Опершись локтем одверной косяк, покрытый коричневой краской, но местами выцветшей и облупившейся, девушка устало оглядела душную, пыльную комнатенку с низким потолком. Помещение было небольшим, даже, можно сказать, тесным, но довольно уютным. По середине комнаты стоял кофейный столик, который украшала маленькая ваза с тремя белыми розами, за ним был мягкий диван горчичного цвета с продавленной серединой. В правом дальнем углу находился книжный шкаф,заваленный потрепанными книгами, написанными в прошлом веке, иногда даже встречались такие как: Декамерон или Данте; письменный стол в упор был придвинут к окну. На нем громоздились стопки никому ненужных документов, и лишь одинокая фарфоровая статуэтка негритянки немножко оживляла тусклую картину.Шторы были плотно задернуты.
Легкое дуновение ветерка. Заметила движение около гардин. Она осторожно выглянула из-за них и улыбнулась своей фирменной, голливудской улыбкой. Теперь воздушной походкой она прошествовала к дивану и осторожно присела на спинку. В ее поведении было что-то детское,что-то такое, заставлявшее забыть все свои насущные проблемы. В данный моментона весело и задорно махала ножками и мурлыкала какую-то старую, давно забытуюпесню “For all time».
Знакомьтесь - муз амузыки. Это подруга, которая никогда не покидала девушку уже на протяжении двух лет. Она неустанно ходила за ней по пятам, смешила ее во время лекций, дарила крылья во время исполнения ее собственного репертуара, но иногда она исчезала,просто куда-то пропадала на время, видимо, думая, что надоела девушке. Но это совсем не так. Ее присутствие стало потребностью и необходимостью.
Девушка медленно зашла в комнату, и стены угрожающе надвинулись на нее. Воздух начал давить, подминая под себя. Было трудно дышать. Диван жалобно заскрипел, когда она на него уселась.
-Почему ты такая грустная? – удивленно спросила муза.
-Настроения нет.
-Отчего же?
-Прошлое вспоминаю.
Оно было невыносимо.Оно часто приходило в гости, не стучась, лишь хитро улыбаясь и подмигивая своими маленькими слезливыми глазками. Оно не захватывало в свои сети, оно нежно и бережно заволакивало сознание, окутывало его, как надежный кокон, в котором тепло и уютно будущей бабочке. Но она чувствовала себя мухой, попавшейв паутину к коварному пауку.
Когда девушке исполнилось семнадцать лет, она начала терять рассудок. Причем, это стали замечать окружающие ее люди. Ее везде преследовали какие-то мерцающие тени и души. Она их боялась, остерегалась, думая, что они пришли за ней и скоро убьют.Сначала этому явлению никто не предавал особого внимания, но через несколько месяцев она откровенно начала впадать в истерики. Но ошибочно было мнение ее родителей,что это была паранойя: все это было вызвано бешеным объемом домашнего заданияи, как ни странно, одноклассниками. Вскоре за ней приехали из психиатрической больницы. Диагноз: психопатка.
Ей удалось сбежать. Какже это было здорово убегать от ненормальных врачей по всему городу, целых два дня подряд. В итоге, валявшуюся под странным скрючившемся деревом, девушку нашла какая-то бабулька, заставила подняться и идти за ней. Тогда было совсем все равно: что и как. Спустя год старушка умерла. Она осталась одна.
Муза устало и ласково посмотрела на нее, убрала упавшую прядь волос с лица девушки и уставилась в окно. Усталость тяжелыми блоками легла на плечи. Никакого просвета в будущем.
Девушка прилегла на диван и закрыла глаза. Сон не шел. Лишь только мутные мысли скакали галопом в ее голове, а потом раздражение бурным потоком ударило и разрушило равнодушиеи временное (впрочем, как всегда) спокойствие. Оно разгоралось внутри ее,убивая все остальное напрочь. Душило, как сероватая шершавая веревка уничтожаетпреступника, решившего покончить жизнь оригинальным способом – самоубийством.Никаких чувств не было, они куда-то испарились, исчезая в поле видения и оставляя после себя дымок воспоминаний. А последние нежным ароматом ванили и спелой вишни просочились во все уголки заброшенной комнаты. Помещение приобрело выпуклые формы, которые отчетливо бросались в глаза и успокаивали мятежную душу юной поэтессы.
Девушка внезапно поднялась и, схватив куртку, выскочила на улицу. Легкий морозец румянцем пробежался по щекам. Она поежилась, спрыгнула с крыльца и пошла в сторону проезжей части.
Снег тихо поскрипывал под ногами, издавая звуки наподобие своеобразной песни, посвященной дорогой сестре – природе. Пусть он и сам был частью ее, но он радовался возможности выразить свою нежную любовь, горевшую в его сердце адским пламенем. А своей матери он посвящал самые нежные мотивы, которые были на этой земле, а может и в целой вселенной.
Засунув руки в глубокие карманы ярко-синего пальто, девушка быстро шагала по узким знакомым тропинкам.А давно потрескавшиеся на морозе губы насвистывали неизменное «You never cantell».
В районе, куда она пришла, было шумно и отвратительно пахло гарью. Едкий дым врывался в легкие,отравляя их своим ядом, уничтожая все их живые составляющие. Смог висел ввоздухе серой пеленой, что не было видно и половины того, что находилось вокруг девушки. Одни небоскребы, дома, офисы…ничего того, что тут находилось 10 летназад, нет, все давно кануло в бытие, но это место еще не до конца захватила механическая индустрия. Параллельно с этим был оглушающий рев машин, серые здания,равнодушные лица (да не такие уж и совсем равнодушные…такие же, как были недавно).
Девушка добрела до пункта назначения и бесстрастно уставилась на низенькое красно-желтое зданьице,робко затерявшееся между гигантами. Оно сиротливо озиралось по сторонам своими темными и пыльными окошками (многие были заколочены чье-то заботливой рукой), жалось в уголок, пыталось остаться незаметным. Но тщетно: рядом стояли огромные экскаваторы, краны и какая-то усовершенствованная машина для сноски домов.
Она с презрением оглядела этих чудовищ, но ни жалость, ни обида не проснулись в ее молодой душе,это ее не растрогало. Было вездесущее равнодушие.
Но тут девушка заметила одинокую фигурку женщины, стоявшей напротив входа. Она что-то бережно и нежно,как-то по-матерински прижимала к груди. Эта фигурка олицетворяла все скорби и несчастья этого времени. В ней как будто собралось отражение целой эпохи,которая уже практически исчезла из памяти людей.
Девушка прищурилась и осторожно зашагала в направлении человека. Это была женщина лет пятидесяти. Она хорошо сохранилась, но было видно, что жизнь прошлась по ней катком, не пощадив ни одного чувства, присутствовавшего в ее сердце. Тихо встала рядом, поежилась и искоса посмотрела на рядом стоящую. Та молча плакала, и слезы, перемешиваясь с черной тушью, текли по ее покрытому сетью морщинок лицу. Ее руки дрожали,наверное, от усталости и напряжения. Девушку она просто-напросто не заметила.
Так они и стояли,наблюдая за подготовкой к безжалостному уничтожению творения какого-то неизвестного архитектора. Тихонько шмыгнув носом, женщина собралась было уйти,как внезапно она посмотрела на девушку,ее глаза широко распахнулись. Предмет выпал из заледеневших, покрасневших от ветра и холода рук. Осколки разлетелись в разные стороны. Звон стекла печальным эхом разлетелся по затихшему району.
Девушка как-томашинально наклонилась и «случайно» перевернула рамку, пытаясь ее поднять, но невольно замерла, когда увидела фотографию: темный зал, светлое пятно слева по сцене, а там массивный черный пузатый рояль, за которым сидела эта женщина и нежно водила по новеньким клавишам,… и она,такая еще маленькая, несмышленая, но верящая в что-то такое незыблемое и невесомое. Это был их совместный концертный дуэт. Каждая новая постановка песни вызывала бурю оваций в обществе. Они же были жемчужинами того времени,надменными, но с чистой и открытой душой, жаждавшей новых открытий и приключений.
Девушка собралась подниматься, как почувствовала осторожное прикосновение длинных пальцев. Давно позабытые мурашки неожиданности пробежали по спине. Задрав голову, она увидела чистые серые глаза с тонким темно-зеленым ободком, выбившуюся из-под капюшона непослушную прядь седых волнистых волос, забавную родинку над губой и маленькую ямочку, оставшуюся на лбу после ветрянки.
Бархатный голос,обволакивая невидимые струны души, тихонько пропел: «А у скрипки душа наизнанку, в каждой ноте надрывный минор. Ворожит, как седая цыганка, вынося нам с тобой приговор…»
И где-то далеко-далеко скрипка взяла самую высокую ноту, на которую только была способна, и эта нота еще долго висела в воздухе, наполняя его каким-то особенным ароматом и привкусом печали от того, что прошлое стало осколками.
25.12.2010год
Е.М.Р.