Кто был в Харькове, тот знает, что я имею в виду. Огромный рынок на станции метро «им. Академика Барабашова». Бывая в Харькове, практически, ежегодно на протяжении многих лет, в каждый свой приезд я посещал Барабашку в обязательном порядке, как посещают в Питере «Эрмитаж», а в Одессе пивной бар «Гамбринус». В какой-то газете писали, что там работает более ста тысяч человек. М-да… Две Алушты торговцев.
Это сейчас огромные крытые павильоны и «бутики» с асфальтированными дорожками вокруг. А раньше самым популярным местом была «яма». Углубление, вытоптанное тысячами ног покупателей, в массе своей берущей товар по принципу:
- Сколько эта кофточка?
- Двадцать…
- Сколько!? Люда, ты слышала!? Дайте две!
- Вашего размера нет…
- Ой, и ладно. И еще вот эту желтую…
- С цветами?
- О! С цветами… Давайте те две, эту и с цветами.
Под ногами чавкает растоптанная до состояния мокрого снега упаковочная тара, которой пытаются накрыть огромные лужи. Ряды распахнутых железнодорожных контейнеров с развешанным на дверцах товаром. В каждом контейнере резвая стайка маленьких вьетнамцев. Их много. У них община. И «Мивина»…
Меряю брюки. Те, что мне дали, едва прикрывают щиколотку и так широки в поясе, что я без труда засовываю туда два кулака.
- Осеня карашо. Осеня! – суетится вокруг меня продавец, зажимая в желтой ладошке излишек поясной ширины, и непрерывно одергивающий брюки вниз, к ботинкам, невзирая на мою решимость, удержать их хотя бы на бедрах.
- Осеня карашо.
- Да где ж хорошо? Другой размер есть? Подлиннее и поуже.
Продавец что-то гортанно кричит в глубь контейнера. В сумраке норы раздается шевеление. Оказывается, там есть еще кто-то. Не удивлюсь, если все вьетнамские контейнеры связаны системой подземных ходов, как «тропа Хошимина». Из недр появляется кипа сложенных в пакеты брюк. Продавец сноровисто перебирает их, безнадежно качая головой, и наконец изрекает:
- Эти тожа карашо.
Я одеваюсь в свое. Последнее, что я слышу:
- Уступима.
Торговые ряды расходятся веером от центра, где высятся стеллажи с обувью.
- А это кожа? – интересуется житель далекого села, выбравшийся в город за крепкими ботинками для прогулок по размякшему чернозему.
- Прессовка, - через губу бросает продавец.
- ?
- Кожа прессованная.
- Крепкие? – с сомнением пробует подошву на излом сельчанин.
- Не жаловались пока.
- А сколько стоят?
- Сорок.
Я как-то по молодости, а может по бедности, а скорее всего из экономии купил нечто подобное… Один раз. Я одел их один раз. Они промокли сразу и навсегда по всему периметру подошвы, тупые носы заломились вверх, а пятка провалилась в, оказавшийся пустым, каблук. Прессовка…
Проходы между рядами узкие. Товар висит так плотно, что плечи едва проходят, чтобы не задеть вешалки с чем-нибудь. Если упираешься в кого-то любопытно-любознательного, ищущего неизвестно что, и спрашивающего размеры и цены всего подряд, то обогнать его весьма проблематично. Двигаюсь со скоростью идущей впереди мамаши с подросшей дочерью. Им нужно все! Через десять минут знаю размеры дочки как ее личный портной, а также цены на майки, свитера, трусы, колготки, «вот эти белые курточки» и вязаные шапочки.
Внезапно из бокового прохода между нами втискивается «кормилица». Она толкает впереди себя некое подобие коляски, источающей пар и зычным голосом зазывает:
- Пи-рож-ки! С картошкой, капустой, рис с яйцом! Пи-рож-ки!
Деваться особенно некуда. Обогнать невозможно. В просветы между вешалками ищу следующее ответвление, чтобы свернуть. Еще далеко. Пирожки пахнут картошкой, капустой и рисом с яйцом.
Тетку слышно метров за пятьдесят точно. Тем не менее она повторяет свое речитатив через каждые пять шагов:
- Пи-рож-ки! С картошкой, капустой, рис с яйцом!
Видя слабую перспективность движения вперед, решаю вернуться до поворота и двинуться по другому вещевому тоннелю. Едва я поворачиваюсь, как мне, чуть не в лицо:
- Кофе, чай, каркаде! Кофе, чай, каркаде!
«Поилица», черт бы тебя…Так и шел еще несколько минут. В голове после этого долго гудело: «Чай с картошкой! Кофе с яйцами!».
Там, где проходы позволяют «разъехаться двум всадникам», навстречу периодически попадаются представители другой общины. Рослые негры, простите, афроамериканцы, а может даже афроукраинцы. Наверняка студенты какого-нибудь меда-педа… На груди каждого висит лоток с лезвиями «Жилет», суперклеем и какой-то неподдающейся идентификации мелочевкой. Зубы большие и желтые, но на таком фоне улыбка все равно получается «белозубой». Выбрав потенциальную жертву, бритвоторговец движется на нее, пока замешкавшийся покупатель не утыкается лицом прямо в товар. Кстати, купленные у этакой улыбчивой бестии бритвы так и не подошли к отцовскому станку…
Наверстывая упущенное время, бросаюсь в широкий проход, вслед за крепкой приземистой теткой с двумя большими сумками. Тетка резво трусит в нужную мне сторону. Прикинув, что для торможения на такой скорости, ей нужны минимум два-три шага, сокращаю дистанцию до минимума. И тут… Она просто останавливается. Что называется на всем скаку. Сразу. Не переходя на шаг. А вот так – бежала, бежала и встала как вкопанная. А я там что-то про сумки, про ее вес немаленький, про силу инерции… Ну я и влетел в это полусогнутое туловище. Видимо, на рынке законы физики не действуют. Особенно в «яме». Естественно наслушался всякого про себя. Пришлось спешно сворачивать куда-то налево, потом мимо джинсов направо – к «кожаным рядам», которые легко найти по запаху, лишь бы ветер дул в вашу сторону.
По Барабашке сначала ходишь. Потом, постепенно ускоряясь начинаешь бегать, пытаясь запомнить где что лежит, чтоб потом вернуться и купить… Ну-ну. Наивный! После того, как понимаешь, что все посмотреть не успеваешь, переходишь на бег и вообще забываешь, зачем приехал. А правда, зачем? О! Футболку куплю! Или две. Беспроигрышный вариант.
Так, где тут у вас футболки? Ага. Вот. Этажерка с вешалками. «Все по 20!». Рональдо, Ривалдо, Зидан… За футболками разверзнутый зев очередного контейнера. «Аляски». Куртки висят прицепленные за отороченные мехом капюшоны одна над другой… И вдруг из-под нижнего капюшона:
- Да-туй-те!
И белозубая улыбка. У меня аж ладони вспотели. Оказывается, что нижняя куртка и не висела вовсе, а стояла. И стояла она, одетая на… Как его бишь!? На афроукраинца. А его и не видно совсем… Да, трудно искать афроукраинца в черной куртке.
Уже на выходе я купил пять пар носок, которые подозрительно скрипели, если потереть один слой ткани об другой. И ноги в них прели как в полиэтилене…
Но я точно знаю. Приеду в Харьков – обязательно пойду на Барабашку.