Предисловие
Почему-то люблю этот реквием по несбывшейся любви когда-то написанный, но всегда вызывающий одни и те же чувства - глухую боль в области сердца.
Много есть людей, что, полюбив,
Мудрые, дома себе возводят…
- Я не строитель, дорогая, но я построю тебе домик… - сказал я, с маниакальной старательностью перемешивая раствор.
Я уже поднял стену из белого кирпича примерно на полтора метра. Дело шло медленно, со множеством перерывов, во время которых я любовался то тобою, то стеной.
Наконец, весь перемазанный цементом, прямо в рабочих джинсах и чёрной майке, я пошёл купаться на реку. Деревенская речушка, мутная и узкая, разбитый мосток и песчаная проплешина среди зелёных берегов, куда все ходят купаться. Я не спеша разделся, движения мои полны достоинства и силы, я спокоен и уверен в себе, я – хорошо поработал.
Легкий ветер гуляет в ивах, которые растут так близко у реки, что нижние ветви, склонившись, плывут, похожие на водяных змей. Задохнувшись в первый момент, вхожу в прохладную воду, в два взмаха заплываю на середину реки. А потом, долго лежу на спине и смотрю на медленные-медленные облака, слегка двигая руками и ногами, чтобы не сносило почти незаметным течением.
На берегу я ем зеленые огурцы с хлебом. Огурцы шершавые, колючие, у некоторых – хвостик. Хлеб показался мне таким вкусным, какого я ещё никогда не ел. Мне хорошо, солнце любит меня, и я становлюсь легким, чуть страшно, что ветер унесет меня. Мне даже не мешает, что рядом крикливо купаются черные от солнца (оно их тоже любит!) деревенские ребятишки.
Но мне не терпится приступить вновь к работе. Я иду, закатав джинсы почти до колен. Мимо меня проплывают две кустодиевские бабы, они степенно пропели мне:
- Здравствуйте!
- Привет! – легкомысленно ответил я, ничем от них не отличающийся, но городской.
В местном магазине покупаю еще хлеба. Чуть заигрываю с продавщицей Ксюшей.
- Вот, Ксюша, сам за продуктами хожу…
- Чё, это вы, сами ходите?
- Да, нету у меня верной жены, Ксюша. А жаль. Я хоть и не олигарх какой, а обстановка у меня дома богатая, одних ковров четыре штуки и телевизора – два.
Ксюша, убитая скукой, рада любому разговору.
- Да, какое это богатство-то?
- Ну, не знаю, а жалко, если упрут, охранять-то некому, пока я в городе.
- Да, как не жаль, своё-то. В том годе у бабки Натальи коза утонула, так она чуть сама в реку не кинулась, насилу удержали.
- Страсть! – ответил я, но разговор мне уже наскучил. И я, послав напоследок страстный взгляд на Ксюшу, двинулся к выходу.
- Я построю тебе дом, если бы я умел плакать, то в каждом из кирпичей была бы моя слеза, – говорил я, старательно постукивая рукояткой мастерка по кирпичу. Стена была уже мне по подбородок.
- Тебе так понравится в этом домике, что ты не захочешь уходить отсюда, - приговаривал я и работа спорилась. – Это будет настоящее жилище, настоящее пристанище для одиноких сердец.
- Я ведь всегда верил, что ты будешь со мной, в моём доме, который я построю для тебя. Я верил в это всегда, даже когда ты сказала мне «уходи», даже когда не отвечала мне на письма, даже когда вышла замуж, даже когда прошло много лет… И вот я строю дом для тебя.
Сказав это, я заплакал, слезы капали прямо в цементный раствор, как я и хотел, теперь этому дому не страшен даже ураган.
Я подошел к стене, из-за кирпичной кладки выглядывали лишь обезумевшие от страха глаза, рот замотанный скотчем был уже не виден.
Я плакал и смотрел на неё:
Как ты любишь, девушка, ответь,
По каким тоскуешь ты истомам?
Неужель ты можешь не гореть
Тайным пламенем, тебе знакомым?
- Помнишь, когда ты бросила меня, я позвонил из Питера и в отчаянии кричал тебе: «Тебя нет больше, ты умерла!», помнишь? Нет, теперь ты будешь жить вечно.
Мне совсем не мешает то, что ты отчаянно дёргаешь головой. Я заложил крепкую стену, до потолка. Это получился хороший дом, никогда туда не проникнет свет. Теперь мы всегда будем вместе. Я уверен, что в глубине души ты всегда хотела быть со мной.
Пролетала золотая ночь
И на миг замедлила в пути,
Мне, как другу, захотев помочь,
Ваши письма думала найти —
Те, что вы не написали мне…