в сторону этого резкого звука. Дорогая сумочка из кро-кодиловой кожи валялась у длинных ног стройной, красивой девушки, и той девушкой была наша разлучница. Кровь оста-новилась в моих воспаленных жилах, по телу поползли му-рашки, а в голове зазвенело от обиды на нелепую случай-ность, которая обратила мой маленький уютный мирок в большой невыносимый кошмар. В бессильной ярости я рва-нула свое напряженное тело навстречу противнице и мигом подлетела к ней.
– Это вы довели его до инфаркта, – чувствуя нарастаю-щую боль в груди, простонала я.
– Глупости, – хмыкнула она. – В вашем возрасте сердеч-но-сосудистые заболевания – не редкость. К тому же, я извес-тила его дочь…
– Почему вы позвонили Алинке, а не мне? – перебила я молодую жену своего бывшего мужа.
– А какое вы имеете к нему отношение? – ядовито ус-мехнулась она.
Ничего себе! Спокойно, Алиса, спокойно, не превращай-ся в базарную бабу!
– Тем не менее с сообщением о выходе Сережи из кли-нической смерти доктор подошел именно ко мне, – мститель-но заявила я.
– Само собой разумеется. Разве я похожа на жену стари-ка? – засмеялась разлучница, с интересом поглядывая на рас-красневшегося Олежку.
– К сожалению, Смирнов вас очень любит, – отмечая высокую квалификацию совратительницы, вздохнула я.
– Он мне больше не нужен, – хихикнула девица и кокет-ливо стрельнула глазами в моего любимого сына.
– Но Сергей – не игрушка, Нина, его сердце не выдер-жит предательства, – воззвала к ее совести моя метущаяся душа, мгновенно забыв про неудобства одинокого женского существования.
– Он выдержит, он забудет меня. Колдовство потеряло свою силу, – поморщилась нахалка и, развернувшись на вы-соченных каблучках, неторопливо направилась к выходу.
– Да что ты, такая красавица, унижаешься перед ней! – внезапно закричал возмущенный поведением несостоявшейся мачехи Олег. – Эта гадина тебе и в подметки не годится!
Я улыбнулась и посмотрела на прямую, напряженную спину уже не соперницы. Почувствовав на себе мой взгляд, девица обернулась и проткнула меня ненавидящими глазами.
ГЛАВА 12
ЗАВИСТЬ
– Ты пришла? – губы его попытались растянуться в улыбку. – Алисонька, как я тебя давно не видел.
– Тебе лучше? – проронила я, прекрасно понимая, что дела его плохи.
– Мне хорошо, ты снова со мной.
Какое бескровное у него лицо. А глаза.… Сколько в них отчаяния и боли….
– Нина придет позже, она обязательно придет, ты не волнуйся, – вспоминая наглую усмешку девицы, нежно про-ворковала я.
– Мне не нужна Нина, мне нужна ты.
Кажется, все беды земные отражаются в этих очах…
– Не говори так, Сереженька, она моложе меня, ты ее любишь, – судорожно вздохнула я.
Необходимо найти соперницу и, если будет надо, упасть перед ней на колени, иначе….
– Это было наваждение, и оно прошло, – твердо отчека-нил Смирнов.
– Да? – я заглянула в его беспросветные зрачки и не-вольно вздрогнула.
– Это было колдовство, – с жаром продолжил свой об-личительный монолог самый родной мой человек. – И хотя я никогда не верил в чудеса, они есть: хорошие и плохие. Со мной произошло плохое чудо.
Он поморщился и приложил руку к сердцу:
– Прости старого козла, родная, если сможешь только простить. Иначе я умру.
– Все будет хорошо, – через силу улыбнулась я, – все будет хорошо.
– Когда ты успела развестись со мной, Алиса? – настоя-щий, а не призрачный, мужчина с горечью смотрел на меня. Несколько скупых слезинок показалось из-под его сухих век и увлажнило безжизненную прежде кожу.
– Я никогда не оформляла развода, – недоуменно про-бормотала я.
– Я тоже, – широко распахнул глаза Сергей.
– Не может этого быть!
– Нина сказала, что бракоразводный процесс провели без меня.
В палату зашел седой доктор.
– Сергею Владимировичу необходим отдых, уважаемая Алиса Михайловна, – пристально оглядывая с ног до головы двадцатилетнюю половину немолодого пациента, строго про-говорил он.
В больничном коридоре царила суета: взад-вперед носи-лись взмыленные медсестры, с безвольно болтающимися фо-нендоскопами на шеях степенно шествовали деловитые вра-чи, шмыгали туда-сюда покорные злому року пациенты. Ус-талый спаситель человеческих тел плюхнулся на пустую со-седнюю койку и, вытирая кусочком бинта воспаленные глаза, продолжил свою обычную для таких случаев тираду:
– Состояние больного еще тяжелое, но мы надеемся, мы будем надеяться, что все образуется. Вашему мужу нужен хороший уход. Вы можете обеспечить его?
Вспомнив, что когда-то «уважаемая Алиса Михайловна» окончила медицинское училище, я засучила рукава и приня-лась за работу. Днем сама делала Сереже все процедуры, по ночам чутко дремала на раскладушке, принесенной Олегом из дома. О разлучнице Нине мы не вспоминали, словно ее ни-когда и не было.
Смирнов стал выздоравливать. Об этом говорили его по-розовевшие щеки, веселый блеск в темно-зеленых глазах, а, самое главное, отсутствие аритмии и болей в испорченном моторчике. По вечерам в больницу приезжали дети, привози-ли продукты, книги для папы, журналы для мамы, любовь для наших утомленных несчастьем душ. Жанна не появлялась, племянницы тоже исчезли с горизонта, хотя дружная семейка прекрасно знала о постигшем нас горе.
Прошел месяц, и Сергея выписали из стационара домой. Милый лечащий врач предупредил, что ему крайне необхо-дима реабилитация. Путевку на курорт любимому директору предоставили на работе; а через несколько дней после того, как «блудный сын» побывал в родных пенатах, наша семья провожала его в дальнюю дорогу. Сережу теперь радовало все: старый диван, банальный борщ, поданный на обед, мяг-кая, чистая постель, правда, без представительницы прекрас-ного пола, поскольку она дипломатично попросила подож-дать с близостью по причине греховности сожительства с чу-жим мужчиной. Смирнов понял и смиренно решил потерпеть, милостиво предоставив мне хлопоты по восстановлению брачных штампов в главных документах.
И тогда появилась Жанка.
– Почему не звонишь, забыла о моем существовании? – вяло поинтересовалась она.
– А ты не знала, что Сергей был опасно болен? – вопро-сом на вопрос ответила я, хотя еще в школе нас учили, что это неприлично.
– Знала, – выдержав длительную паузу, безразлично промямлила сестра. – Алиска, я скоро умру.
Говорят, Бог испытывает тех, кого любит, а еще сказы-вают, что испытаний Он дает ровно столько, сколько человек может вынести. Но, мое сердце наотрез отказывалось прини-мать следующий удар судьбы; оно справедливо возмутилось, пустившись в дикий, отчаянный пляс, а когда остановилось на мгновение, чтобы передохнуть, в глаза темной тучей по-ползла спасительная темнота, заполонившая все необъятное пространство головного мозга. Я провалилась в бездну.
– Алиска, очнись, слышишь, – плакала надо мной Жан-ка, колотя меня по щекам, – только не умирай! Кто же тогда хоронить меня будет?
Окружающие предметы стали приобретать свои прежние размеры и очертания, открывая моему взору жестокий, несо-вершенный мир. Сестра размазывала по впалым щекам кос-метику и хлюпала красным заострившимся носом.
– У тебя метастазы? – спросила я, удивляясь хриплости своего голоса.
– Да, вчера я ходила к онкологу, он сказал, что повторно оперировать меня не берется: бесполезно.
Как же она похудела. Наверное, килограммов на десять. Так быстро…
– Ты должна пройти курс лечения в стационаре, Жанна. Люди выкарабкиваются еще и не из таких ситуаций, – зачем-то соврала я.
– Рентгенотерапия и химиотерапия мне уже не помогут, – подкрашивая синие губы вульгарной красной помадой, горько прошептала несчастная, – а я так хочу жить!
– А метод Шевченко? Золотой ус? Табак? Болиголов? – вспоминая невероятные случаи исцеления умирающих, о ко-торых я прочитала в ярких брошюрках, пробормотала я.
– Ерунда, я ни во что не верю! – чувствуя мою неис-кренность, усмехнулась Жанка.
– Без веры нет исцеления! – фальшиво воззвала я к ее мужеству.
– Поздно!
– Дети знают, что ты неоперабельна? – использовав все аргументы, вздохнула я.
– Да. Макс знает тоже.
– Уж он ведает об этом точно и давно, – с ненавистью хмыкнула я.
– Почему ты так говоришь, Алиса? – бесцветным голо-сом произнесла сестричка.
– Вы до сих пор встречаетесь с ним? – предчувствуя бурную реакцию на мой правдивый ответ, ушла я от щекот-ливого вопроса.
– Ветров купил мне квартиру, там мы и видимся.
– Максим Анатольевич интересовался мной? – неожи-данно для самой себя ляпнула я.
– Да, – в ее тусклых глазах на мгновение мелькнула ярость, которая тотчас исчезла за заученной равнодушно-кривой улыбкой. – Ты будешь ухаживать за единственной се-строй, когда ей станет совсем плохо?
– Конечно, но сначала мы с тобой начнем лечиться, – запоздало осознавая свою оплошность, бодро скомандовала я. – Попробуем водку с маслом.
– Хорошо, – смиренно проговорила приговоренная, – рискнем.
«Как же поздно ты спохватилась, милая! Почему раньше не прислушалась ко мне? – думала я, провожая взгля-дом ее исхудавшую стройную фигурку. – Горе-то, горе ка-кое»!
Время торопило приниматься за тяжелую работу, Жанне нужна была моя помощь.
Несмотря на то, что я сутками не отходила от ее постели, сестренке становилось все хуже и хуже. Несколько раз забе-гал проведать больную Макс. Он падал в теткино кресло, пристально смотрел на любовницу и солидарно вздыхал. Яр-кая демоническая красота Повелителя Стихий притягивала и отталкивала меня, я панически боялась его присутствия и не-терпеливо ждала его появления. Изредка Ветров искоса по-глядывал в мою сторону, избегая встречаться глазами с быв-шей пленницей средневекового замка. Помогала мне бедная Аллочка, повзрослевшая за прошедший месяц на десять лет. Приходили проведать мать и старшие дочки, но, отбыв поло-женное время у ложа умираюшей, бежали прочь к мужьям, детям и кошкам.
Да, Жанночка умирала, и это было очевидным.
А однажды прилетел ко мне верный Карлос. Алла спала, положив маленький кулачок под повидавшую горе нежную девичью головку.
– Привет, – пристраиваясь подле меня, поздоровался Жемчужный. – Устала?
– Нет слов, – вздохнула я
– Потерпи, скоро все закончится, – «успокоил» сиделку домовой.
Я и сама знала об этом, но правдивые слова друга вне-запно потрясли меня. Бедная сестренка, которую я любила всю свою сознательную жизнь, скоро уйдет в мир иной, а ее такое родное тело зароют в холодной, сырой могиле. Слезы, которые приходилось тщательно скрывать днем, внезапной обильной струей хлынули по моим щекам. И тогда Жанночка открыла глаза.
– Кто это? – спросила она, удивленно осматривая сму-тившегося элементала.
– Мой приятель, – судорожно проглатывая соленую вла-гу, ласково пропела я.
– Странный он какой-то, или мне просто кажется, что он прозрачный? – пытаясь приподняться на неимоверно худых руках, пробормотала Жанна. – Твой друг пришел за мной?
– Нет, родная, он прилетел ко мне.
– Кто он? – равнодушно поинтересовалась несчастная.
– Дух, такой же, как и твой Макс.
– Ветров – человек! – натягивая на себя одеяло, не со-гласилась со мной сестричка.
– Она должна перед смертью знать все, – обреченно по-думала я, отчаянно сжимая виски, которые давно и усердно долбили неугомонные дятлы.
– Не стоит, остановись, Алиса, бедняжке и так тяжело. Она узнает об этом ТАМ, – шепнул мне на ухо домовой. – Лучше выслушай внимательно то, что скажет тебе напосле-док любимая сестра.
– Я всю жизнь завидовала тебе, – прошелестела смерт-ница, еле двигая синими, запекшимися губами, – радовалась твоим болезням и неудачам. А особенно ценным подарком для меня стала измена Сергея. Это я обеспечила ему развод, заплатив нехилую сумму знакомой служащей ЗАГСа. Это ко мне приезжала Ниночка, чтобы весело посмеяться над вели-колепным Смирновым. Это я придумала розыгрыш с «мер-сом», чтобы довести твоего благоверного до инфаркта. Тогда мы взяли с собой Максима, и он великолепно сыграл роль любовника молодой жены старого козла.
– Почему ты так ненавидишь меня? – вздрагивая от ее диких слов, прошептала я.
– Ты красива, а я нет. Ты удачлива, что нельзя сказать обо мне. Думаешь, легко было смотреть, как тебе пылко объясняются в любви многочисленные поклонники, совершенно игнорируя меня, как приглашают в кино, дерутся за один только твой благосклонный взгляд? Я всю жизнь ждала, что ты умрешь, чтобы наконец-то почувствовать себя свободной, но не дождалась, – Жанна перевела дух, – я скрывала зависть и ненависть все свое пребывание на земле, теперь моя зависть уйдет со мной в могилу.
– Опомнись, ты бредишь, – я положила руку на ее бе-зумную голову.
– О нет, несчастная грешница говорит правду, – обна-жила зубы в страшном оскале бедняжка. – Я специально не приехала ухаживать за подыхающей теткой, чтобы сие удо-вольствие досталось тебе. Я и сейчас получаю невыразимое наслаждение, когда вижу, что ты страдаешь.
– Я прощаю тебя, сестра, – голос мой задрожал и со-рвался на хрип, – я все прощаю тебе.
– А я – нет! – выкрикнула она тонко и как-то особенно озлобленно. – Я умираю, а ты, ты будешь жить! Это, это не-справедливо!
Вздрогнув, иссохшее тело страдалицы вытянулось, будто захотело стать выше и стройнее, огненная голова запрокину-лась в страшном гневе, и, наконец, ужас отразился в ее бе-зумных очах. Дернувшись несколько раз, Жанна вздохнула. В последний раз.