Однажды Маша повстречала у оградки школьный автобус. Он был похож на беременную пчелу. Маша никогда не видела беременных пчел, но почему-то решила, что они должны выглядеть именно так.
Не успела Маша поправить заехавшие в попку трусики, как из автобуса посыпался прополис первоклашек. Все они были настолько мелкие, что Маша подумала: "Вот бы засунуть их в правую ноздрю, как приятно было бы выковыривать такие голосистые козявки..."
Додумать Маше помешал мальчуган в красных гольфах и желтых полукедах:
— Тетя, а у тебя есть пися?
— Конечно есть, пойдем я тебе покажу, — и повела малыша в парк, к Черному фонтану.
— А папа говорит, что нельзя уходить с незнакомыми дядями.
— Но я ведь не дядя, а тетя.
— А как тебя зовут?
— Тетя Маша. Но ты можешь называть меня просто Маша.
— А куда мы идем?
— Ну ты же хочешь, чтобы я показала тебе писю...
Маша очень любила пончики, но в этот раз взяла эклеры. Даже продавщица покосилась на нее — ведь Маша всегда брала пончики, а тут вдруг изменила своему вкусу и взяла эклеры, да еще в ассортменте: три медовых, один шоколадный, два обычных и один с земляничным кремом. "Маша, ты свихнулась?" — подумала продавщица. А Маша подумала: "Старая климактеричная курица."
Маша аккуратно несла пакет с коробкой, в которой лежали эклеры. Вдруг из-за угла выскочила старушка в солнцезащитных очках:
— Ты ведь Маша, гав-гав! Отдай эклеры, гав-гав!
Маша молча пукнула и старушка распалась на атомы. Остались только солнцезащитные очки с надломленной дужкой.
"Надломленная дужка, это неправильно," — подумала Маша, и с хрустом раздавила очки пробковым каблучком.
Маше очень нравился парк, а в парке — зеленая скамейка с чугунными черепашками. Вообще-то, это были божьи коровки, но Маше нравилось называть их черепашками.
Обычно Маша усаживалась прямо на одну из черепашек, по четным дням на левую, а по нечетным — на правую. Но сегодня она села между ними.
— Ну что, бедяжки, сегодня вы обе будете голодать, — сказала Маша черепашкам и засмеялась.
Черепашки обиженно приподняли крылья и отползли к краям скамейки. Ах, сегодня они останутся голодными. Ах, сегодня никаких пончиков. Черепашки от огорчения стали стремительно, с легким присвистыванием, худеть.
Но Маша уже не обращала внимания на сдувающихся черепашек. Она достала из пакета медовый эклер и лизнула его языком. Эклер, по ожиданиям Маши, должен был зажужжать. Но он не жужжал. Тогда Мша со злостью укусила эклер за круглый кончик. Эклер хрюкнул и плюнул Маше в глотку заварным кремом. Маше это понравилось, и она мигом сгрызла эклер, выкачав в себя весь крем.
Через полчаса осталось только два эклера. Маша держала их липкими от крема пальцами и растерянно переводила взгляд с шоколадного на земляничный.
Вздохнув, Маша положила земляничный эклер на край скамейки, раздвинула ноги и засунула шоколадный эклер куда-то под юбку. Из-под юбки раздалось довольное чавканье. Когда чавканье смолкло, до Маши донеслось:
— Тетя, я хочу еще!
— Еще раз назовешь меня тетей, ничего больше не получишь.
"Все-таки это лучше, чем какие-то козявки," — подумала Маша.