Его никогда не было в воздухе - сочился через глаза и руки. Его дух отпечатками пальцев импульсивно впрыскивался в артерию на шее и в вену на запястье. Дрожал во мне встречным ветром, когда он шел в одноразовых ботинках матового песка прибоя; вжимался терпким в стенки горла, когда был сварен в медной турке; или взмахами капустницы взлетал в ромашковом чае.
Полжизни. И лица Отта мне безнадежно не вспомнить. Помню черный профиль, ногти гитариста на правой руке, и как-то неромантично-потёртую слева сандалию. Отт вылился из моей линии жизни карандашным отрезком. А дух вливается вакуумным спазмом, когда в угаре ностальгии я дорисовываю отрезок гелиевой ручкой и ввязываю в свою, разбросавшую нитки, линию.