ГЛАВА 37
ССОРА
Тесный темный коридор, тягучая серая мгла, тяжелые хлюпающие звуки под ногами женщины в изношенных, гряз-ных одеждах. Безысходность. Тоска. Отчаяние.
– Алиса, спаси меня, – театрально заламывая руки, над-рывно рыдает Жанна. – Мне плохо, мне очень плохо.
– Не плачь, сестренка, – медленно тянусь я к ней, – не плачь.
– Я поняла все, дорогая.
– Что? – соленая влага двумя едкими ручьями стекает по моим щекам, обильно орошая разрывающуюся от душевной боли грудь.
– Твоя единственная сестра – стерва.
– Не надо так, – стараясь обнять страдалицу, которая отодвигается от меня по мере моего к ней приближения, слезно прошу я.
– Ты простила женщину, которая всю свою жизнь нена-видела тебя? – синими губами шепчет она.
– Конечно, – трясу головой я. – Конечно.
– О-о-о! – стонет Жанна. – О-о-о! Как больно!
– О-о-о! – рыдаю я, чувствуя, как чьи-то пальцы желез-ной хваткой вонзаются в мои плечи.
– Алиса, проснись! Что с тобой? – врывается в сон смя-тенный знакомый голос.
– Только ты можешь помочь бедной грешнице, – вздра-гивает сестра и втягивается в жуткую черную трубу, из кото-рой нет выхода.
Я открываю глаза. Наверное, еще раннее утро. Мадим с тревогой всматривается в мое заплаканное лицо:
– Плохой сон, любимая? – шепчет он и целует мои руки.
– Да, Жанна в опасности, и только я могу спасти ее.
– Спустишься к ней в Ад? – кривит красивые губы бес-сердечный дух. – И это после того, как завистница призна-лась, что всю сознательную жизнь делала красивой сестричке сплошные пакости?
– Кто бы говорил! – волнуюсь я. – А разве не пылкий возлюбленный поспособствовал тому, что мне пришлось ски-таться во времени и пространстве? Или ты считаешь, что жи-тельнице цивилизованного третьего тысячелетия, брошенной мужем по милости коварного любовника, было приятно лице-зреть острый топор над своей головой в тюремном дворе пер-вого века?
– Во имя любви, – раздраженно поправляет он и пытает-ся завладеть моим непокорным ртом, – во имя любви я сделал то, что сделал.
– Так чем же твоя любовь отличается от ненависти, если она приносит сплошные страдания? – плачу я.
Повелитель Стихий вздрагивает и потрясенно молчит, а затем кладет на мой взмокший лоб горячую ладонь, и я мгно-венно засыпаю.
Иисус, прекрасный и воздушный, появляется из света, мягко льющегося мне в глаза:
– Ты помнишь о нашем разговоре, Алиса? – грустно спрашивает ОН.
– Все, все помню, – заверяю я Спасителя и падаю ниц к ЕГО стопам.
– Встань, – просит Бог и тотчас поднимает меня строгим взглядом.
– Я спасу ее, – обещаю я, обретая твердую почву под но-гами, – я обязательно спасу ее.
– Верю тебе, – ласково касается ОН рукой моих волос, – верю тебе.
И медленно исчезает. Последние слова Мессии тонут в сладостной музыке, струящейся из неизвестности.
Я снова открываю глаза. Ярко светит солнышко двадцать первого века. Черные очи могущественного любовника опе-чаленно впиваются в мои губы.
– Я боюсь потерять тебя, – тяжко вздыхает Страшная Сила и берет в большие ладони мое лицо, – если бы ты толь-ко знала, как я боюсь потерять тебя.
–
В дверь робко постучали. Сияющий Жемчужный прита-щил двум засоням ароматный кофе с горячими булочками.
– Доброе утро, молодожены, – устанавливая поднос на мои колени, застенчиво произнес Карл Жанович, – супруги Ставровы приглашают нас к себе на обед.
– И когда пришло приглашение? Ночью? – удивилась я.
– Утром. А сейчас – полдень, господа, – засмеялся Кар-лос. – Кстати, потешному комедианту очень понравилось его отчество, коим он страшно возгордился, так что считает себя теперь сыном Аполлона, бога красоты.
– В приливе счастья плохая тетка забыла о своих пле-мянницах, – приподнимаясь с кровати, покаялась я мужчи-нам. – Может, стоит пригласить и их?
– Неплохо придумано, – одобрил мою идею домовой, – немедленно звоню Жанниным дочкам.
– Спасибо, – улыбнулась я.
Через сорок минут мы, одетые и причесанные, маячили на пороге бывшей квартиры Трухлявиных, сменивших не только подданство, но и национальность.
– Как же здесь шумно, – натирая виски дешевым одеко-лоном, пожаловался Фарий. – Всю ночь проворочался с боку на бок. Ваши жуткие машины похожи на больших жирных жуков, которые заглатывают людей, чтобы насытиться, и при этом противно жужжат.
– Хи, хи, хи, – подал голос Алмазов, – ну и дикарь!
– Клянусь Зевсом, я прогоню тебя из своего триклиния! – показал домовому кулак бравый комедиант. – О боги, боги, не помогает мне смердящая жидкость, данная презренным рабом!
– Рабом? – возмутился Аристарх.
Но тут раздался звонок в дверь, и возбужденная толпа племянниц с мужьями и детишками ввалилась в бывшее жи-лище нынешних новозеландцев. При знакомстве гости галде-ли так, что Федор Аполлонович вновь схватился за голову и тихо завыл.
– Что с вами? – обеспокоилась милосердная Ксюша.
– Болит, – ткнул пальцем в висок римлянин.
Ксюша потрогала пылающий лоб Фария и предложила ему обыкновенный анальгин. Маленькая беленькая таблетка необычайно привлекла внимание древнего артиста. Он недо-верчиво понюхал странный кругляшек, осторожно положил его себе на макушку, прислушался к ощущениям внутри ор-ганизма, брезгливо взял его в рот, закашлялся и выплюнул.
– Какая гадость! – бросая разъяренный взгляд на Жан-нину дочку, прошипел несчастный. – Плебейка посмела пред-ложить сыну самого Аполлона кусок горького мела!
– Что ты сказал? – приближаясь к нахалу, процедил сквозь зубы накаченный Юрик.
– Вы никогда не принимали лекарства? – поспешно влезла в полемику представителей мужского пола добродуш-ная Ксения.
– Никогда, – сердито уточнил комедиант.
Незлобивая племяшка на свой страх и риск вложила сле-дующую таблетку в рот мерзкого типа, заставила его выпить немного воды и ласково усадила привереду на кожаный ди-ван, бережно подложив под спину трухлявинскую подушку. Через десять минут блаженство отразилось на лице нового хозяина дома. Он с обожанием уставился на спасительницу и послал ей кокетливый воздушный поцелуй, чем поверг в за-мешательство забытую новобрачную.
– И что за снадобье вы мне дали, милая? – закидывая но-гу на ногу, тоном капризного ребенка уточнил высокомерный римлянин.
–
– Анальгин, – недоуменно ответила племянница. – Пре-парат, который лечит любую боль.
– Ты его сотворила своими нежными ручками? – изу-мился Фарий.
– Нет, я его купила в химчистке, – обозлилась Ксюша.
– Надо запомнить, – нервно почесывая котелок, промы-чал Скавр, – значит, в химчистке. А что это такое?
– Как спалось на новом месте? – доставая из-за пазухи несколько бутылок коньяка и коробку конфет, встрял в разго-вор представителей разных эпох догадливый Карлос.
– Отлично! – улыбнулась Онорина, ставя на стол горяче-го поросенка с румяной корочкой. (И когда только успела?) – Только вы поселили нас в очень высоком замке.
– Замке? – усаживаясь подле сердитого Алмазова, пере-спросила Лена.
– С такой высоты люди кажутся маленькими, как бу-кашки, – хватая разрисованную звездочками питьевую ем-кость с коричневой жидкостью и рассматривая ее на свет, поддакнул артист.
– Вы, наверное, раньше жили в деревне, как и мы с ма-мой, – предположила корректная Аллочка.
– Я – не быдло, – склоняя перед Ксюшей гордую голову, похвастался комедиант, – а гражданин великого Рима, центра огромной империи.
– Огромной? – хором удивились девочки. – Но Италия так мала!
– Давайте обедать, – доставая из холодильника фрукты, перебил болтунов Аристарх. – Кошка сдохла, хвост облез, кто слово промолвит, тот ее и съест.
– Ммм, вы меня обижаете, – фыркнула Марго, доселе сидевшая тихо.
– Что, что? – спросили гости, оглядывая киску с ног до головы. – Вы что-то сказали?
– Мяу, – ответила кошара, – мяу, мяу.
– Но нам показалось, – прошептала Аллочка мне на ухо, – Марго разговаривает.
– Тебе показалось, – погладила я по голове любимую племянницу, материализуя за ее спиной кулак для не в меру разговорчивой животинки.
– Ш-ш-ш, – обиженно отворачиваясь от любимой хозяй-ки, ответила чернушка.
– Давайте включим телевизор, – усаживая на колени расшалившегося сына, предложила Лена.
Алмазов щелкнул пультом, и на экране хитромудрого ящика возник киллер с пистолетом, нацеленным прямиком на наш скромный стол.
– А-а-а! – завопила француженка, оседая на грязный, ху-дожественно оформленный разнообразными пятнами, ковер.
– Что с ней? – обеспокоилась Ксюша, доставая из кар-мана валидол.
– Ложитесь! – орала Онорина, стаскивая за собой на пол молоденьких мужей моих племянниц: Юру и Толика. Оба зя-тя, от души радуясь страстной натуре прелестной женщины, с удовольствием пристроились рядом с ней.
– Это еще что такое? – поддавая Юру ногой, возмути-лась Лена.
– Ну, погоди, – гипнотизируя убийцу, задохнулся от праведного гнева Фарий, – клянусь Меркурием, сейчас ты у меня получишь!
Он резво подбежал к телевизору и с силой непобедимого римского завоевателя обрушил на него тяжелый беспощад-ный кулак.
– Кошмар, что я теперь буду смотреть? – обозревая об-ломки несчастного агрегата, зарыдал потрясенный Аристарх. – Даже пьяница Володька не ломал телики!
– Позор! – отдирала от Онорины упирающегося Юрку возмущенная Ксюша. – Какой позор!
– Развратница, – обращаясь к недоумевающей француз-ской горничной, выразительно плакала Леночка, – проститут-ка! А ты, пьяная собака, муж разлюбезный, поднимайся с по-ла и дуй домой!
– Собака? – вздрогнул доселе молчавший Макс и крас-норечиво потер ладони.
– Боюсь! – не желая вылезать из надежного укрытия, ве-рещала бывшая служанка.
– Я убил его, любимая! – принимая позу Наполеона, вы-крикнул неустрашимый комедиант. – Клянусь крыльями Ири-ды, вестницы богов!
– Пойдем, – поднимаясь с продавленного кресла, потя-нул меня за рукав Мадим. – Не люблю скандалов.
Я встала и, как загипнотизированная, вышла из квартиры, которой, видимо, суждено быть шумной и скандальной. За нами, усмехаясь в пышные усы, поплелась Марго.
Карлос спустился намного позже. Он как ни в чем не бы-вало напевал модную песенку и был в весьма недурственном настроении.
– Все, кроме собственников, разошлись, – замурлыкал он себе под нос, – тра-ля-ля-ля.
– Теперь Ставровы остались без телевизора, – грациозно выгибая черную спину, посочувствовала бедолагам Марго.
– Ничего подобного, – хмыкнул домовой. – Я дал им де-нег на новый ящик. Тра-ля-ля.
– Девочки поссорились с мужьями, – вздохнула я.
– Отчего? – переспросил Жемчужный. – Господа ушли домой очень довольные.
– Что? – вскричала я.
– Мужчины вели себя словно настоящие собаки, как этого хотела Лена, – съехидничал Карл Жанович.
– Она попросту обозлилась на мужа, – ахнула я и побе-жала звонить племянницам.
– Аллочка! – услышав милый полудетский голосок лю-бимицы, закричала я в трубку.
– Не звоните больше сюда, тетя Алиса, – давясь слезами, процедила сквозь зубы деточка. – Вы приносите нам сплош-ные несчастья.
– Почему? – похолодела я.
– Мамочка умерла из-за вас, потому что это вы отбили у нее Максима Анатольевича. Она не выдержала горя, а ведь вашей сестре, как раковой больной, нельзя было волноваться. Лена и Ксюша сейчас в шоке.
– Почему в шоке? – напряглась я.
– Толик и Юрка шли домой на четвереньках, – всхлип-нула бедняжка.– И все над нами смеялись. Хорошо, хоть ми-лиции рядом не оказалось.
– Так при чем здесь я?
– Макс обладает гипнозом. Это он заколдовал их.
Трубку бросили. Равнодушные короткие гудки извещали о том, что у меня больше нет племянниц. Разве поверят они, что Жанна сама нашла себе смерть, загорая под южным солн-цем и изводя душу разрушающей завистью? Нет, виновата буду я, потому что в отличие от их бедной матери уродилась со смазливым личиком.
К моей великой радости телефон ожил снова.
– Аллочка, – судорожно хватая трубку, взмолилась ей я, – выслушай меня, детка!
– Мама, это я, Алина. Что-то случилось? – заволнова-лась дочка.
– Ничего, – не желая вмешивать кровиночку в свои про-блемы, соврала я.
– Почему ты не звонишь и не приезжаешь в гости? – по-сле небольшой паузы спросила наследница.
– Мне некогда. Прости, – растерялась я.
– Ты не нянчилась с Алешкой почти год и не хочешь его видеть сейчас? – в голосе дочки послышалась обида.
– Хочу, – торопливо заверила я лапушку.
– Не похоже, – перебила она меня.
– Через часок буду у тебя, – чувствуя на себе сосредото-ченный взгляд любовника, пообещала я.
– Хорошо, жду.
Я положила трубку. Мадим сидел в кресле и пристально смотрел в мои глаза.
– Что ты сделал с Юркой и Толиком? – прокурорским голосом осведомилась я.
– У тебя есть ко мне претензии? – прищурился лицемер-ный элементал.
– Но ребята не были пьяны! – возмутилась я. – Ты их за-гипнотизировал!
– Лена искренне желала видеть мужа собакой – ухмыль-нулся Страшная Сила.
– Это в порыве гнева! – сжимая руки в крепкие кулаки, закричала я.
– Откуда мне знать, дорогая, – игнорируя мои отрица-тельные эмоции, равнодушно пожал плечами жених.
– Но ты не должен был так поступать с зятьями! – зады-хаясь от своей слабости, простонала я.
– Успокойся, Алиса, лучше давай отдохнем, – поднялся с кресла Повелитель Стихий.
– Уже досыта наотдыхалась во дворцах Франции и Ри-ма! – я нервно заходила по комнате. – Теперь бабушка двоих очаровательных внуков должна начать выполнять свои пря-мые обязанности.
– Какие? – напрягся дух.
– Помогать дочери в воспитании ребенка, – я высоко-мерно вскинула подбородок. – И сыну.
– Им можно нанять служанок, – поморщился Страшная Сила.
– У меня нет таких денег, – останавливаясь возле лю-бовника, вздохнула я, – да и пообщаться с малышами я про-сто обязана.
– Кому? – вдруг вспыхнуло Его Сиятельство. – Ты ни-кому ничем не обязана, потому что каждый человек рождает-ся свободным.
– Свободным от любви? – едко поинтересовалась я.
– Дети – пройденный этап, – облизал пересохшие губы будущий муж. – Родители опекают их до тех пор, пока по-томки не встанут на ноги. Твои ребята получили дипломы, имеют отдельные квартиры, родили себе малышей, чтобы продолжить твой род. Теперь ты – вольная пташка. Да и разве любовь ко мне не приятна?
– Макс, ты – чудовище, – безвольно опуская руки, за-плакала я. – С тех пор, как ты появился на моей кухне, нет мне покоя и счастья.
Превратив в щелочки беспросветные колдовские свои глаза, Повелитель Стихий усмехнулся. Невыразимая слабость неожиданно овладела моими обмякшими членами, отчаянно закружилась голова. Властные губы Страшной Силы внезап-но обхватили безвольный рот пленницы, его добровольной пленницы, могучие руки со страстью самоуверенного, бес-пощадного существа намертво сжали ее податливые плечи. Уже теряя сознание, я самозабвенно прильнула к красивей-шему телу могущественного духа стихии, отдаваясь в его полное распоряжение.
ГЛАВА 38
АД
Не знаю, сколько прошло времени, только утро ни раз сменялось ночью, и пламенные объятия мужчины, порабо-тившего мое естество, ослабевали лишь тогда, когда в спаль-ню врывался первый солнечный лучик. А днем этот величе-ственный мужчина, по-хозяйски целуя меня в лоб, улетал по неотложным делам. Повелитель Стихий самолично зарегист-рировал в ЗАГСе наш брак, нанял домработниц сыну и дочке. Мы переехали в огромный коттедж с неимоверным количест-вом больших комнат и тремя остроконечными башенками, напоминавшими прихотливому властелину возлюбленный семнадцатый век. В саду работал усердный садовник, по дому шныряла предупредительная прислуга, готовая выполнить любое мое желание. Но, к своему удивлению, я хотела только одного: быть ближе к детям и внукам, которые все реже и реже посещали нашу шикарную фазенду.
Будто сговорившись, Карлос с Марго остались в старой квартире, а Сергей исчез, словно никогда и не существовал ранее. Из высокой, статной Онорины вышла неплохая мо-дель, а выдающийся римский комедиант Фарий Ставр посту-пил в местный театр костюмером, и потом ему стали доверять небольшие роли, с коими он успешно справлялся.
Внуки росли, лишенные элементалом бабушкиных песен и сказок. Я понимала, что это ненормально, но странное без-волие лишало меня жизненной энергии. Мне не хотелось вставать с постели, чтобы одеться и поехать к Алинке, мне трудно было позвонить Олегу, чтобы поинтересоваться здо-ровьем его дочери. Даже в сад я выходила не каждый день, а только тогда, когда меня туда выводил муж. Мадима это явно устраивало. И лишь одно сгоняло улыбку с его губ: я не бе-ременела.
– Тебе необходима смена обстановки, – тиская меня в жарких объятиях, говорил он по вечерам. – Полетим, люби-мая, за рубеж, куда только захочет твоя душенька.
Но моя душенька никуда не хотела. Более того, она ниче-го не хотела. И это было страшно.
Но однажды, когда безжалостный супруг улетел наводить порядок в какой-то горной стране, которая жила ненавистью и заслужила по компетентному мнению Страшной Силы при-личного землетрясения, появился тот, кого я вычеркнула из памяти.
Он возник из солнечного света, прекрасный и лучезарный как всегда.
– Хесед! – не веря своим глазам, закричала я. – Неужели ты не забыл обо мне, Хесед?
– Забыть возлюбленную невозможно, – усаживаясь на пластиковый подоконник, печально промолвил ангел.
Вскочив с кровати, я пораженно уставилась на неожи-данное спасение.
– Вспомни те редкие мгновения, когда я едва прикасался к тебе, – прошептал небожитель, грустно рассматривая мое опухшее ото сна лицо. – Тогда ты трепетала, а я, счастливый, взмывал ввысь и творил добро на земле. Любовь питала меня, окрыляла, благословляла на подвиги. Но вдруг появился тот, который приручил мою любимую. Он посадил ее в золотую клетку, чтобы она вывела ему птенчика, похожего на жесто-кого отца, но с бессмертной душой праведной матери. Я дол-го ждал, что птичка, помазанная святой кровью Христа, опомнится и вырвется из неволи, но так и не дождался. В ко-го ты превратилась, Алиса?
– Я много страдала, Хесед, и заслужила небольшой от-дых! – прикрывая одеялом полуобнаженное тело, воскликну-ла я. – Не скрою, ты прав, мне действительно опостылела од-нообразная жизнь, но я боюсь улетать из насиженного места, так как в этой золотой клетке нет топора палача, нет мерзкой коллекции маньяка Экзили, нет жутких привидений, пытаю-щихся утащить меня в небытие!
– А тебе нравится твой отдых? – нервно вздохнул небес-ный прокурор. – Только созидание приносит счастье, только добро расправляет плечи, только любовь дает радость.
– Но я люблю Мадима! – с гордостью заявила я.
– Нет, ты любишь его похотливое тело, – покачал голо-вой небожитель.
– Неправда!
Зачем он снова явился сюда? Зачем он бередит мои раны? Зачем….
– Тебе импонирует могущественная беспощадность эле-ментала, с которой он уничтожает души людей, взяв на себя функции Господа, – горячо продолжал ангел. – Знаю, сейчас ты скажешь, что создания, выдыхающие в атмосферное про-странство ненависть, должны исчезнуть из физического мира, дабы жилось спокойнее добрым и порядочным. Но среди по-гибающих в наводнениях и землетрясениях есть дети, кото-рые могли бы стать законопослушными, если бы Страшная Сила дал им шанс. Ты общалась с самим Иисусом, но не по-няла ничего.
Питаемая девственной энергией обвинителя, в мгновение ока я вскочила с заколдованной кровати. Ощущение ленивой беспомощности и равнодушной слабости прошло, уступив место безмятежной уверенности в себе.
– Ты обещала Мессии навестить сестру в Аду, – отвора-чиваясь к стене, уже спокойнее произнес небесный прокурор. – ОН ждет.
– Неужели ей поможет беседа со мной? – с надеждой поинтересовалась я.
– Ей поможет твое прощение, – дрогнувшим голосом промолвил ангел.
– И как мне найти дорогу в царство Сатаны? – обречен-но спросила я.
– Я покажу тебе путь к Жанне, – резко обернулся ко мне Хесед. – Только ничего не бойся. Всегда помни, что ты за-щищена кровью Спасителя.
–
– Почему ты так печешься о моей сестричке, дух Добра? – удивляясь ликованию в его глазах, проговорила я.
– Я беспокоюсь о твоей бессмертной душе, – улыбнулся неземной демагог. – И остави нам долги наши, якоже и мы оставляем должникам нашим.
– Когда в дорогу? – вспоминая ужас Карлоса перед Адом, с отчаянием уточнила я.
– Сейчас, – холодно отчеканил небожитель. – Потеплее оденься и обуйся, там тебя уже ждут.
Лучезарный ангел бережно взял меня на руки, и мы поле-тели. Только не ввысь, а вдаль. Туда, где гремели раскаты грома, бродили свинцовые тучи, кружил серый вихрь. Посте-пенно исчез дневной свет, затем померкли звезды, словно их никогда и не было. Унылый промозглый ветер кидал из сто-роны в сторону обрывки каких-то грязных газет, пустые кон-сервные банки, яичную скорлупу, липкие остатки тухлого мяса. Присмотревшись внимательнее, я в ужасе закричала. Мясо было насажено на человеческие кости, зловеще белев-шие в полумраке.
– Успокойся, Алиса, – крепко прижимая меня к себе, прошептал небесный странник.
– У-у-у, – исступленно завопил кто-то совсем рядом со мной, – а-а-а…!
Множество простуженных глухих голосов моментально подхватило жуткую мелодию. Передернувшись от отвраще-ния, я закрыла ладонями вмиг взмолившиеся о пощаде уши. Запахло гарью. Приближалось что-то похожее на твердь. Коснувшись ногами грязного столетнего снега, Хесед опус-тил меня на безжизненную поверхность земли.
– Это и есть Ад? – с опаской поглядывая по сторонам, пролепетала я.
Однообразные двухэтажные халупы с облупленной, не-когда желтой краской, смотрели пустыми глазницами на вновь прибывших, глубоко равнодушные к их судьбе. Под ногами, играя содержимым мусорных контейнеров, мела кол-кая поземка.
– В Аду питаются? – не получив ответа, плотнее закута-лась я в норковую шубу, подаренную Повелителем Стихий.
– Питаются на земле, – прищурившись, обозрел омерзи-тельную местность ангел, – в Аду довольствуются земным мусором. Это один из первых, самых благополучных, этажей царства Сатаны.
У-у-у, – завыл ветер, а вместе с ним и знакомые уже ох-рипшие голоса.
В разбитом окне ближайшего холодного дома мелькнула чья-то неясная тень, которая тут же испуганно скрылась в за-сасывающей ее темноте. Под напором вездесущей стихии резко скрипнула болтающаяся на одном шарнире облезлая дверь и отворилась навстречу непонятному тусклому времени суток.
И вдруг всеобщее уныние прорвал дикий нечеловеческий вопль:
– А-а-а!!!
От неожиданности я вздрогнула и тотчас почувствовала, как предательская кровь начинает застывать в жилах, посте-пенно превращаясь в ледяной ручеек, сотрясающий судорож-ным ознобом беззащитное тело.
– У-у-у, – вторил хор мерзких глоток невидимому без-дарному солисту.
Поземка, жадно охватывая мои ноги едким, смешанным с адскими нечистотами, снегом, бесцеремонно пыталась под-няться вдоль по туловищу к шее, чтобы ядовитой змеей скользнуть за норковый воротник.
– Пойдем, – велел ангел, и мы, спотыкаясь о мусор и бу-лыжники, разбросанные по тротуару, зашагали по пустому, воющему городу.
Одолев несколько десятков метров, мы обнаружили, что нечто прожорливое, чавкая и сопя, с ненасытностью вурдала-ка засасывает наши стопы в пузырчатую мякоть дороги.
– Это болото, – объяснил Хесед и взял меня на руки.
– Но оно должно подмерзнуть! – возмутилась я сущест-вующим беспорядком.
– Как видишь – не подмерзло, – внимательно огляделся вокруг спутник.
– Жанна здесь? – прислоняясь к груди небесного покро-вителя, с надеждой уточнила я. Не надо спускаться вниз?
– Надо, – сомкнул напряженные брови добрый дух. – Мы идем к лифту.
Непонятное сооружение показалось вдали, и возле него в скорбном молчании толпились только что почившие души. Приблизившись к ним, я заорала от ужаса: лифт на нижние этажи Ада был смастерен из человеческих черепов, издаю-щих жуткий смрад костлявой старухи Смерти. Стоя на самом краю зияющей пропасти, обреченные с удивлением устави-лись на «новеньких», отпугивая меня опустевшими глазни-цами и нелепыми оскалами несуществующих ртов. Несклад-ная фигура древнего деда вытянула вперед бесплотные верх-ние конечности, стараясь дотронуться до живого человече-ского тела.
– Не бойся, – прижимая меня к себе, прошептал Хесед, – помни, что на тебе кровь Христова.
– Ты спустишься со мной на тот этаж, где обитает бед-няжка? – ощущая колющие ядовитые прикосновения страж-дущих, заглянула я в его синие очи.
– Я провожу тебя к ней, но разговаривать вы будете без свидетелей, – игнорируя потусторонних нахалов, покачал го-ловой небожитель.
– Почему ты решился стать проводником в столь несим-патичном месте? – тщетно уворачиваясь от привидений, про-бормотала я.
– А ты смогла бы найти дорогу к сестре? – обреченно окидывая взглядом обнаглевших призраков, поморщился дух Добра. – Прости, Алиса, но в чужой монастырь со своим ус-тавом не ходят.
– Это мои проблемы, – вздохнула я и покинула сильные руки ангела.
Смердящие белесые черепа внезапно вздрогнули, заше-велились и медленно опустили трап, сооруженный из обгло-данных берцовых и бедренных костей, к площадке, на кото-рой стадо великих грешников ожидало падения в жуткую не-известность.
Ночь густела. Вдоволь насладившись видом моей теплой физической оболочки, незрячие попутчики зябко кутались в бывшие когда-то белыми саваны и угрюмо молчали, изредка бросая в нашу сторону пронизывающие насквозь взгляды.
– Сади-и-ись! – неожиданно прозвучало гулкое подзем-ное эхо.
Будто электрический ток прошелся по напряженным те-ням, и они, издавая стонущие звуки, обреченно ступили на скользкую поверхность адского лифта. Мы неуверенно при-мостились с краю, ощущая всем своим естеством отчаянную дрожь призрачного окружения. Смрад становился невыноси-мым: так пахнет незахороненный покойник с трехдневным стажем. Но покойников было много. Очень много.
– Это фантомы или трупы? – прикрывая перчаткой обожженные зловонием ноздри, прошелестела я.
Небольшое количество приговоренных, копируя меня, тоже отвернулось от толпы и попыталось зажать воображае-мые носы тем, что осталось от верхних конечностей.
– Это – грабители, – наблюдая за их неверными движе-ниями, проронил ангел, – их лишили рук.
Казалось, яме, в которую сползает наше гадкое сооруже-ние, не будет конца. Но вдруг мерзкое средство перемещения, дробно забренчав обнаженными костями, остановилось, вы-плевывая из своей утробы горстку страдальцев, болезненно реагирующих на запахи смерти. Безобразные тени, громко ухая, плотным кольцом окружили вновь прибывших, чтобы волоком утащить туда, где постоянные мучения станут их ог-ромной платой за маленькое удовольствие прожить в роско-ши несколько десятков лет на земле.
Освободившись от удалого воровского контингента, че-репа дернулись и стали неторопливо втягиваться в бездну, жадно поглощающую свою тошнотворную добычу. Спуск продолжился без любителей нажиться за чужой счет.
– У- у- у, – надрывно завыло стоящее рядом существо.
– У-у-у, – отозвалось на его зов другое.
– Это лжецы и клеветники, их лишили языка, – сжимая мою руку в своей, объяснил Хесед.
Следующее застопоривание скелетов предназначалась для них. И снова страшные тени, грубо схватив болтунов за вороты обледеневших саванов, потащили бедняг в темные пещеры, видневшиеся вдали.
Оставшиеся на площадке грешники, испуская нечлено-раздельные вопли, затравленно озирались по сторонам. Пере-дернувшись от омерзения к самому себе, чудовищный лифт снова тронулся в путь, прокладывая дорогу в вечность для отвергнутых праведным Господом Богом.
– Какие грехи совершили эти мученики? – ощущая мел-кую дрожь во всем теле, осведомилась я.
– Убийство и самоубийство, – покрываясь красными пятнами, прошептал дух добра.
Мощи остановились. Роняя мнимые слезы, лихие верши-тели чужих судеб смиренно склонили буйные головы и без-ропотно поползли на выход. И тут же их сграбастали амби-циозные пролетарии суровой адской конторы.
Две одинокие фигуры испуганно вжались в скользкие пе-рила. Одна из них отчаянно зарыдала, поднимая волны жало-сти в бессмертных душах невольных экскурсантов.
– Остались самоубийцы, – печально промолвил Хесед, – нам за ними.
И снова спуск в неизвестность заставил сжаться от страха наши трепещущие сердца.
– Мне жаль бедолаг, так как они мучились и при жизни, – не выдержав нервной нагрузки, всхлипнула я.
– Не все, – погладил меня по голове ангел, – некоторые всего лишь ненавидели.
Я ничего не понимала. Или не хотела понимать.
– Террористы с взрывчаткой на шее приговаривают к смерти не только себя, но и окружающих их безвинных лю-дей, – притянул меня к себе небожитель. – Это не только убийство, помноженное на количество загубленных душ, но и самоубийство. То, что дано Создателем, даже собственная жизнь, бесценно, и не должно отбираться отдельными лично-стями. Таков нерушимый закон Небес.
Убийственная тишина встретила нас на нижнем этаже Ада.
– Наверное, поседею, – присматриваясь к горемычным спутникам, подумала я. – Среди них есть чеченские боевики?
– Угадала, – потянул меня к отверстию в черной каме-нистой горе попутчик. – Пора, мы прибыли.
Содрогнувшись бестелесным дуэтом, величайшие греш-ники планеты Земля боязливо засеменили за нами, надеясь избежать цепких лап усердных работников страшнейшего этажа царства кошмара. Темные тени с неистовым гиканьем стремительно подскочили к самоубийцам, схватили их за пустые глазницы и быстро потащили в прожорливую клоаку омерзительной зловонной пещеры.
Каждый шаг причинял невыразимую боль, так как мерт-венная, шевелящаяся под ногами, земля была усеяна ядови-тыми тварями, старающимися вонзить свои длинные жала в живую, все еще чувствующую плоть.
– Дальше ты пойдешь одна, – внезапно проронил Хесед, отступая на шаг от смрадного зева, который несколько минут назад проглотил две несчастные жертвы. – Жителям Рая вход туда строго запрещен.
– Боюсь, – непроизвольно прошептали мои потрескав-шиеся от холода, непослушные губы, казалось, существую-щие отдельно от самого организма.
– Я буду ждать тебя здесь, – лаская меня глазами, мол-вил ангел, – иди.
И я побрела туда, куда еще не ступала нога живого чело-века, я пошла к той, которая ненавидела меня при жизни, чтобы попросить у нее прощения.
Тысячи злобных глаз впились в сумасшедшую, посмев-шую нарушить их размеренную работу. Тысячи хриплых гло-ток извергли из гнусных пастей проклятия в мой адрес, от-равляя воздух зловонием никогда не чищеных останков зубов и некогда больных желудков. Омерзительная клоака с аппе-титом величайшего в мире обжоры постепенно засасывала новую жертву. Неведомое насекомое благополучно пробра-лось сквозь норковую шубу и по-хозяйски ползало по моей спине, выделяя на нежную кожу холодную, едкую слизь. Че-шуйчатая тварь, похожая на огромную аскариду, медленно карабкалась по моим облаченным в лайкровые колготки но-гам, стараясь присосаться к напряженным кровяным сосудам, которые безумно гнали кровь к сердцу, заставляя его бешено трепыхаться.
– Вперед, только вперед, – до судорог стиснув зубы, гипнотизировала я свое израненное тело и машинально пере-ставляла непослушные распухшие стопы.
В пещере вечных мучеников царил зловещий полумрак, дозволяющий избранным смельчакам оценить по достоинст-ву феноменальные местные достопримечательности. Объем-ные желтоватые сосульки свисали с ее осклизлых стен, бла-гоухая многодневной мочой тяжелобольного человека. Да, здесь содержались те, кого отвергли все адовы инстанции, выбросив за свои отвратительные пороги. Глубокая яма пре-градила мне путь, и только милость божья не дала соскольз-нуть в пропасть, чтобы навсегда оставить на ее губительном дне неразумную ученицу, не выполнившую обещания, данно-го любимому Учителю.
– Кто там? – раздался из темноты подземелья жалобный женский голосок.
– Я ищу Жанну! – страшась, что обитающая в бездне грешница меня не услышит, закричала я.
– Она дальше, – простонала горемычная. – Поговорите со мной, сударыня.
– Извините, но мне некогда, – стараясь успокоить сер-дечные спазмы, присела на корточки я.
– Здесь очень холодно, – всхлипнула незнакомка. – Бо-лит голова, зубы, сердце, ноги, руки. То, из-за чего я попала сюда – сущая ерунда, мгновенный порыв, не более. Но за этот мгновенный порыв я расплачиваюсь уже около сотни лет.
Щелкающий хруст под туфельками заставил меня оцепе-неть на минуту, но и этой минуты стало достаточно, чтобы, не разбирая дороги, рвануть вперед. Жирные тараканы в не-имоверном количестве копошились на нижнем этаже Ада. Откуда ни возьмись, ледяной, скользкий обруч замкнулся на моей шее, чтобы обвиться вокруг нее непроницаемым, уду-шающим кольцом: огромный питон с нескрываемым вожде-лением заглядывал в мои расширенные от ужаса зрачки. Вспомнив наказ нежного Иисуса, я поднатужилась и скинула гадкое пресмыкающееся на дно близлежащей пропасти, отку-да послышался нечеловеческий вопль, проклинающий и жут-кий. Ямы, ямы, ямы виднелись там и сям, но в какой из них находится бедная сестричка, я не знала.
– Жанна! – крикнула я, не надеясь на удачу, и удача на этот раз повернулась ко мне лицом.
– Алиса, – еле слышно откликнулся любимый, родной голосок.
– Где ты, солнышко? – панически боясь упустить свя-зующую нас нить, прорыдала я.
– Здесь, недалеко, справа от тебя, – немедленно отозва-лась несчастная.
«Ты помазана кровью Господа», – снова вспомнила я слова Хеседа.
Да, никто не посмеет причинить мне зло!
Наклонившись над пропастью, на которую указала Жан-на, я задрожала от ужаса: в десятиметровой дыре копошилось нечто худое и жалкое. Поднимая костлявые ручонки, и, на-верное, сдирая в кровь ногти, скользящие по сопливой по-верхности вечного дома, отвратительное существо, недавно, еще в гробу, напоминающее мою сестру, старалось прибли-зиться к нежданной посетительнице.
– Сестренка, – вглядываясь в бедняжку, заплакала я, – прости меня, дорогая. Я очень виновата перед тобой.
– Это ты прости меня, – после небольшой паузы нере-шительно возразила она.
– Я никогда не задумывалась, как было тебе плохо, ко-гда шла с очередным парнем в кино или на танцы. Гордыня мешала мне понять твое горе, а ты страдала, – продолжала рыдать я.
– Я страдала, – с готовностью откликнулась пленница.
Ее горечь, будто ножом, полоснула по моим напряжен-ным нервам, разбрасывая в разные стороны, словно кровяные брызги, невероятное, немыслимое отчаяние.
– Я люблю тебя! – наводняя окружающее пространство непривычным для этих мест гулким эхом, закричала я.
Напуганная дерзким звуком, обошедшим все ее закоулки, извещающим отнюдь не об обыденных отрицательных эмо-циях, мерзостная пещера ухнула и передернулась от отвра-щения к самой себе, а затем полила потоки желтоватой, бла-гоухающей аммиаком, тошнотворной жидкости на головы обитателей ям.
– Не поверишь, но только здесь я осознала, как была не права по отношению к тебе, – с жадностью подставляя чума-зое лицо под омерзительные уриновые струи, провыла пора-женная грешница. – Мучаясь от физической боли, похожей на родовые муки, я поняла, что, сгорая от ненависти и зависти, земную жизнь прожила напрасно. Я сама погубила себя, а по-тому признана Высшим судом самоубийцей. Даже в мире те-ней я пыталась сделать единственной сестре зло только пото-му, что Макс выбрал ее.
Шустрые тараканы заползли за ворот норковой шубки и безнаказанно щекотали обожженную неведомыми тварями шею; змея привела кавалера и ползала у моих ног, стараясь прокусить кожаные лодочки.
– Я не уводила Ветрова! – покачала головой я. – Он ве-роломно похитил меня и утащил в семнадцатый век! По его вине я потеряла мужа и оказалась в средневековой Франции пленницей маньяка, по его воле я побывала в руках римского палача! Макс – не человек, он – дух Страшная Сила!
– Знаю. Вы любите друг друга, – простонала ревнивица.
– Нет, – с покаянием вспоминая ночи, наполненные бе-зумием и греховностью, категорически заявила я. – Он при-чинил мне слишком много горя!
– И все же будь счастлива, Алисонька.
Уронив голову на руки, Жанна замолчала.
– Тебе плохо, я вижу, что тебе очень плохо, но помочь не могу, а потому не будет мне впредь счастья, – вздрогнув от ее слов, запричитала я.
– Любая боль стерпится, если нет гадов и прусаков, – словно в детстве, пожаловалась мне сестричка. – Они мешают спать, думать, рассуждать. А еще эта скользкая яма и одино-чество! Нет ничего страшнее одиночества, Алиса. О, если бы Господь сжалился надо мной и послал мне напарницу!
– Молись, – скорбно проговорила я.
Тогда, в далеких шестидесятых, я заплетала в косички ее непослушные рыжие волосы и пела ей немудреные колы-бельные. А наши общие мама и папа…
.
– Я молилась и умоляла Всевышнего, чтобы Он позво-лил мне попросить у тебя прощения, – залилась слезами жи-тельница адовых подземелий.
– Твое желание сбылось, – отрешенно произнесла я.
– Как там мои дети и внуки? – всхлипнула та маленькая девочка, с которой мы когда-то играли в классики и бегали наперегонки.
– Нормально, – отгоняя от себя видение, пробормотала я. – Клянусь, что не оставлю их.
– Тебе пора уходить, – высморкавшись на дно жуткой пропасти, неожиданно объявила страдалица.
– Прощай, Жанночка, – унимая предательскую дрожь в коленках, прошептала я. – Прощай и прости.
Я выпрямилась и отряхнула с себя шуршащую нечисть. Мохнатый паук величиной с мужскую ладонь стрелой слетел с моей обнаженной макушки и стремительно пополз в Жан-нино жилище. Любимая младшая сестренка смиренно сидела в глубокой яме, и исхудавшее личико ее выражало сплошное страдание. Она махала мне грязной ладошкой и плакала от боли и от предстоящей разлуки.
Я никогда, никогда ее больше не увижу! Никогда? Нет, только не это!!!
Наскоро перекрестившись, я закрыла глаза и со всей пры-тью молодости, подаренной коварным любовником, прыгну-ла в эту ужасную яму.
– Не надо! – страшно закричала Жанна. – Не смей!
А потом все оборвалось, и я полетела в трубу, в конце ко-торой виднелся яркий ласковый свет.
– Доченька, – плакал кто-то над моим лицом, орошая его капельками соленой влаги.
– Она не останется здесь, потому что еще не пришло ее время, – авторитетно заявил строгий голос, принадлежащий, наверное, доктору.
– У Алисоньки появились внуки, а внукам необходима бабушка, – охотно согласилась с ним плакальщица.
– Алиса – плохая бабушка, – проворчал суровый лекарь. – Хотя, я вас понимаю: каждая мать считает своего ребенка идеальным.
– Мама? – удивилась я. – Моя мама?
В глаза устремился неяркий молочно-белый свет. Возле кровати, на которой возлежала моя бесчувственная физиче-ская оболочка, сидела молодая, красивая дама. Ощутив мое пробуждение, она неторопливо перевела взгляд с взыскатель-ного мужчины на новоприбывшую; и я закричала от неожи-данности. Да, это была женщина, подарившая нам с Жанноч-кой жизнь, но только совсем не старая, а в возрасте двадцати пяти лет.
– Доченька, – крепко обняла меня моя умершая мама, – зачем ты так рано пришла сюда?
Беспечный ветерок игриво приподнял белокурые волосы на ее голове, напоминая далекое беззаботное детство, в кото-ром маленькая Алиса Лазарева, изображая знакомую парик-махершу, высунув от усердия язычок, причесывала пышные пряди обожаемой неприхотливой клиентки. С великим любо-пытством я оглядела незнакомое помещение, принадлежащее неведомому миру. Интерьер небольшого уютного домика не производил особого впечатления, но все, к чему прикасался мой взыскательный взгляд, поражало необычайной чистотой.
– А где папа? – заторможено спросила я, целуя ту, кото-рую не ожидала когда-нибудь увидеть вновь.
– На рыбалке, – улыбнулась она, поглаживая мои иску-санные адовыми тварями руки. – Ты же знаешь, что он любит рыбачить.
– Все как на Земле, даже не интересно, – засмеялась я и попыталась встать с постели.
– Не все, – удерживая меня на кровати, возразила мама. – Здесь нет страданий, нет болезней и ссор, нет старости и преступности. Здесь нет выматывающей физической работы, так как мы бестелесны. У нас появилось время подумать о душе, поговорить с самим Всевышним.
– Здесь – это где? – наслаждаясь необыкновенным поко-ем, уточнила я.
Необъяснимая внутренняя радость распирала мое энерге-тическое тело, которое отчаянно стремилось вспорхнуть на небеса. Туда – к Хеседу.
– На нижних этажах Рая, – встрял в разговор высоко-мерный незнакомец.
– Как же хорошо внизу, но еще лучше там – наверху, – неожиданно вспоминая о сладких розовых облаках, мечта-тельно произнесла я.
– Я не хочу наверх, потому что все наши близкие живут рядом, – не в силах наглядеться на шалопутную дочь, мягко промолвила мама.
– Желаю их видеть! – отбрасывая в сторону сотканный из воздуха плед, провозгласила я.
– Вечером, они придут вечером, – накидывая на меня ткань из неизвестного материала, пообещала хозяйка дома.
– Но я хочу видеть их сейчас, сию же минуту! – удивля-ясь своей невоспитанности, как в детстве, закапризничала я.
– Ты нетерпелива, – нахмурился правильный господин. – Жители Рая не бездельничают, а выполняют посильную работу.
– Но кто-то сказал, что вы думаете только о Боге! – под-колола доктора я.
– Мы пишем стихи, картины, сочиняем музыку, ухажи-ваем за животными и выводим необыкновенные цветы. Здесь каждому найдется занятие по душе, – возразила мама.
Стройный, подтянутый, похожий на военного, мужчина оказался на самом деле врачом, еще не успевшим найти ва-кансию, невостребованную во владениях Господа.
– У меня появился настоящий больной, – с запозданием осознавая, что ему наконец-то улыбнулась прихотливая уда-ча, потер ладошки безработный эскулап.
– Ну, уж нет! – не согласился с лекарем строгий голос Хеседа. – Ваша несостоявшаяся пациентка вернется на греш-ную землю.
Ангел появился как всегда внезапно из пучка света, упавшего с высоты. Я вскочила с постели и поняла, что та маленькая девочка, которая капризничала подле мамы, поте-рялась в далеком детстве, оставив после себя усталую, немо-лодую уже женщину.
– Я не хочу назад! – взмолилась эта усталая женщина. – Не хочу!
Хесед ничего не сказал, только, словно ребенка, взял ме-ня на руки и прижал к груди. А потом все исчезло.