Пока старики ещё живы, столичные крутые решили внести свою лепту в укрепление связей между поколениями. И делают это вместе с весёлыми ребятами. Раз в месяц крутенькие собираются, чтобы развлечься в кругу известных юмористов. В этот круг они приглашают стариков. Но слово даётся не всем. Сейчас всё через конкурс. Из всех желающих стариков для спектакля отбирается пять человек, которые могут посоревноваться с артистами.
Интересно, что в конкурсе любой из стариков может принимать участие любое число раз. Вот такая крутая демократия. Ну, которые могут фору дать даже хорошему артисту, участвуют в спектакле много раз. Если победят!
Ну, разумеется, спектакль проходит в лучшем столичном зале. Купив билет, на него может попасть любой желающий. Иногда представление посещает даже руководство города и страны. Так и укрепляется связь поколений.
Полина Петровна, или, как её все называют, тётя Песя участвует в спектакле уже второй раз.
– Ну, здравствуй, Лёвочка! Как ты себя чувствуешь, мой золотой? Если ты снова на первом ряду, значит всё хорошо, да?
– Спасибо, хорошо.
– Какие вопросы ты хочешь задать мне сегодня, мой золотой?
– Если бы вы сказали несколько слов про все эти разборки, я бы чувствовал себя ещё лучше!
– Ты снова хочешь поговорить за политику? Ты же знаешь, что получается, когда человек хочет заняться не своим делом или когда ему не сидится на своём месте. А у тебя сейчас, Лёвочка, такое хорошее место.
– Но я же не только о себе думаю, тётя Песя. Все не могут сидеть на первом ряду, но пусть большинство хотя бы раз в год посидит на двадцать первом.
Я тебя понимаю.Что я могу тебе сказать, мой золотой. Я никогда не занималась политикой. Нет, я часто думаю об этом. Такая жизнь, как не думать. Но давать советы! Нас так не любят за это. Но если сказать тебе точно, Лёвочка, так я чуть не стала большим человеком. Я тебе расскажу, как это чуть не случилось.
Ты, конечно, не помнишь. Ой, что я говорю. Тебя тогда ещё не было. Когда наш вождь решил, что скоро кухарка будет управлять государством, собрали съезд этих кухарок. Каждая приехала со своим рецептом.
Так случилось, что я попала в десятку. Я уже не помню, что предложила, но попала – это я помню точно. Такие десятки потом каждую пятилетку набирали. А в первой десятке были знаменитости – Арманд и Коллонтай. Сейчас всякое о них рассказывают, мелют, что хотят. Они были большие умницы. Коллонтай даже пошла далеко по иностранной части.
Говорили, Надежда Константиновна тоже хотела управлять, но вождь был против, чтоб не болтали про семейственность. Говорят, сейчас многое не так, но эти его указания до сих пор выполняются. Нет, помогать родственникам, даже дальним, разрешается, но только не управлять. Для этого нужно искать людей на стороне. А что можно найти на стороне, ты сам знаешь. От этих потусторонних можно всё ожидать. Поэтому в десятку набирают проверенных.
Ой, кто меня только не проверял! Помню, Семён Иванович, один начальник из большого дома всякие проверки мне устраивал. И так, и сяк. За день так наработаешься, что еле домой идёшь. Меня мама не узнавала. Такой измождённой я приходила после этих проверок. Чтоб ты такого никогда не знал, Лёвочка. Сейчас всякое рассказывают, так чтоб ты такого не знал, мой золотой.
Я на работе кипела. Все тогда кипели. Был такой интузазизм, как один юморист сегодня говорит, труба звала, и мы шли, нет, не шли, а летели к этому светлому будущему. И приехали. Разлетелася кибитка – все четыре колеса.
Почему так нехорошо получилось, не знаю. Я не занимаюсь политикой. Нет, сейчас тоже какие-то диаграммы рисуют, копилки всякие делают, чтоб потом всем сразу хорошо стало. Когда потом, снова не говорят. Снова секреты. Гласность, гласность, а не говорят. Ну, наверху виднее, как говорил один певец. Ты знаешь, о ком я говорю. Так хочется уже прийти к чему-нибудь, чтоб всем было хорошо. Я уже, конечно, не могу быть такой энергичной, везде подсказывать, что делать.
– Какой же деловой вы были, тётя Песя.
– Не одна я была такая, Лёвочка. Все делали свои дела. Как и сейчас. Если ты думаешь, что многое изменилось, то ошибаешься. Но надо двигаться. Что-то вроде наметили. Может, и не надо, как говорят, менять коней на переправе. Нет, что-то или кого-то надо менять, чтоб двигаться, чтоб уже перейти эту переправу.
Как бы сделать, чтобы эти законоизобретатели не только во имя себя думали, но наконец и во имя человека. Я уже в годах, я могу ошибаться, я ещё помню, как раньше было. А пенсия! Это же надо такое придумать. А моньетизация! Это же какую голову надо было иметь, чтобы такое сделать! Что говорить, мой золотой. Надо уже не говорить! Надо что-то делать! Но я уже в годах, я политикой не занимаюсь.
– Очень жаль, тётя Песя. Я так хотел услышать сегодня ваше слово об этих разборках.
- Ну, раз тебе так хочется, давай попробуем, мой золотой! Что ты хочешь знать за эти разборки? С чего мы начнём?
– Сегодня много говорят про ПРО.
– Про ЭТО?
– Нет, не «про ЭТО». «Про ЭТО» уже закрыли. Сейчас на повестке дня – ПРО!
– Пусть будет про ПРО. Для меня, что про это, что про то – уже всё равно, мой
золотой. Возраст! Возраст берёт своё. Так что ты хочешь узнать?
– Что я хочу знать? Я хочу узнать, что вы думаете про это?
– Про ЭТО?
– Нет, не «про ЭТО», а про ПРО?
– Что я думаю про ПРО? Я точно не знаю, что это такое. Говорят, это такие штучки, которые должны лететь против наших таких же штучек. Иди поймай их, если они летят быстрее птички. Такое придумать! Главное, я думаю, чтобы они, эти штучки, никогда не взлетели ни в одну, ни в другую сторону. Как их поставят, эти ПРО, чтоб они стояли вечно и не двигались. Я понятно говорю? Придумать такие махарайки – быстрее птички! Такую голову можно было бы на что-нибудь другое посадить! Когда столько других забот. И у нас, и у них. Ты не думай, что у них всё «о кэй». У них хватает своих цорес. Так нам нужны ещё разговоры про ЭТО!
Ну да, не про ЭТО, а про ПРО. А про ЭТО всё давно всем известно, какие секреты могут быть! Вызывают и начинают допытываться как, где. Каждый, как хочет, пусть делает. Никто не будет делать так, чтобы было неудобно. На всём делают бизнес. Больше не о чём рассказывать? А про ПРО я тебе хорошо ответила, Лёвочка?
– Очень понятно, тётя Песя. Я поймал вашу мысль, будьте уверены. А вы думаете, что руководсво и у нас, и у них тоже так думает?
– Руководство? Это уже второй вопрос, мой золотой. Когда начинаешь подсказывать что-то руководству громко, оно начинает сердиться. А когда руководство сердится, то становится немножко нит гут, ты меня понимаешь? А когда плохо, иди угадай, кому станет хуже. Тут надо быть политиком!
– А вы говорите, что политикой никогда не занимались! Интересно, в министерстве иностранных дел хватает помощников?
– Ты хочешь, мой золотой, порекомендовать меня?
– А что?! Может, будут такие вопросы, где и переводчик потребуется и вообще понимающий
человек!
– А возраст? Или в таком деле все возрасты подходят?
– Когда очень надо, подойдут!
– Да, когда приспичит, тогда вспоминают. Это я хорошо знаю.Что ещё ты хочешь спросить, мой золотой?
– Про памятники. Неужели нельзя по-человечески договориться?
– Ты меня грузишь, Лёвочка. Это вопрос тяжёлый для всех. Сколько раз можно выворачивать бедные косточки?! С одной стороны, делать кладбище на центральной площади, где бывает большой тарарам, – это не есть хорошо. Хотя бы мёртвые должны иметь спокойствие. Если это в тихом месте – другое дело. Но это для нас. Но у каждого своя Красная площадь, и он может распорядиться по-своему.
– А по совести?
– Золотой мой мальчик, если вспомнить совесть, то все мы грешны. И кто больше, один Бог знает. Пусть уже Он решает. Конечно, надо было больше по-человечески. Очень тяжёлая эта разборка! Даже для меня. Когда никто никого не хочет спокойно выслушать. Что не так – сразу пих-пах, и получаетсй ой-ё-ёй! Над иметь терпение. Что только не приходится слушать, а я сначала стараюсь терпеть. Что ты ещё хочешь узнать, мой золотой? Но давай что-нибудь полегче.
Какая ещё разборка тебя волнует?
– Вино!
– Вино?! Ты стал пить, Лёвочка?
– Нет, тётя Песя, что вы! Я не пью! Выпиваю – да! Ну, когда нельзя не выпить.
– Знаю, знаю, не пьёшь – не уважаешь! Я понимаю, про какое вино ты говоришь.
– Когда вы всё знаете, тётя Песя, за что ни возьмись!
– Мой золотой, я так долго уже живу, что начинаю забывать, что знала. Но как раз это я ещё помню. Климентий, так звали моего первого благоверного, сначала так выпивал, а потом так пил, чтоб земля была ему пухом, что нам пришлось расстаться. Когда товарищи вызывали его на ковёр, он всегда обещал покончить с этим делом с первого января. Говорил, что ему надо к этому хорошо подготовиться. Но он никогда не называл с какого года, а годы шли. Ну, даже у меня не хватило терпения. Так мы разошлись.Чтоб ты никогда этого не знал! Но, кажется, уже разрешили.
– Вино?
– И вино! И посылки, и переводы, кажется, тоже скоро пойдут. В обе стороны или в одну, я точно не знаю, но говорят, пойдут не сегодня, так завтра. Процесс пошёл! Не бери уже его в голову, мой золотой. Одно вино точно уже впустили, другое вот-вот разрешат.
С одной стороны, это мелочь. Это для нас. А для маленькой страны, где виноградники снова выросли и надо делать вино, чтоб добро не пропадало, почему не совместить приятное с полезным. Братьям, хоть и бывшим, надо помочь, когда они подправят напиток. Самогон у нас собственный есть.
Вообще эта проблема, пить или не пить, очень старая, я тебе скажу. Если хорошо жарко, то пусть каждый напьётся, сколько влезет. А другой в жару не пьёт ни капли. Если прохладно или совсем холодно, так согреться совсем не мешает. И пусть каждый выпьет, но чтобы был порядок. Если всё это не получается, надо регулировать.
Но всё надо делать с терпением. Как однажды мы управляли этим, хорошо известно. Вырубили всё, что могли. Остались одни очереди. Сейчас тоже хотят что-то сделать. Главное, чтоб не получилось, как всегда. Так хорошо как-то сказал один бывший наш главный. Сейчас он крутит на моей родине, посылает бывшим братьям свои советы. Но шум пока там стоит, и тоже все хотят управлять, и кухарки тоже. Что будет, не знаю. Я политикой не занимаюсь. Но пусть у них будет удача, всё-таки моя родина. Тебя ещё что-нибудь интересует, мой золотой?
– Есть ещё вопрос!
– Ну давай уже!
– Глобалисты! Что они хотят?
– Если бы я знала! Это не пионеры, но они тоже всегда готовы. Правда, сегодня они хотят одно, завтра – другое, в одном месте – одно, в другом месте – другое. В общем, большое хотение. Но зачем всё бить? Поэтому и перегородки приходися ставить. Любим мы заборы! То берлинская стена была, теперь заборчик на Земле Обетованной строят. Недавно в Германии новый заборчик поставили, когда бомонд собирался. Говорят, какой-то разборный заборчик. Можно быстро собрать, в любом месте поставить, снова разобрать. Вечный заборчик. Так что эти глобалисты могут только хотеть!
Как бы без этих разборов и заборов обойтись, ты не знаешь, Лёвочка? И этим шибеникам всё объяснить, а может, и прислушаться к ним, где надо. Может, они в чём-то правы! Вообще недовольные, несогласные всегда были. И будут. Делать из этого большой шум не надо. Всем угодить невозможно. Но выслушать друг друга, понять друг друга никогда не помешает. Это даже нужно делать. Тогда и заборы не надо будет строить.
Ты меня так нагрузил сегодня, мой золотой. Я же политикой никогда не занималась.
Помню, когда мой первый благоверный хорошо выпивал, он начинал крепко заниматься политикой.
– Он был большой политик?
– Он был большой, но не политик, мой золотой. Поэтому мы расстались.
– Я понял, что вы имели в виду, тётя Песя.
– Ты же умный мальчик, Лёвочка. Но то, что ты понял, и то, что я не сказала, не главное. Главное, чтобы был хороший человек. Я так хочу, чтобы ты был хорошим человеком и чтобы все люди были хорошими человеками. Нам так сегодня этого недостаёт, Лёвочка.
А что ты так посмотрел на меня, будто я пришла с того света. Будто я не знаю, что всё поменялось. Всё я знаю. А песни! Это разве песни! Эта фабрика выпускает одну песню за другой. Одна хуже другой. Ни слов, ни мелодию невозможно запомнить. Я таки в годах, но не запомнить хорошую песню нельзя. Значит такая песня! Один сплошной тарарам стоит! И хорошо стоит. Если бы всё так прочно стояло.
Сиди , сиди Лёвочка. Я ещё могу постоять. Я привыкла стоять сама и постоять за себя тоже сама. Жизнь меня научила всему. Хочется что-нибудь передать. Может, кому-нибудь пригодится. Пока я хожу, берите. Мне за это ничего не надо. Только имейте терпение послушать. У тебя ещё что-нибудь осталось, мой золотой?
– Нет, тётя Песя, на сегодня хватит.
–Тогда я пойду, мой золотой. Пойду потихоньку…. Разборки! Заборки! Когда столько других забот, и у нас и у них. Чувствую, надо будет мне ещё подумать об этом. Наверное, надо будет всё-таки что-то посоветовать.