ГЛАВА СЕДЬМАЯ
«ПОГОРЕЛЬЦЫ»
За спиной остались уже три деревни. Вернее две деревни. На месте деревушки Кумжа не осталось ничего пригодного для жизни. И без того было захудалое село, всего то четыре двора. Теперь же, после татарского набега, небольшая поляна стала сплошным пепелищем. Не уцелели толком даже печи, громоздившиеся теперь обожженными курганами среди золы, пепла и углей.
Утерев пот с лица Дмитрий, младший сын боярина Белевицкого глубоко вздохнул. Татарин учинил на их родовой земле форменный разор. Не менее десятка смердов погибли, а сколько ещё выжили и вернуться на ставшие небезопасными земли неясно. Около сорока четей пшеницы поднимать больше некому.
Кроме того спалил татарин подворья двух купцов. Сами купцы с дружиной не пострадали, но дома и амбары поразграбили крымчаки изрядно, да и пожгли почти всё. Теперь от тягла их на три года освободить следовало. Боярин конечно нужды особой не испытывал, да и государева казна не обеднеет особо, а всё же не хорошо это.
Скоро должна была показаться ещё одна деревенька – Просково. Особых надежд Дмитрий не пытал. Даже живых если честно найти не чаял. За два дня прошедшие с победы над ногайцами вестей было получено достаточно. Татарин пожёг и разграбил три деревни из которых люди успели сбежать в усадьбу. Ещё четыре брошенные деревни вовсе не тронул, так вымел всё, что нашёл. В шести посёлках, тех что ближе к Осколу и вовсе от набега не пострадал никто. А вот о четырёх деревнях, что досталось объехать Дмитрию, известно ничего не было. А ведь лежали они как раз на пути, которым шли в набег ногайцы.
Правда были и хорошие новости. Убегавшие татары видимо переругались по пути, а потому когда боярская конница достигла обоза то нашла его практически весь в целости. Татарский раздор оставил их без добычи. Только захваченные в плен смерды разбежались. Но и тут всё было не так печально. Семь мужиков, две бабы и трое детей захваченных татарами и сбежавших при побоище у обоза вернулись в усадьбу сами.
Кроме того разорив дома и овины татрин вовсе не тронул поля, а значит и голодать не придётся. Гричиха, пшеница, овёс, репа – всё было в полной сохранности. Поля разорённых деревень теперь головная боль боярина и придётся раскладывать на смердов дополнительную барщину, но тут недовольств ждать не придётся. Не велика цена за избавление от татарского плена.
- Ну что Дмитрий Константинович – сказал подъехавший Касьян – до Просково почитай не больше версты осталось. Как мыслите, найдём кого?
- Бог даст, найдём – неопределённо ответил Дмитрий.
Перебирая в памяти всё, что помнит о Просково сын боярина расстроился ещё больше. Хорошая была деревенька, крепкая. Две дюжины дворов, пашни поднятой четей пятьдесят. Бортник у них там неплохой, скорняк и кажется бондарь был. Рыбарей сносных несколько. Всегда с Просково на оброк мёд и рыбу привозили.
Вдали показалась деревня. Первое впечатление было вполне сносным. Несколько домов при взгляде из далека выглядели целыми, и вообще не видно было ни печных остовов ни прочих следов разора. Однако первые, радужные впечатления с каждым шагом таяли.
- Людей не видать – вторя сомнениям Дмитрия пробормотал Касьян почёсывая бороду – и не слыхать.
Дмитрий покивал. Он и сам уже понимал, что обрадовался преждевременно. Куда там людей, даже собаки не лаяли, а это для такой большой деревни совсем уж скверный знак. Приблизившись ещё немного сын боярина увидел, что между невредимыми домиками как гнилые зубы, то тут то там проглядывают сгоревшие дома и овины.
На зеленеющей множеством оттенков траве чернели прямоугольные пепельные следа от сожженных скирд. Земля подсохла на солнце но видно было что ещё недавно истоптали ее несколько десятков коней.
- Вот нехристи – перекрестился Касьян – разорили деревню.
Дмитрий не отвечая прислушался и потянув поводья остановил коня. Звук повторился. Тронув лошадь сын боярина сделал знак Касьяну медленно следовать за ним и свернув с дороги двинулся вдоль дома, стараясь не выдавать себя.
- А ну кто там?! – прогремел молодой нервный голос – Кого лихо несёт?
Ну хоть по-русски чисто говорят, значит не татары. Может тать какой прибился? А впрочем, таиться Дмитрию невместно. Он на отчей земле и в полном родовом праве и кто бы там не кричал, именно он должен перед сыном боярина держать ответ, а уж никак не наоборот.
- Боярин Дмитрий Белевицкий. Выходи-ка, кто там такой грозный?!
Положив руку на рукоять сабли Дмитрий мысленно порадовался за то, что несмотря на жару, не снял с себя ни войлочный подоспешник ни куяк. Касьян тоже подобрался, проверив как выпадает из рукава кистень.
- Слава Богу – донеслось до молодого боярина.
На встречу путникам, из-за обгоревшего, но вполне целого угла избы вышел высокий, широкоплечий юноша. Одетый в перепачканную льняную косоворотку и потрёпанные бумажные штаны он был едва ли не на голову выше Касьяна, который и сам был выше любого среди боярской дворни Белевицких. В руке юноша сжимал довольно увесистый дрын.
- Кто таков – спросил Дмитрий – местный али приблудился откуда?
- Местный – произнёс парень бросая свою дубину – Варлам я. Белоконь.
- А! Как же, помню тебя! – радостно заметил Дмитрий, с сердца которого валился тяжёленный камень - Ты мёд нам по осени привозил. Ещё с Харитоном рядился.
Юноша кивнул. Он тоже вспомнил младшего сына боярина. Как-никак два года вёл хозяйство собственноручно. И закуп отцов вернул честь по чести, хотя мог и не возвращать, и помимо оброка мёдом, только за прошлый год с торговли сто сорок четыре деньги новгородским счётом отдал. Одним словом в усадьбу боярскую он не редко ездил.
- Один уберёгся? – спросил Дмитрий – Али ещё кто есть?
- Трое нас. Устин да Тимоха. Тимоха правда побит сильно. Только вчера первый раз на ноги встал.
- Тимоха, это молодой который? – вмешался Касьян – скорняка местного сын?
- Нет больше скорняка – с болью в голосе буркнул Варлам – А Тимоха да. Сын.
Молодой боярин удивлённо глянул на служилого и тот пояснил:
- Да купцы баяли, что сын скорняка местного из лука стрелять наловчился. С месяц назад если помните купец тульский, Капитон Рогалицкий кажется, проезжал? Так вот одного из его охранников парень этот обставил в стрельбе.
- Чудна наша земля да на дары богата – усмехнулся Дмитрий – парень деревенский с лука бить навострился. А лет то ему сколько?
Подумав немного Варлам произнёс:
- Четырнадцать вроде – потом почесал затылок и добавил – али пятнадцать. Не знаю.
- А чего же его татарин то с собой не угнал – вновь влез Касьян – молодой парень, да из лука справно стреляющий? Добыча-то для них, нехристей немытых самая желанная.
- Так он вроде одного татарина застрелил.
- Ого – серьёзно удивился Дмитрий – и впрямь самородок видно. Ну в дом то веди что ли нас?
В этот момент из за спины Варлама вышел долговязы, щуплый паренёк. Выглядел он комично, и в движениях своих походил на новорожденного лосёнка. В руках парень держал деревянный корец с пенящимся, ароматным напитком.
- Доброго дня Дмитрий Константинович – тихим голоском произнёс он – проходите. Квас с дороги попробуйте.
Пройдя из сеней в горницу боярин скидывать куяк не стал, а только расшнуровался. В доме было прохладно. Закопченная печь была едва тёплой и видимо уже сутки не топилась. Вообще дом был в запущенном состоянии.
- Дров мало – пояснил заметив боярское удивление худенький Устин – дом день да ночь открытый простоял, да вымерз. А дрова почти все сгорели. Да и для Тимошки так лучше.
Перекрестившись в красный угол, единственный по-настоящему прибранный в разорённом недавно доме, Дмитрий обратил внимание на стоявшую рядом с печью скамью. На ней, укрытый какими-то тряпками лежал молодой, светловолосый паренёк. Лицо его было бледным, осунувшимся и обильно разукрашенным синяками да ссадинами.
- Вот значит Тимофей да? – почесав подбородок, на котором толком и борода то ещё не росла сказал – да уж. Мало кто может вот так с первого раза татарина на стрелу взять.
- А отделал то его так кто? – спросил Касьян.
- Со спины кто-то зашёл говорит. Он и сам не понял. Говорит только стукнули так, что чуть дух не вышибли.
Тимофей вдруг вздрогнул и открыл глаза. Немного поморгав, восстанавливая зрение он вдруг понял, что перед ним… Он сам точно не разобрался кто, но судя по костюму боярин. Попытавшись подняться паренёк скривился от накатившей боли.
- Лежи давай, не колготись – подошёл к лавке опытный Касьян и обращаясь к двум другим паренькам – а ну разгребите-ка тряпки, я хоть раны погляжу.
Устин и Варлам споро бросились выполнять поручение. Через несколько минут всё было готово. Аккуратно повернув паренька на бок Касьян громко выдохнул и перекрестился:
- Ох Богородица-заступница – пробормотал он – эка они тебя.
Правый бок юнца и половина его спины переливалась всеми оттенками синего и фиолетового. Казалось, там гарцевали кони. Без этого правда тоже не обошлось. Чуть выше, в районе плеча явно отпечаталось конское копыто.
Касьян аккуратно принялся прощупывать бок Тимофея, а тот лишь вздрагивал, стараясь сдерживать рвущийся наружу крик.
- Дмитрий Константинович – обратился Касьян к боярину – в усадьбу бы его отвести. Рёбра вроде не сломаны, а всё одно приглядеть бы за ним. Поправляется-то он поправляется, но без должного ухода увечным остаться может. А в усадьбе бабы всяко приглядят.
- Отвезём – согласился молодой боярин – Тимофей, тебе я так понимаю тут терять нечего?
Подняв на Дмитрия измученный, усталый взгляд паренёк согласно кивнул, тихо, едва слышно произнеся:
- Сожгли дом. И родных побили. А может в полон угнали.
- Начётов да долгов на отце твоём вроде не было. На тебе и быть не может.
- Мы с ним поедем – вдруг встрял в разговор Устин – а как оправится Тимошка, так мы договорились что к воеводе в Оскол пойдём. Пусть в дружину нас берёт.
Дмитрий с сомнением осмотрел неказистую фигуру Устина. Такому ни в дружину, ни в поле. В монастырь разве что. Впрочем вслух сомнения своего не высказал. Знал и со слов отца и по личному опыту, что иногда в таких ледащих, неказистых мужичках иногда скрыто нечто незримое, но мощное.
- Держать Вас не могу. И отец не сможет. Люди Вы свободные, ни закупов на Вас ни каких других долгов. Однако прошу Вас пока с решением обождать – и тут же пресекая попытку вступить в спор добавил – в усадьбу знамо вместе поедем. А там, может я и смогу Вам кое-чего иное предложить.
Ребята переглянулись. Боярин же продолжал:
- Седмицу - другую, покуда Ваш друг на ноги твёрдо встанет при усадьбе Вам заделье придумаю. Грамотные?
- Немного грамоте разумею – ответил чуть задрав нос Устин – и счёту.
- Я только с деревом работать мастак. Ну и в поле немного, хотя мне как-то недосуг было. Читать писать могу, но…
- Ну вот и славно.
- Слушайте отроки – вновь вклинился Касьян – а у Вас что же, всех в полон угнали? Что-то мёртвых-то не видать на улице?
Ребята замялись. Возникла неловкая тишина и стало понятно что ребята что-то скрывают. Немного посверлив друг друга глазами они хором сглотнули слюну. Наконец заговорил Варлам.
- Мы их… ну… это…
- Сожгли что ли? – недобро спросил боярин.
- Да побойтесь Бога – перекрестился вступившийся за растерявшегося приятеля Устин – чай не нехристи.
- На ледник мы их отнесли – оправился от смущения Варлам – потому как жарко стало. Похоронить хотели, да без попа боязно как-то. Не по-людски. Вот и снесли в дом к бабке Милетинии. У неё ледник крепкий, большой. Да и не нужен ей больше. Мы её первую туда и стащили.
Боярин покивал головой. Да, он и сам конечно кое-чего повидал в жизни. И при осаде отчей усадьбы отличился, а всё же не мало выпало этим парням, к ратному делу не привычным. Такие может и впрямь при дружине не затеряются.
К отцу что ли их отправить, пусть в разрядные листы запишет? Да нет, куда ему ещё трёх служилых держать. Смердов меньше стало, а расходы на служилых не малые. Оглядев троих оставшихся в живых парней спросил:
- Сколько там?
- Осьмнадцать мужиков – тихо произнёс Устин, всхлипнув – и ещё баб десять. И малых трое.
- Ага – кивнул головой Дмитрий – и того значит двадцать восемь взрослых? А всего за деревней вашей по листам шло сорок шесть душ? Не считая детей. Ага. Значит ещё больше полудюжины татарин угнал?
Варлам кивнул, а Устин отвернулся. Плечи его подрагивали. Даже по сравнению с Дмитрием он был совсем ещё молод и к тому же от рождения болезен. Ему выпавшие испытания дались сложнее всех, если конечно подобный груз вообще можно измерить.
- Ну я обрадую Вас, на сколько это возможно конечно. Обоз татарский мы догнали. Думаю, что через день-другой может кто ещё и вернётся. Мы вот в Губари по дороге заезжали, так туда двое уже вернулись.
Ребята неуверенно улыбнулись. Вернётся кто или нет, но врятли уже поднимется их родная деревня. Да и каждый из них решил для себя, что уйдёт в Оскол.
Боярин внимательно следил за реакцией, которую вызвали его слова. Он пытался увидеть хоть толику колебаний. Для того, что он задумал, ему нужны были ребята, реално готовые поменять свою жизнь и заметь он хоть каплю неуверенности, то приложил бы все усилия для того, чтобы оставить их на отчей земле.
Но никаких колебаний он не заметил. Трое молодых людей готовы были пешком идти в Оскол независимо от того вернётся в деревню кто или нет. Сильно досталось им от татар и жажда справедливости и мести была сильнее.
- Ладно – хлопнул в ладони молодой боярин – Касьян. Скачи назад, да по пути в Опочкино заскочи, там церковь есть. Коней веди, телегу и попа разумеется. С парой смердов. Отцу обскажи всё как есть. А я тут заночую. На улице ещё светло, пойду может зайца какого ни на есть добуду.
- Егор Тимофеевич – донёсся до воеводы тихий голос – вставать бы надо, Егор Тимофеевич. Просители дожидаются, да и с добром татарским разобраться надо. А кроме того смерды Ваши с Рогалиц да Лугового приехали с оброком.
Воевода разомкнул веки и огляделся. Дома. Как попал домой он почти не помнил. Спал всю дорогу. Даже сколько дней прошло после сечи, и чем она закончилась сказать он не мог.
Противно заныли рёбра и голова закружилась. К горлу подкатила тошнота.
- Вставайте батюшка воевода – певуче ворковала где-то рядом верная и услужливая Сабира – сей же час стол Вам обеденный накрыт будет. Пряженцы с визигой да убоиной, кулеш с мясом, кисель клюквенный. Романеи велела принести.
Боярин ласково посмотрел на Сабиру. После смерти жены, ещё семь лет назад он так и не решился на повторный брак. Но дом в упадке, без женского пригляда простоял не долго. Пять лет назад в походе, вместе с казаками они неплохо прогулялись по ханским землям. Ор-Копу не штурмовали но окрестные кочевья и селенья разгромили начисто.
В том походе он взял на саблю пять пленников. Двух ляхов, девку литвинскую, маленького татарчонка и Сабиру. Сначала хотел всех продать, но служба государева отвлекла. Пленница же прибилась сначала к кухне, а там потихоньку взяла не себя заботу о чистоте и порядке во всём доме. Когда воевода вспомнил о ней, она уже во всю распоряжалась молодыми девицами и дом содержала в идеальной чистоте. Даже приказчик его зачастую с ней советовался о делах хозяйственных.
К тому времени тоска душевная по покойной супруге у боярина Владимирского унялась и стал он привечать не старую ещё татарку в своей спальне. Сначала по праву хозяйскому, а там и вовсе прикипел. Теперь она жила при нём без стеснения, много лишнего на себя не брала, и если не перед Богом, то перед людьми могла считаться его женой. В довершении всего два года назад родила она ему сына.
- Не хочу я есть – непривычно тихим, ослабшим голосом ответил воевода – кафтан выходной подай, и одеть помоги. Гонцов приму. Смердов к Леонтию отправь, пусть оброк примет. А с добром татарским разберусь.
- Да как же без обеда-то?! – возмутилась татарка – хоть ушицы похлебали бы? Да романеи. От неё говорят кровь новая нарождается.
Воевода не нашёл в себе сил спорить и сказал:
- Ну Бог с тобой. Ухи откушаю. – и подумав добавил – пошли за дьяком кого-нибудь. Надо писем несколько отписать. И гонец что бы к утру готов был.
- Куда гонец то?
- В Москву. К Андрею Можайскому.
Откушав и разобравшись с делами хозяйственными воевода вышел на подворье. Тут же на него набросился тощий и писклявый дьяк Феня:
- Егор Тимофеевич – затараторил он – В избе допросной вас ждать ли? Средь пленных эвон какая птица затесалась – бей крымчакский. Сам себя Чингизидом называет, Нугман-гиреем.
- А что с того? Ему теперь золотую ложку за сапог сунуть, чтоб елось по-царски?
- Нет, но с него листы допросные снимать будут. Остальных то что, продадут. С них и спросу никакого, нехристи немытые. А тут вроде как бей. В Тулу его отправить надо будет, али и вовсе в Москву.
- Когда допрашивать то будут?
- Завтра наверное. А может и послезавтра.
- Коли послезавтра так и я может послушаю.
Постояв немного на месте воевода повернулся к дому и крикнул Сабиру. Та не замедлила появиться на крыльце.
- Дьяка отложи. Два дня ждут ещё. Пожалуй с допросными листами ознакомлюсь, а подробно и отпишу.
Сабира кивнула и скрылась в сенях. Воевода же медленной, нетвёрдой походкой направился к оружейным амбарам, на площадь перед которыми и должны были по его разумению свезти всё татарское добро. За время прогулки к нему дважды с мелкими хозяйственными вопросами приставали смерды, но каждый раз он отправлял их к приказчику.
Покуда Егор Тимофеевич добрался до площади в голове у него сделалось совсем уж мутно, к горлу подкатил ком и ноги предательски задрожали от усталости. Прислонившись к воротам воевода попытался преодолеть накатившую слабость. Нет, не оправился он ещё от ранения. Где же это видано, что бы и полуверсты не пройдя с ног то валиться?
- Егор Тимофеевич – пробасил на ухо подкативший к нему боярский сын Говоров – очень вовремя Егор Тимофеевич. Мы тут учёт-то закончили, да вот пора бы уже решать, куда какой трофей определить.
Следующий час воевода слушал, что насчитали писцы и приказчики под руководством Говорова. Приходилось слушать внимательно, преодолевая головокружение и тошноту. Благо сам боярский сын Говоров знал о ранении воеводы и вовремя распорядился, усадив его на принесённую откуда-то скамью.
- Шатров малых, разной формы и цвета в исправном состоянии – забубнил старый дьяк, делая какие-то правки в ведомости – с боя взято семьдесят три. Кроме того крупных шатров два десятка, два шатра шёлковых, больших и шатёр ханский с полным скарбом.
- Куда их, Егор Тимофеевич? Много тряпок-то этих, да шкур?
Боярин Говоров лучился радостью. Месяц назад воевода сам назначил ходившего под ним боярского сына в Приказ и тот впервые принимал столь деятельное участие не только в походе, но и теперь, при разборе трофея. Что и говорить, неплохо поднялся худородный Говоров.
-Ханский шатёр упаковать аккуратно. Его в Москву отправим. Два больших, воеводских для нужд ополчения сбережём. Остальные раздать по боярам, сообразно заслугам и потерям.
- А не залютуют родовитые-то? – тихо спросил боярский сын Говоров – поди себе большую долю то захотят?
- Да пёс с их лютостью – буркнул воевода – им меньше рядиться за чины надо было. Тогда бы и людей столько не потеряли и обоз татарский целее бы был.
Подумав немного воевода добавил:
- Пяток малых шатров к купцам снеси. Хочу в приказе стрелецком ещё с десяток пищалей заказать, да припаса, так что же казну то зря трясти? Пусть татарским добром и оплачено будет.
- Так ведь не хватит – заметил Говоров – мало денег то будет…
- Так и трофей ещё не весь – усмехнулся в усы воевода – что там ещё?
Дождавшись вопроса дьяк вновь забубнил:
- Доспех разнообразных. Халатов стёганых бумажных и с конским волосом двести девятнадцать штук разноношенных. Таких же халатов но с нашивками ещё не пять сотен с лишним. Куяков неповреждённых боем осталось чуть более сотни, да ещё сорок восемь клёпаных и с дорогим шитьём.
Воевода покивал. И впрямь не плохая добыча от разорительного татарского набега. Если бы не глупые потери от вечернего наскока, так и вовсе можно было бы считать что даром ногайцы добро принесли.
- Кроме того с двух татар юшманы сняли, с одного колонтарь. Две дюжины дублетов европейских, разномастных. Несколько полных степняцких доспехов, дорогих, шитых золотом. А сверх того портов различных, шальваров и прочего несколько сотен. Головных уборов множество, как то шишаков три десятка и шапок бумажных сотни четыре. Набедренные повязки кожаные несколько сотен.
- Погоди пока – перебил дьяка воевода – Пол дюжины доспехов подороже отобрать. В Москву и в Тулу отправим. Дублеты европейские – купцам продать. Собрать дюжины две полного доспеха и в арсенал сдать, дабы за войском городским числились. Куяки трофейные по мере надобности боярам раздать, но не более трёх в руки, а остальное продать. Русский доспех весь для нужд городского войска забрать коли исправен. Порты вместе с куяками по боярам, а остальное – купцам.
Дьяк сделал несколько пометок в грамоте и немного подождав продолжил.
- Сабель разномастных, в основном железа сыромятного, работы европейской – больше сотни. Турецких сабель кривых двести четыре. Четыре дорогие сабли, золотом да серебром чернёным разукрашенные. Сверх того булавы, буздыгана и моргенштерна европейского почти десять дюжин. Булава ханская, у гирея отнятая. С каменьями дорогими.
- Понял – довольно покивал головой боярин – луки есть?
- Больше сотни совсем дрянные, только ворон гонять. Ещё столько же есть приличных, но сильно попользованных. Шестьдесят три лука исправных, целиковых, европейской работы и семьдесят четыре составных лука, с пластинами металлическими и роговыми, работы османской и персидской. Русских луков два десятка. Кольца для стрельбы – много, не считали ещё. А кроме того – кони. Все разные, больше пяти сотен здоровых, остальные увечные были.
- Понятно – сказал воевода перебирая в уме все возможные варианты – все сабли европейские кузнецам отдать. Десятую часть предложить им, пусть плавят да мечей получше откуют, для городского войска не лишнее.
- Не возьмутся за десятую часть – с сомнением сказал боярский сын говоров почёсывая бритый затылок – мало будет.
- А ты купца Дударева, именем моим попроси все переговоры для казны вести. И ему десятую долю пообещай. Он с кузнецов три шкуры снимет.
Боярский сын Говоров покивал. Купец Дударев, один из самых богатых и знатных купцов и слава о нём ходяла самая разнообразная. Но в одном сходились все. Если Дударев идёт торговаться, кричи караул и держись за порты – всё к его выгоде обязательно повернётся. И о тесных отношениях купца с воеводой слухи ходили. Вроде как чем-то задолжал воеводе купец.
- Кроме того. Десяток сабель турецких для ополчения оставим, а сними и те, что дорогой отделкой разукрашены, десяток в Москву и Тулу отправим, а остальное в разрядный приказ. Тут не шутки.
Дьяк карябал свиток, делая пометки, а Говоров крепко призадумался, стараясь между тем не упускать ни слова сказанного воеводой.
- Луки тоже в основном в Москву поедут. По одному османскому боярам раздать надо. И хватит. Дорогая вещь. А кроме того, русские луки все в арсенал. Европейские купцам, если возьмут.
- А коней – спросил боярский сын Говоров помогая воеводе подняться.
- Два десятка боярину Белевицкому отослать. За ущерб так сказать. Ему и так тяжко придётся этот год. По три коня – боярам, что в ополчение собрались, по коню каждому из боярских детей. Даже по два.
- А остальных – прогнусил дьяк – остальных-то куда?
- А остальных на торг. Мне в конюшню двух отберите, войску десяток и остальных на торг.
- А… - начал было говоров
- Коли деньги за украшения при них были – всё в казну городскую да воеводскую. Пополам.
Воевода покачнулся. Ему всё тяжелее было стоять на ногах и он хотел как можно скорее вернуться домой.
- А татар?
- А что с ними делать? Тех кто познатнее оставим. Вдруг хан Сахыб их выкупить захочет. А остальных думаю на торг.
- Да кому они нужны-то?
- Вот и я думаю, кому? – устало сказал воевода – руками работать или землю поднимать они не умеют. Разве что с лошадьми горазды, но так они же ещё и бегут нехристи. Продать их. Пусть у Дударева голова болит. Пятую часть с них пусть себе забирает.
Егор Тимофеевич повернулся спиной к дьяку и направился в сторону дома. Боярский сын Говоров был молод, но сообразил, что мучается воевода от последствий травмы, а потому без лишних намёков и просьб догнал его и как бы невзначай, забалтывая воеводу вопросами пошёл с ним, провожая боярина до дома.