Когда-то давно, в незапамятные времена была на окраине нашего города Гончарная слобода. И жило в ней много разного народу, не только те, что горшки и миски делали. Всем хотелось жить в домике на окраине. Места там навалом, есть, где садик посадить, крылечко к дому сбить и клумбу перед крылечком цветочками разукрасить. А по вечерам, если погода задалась, можно звезды считать или в клумбу плевать – кому что нравится. Потому и селились в слободе бездельники, художники и философы.
Вот в таком доме – с крылечком и клумбой возле него, – жили муж и жена. Не молодые и не старые, не совсем бездельники, не так, чтобы художники и не до конца философы. Всего в них было достаточно, как люди говорят, в меру. Иногда что-нибудь одно пересиливало, и хорошо, если это нападало на них одновременно.
Просыпается, к примеру, жена поутру и чувствует, что страшно тянет ее сегодня к прекрасному, то есть художественному. Спустит она ноги с кровати, сунет их в тапочки, зевнет сладко и скажет:
– А не налепить ли мне сегодня горшков?
А муж еще дремлет, но даже сквозь сон в себе творческий зуд ощущает.
– Как же! Обязательно надо лепить! – отвечает.
И пойдут тут у них дела! Не умывшись и кофею не отпив, муж очаг разжигает и глину месит, а жена из той глины горшки лепит. И разные все горшки выходят: большие и маленькие, широкие и узкие, пузатые и такие тощенькие, что цветочек незабудки едва поместится. Потом горшки сушат, обжигают, а вечером жена краски разводит и горшки разрисовывает, а муж большую тетрадку достает и все туда записывает: как огонь разводили, как лепили, сушили, обжигали, сколько и каких горшков вышло и в какую сейчас краску жена кисточку макает. Семья у них такая была: жена – мастер по горшкам, а муж по ним же ученый.
Горшки у них просто волшебные получались. Сделает жена, положим, горшок для похлебки, разрисует его яркими узорами – и сварится в нем такая похлебка, что мисок пять слопаешь, раздуешься, икаешь, а все равно еще хочется. Для цветов слепит – цветы в горшке растут крупные, яркие, каждый с большое яблоко величиной. А если горшок на полку поставить – он все равно без дела не стоит, глаз радует. Посмотришь на него и тепло на душе становится. Потому что любой горшок в огне укрепляется и огонь этот в себе держит. Да и секрет один у жены был. Но об этом потом….
Иногда, правда, муж с женой в своих желаниях не совпадали. Проснется жена утром, не ту ногу с кровати опустит, не на ту станет и не с той по дому пойдет. Хочет бездельничать, у окошка сидеть и философствовать. Умишком своим понимает, что надо печь топить, еду варить, муж проснется и есть непременно запросит. Муж, наоборот, еды не хочет, от кофею отворачивается, давай, дескать, горшки лепить будем, а вечером научный трактат про них писать. Ну и разозлит жену до невозможности, прямо взъерепенит ее до последней степени.
– Какой, к свиньям, трактат? Хочу в окно на цветочки смотреть. Либо на рынок в город идти – людей глядеть и себя показывать!
Тут все и летит вверх тормашками! Печка дымит, вода из котелка выкипает, посуда бьется – даже мыши из щелей не показываются.
– Ну, пойдем на рынок, – соглашается муж.
– Чего я там не видела: грязь по колено и возы с капустой? – кобенится жена.
Никак на нее не угодишь!
Почешет муж в затылке и уйдет прочь из дома. Поехать мужу всегда было куда. Не в одном же нашем городе в ту пору была такая Гончарная слобода. В других городах горшки тоже лепили. И муж порой надолго из дома уезжал в другие губернии тамошние горшки описывать. Расширял, значит, свою научную образованность. А потом ему большие деньги в столичных академиях за описания горшков платили. Набродится эдак по городам и весям, вернется домой, посмотрит на женины горшки и говорит:
– А у тебя все же горшки лучше выходят, чем в Самаре или в Рязани.
– Глина у нас такая, – скажет жена, и больше не словечка.
Никак муж своей ученой головой не мог понять, почему так получается. Секрета не знал. А жена помалкивала, не рассказывала, про себя таила.
– Ну, и чем ты без меня занималась? – спросит муж.
– В окошко глазела, – отвечает она.
Оно и правда. Уехал он – жена у окна сидела. Приехал – та же картина. Сущая, едрена мать, бездельница!
– Тогда и я на печи лежать буду! – говорит муж.
– И лежи себе, – беззлобно скажет жена. – Мне и одной у окошка тесно.
Вот и опять в доме мир установится.
Только однажды удивительный случай с ними произошел. Об этом подробно и по порядку.
Волшебные горшки, что жена лепила и расписывала, дома не оставались, расходились по добрым людям. Какой за пятак, а какой и за рубль. Особенно большие и красивые до червонца в цене доходили. Отбою от покупателей не было, весь город стремился горшки купить, даже богатые люди. Если уж обычная похлебка вкусноты необыкновенной выходила, то про фрикасе и рагу разговора нет. Иные гурманы даже заморских чудищ кальмаров в тех горшках варили. Знатная еда получалась! Ну и жили продажей горшков муж с женой безбедно. Подолгу не бездельничали, и обычно полки в кладовой от стоящих там горшков проседали.
А как-то раз безделье их надолго обуяло. Жена месяц напролет в окно глазеет, муж на диване лежит. Вдруг стук в дверь. Покупательница за горшками пришла. Приперло ей цветочки пересаживать. Жена пошла в кладовку, а на полке ни одного горшка нет. Так и ушла покупательница ни с чем. А жена снова к окошку села. На другой день на рынок за провизией идти, а денег в кошельке даже кот не наплакал. Жена и говорит:
– Доставай, муженек, свои академические деньги, на рынок надо идти.
– Да откуда они у меня? – спрашивает муж. – Я которую уж неделю на диване лежу, а за это столичные академии денег не платят.
– Тогда давай горшки лепить, – говорит жена. – Наделаем, распишем и завтра продадим.
Пошел муж глину месить и очаг разжигать. А безделье его не отпускает. Жена ждет, ноет, а муж ни мычит, ни телится. День заканчивается, у них же только один горшок и готов.
– Поторапливайся, – просит жена, а муж и не слышит.
Схватила человека лень накрепко. Какая уж тут работа – жена кричит, муж злится. Так разозлился – сил нет! Держит муж в руках единственный сделанный за день горшок, смотрит на него и говорит:
– Да чтоб ты в этот горшок провалилась!
И про себя добавил: «И сидела бы там, меня не трогала!» Очень ему захотелось в тот момент, чтобы слова его сбылись. Обернулся на жену, проверить – не подслушала ли она его мысль, а на лавке-то пусто! Он в другой угол повернулся, вокруг огляделся – нигде жены нет! Как в землю ушла. «Надо во дворе посмотреть», – думает.
Подумал так, поставил горшок на стол, глянул на него – и ахнул! Горшок вместо обычного глиняного прозрачным, как стекло, сделался, а внутри него – что бы вы думали? – сидит его жена. Маленькая такая, со спичечный коробок ростом. Он от неожиданности чуть горшок из рук не выронил. Ноги у мужа подкосились, по спине холодный пот побежал, едва сил хватило жену в горшке на стол поставить и самому рядом на лавку плюхнуться. Сколько лет на свете прожил – таких чудес не видел, и даже про них не слышал. А жене, даром, что уменьшилась, больше ничего не сделалось: живехонька, целехонька, руками от злости размахивает, говорит что-то, только муж не слышит ничего. И она его будто не видит. Сама с собой, в общем, ругается. Муж на лавке от этого зрелища в оторопь впал. Не вздохнет, не пошевелится. Может, мерещится, думает. Час сидел, другой, не исчезает видение. Понял тогда, что сбылось по некоему волшебному делу его желание – правда жена в горшок попала. Тогда он стал обратную думу думать: как ее оттуда достать. Наши мужики, когда про горшок историю слышат, недоумевают всегда в этом месте. Зачем, дескать, ее обратно доставать было? Сидит там – и пусть сидит. Не ругается, мужем не помыкает, еды не просит. Поставил бы горшок на полку и только пыль с него стирал. Надоест на нее в горшке смотреть – можно скатеркой прикрыть, как клетку с канарейкой.
Но муж был не таким, как другие некоторые. Первым делом попробовал он руку в горшок засунуть – не тут-то было! Сплошной он оказался, то есть со всех сторон целый. Ни щелочки в нем нет, ни малого отверстия. Не пускает горшок мужа к жене. Тогда он кричать жене в горшок, в стенки стучать – ничего не помогает.
– Разбить его остается! – думает муж.
Взял кувалду, размахнулся с плеча, но задрожали руки – так в них кувалда и повисла. Жена-то в горшке крошечная совсем, ну как заденет ее ненароком да пришибет невзначай? Много ли ей теперь, птичке, надо…. Совсем растерялся муж.
День прошел, вечер кончился, ночь наступила. Муж все на лавке сидит, на горшок смотрит. Жена в нем руками помахала-помахала, и тоже успокоилась. Села на дно, подперлась, задумалась.
И вдруг горшок начал наполняться разными вещами и предметами. На дне травка зазеленела, цветочки выросли, откуда ни возьмись скамеечка появилась. И жена сидит уж не на дне горшка, а на скамеечке и на цветочки любуется. Насторожился муж и про себя решил: «Это она нарочно в горшок влезла, чтобы бездельничать и цветочками любоваться». Но на этом дело не кончилось. Оно, оказывается, только начиналось.
Пропала трава, вместо нее в горшке вода показалась: зеленая такая, будто море. Скалы выросли, кораллы и водоросли, и жена изменилась: коса у нее расплелась, а две ноги в один рыбий хвост превратились. И плавает в горшке уже не жена, а полуженщина-полурыба, но верхняя человеческая часть еще на жену похожа.
«Теперь горшок точно разбивать нельзя, – думает муж и пуще прежнего изумляется. – Что я с этой недощукой делать стану?» Тут и море пропало, лес густой в горшке образовался. По лесу зайцы с таракана размером скачут, медведи с грецкий орех ходят, волки с пуговицу. И жена его – стыд сказать! – по деревьям лазит, с птичками с ветки на ветку перелетает. Ветки тонюсенькие – ниточки, птички – крошки хлебные. Муж только диву дается. Уже ночь заканчивается, утро наступает, петухи в слободе орут. Пропала чаща лесная. Вместо нее стала комната с большой кроватью: перина пуховая, простыни шелковые, покрывала стеганые. Легла жена на кровать, провалилась в перину и уснула. По веткам скакать намаялась!
«Пора и мне спать, – решил муж. – Утро, как старые люди говорят, вечера мудренее. А высплюсь и разберусь, что дальше делать».
Лег на лавку и сном заснул беспокойным, тревожным. Ему и на лавке жестко было, и во сне все жену в горшке видел – от страха вскрикивал и вздрагивал. Проснулся за полдень, первым делом на стол глянул: приснилась ему жена в горшке или вправду там сидит?
А она сидит! Да еще как сидит, бесстыжая! Сама в черном, вокруг иконки разные, с пояса четки свисают, в руках толстая книжка с тканевой закладкой. Вылитая монашка! Богохульничает, змеища!
Муж хоть и был из себя научный безбожник, а здесь со страху перекрестился да после с досады и плюнул. Келья разом исчезла. Теперь жена оказалась на тротуаре в центре города, расфранченная, как барыня, даже с зонтиком в руках. И пошла ходить взад-вперед по тротуару. Ходит себе, и прямо на ходу платья на ней меняются: одно на другое, голубое на зеленое, шелковое на бархатное, серебряной парчи на золотую, подбитое соболем на подбитое куницей, а то еще – страх сказать! – и горностаем. Прямо царская на ней одежа!
– Ох, так я и знал, что ты в душе барахольщица! – потешается муж.
А она ничего не слышит, и знай себе платья и шляпки меняет.
День уже проходит, обедать пора, а муж от жены глаз оторвать не может. Жена его лицом и статью совсем не завалящая была, первеющая в Гончарной слободе красавица. Только вот в мехах и шелках он ее сроду не видел. Сколь хороша собой оказалась! Призадумался муж, пожалел, что с академических денег туалетов ей не покупал. Так она и не просила!
– Ладно, – думает, – выберется же она когда-нибудь из горшка, куплю ей и шляпку с зонтиком, и платье с шубой.
И только он, значит, расчувствовался и размечтался, как с женой в модный магазин за нарядами пойдет, а она, глядь, уже не одна по тротуару шлепает, с офицером под ручку. С молоденьким таким офицериком, тоненьким, как тростиночка, и сама лицом вроде моложе стала. Тут бы мужу ругаться, но он дар речи напрочь потерял. Она с молоденьким прошлась, повернулась в другую сторону, платье на ней переменилось, и офицер тоже поменялся – уже другой ручку жмет, постарше, с усами и бородой, вроде генерала. И она, пока с ним шла, посолиднела, ростом повыше стала и телом эдак распушилась. Ну, чистая генеральша!
– Ах ты, кошка бесхвостая! – муж в полнейшую ярость впал.
Всего он насмотрелся за ночь и за день, но такого даже и помыслить не мог.
День к вечеру склоняется, в окошке темнеет, а жена все в горшке кавалеров меняет. Как муж припомнил, что за чудеса его жена прошлой ночью творила, да как представил, что она еще сегодня вытворять будет, совсем ужаснулся. Тут опять ему захотелось горшок разбить. Прямо с женой в мелкие кусочки. Но уже, сами понимаете, по другой причине. А потом присмотрелся и видит, что жена ничего такого лишнего себе не позволяет. Семенит ногами туда-сюда, да и все. Тут у него от сердца маленько отлегло, раздумал жену на пол кидать. Своя все же жена, не чужая, привык за столько лет. Но и держать ее в горшке уже тоже надоело. Да и у кого на такое дело терпения хватит?
– Э-э-э, – думает, – раз без колдовства не обошлось, надо, значит, обратно ее расколдовывать.
Собрался с духом, завернул горшок в дерюжку, прижал к животу и пошел из слободы в город, где жила одна бабушка.
Домик той бабушки был всем известен, стоял в самом центре города. Вокруг – большой сад, где бабушка та выращивала разные травы и днем продавала их на рынке. Помогала людям избавиться от кашля в горле, болей в голове, хворей в животе и прочих мелких неприятностей. Тощенькая сама была, старенькая, но совсем не вредная, даже очень для людей полезная. Днем на рынке с травами стоит, а по вечерам, как солнце на закат пойдет, на дому прием открывает. Тут уж народ с серьезными делами к ней шел. От любовной тоски подлечиться, приворожить кого, суженого в кадке с наговорной водой увидеть или просто побольше денег в карман приманить. У каждого человека своя морока, но бабушка никому не отказывала. А люди ей подарки несли, еду и вещи всякие, так у нее весь двор коробками и банками заставлен был. Едва через них к крыльцу продерешься. Только вот ближе, чем на полверсты к ней жить никто не хотел. Боялись.
Приходит к ней муж и говорит:
– Такая, бабушка, незадача у меня вышла. Поругался вчера с женой, а она возьми да прыгни в горшок. И сидит в нем, чудеса мне разные оттопыривает.
– Кричал ей? – бабушка спрашивает.
– Кричал.
– А стучал?
– Стучал.
– И чего?
– Да ничего не вышло.
И в подробностях все ей обсказал.
– Ну, разворачивай, – бабушка говорит, – свою дерюжку.
Муж горшок из дерюжки вынимает, а сам спиной холодеет: что там его жена еще удумала, пока он ее из слободы в город нес? Зажмурился со страху, потом глаза открыл, пригляделся – ничего, прилично все. В горшке их дом, жена за столом сидит, краски в банках развела, но не горшки расписывает, как обычно, а что-то на больших листочках малюет. Наверное, опять художество на нее напало.
Перевел муж глаза на бабушку, а та в горшок смотрит и улыбается. Хорошо улыбается, по-доброму, будто порадовала ее эта страшная картина. У мужа от души отлегло, понял он, что не все еще потеряно, поможет ему бабушка. Она на лавочку опустилась, трубочку запалила, сосет ее потихоньку, а сама взгляд от горшка не отрывает и все улыбается. Долго так сидела, вдумчиво. А потом как очнулась: на мужа глянула и улыбаться перестала.
– Ну и что, – снова спрашивает, – милок, знаешь ли ты секрет горшков своей жены? Почему они у нее такие ладные да разные получаются?
– Нет, бабушка, не знаю. И у жены спрашивал, и сам думал. Никак секрета понять не могу. Может, хоть ты мне его раскроешь?
– Я-то раскрою, а вот тебе поможет ли? – говорит бабушка. – Ну да ладно, авось дело простое. Бездельничает, небось, жена твоя? У окошка днями сидит, на улицу смотрит?
– Твоя правда, бездельничает, – отвечает муж, а про себя думает: «Посидишь ты теперь у окошка! Как же!»
– Вот пока она у окошка сидит, – продолжает бабушка, – картины она себе разные представляет, сказочные. А в этих сказочных картинах вместо людей или зверей горшки живут. И толстые, и тонкие, и для цветов, и для похлебки, и для заморских чудищ кальмаров. Напридумывает она сказочных горшков, а потом их и лепит. Оттого они такие затейливые и получаются, что жена твоя все думки, всю душу в них вкладывает. Понял секрет?
– Понял, – говорит муж. – Выходит, она нарочно такой горшок выдумала, чтобы в нем с офицерами в платьях гулять?
– Эх! – вздохнула бабушка. – Хоть и научный ты человек, а, как у нас говорят, без гармошки. Она же такой горшок выдумала, чтобы он, как рыбка золотая, все желания выполнял. Шепнешь в него: хочу молока – станет полный горшок молока, захочешь каши – станет каша, захочешь денег – будут и деньги. А ты чего, дурак, захотел?
– Чтобы жена в горшке сидела!
– Вот она там и сидит!
Муж от этого известия расстроился так, что впору самому в горшок проклятый лезть и у жены-искусницы прощенья просить. Чешет в своем научном затылке и у бабушки спрашивает:
– Говоришь, все желанья горшок исполняет? Тогда хочу, чтоб жена оттуда вылезла и все стало по-старому!
– Хотела хотелка, – бурчит бабушка. – Если бы твоя жена расписать горшок успела – другое дело. А у нерасписанного горшка силы всего на одно твое скорое желание хватило. Теперь горшок только ее желанья выполняет. Покуда она сама не захочет, никому ее оттуда не вытащить.
– Где уж ей самой захотеть! – пригорюнился муж. – У нее там и платья, и шубы, и леса с морями, и генералы всякие. Ее теперь и калачом из горшка не выманить.
– А ты сам в него полезай, глядишь – и выйдет что-нибудь, – предлагает бабушка.
– Да у меня даже мизинец туда не лезет!
– А я тебе помогу. Сделаю тебе росток с ноготок, да и отправлю в горшок. Полезешь? Только если она выходить не захочет, вы оба всю жизнь в горшке просидите.
Посмотрел муж в горшок. Картина в нем не меняется, жена все у стола сидит, рисует. Вроде ничего страшного.
– Была, – не была, – отвечает муж. – Суй меня, бабушка, в горшок!
Бабушка на него глянула, пошептала, дунула, плюнула, и сделался муж тогда крошечного роста. Раз – и уже в горшке, рядом с женой на лавке сидит.
– Ну, здравствуй, – говорит, – ненаглядная. Каково тебе здесь в горшке живется?
– Всякому бы так, – говорит жена. – Сам же видел: что захочу – то и делается. – А сама все задумчиво кисточкой по листочку водит.
Вроде и говорить больше не о чем. Сидит муж и все думает, что бы такое сделать, как жену отсюда выманить?
– Пойдем, – говорит, – на рынок. Капусты купим, щей наварим.
– Щей? – усмехнулась жена. – Возьми в печке.
Открыл муж печку, а в ней и щи, и каша, и дичь жареная, и молоко топленое, и кисель ягодный, ешь от пуза. Понял он, что выдумка его никуда не годная.
«Ладно, – думает, погоди, чем-нибудь я тебя расшевелю». Поел-попил, печке спасибо сказал, снов на лавку сел.
– Поедем-ка, жена, в другие губернии на горшки глядеть да их в трактатах описывать.
Вздохнула она и отвечает:
– Мне эти горшки и дома надоели. Да так надоели, что сказать тебе не могу. Ты же человек-то неглупый, сам понимать должен: такого горшка, в каком мы сейчас сидим, ни в одной губернии не сыщешь. А трактат и писать нечего, возьми вон его с комода.
Муж к комоду даже не подошел. Понятно, что трактат там лежит, раз жена сказала. Руки у мужа опустились, мысли в голове перемешались, что дальше делать – ума не приложит. В том-то и беда – делать вовсе ничего не надо. Только вслух скажи, жена согласится, а горшок все сделает. Другие, кто в такой шкуре не побывал, и не знают даже, сколь эта райская жизнь поперек горла встать может.
День прошел, другой, третий. Муж с женой все в горшке сидят. Она картинки рисует, а он еду из печки трескает и никак ничего не придумает. Глядит, жена тоже рисовать устала. Кисточку в сторону отложила, просто так картинки перебирает да разглядывает. Здесь и он их увидел.
На картинках везде жена его: и лесной красавицей, и русалкой, и монашкой, и с офицерами на гулянке. Все, короче, что он живьем видел, теперь еще и на бумаге. Да красиво так, ярко, весело. Залюбовался муж картинками, забылся и вдруг говорит:
– Эх, вылепить бы всех этих красавиц с твоим лицом в натуральную величину!
– Это еще за чем? – жена спрашивает.
– Чтобы весь народ в городе видел, какая ты у меня неописуемая!
У жены глаза загорелись и дух захватило. Кому ж неохота такой волшебной царицей перед людьми предстать? Замечталась, душой в небеса улетела и мужу поддакивает:
– Твоя правда. Сейчас бы в нашу Гончарную слободу, да глины из ближнего овражка накопать, а там и лепить можно.
Только промолвила – и оказались они с мужем в знакомом овражке, сидящими прямо на глине. Огляделась жена кругом – ни лопаты, ни совочка. Нечем глину черпать и некуда накладывать. Ведра – и того нет.
– Хочу, – говорит, – чтобы были у меня здесь ведро и лопата, – и руку протягивает, чтобы взять, а ни то, ни другое не появляется. Она и глаза зажмурила, и в ладоши, как в сказке, трижды хлопнула – ничего!
Понял тут муж, что выманил он жену из горшка. И не думал, а перехитрил. Обрадовался.
– Да мы же с тобой уже не в горшке, вправду в овраге рядом с домом!
– А где горшок?
– Горшок, видать, у бабушки в городе остался.
– Ну и пусть его, авось не первый и не последний в жизни горшок, еще налепим.
– Нет, не станешь ты больше горшки лепить, – муж отвечает. – Первым делом фигуры нарядные с твоим лицом, как ты и хотела, налепим.
– А жить на что будем?
– Я про волшебный горшок в столицу напишу. Нам за это научное открытие большие деньги пришлют.
На том порешили и пошли домой красавиц из глины лепить. Не успели оглянуться – уже одна готова, другая и третья за ней. Полезла жена за красками, чтобы кукол расписывать, в шелка-бархат одевать. Тут вдруг дверь открывается, и на пороге бабушка с узелком в руках стоит.
– Добрые люди, не позабыли ли вы у меня чего? – спрашивает, а сама горшок из узелка вынимает и на лавку ставит.
Муж горшок увидел и перепугался до дрожи в коленях. А жена обрадовалась
– Спасибо, бабушка, а то я не все узоры на платьях запомнила….
– А я тебе не только за этим горшок принесла, – говорит бабушка. – Еще и для порядка.
– Для какого порядка? – удивилась жена.
– Для миру в доме, – объясняет бабушка. – Чтобы ты мужа по углам больше не гоняла, да и он тебя злым словом за Можай не посылал. Назовешь ты его свиньей – и вместо мужа твоего будет по дому боров хрюкать, а он пожелает тебе сквозь землю провалиться – и провалишься. Поняла?
– Поняла, – отвечает жена и на мужа с опаской поглядывает. А он на нее так же.
– Ну и для другого всего хорошего, чтоб нужды да нехватки в вашем доме не было, – промолвила бабушка и исчезла.
В этом деле бабушка, как всегда, права была. Новое художество заводить в доме – прибытка ждать не скоро. Здесь бы и истории этой конец, но не конец вовсе.
Много кукол глиняных жена налепила и разукрасила. И в скором времени в большую моду эти куклы вошли. В городе нашем их «барынями» и «князьками» прозвали и всегда на самое лучшее место в доме ставили. Понятное дело: у кого жена уродица да неумеха, тому хоть на куклу складную поглядеть. Про художество это волшебное муж большие книжки написал. Даже в заморских дворцах-музеях барынь из Гончарной слободы показывали. Так жена своим уменьем и красотой не только на город, на целый мир прославилась.
Да и дома у них в Гончарной слободе все с тех пор хорошо было. Задумается жена, замечтается – прыг в горшок и сидит там, чудеса придумывает. Поглядит красоты нездешние, наряды парижские – и обратно вылезает. Чтобы кукол глиняных в самую модную одежду расписать.
А ругаться муж с женой вовсе перестали, потому что горшка все-таки побаивались.
Ноябрь 1998 г. Тула.