Зимний рассвет тихо вполз в комнату. Рассеял мрак углов, высветив убогость и серость человеческого жилья, ощупал такое же серое с глубокими морщинами спящее лицо старухи. По плотно сжатым губам, дёргающемуся подбородку и тяжёлому, частому хрипу-всхлипу было видно, что ей снится что-то не очень приятное...
И тогда ударили солнечные лучи в литавры стёкол, и зазвенели они медным звоном, засверкали хрусталём ледяные ветви деревьев, первое святочное утро после Рождества Христова наступило.
Старуха открыла глаза и с удивлением оглядела комнату. Солнечный луч играл корешками книг за стёклами шкафа, потом прыгнул на стену и полез по старому пейзажу, выжженному на дереве. Картина-деревяшка с соснами, ёлочками, речкой, убегающей за угол пейзажа, инкрустированная медной проволокой по контурам рисунка, заполнилась радостным прибалтийским солнцем детства.
Чудо! – подумала старуха и улыбнулась. Вновь свершилось чудо! Я проснулась… Спасибо тебе, Господи, и прости, что не хожу я ни в один храм, созданный в честь Тебя людьми. Но Ты знаешь, почему. Я верю в Тебя, но не верю людям, которые ненавидят друг друга, а в храмах притворяются, что любят. Клянутся в верности заповедям Твоим, а в жизни ежеминутно нарушают их. Замучили Тебя своими мелкими просьбами-проблемами, забывая благодарить за ежедневное, творимое Тобой, чудо – за жизнь. Да святится имя Твое, да прибудет Царствие Твое, да будет воля Твоя во веки веков. Аминь! – прошамкала старуха беззубым ртом, оставшиеся в памяти слова молитвы и, кряхтя, встала с кровати.
Надо бы прибрать в квартире, - вздохнула старуха, проходя на кухню. - Вон сколько пыли накопилось! В серой тьме серой пыли не видать, а как солнышко заглянуло, так весь грязный срам и высветило. Впрочем, срам ли это? Всё – прах земной, всё в пыль превращается. Скоро и я пылью обернусь. Кто стирать меня в моей квартире будет? Доченька? Нет, не вернётся она в родное гнездо, не будет здесь жить. А моя "половина" давно в пыль вечную превратился… Ха-ха… Кто чья половина была? Я его или он моя? Почему наше «целое» распалось до времени, ещё при его жизни? Почему я так долго живу вне «целого»? За какие грехи гнию в одиночестве?
Вернуться бы в сад Эдемский, увидеть бы вновь своего Адама, мужем мне названного, отведать вновь плода запретного, чтобы познать обоим истинный смысл жизни сей, и перестать спорить друг с другом об этом! И пусть будет вновь изгнание, пусть будет смерть, но только бы не жить в одиночестве!