начало http://www.proza.ru/2013/03/26/1746
Обида. 1950 год.
Еликанида с большим нетерпением ждала возвращения мамы с сельпо, возбуждённо обсуждая с сестрёнкой, какие обновы она им купит. Девочке рисовались самые радужные картины. Альтук вызвали в сельсовет и вручили первую пенсию на Еликаниду и Таню.
Альтук вернулась с кульками под мышкой. Еликанида с любопытством вертелась вокруг мамы, смотря во все глаза, как она разворачивает бумажные свёртки, и с нескрываемым удовольствием раскладывает по комнате новые вещи.
—Это платье для Поли, — сказала мама, любуясь весёлыми узорами на ситце.
Затем возбуждённо развернула ещё один свёрток, там были тряпочные туфли на маленьком каблучке.
—Это туфельки для Полины.
Девочки молча переглянулись, не понимая, что происходит. Ведь это их деньги, а Полина живёт с мужем отдельно в своём доме.
Мама, не спеша, наслаждаясь моментом, развернула отрез великолепного ситца.
—А это отрез для Поли, ей надо новую блузку справить.
Еликанида всё ещё ждала чуда, ревниво следя за мамиными движениями. Казалось, что рушится мир, хороня заживо справедливость под своими руинами.
—А вам вот, печенье, — протянула мама Еликаниде и Тане по два кусочка печенья, пряча остальной кулёк с деликатесом в сундук, на чёрный день.
Еликанида, не теряя лица и изо всех сил сдерживая слёзы, незаметно выскользнула из хаты. Десятилетняя Таня с поникшей головой тихо плелась за сестрой. Они тайком пробрались задами на картофельное поле, спрятались между рядками цветущей картошки. И только там, вдали от мамы Еликанида дала волю чувствам.
—Поля уже взросл- а— а- а—я, — причитала она, глотая горькие слёзы. — У неё муж есть, он на работу ходи—и—и—т.
— Мама только Полю любит! — вторила Таня, воя в голос, как настоящая женщина, оплакивающая потерю родного человека. — Нас никто не любит. Поля всегда, как кукла ходит разодетая, а нам только её обноски достаются.
—Папа, они твои деньги забрали, — голосила Еликанида, задрав голову в небо и обращаясь к папе, как живому, — а нам ничегошеньк-и-и не купили—и—и—и.
Но папа не явился, и не восстановил справедливость.
—Почему всё ей одной!?- приговаривала Еликанида, не сдерживая слёз, не стесняясь сестры. —Это нечестно! Это для нас папина пенсия!
Девочки причитали и стенали, пока не выплакали все слёзы. Так они просидели на картофельном поле до темноты. Четырнадцатилетняя Еля похоронила в тот день надежды, мечты и окончательно поняла, что мама не любит её, не жалеет, что в их семье самая любимая - Поля, и всё лучшее положено только ей. Взрослый мир предстал пред ней во всём неприглядном обличье. Еликанида засыпала в тот день с чувством несправедливости мира и поклялась себе, что будет всегда ровно относиться ко всем своим детям и никогда не будет никого выделять, как её мама.
Дочь кожей чувствовала нелюбовь матери. Вот и сегодня мама опять забрала в свою кровать на мягкую перину Таню, а Еликаниду отправила спать одну на холодную печку. Щебетунья Таня в отличие от неё, молчуньи и тихони имела легкий и живой характер. «Нет, чтобы по очереди брать к себе»- грустно думала Еля. Она, лёжа на печке, размышляла о своей горькой судьбе.
Ей шел шестой годик, когда отец ушёл на войну. Папе пришла повестка в военкомат в декабре 1941 года. Перед отправкой на фронт он собрал всю семью и сказал:
—Корову нужно зарезать, вы не сможете её прокормить. Сена хватит только для тёлочки. Лето было горячим, нам не дали накосить сена для себя.
Мама не возражала, кормилицу зарезали. Настал день проводов папы на фронт. Сестра Таня громко ревела, а Еликанида не рыдала в голос, как Таня и не причитала, как Полина. Она не могла себе позволить такую слабость. Плакать было не в её характере. Мама, вся опухшая от слёз, почерневшая от горя, выдохнула удивленно, кивая на трёхлетнюю Таню:
— О чём она плачет? Что она может понимать? (Ку мен пелсе макарат ши, чув.,)
и, скользнув взглядом по застывшему лицу Еликаниды, изрекла:
—Эта глупышка Еля даже плакать не научилась! (Ку ухмахе макарма та пелме;! (чув.,)
Мама тогда будто сургучной печатью пришлёпнула, неизлечимый диагноз на её чело.
Еликанида привыкла, молча сносить мамины попрёки и обиды.
— И на кого ты только похожа!? –в сердцах бросала ей мама. — Наградил бог дитём ! Не похожа ни на мать, ни на отца!
Еля засыпала на печке одна, укрывшись старым папиным кафтаном. Ей снился отец.
Девочка не знала отцовской ласки и поддержки, ей не пришлось ощутить отцовской руки на своём плече. Но всё равно отец для Еликаниды был самым добрым и самым справедливым в противовес матери. «Вот счастливица, — часто думала она про подругу Христинку. — У неё отец объявился, хотя уже два года после войны прошло. Вот бы наш папка тоже вернулся. Вот тогда бы началась счастливая жизнь. Мама стала бы прежней, доброй. Хлеб бы на столе появился, а может, даже сладкие оладушки, такие, которые мама пекла до войны». В такие особенные минуты Еликанида не могла найти себе места от переполняющих её чувств, но поделиться мыслями ей было не с кем. Она мысленно говорила с отцом, жаловалась на жизнь, советовалась. Думала часто, одобрил бы её папа или нет. Девочка уже и сама не знала, где кончалась реальность, и начиналась выдумка.
продолжение http://www.proza.ru/2013/03/14/699