Поздней осенью Женя, ее сыновья Витя и Ленечка и ее мама Харитина Антоновна приехали в Казахстан. На эвакопункте было получено направление в животноводческий колхоз. Женя была утверждена председателем колхоза. Хозяйство было разбросано по казахстанской степи. Работали в колхозе старые мужчины – управлялись с отарами овец.
Жене было страшно приступать к новому делу. Ей еще не исполнилось и тридцати двух лет. В этой бескрайней степи отделения колхоза отстояли друг от друга на десятки километров. В ее подчинении были пожилые, обветренные казахи, которые без особой радости встретили молодую председательшу. Единственная точка пересечения ее фамилия по первому мужу – Каратаева. Фамилия созвучна казахским, что примиряло этих высушенных на солнце и обожженных морозом суровых мужчин.
В ознакомительную поездку по хозяйству ее сопровождал работник райкома партии. На этом кураторство райкома было исчерпано – работай, как знаешь сама. Полная независимость принятия решений.
В качестве дополнительной рабочей силы в колхоз были завезены ссыльные немецкие семьи. Это никак не упрощало задачу, а только усугубляло положение. Местное население приняло немцев недружелюбно. Немцы были угрюмы и откровенно саботировали работу. Управлять ими было очень сложно. От того периода в семье долго хранилась большая красивая плетеная корзина, которая была подарена Жене немкой в знак благодарности.
Женя вспоминала один эпизод того времени. Ехала она как-то из отдаленного отделения колхоза на центральную усадьбу. Дул сильный ветер, дорога уже была покрыта снегом, на обочинах небольшие сугробы. Вдалеке на дороге лежал заметный бугорок. Попросила ездового остановиться посмотреть, что это. Он пробурчал, что останавливаться не следует. Уже стало понятно, что на дороге лежит человек. Остановился ездовой только по жесткому приказу. Перевернул лежащего. Позвал. Оказалось, что на дороге лежит молодая немка. Из одежды на ней было оставлено только тонкой платье, белье, босая – но еще живая. Приказала погрузить находку в сани. Едут. Через пару километров догоняют пересыльных гражданских немцев. Позвала старшего. Спросила. Ответил, что молодая девушка уже не могла самостоятельно передвигаться, ее раздели – теплые вещи отдали идущим дальше. Никаких эмоций у этой колонны эпизод не вызывал. Пришлось заставить их одеть девушку, взять с собой в этот изнурительный поход от мира, от жизни, от себя. Было понятно, что женщина, скорее всего не выживет в этом походе. Но это была война. Война в глубоком тылу.
Женя объезжала свое хозяйство на конной повозке или верхом. Привыкла к многочасовым переездам. Не боялась. Однажды, уже подъезжая к центральной усадьбе, заметила, что лошадь прядет ушами и приседает на задние ноги, притормаживая – волки. Был уже поздний вечер, впереди горели глаза хищников, два волка зашли сзади. Спасло только то, что лошадь была спокойной и сильной. Без паники слушала команды всадницы, да и расстояние до селения было не очень далеким. Выбрались кое-как. Домой приехала чуть живая.
Председатель с семьей жила в низеньком домике, прямо с улицы попадали в довольно большую комнату с низкими потолками. Топилась комната печкой. В домике было холодно, он сильно продувался. Заболел ее маленький сын Ленечка. Его не удалось спасти. Он умер, а жизнь продолжалась в трудах, заботах, страхе за близких – маму и старшего сына. Перестали приходить письма с фронта от мужа. Потом пришло извещение, что Григорий Каратаев пропал без вести.
В феврале 1943 года оккупация Кубани закончилась, и все Женины мысли были дома. Началась сложная процедура подготовки отъезда на Кубань. Вопрос этот был совсем не простой. Она не могла по своему желанию оставить свое рабочее место. И нужен был вызов.
Ее брат Леонид Михайлович Черняков в то время служил в авиационном полку в Новочеркасске. Он смог организовать для сестры вызов в город Новочеркасск. В Казахстане Женя потеряла сына и в райкоме партии с пониманием отнеслись к ее желанию уехать. В Россию она вернулась в апреле 1945 года.