6. Пари

Борис Розенблат
                №  6


Ф.Д.Горбову

 
                П  А  Р  И

       Был   четверг.   В  этот  день   исполнилось  три  года  как  известный  английский  писатель  Бернард  Шоу  поселился  на  тихой  окраине    маленького  и  холодного  Элгина.    К  тому  же  этот  день  совпал  с  днем   его   рождения.   По  этому  случаю  в  клубе,  почетным  председателем  которого  был  писатель,  должно   было  состояться  торжественное   собрание.

 Среди    членов  клуба  были  уважаемые   в  городе   люди -  прокурор  Элгина  -  Рэй  Склэйб,   молодой   архитектор  -  Бил  Гиллеспи,  очень толстый,  но  очень  живой  -   доктор  Лео  Флюменбаум,   старый  ворчун  Бил  Сэнди  -  редактор  местного  еженедельника,  и   буквально  недавно  открывший   в  городе  свою   практику  -  адвокат   Норман  Блик.

Сегодня,   они    заранее  собрались  у  писателя  в  его  кабинете  на  втором  этаже,  чтобы  выказать  ему  уважение   и   эскортом   сопроводить   до   самых   дверей  клуба.

Гости  были  несколько  оживленнее,  против  обычного,  и  понятно  почему.  Согласно  уставу   клуба,  к  торжествеенным  собраниям,   каждый  его  член  обязан  был  подготовить  короткое  и   не   безостроумное  приветствие.     У  всех   было   нескрываемое  предчуствие   большего,    чем  всегда,   веселья.
Однако   Шоу    заметил,  что   прокурор  и  адвокат   явно  выпадают  из  общего  настроения.  Оба  стояли   у  окна  и,  нейтрально  разглядывая  редких  прохожих,  о  чем-то   негромко  разговаривали.  Писатель,   приближаясь  к  ним,  по   обрывкам  фраз  понял,   что  речь   идёт   о  каких-то  ограблениях,  бывших   недавно  в   Элгине.    Шоу  решил   прервать   их   профессиональную   беседу  и  вернуть   обоих  в  веселую  веру:

   -  Ну  что  Вы  нашли   примечательного  в  этом  скрипучем  баритоне? –
спросил  Шоу,  указывая  на  молодого  человека,  стоявшего за  фонарем  на    
другой  стороне  улицы.  -  Идите     сюда,  друзья  мои.       Я  Вам  расскажу
кое-что   забавное   и  поучительное   из  жизни   моего  деда  -  обратился 
хозяин   дома,  но  уже  ко  всем.

   -  Прошу извинить  меня,  дорогой  Бернард, -  сказал  редактор,  - но  время 
ограничивает   нас.  Будет  неловко,  если  мы  сегодня  опоздаем.  Совместим    приятное   с  полезным  и  посему  предлагаю   выслушать  Ваш  рассказ   по  дороге  в  клуб.

   - Конечно,  -   согласился   Шоу,  -  Конечно.

Все   направились   к   лестнице.

   - Но,   простите,   я никак  не  могу  понять,  с   каких  это  пор  густой   бас   
     стали  именовать  скрипучим  баритоном ?  -  неожиданно  для  уходящих,            
     сказал  адвокат,  так  и  не  отходивший   от  окна.

             Гости  обернулись.  Шоу   понял  к  чему  этот  вопрос,  подошел  к  адвокату  Блику  и  пристально  посмотрел  вниз.  Молодой   человек все  так  же  неподвижно  стоял  чуть  поодаль  от  фонаря.

    - Помилуйте,  если  в  чем  и  можно  усомниться,  то  только   в   степени   его 
      скрипучести,  но  то,  что  это  баритон   нет  никаких  сомнений, - улыбнулся
      Шоу  и  взял  адвоката   под  руку,  увлекая  его   к  выходу.

    - Могу  с  Вами  согласиться,  но …, но  исключительно  из  уважения   к 
             Вашему   авторитету,  -  снисходительно  повиновался  Блик.

          Шоу  слегка  укоротил  улыбку.  Последние  слова  адвоката   ему  не  очень понравились.  Вернее  говоря,  не  понравилось  то -  как  Блик  уступил,  как-то по-женски,  оставляя  верх  за  собой.   И   Шоу   уже  хотел  было   наподдать  за  это  адвокату,  но  тут   вперед  выкатился   доктор  Флюменбаум:

     -  Но,  но   лиса  Блик.   Так  быстро  согласиться   может    человек  не 
        очень    любящий   домашних   животных.  -  с  этими      словами  доктор   
        подошел  к  окну  и  подозвал  к  себе   остальных,  -  Джентльмены,  если  я 
        все  правильно  понял,   то  голосовые  связки  того  молодого  человека,
  который   стоит  под  фонарем,  стали  предметом  спора   адвоката  Блика  и 
        нашего  почетного  председателя.  Не  так  ли,  мистер  Шоу ?    

      - Да,  -  утвердительно  кивнул  в  ответ  Шоу,  -  именно  так.

      - Так  в  чем  же  дело ?  -  продолжал  доктор,     -        Пусть  каждый  из   
        вас   останется  при  своем  мнении,  а  молодой   красавец   сам   поможет   
        нам  рассудить   кто  из  вас  прав.

      - Как  это ?  -  спросил  архитектор.

      -  Очень  просто.  Сейчас  мы  спустимся,   спросим  у  него,  который  час  и 
           тогда   сможем  оценить,  кто  был  более  точен.    Надеюсь  дуэлянты  не 
           против?

Одобрение   было  получено  тут  же.     Азарт   охватил  всех  еще  больше,  когда   прокурор   Склэйб  предложил  делать  ставки.  Образовались  розы.  Алую  возглавил  хозяин  дома,  белую -  адвокат  Блик.

       - Проигравшие,  -  подогревал  страсти  доктор,   -  должны  будут,  в  допол-
         нение    к  сегодняшней   программе,    выполнить   любое  желание  победи-   
         телей.

          Но,  среди  прочих,  предложение  редактора  Сэнди   было  пожалуй   самым  интересным.

- Повторяю,  времени  у  нас  мало,  -  сказал  Сэнди, -  но  если  мы  отпра -
вимся  в  клуб  в  экипаже,  то  сэкономим   минут  десять,  а  этого,   мне  кажется,  будет  достаточно.   К  тому  же  молодой  человек  вот-вот   может  уйти,  а   очень  хотелось  бы,  чтобы   вы   большинством  утвердили   мое  предложение. 

-  Какое?   -  нетерпеливо   спросил  архитектор.

-  Не  тяните…

-  Ну же,  Сэнди,  дружище!…


-  Времени,  действительно,  в  обрез!…  -   в  один  голос  роптали  обо  цвета.

-  Я  хочу   предложить,   -  с  той  же  размеренностью   продолжал
   редактор,я хочу  предложить,  чтобы   мистер  Шоу   и  мистер  Блик  сейчас  же,  стоя
   у  окна,  кратко  прокомментировали   объект   спора.  Я  думаю,  это   всем 
   нам   будет  интересно  услышать.   И  сейчас  пусть  каждый  из  вас обоснует 
   свое   заключение.

Предложение  было  принято  с  восторгом.

Адвокат  говорил  скоро,    уверенно,   будто   только  что  ощупал  парня   и   
хлопая  его  по  плечу,  теперь  обращался  к  кому-то  третьему:

-  Он  ладно  сложен.  У  него  сильные  руки,  крепкие  нервы.
Скулы  мощные.  Взгляд   точный,  острый.   Реакция  быстрая.   Такой   может  ковать  железо  и  в  холодном  виде…   У  него   густой  бас.

-  Я  не  очень удивлюсь,  если  он  двинется  с  места  медленной  рысью.-  сказал  доктор  Флюменбаум  и  тем  выразил    общее  неудовольствие  слу-шателей   за  вялую   и   не   очень  убедительную  защиту.

- Вы  правы,  доктор,  -  поддержал  его   Сэнди,  -  такую  селекционную  атте-стацию,  но  более  квалифицированную,   дают  Эпсомскому   фавориту.  На  Вас ,  адвокат,  это  не  похоже.   Может  быть, Бернард,  Вы  продолжите ?

-  Напрасно,  джентльмены,  вы  так  строги  к  мистеру  Блику, -  вступил  Шоу,  - Наверное  я  скажу  то  же  самое,  но  другими  словами   и  с  той   лишь   разницей,  что  начну  с  одежды.  На  первый  взгляд   молодой  человек  одет  безукоризненно.  Но,  приглядевшись,  можно  заметить,  что  в  одежде  нет  той  монолитности   и  стиля,   какой   следовало  быть   у  чело-века,   вышедшего   из-под  опеки  людей   состоятельных   и   способных  с  раннего  возраста  привить   хороший  вкус.   Скорее  всего,  он  вышел  из  семьи,  которая  отняла  у  него  больше,  чем   дала.    Теперь  постепенно  разденем  его.  Для  начала  скинем  шарф.   Сразу   обнажится  короткая  и  тонкая  шея.  Хотя   скулы  широкие,  резкие,  они  вместе   с  шарфом   создают   иллюзию   бычьей   шеи.   Снимем    пальто,   и  плечи   станут  вдвое  шире. Снимем    перчатки,   и   мы   увидим   ладони,   но  не  с  длинными  пальцами,  какими  они  кажутся   нам   сейчас,   а   с   довольно  толстыми  и   не   красивыми.  Если   продолжить,   и   снимать   остальное,  то  наверняка    можно    будет  обнаружить   еще   некоторые  обманы.    Но    относительно  завидной   физической   силы   и   крепких  нервов   обмануться,    конечно,  нельзя.   За   то     продолжительное   время,   что   он  стоит,   он еще  ни   разу   не   шевельнулся.   Люди,   начинающие   рано   говорить  басом,   а   молодому   человеку   не   больше   двадцати  лет,   говорят,  обычно,   подбирая    подбородок   под   себя   и,   уже   как   следствие,    смотрят   немного   исподлобья.    Напротив,  у  этого   юноши,  опять   же,   как   верно  заметил   господин   адвокат,    взгляд   прямой   и   подбородок    слегка   выделяется,  но   не    точно   вперед,    а   чуть   влево,   что   в  сочетании   с   глубокой   для   этого   возраста   морщиной   на   переносице   дает   основание    предположить,   что   вообще    речь   ему   дается    довольно   трудно.  По   всей   видимости    юноша   слегка   заикается.  Высокий   голос   у  молодого   человека  быть  не   может.   У   него   для   этого   нет   птичьей   остроты.   Округлости   в  лице…

Шоу   хотел  еще  что-то   сказать,   но   вдруг   замолчал,  так   как   в   этот   
момент  молодой   человек   огляделся   и  стал   медленно    переходить   на  другую  сторону.   Образовавшаяся  пауза   послужила   для   всех   сигналом.  Не   сговари-ваясь,  джентльмены,    насколько   позволяла  им  тяжесть   занимаемых   положе-ний,   поспешили   на   улицу.

 Догнать   молодого  человека  не  составило   труда.    Шел  он  медленно,  слегка  покачиваясь.    Прошли   два   дома   следом,    приводя  в  порядок   свое  дыхание.   Еще  два   дома   вопросительно   переглядывались.   А  когда  взгляды   всех  со-шлись   на  докторе,  последний  ускорил  шаг   и  поровнялся   с  молодым   челове-ком   справа.    Остальные,  движимые  естественным  желанием   получше   расслышать  ответ  юноши,  последовали  примеру  доктора,  но  поравнялись  слева.

Сторонний  наблюдатель,  без  всяких   сомнений,   определил   бы  такие   маневры,  скорее,   как   намерение  отобрать  у  прохожего  часы,   но    никоим   образом    не    как   желание   узнать  у   него   время.    Что-то  неладное    в  этом почуствовал   и   преследуемый,  и   еще  прежде   чем  доктор  успел  задать  свой  вопрос,   молодой   человек   ловко  отскочил  к   стене,  принял  гладиаторскую   позу,   а   глаза  его   испустили   свет   очень  далекий   от  того   лучезарного,  какой   испускает   страж-дущий   помочь   путникам,  сбившимся  с  пути.  Члены  клуба   отпрянули  назад   и  застыли   на   месте,   явно   не   ожидая   такого  оборота.   Как  ни   странно,   моло-дой  человек   первым  пришел  в   себя.  По   испуганным  лицам    нападавших,  он   понял,   что  перед  ним   сама   кротость  и  улыбнулся,  когда  его   глаза   остановились  на  архитекторе   Гиллеспи.

-Да,  конечно,  -  помня  о  своем  долге,  выпалил  доктор,-  Мы  не  хотим   причинить  Вам  никакого   зла.   Мы   просто  хотим  спросить  у  Вас  - « Который час ?».

Юноша  улыбнулся   еще  шире,  но  не  отреагировал   на  слова  доктора,  будто  и  не  слышал  их.  Он   смотрел   на  бледное   лицо    архитектора   и   молча, уже    смеялся   во  весь   рот.

-  Время…  который   час…   не  скажете  ли ?  -  тихо,  тихо   произнес  архи
тектор,  у  которого   от  испуга   шевелилось  правое  ухо.

Молодой  человек  жестами  дал  понять,  что  не  понимает.  Тут  все,  довольные   тем,  что   агрессивность  также   быстро  исчезла,   как  и  началась,   осмелели  и   стали   наперебой   спрашивать   его   о  времени.   Сообразив,  наконец,   что  от  не-го  хотят,  молодой   человек   расстегнул   пальто,   достал  из  жилета  часы  и  про-тянул  их  вперед.  Прокурор Склэйб  посмотрел  на   них,  сверил  со  своими,   под-вел  стрелки,   поблагодарил   и  еще   раз  извинился.    Молодой   человек    ответил   весьма  выразительной   мимикой.   По  жестам  можно  было  понять,  что  он  сам  сожалеет   о  своей  вспыльчивости,   и  в  свою    очередь   просит   извинения.   За-тем,   приложив   руку  к  груди,   он   вежливо  откланялся   и   ушел.   Когда  его  фигура  скрылась  за  углом,  архитектор  перебил,  наступившую  вдруг  тишину:

-Боже  милостивый!  Он  же…  глухонемой.

-  Браво  Генри. – сказал  редактор.   

Хорошее  настроение  всех   мгновенно  перешло  в  то  странное   состояние,  которое   люди  всегда  испытывают   от  неожиданной   встречи  с  различными  патологиями.  У  одних,  кто   постарше,  такая  встреча   вызывает   обычно  чувство   жалости,  у  других,  кто  помоложе,  брезгливость,  а  иногда  может  вызвать  даже  смех,  и  лишь  у  немногих  -  понимание.   Но  разница   этих  чувств   обнаруживается  позже,   зато   внешнее  их  проявление  в  первый   момент  у  всех  одно - молчание…   У  джентльменов  оно   несколько  затянулось.  До  клуба  никто  не  проронил  ни  слова.

Только   у  самых   его  дверей   доктор  Флюменбаум   остановился   и  сказал  нараспев:

-  Однако,  у  нас   сегодня  торжество.

Вскоре  клуб   наполнился  тем  содержанием,  которое    было   задумано.  Нет  нужды  описывать,  что   чествование   прошло  как  полагали.   
И,  конечно  же,  в  шуме  общего   веселья   никто   не  заметил,   того,  что   для  нас  с   вами   пред-ставляет   главный   интерес,  а  именно  -  никто  не  заметил,  как  адвокат  Норман  Блик   отлучился    к  телефонному   аппарату.    Он  попросил   соединить  его  с  номером   035.     В  доме   Бернарда  Шоу   раздался   телефонный   звонок.  После-довавший   затем  разговор  был  не  длинным:

-  Алло. -  сказал  адвокат.

-  Я   с-с-слушаю.  -  ответил,  чуть   заикаясь,  густой  бас.

-  У  нас  скоро  всё   заканчивается.


-  Ясно,   отец.   У   ме-ме-меня   всё  в -в-в  порядке.   А   зачем    был   этот  театр   с-с-с  часами.

-  Терпеть   не  могу,  когда  они  умничают.   Прости   сорвался.  Через  три  дня 
   встретимся  в    Лондоне.   Ты  был  молодцом…,  -  сказал  Блик   и  добавил,  -  в 
   отличие   от  меня. 

-  До  встречи.


Адвокат   положил  трубку   и  вернулся  в  гостинный  зал.

Вечер  подходил  к  концу.   И  несмотря  на  то,  что  торжество   удалось  и
расходиться  не  хотелось,  разъезд   был  быстрый.   Только  доктор,   Шоу    и  про-курор  решили   идти  домой  пешком.

 Проходя   мимо  дома   писателя   и  уже   прощаясь,   доктор   вдруг   нечаянно   вспомнил   о  случившемся   споре.   Шоу,  не  раздумывая  и  не  давая   времени    возникнуть   каким-либо     возражениям,  пригласил  обоих    раскупорить  бутылку  портвейна   и   поделиться    впечатлениями    о  торжестве   и  необычной  встрече  перед  его  началом.   Старая   пружина  азарта  была  снова  заведена.   

            Вошли  в  дом … 

Дом  был  пуст.   Таким  пустым  он  бывает, наверно,  сразу  после  постройки.
 Вместо  гобелена,  картин   и  зеркала,    на   вошедших    смотрели   прямоугольни-ки   новых   стен.   Смотрели  теми  некрасивыми  глазами  какими   смотрит,  сняв  очки,   очень  близорукий  человек. Не  было  на  месте  японской  вазы,  стоявшей  возле  клависина,  не  было  собственно  и  самого  клавесина.  Исчезли  -  два  крес-ла  и  напольные  часы  работы  Чиппендейла,  небольшой  комод,  светильники   и  многое  другое.   Обойдя  первый  этаж,  они  поднялись  на   второй.  На  втором  этаже,  в  двух  комнатах  было  тоже  самое,  то  есть  не  было  ничего.

           Поднимаясь   по  лестнице,  доктор  обратился  к  прокурору:

           -  Надо   скорее   обо  всем  сообщить  в  полицию,  мистер  Склэйб.  -  и 
            удивленно  прислушался    к  своим  словам,   прозвеневших   непривычно 
            для  слуха.
            Прокурор  в  ответ  промолчал.

Неожиданностью   оказался   рабочий  кабинет.   Он  был   совсем  не  тронут.    Не  выказывая   никакого   удивления,  Шоу   подошел  к  двум  большим   библиотечным   шкафам,   открыл  один  из  них. Внутри   была  ещё  небольшая  дверца, за которой  стояло  несколько бутылок.  Шоу   достал  обещанный  портвейн,  повернулся    к    гостям,    и   рассмеялся:

             -  Бог    тому  свидетель,   я  впервые   в  жизни    за   один    день   
                столько   раз   менял    выражение   лица.

 …   Была  уже   пятница,   когда   Шоу   дорассказал   презабавную   историю   из   жизни    своего   деда,     и   вместе   с  друзьями   поднял   тост    -   за  еще   больший  успех,   непременно   приходящий   ко  всем    пережившим    пожар   или   ограбление.