Деревня наша километрах в двух с небольшим, от поселка, но маршрут, прямо скажем, не простой. Сначала тропинка петляет вдоль погоста, потом ныряет в глубокий овраг, длинная, с крутыми уступами, дальше деревянный мосток через речушку с односторонним поручнем. Тропинка продирается сквозь заросли ольхи, такое впечатление будь то бы идешь по туннелю, который круто поднимается вверх. Дальше подъем более плавный среди небольших холмиков, в них полно земляники каждый июнь. Дальше ничего особенного, проезжая, грунтовая дорога с большими лужами, которые редко пересыхают. В детстве мне приходилось преодолевать этот маршрут ежедневно, школа на несколько деревень находилась в поселке, где в общем то она до сих пор и стоит и называется в честь нашей деревни - Антоновская.
Когда мне было лет 10, а народу в наших краях жило куда больше, чем нынче, мой класс перевели во вторую смену. Тесновата была школа, не хватало места для всех желающих получить бесплатное образование. Как сейчас помню, если бы не заставляли родители - фигушки я ходил бы в школу. Осень шла своим чередом, день становился все короче, возвращаться приходилось в темноте. Фонарик, купленный родителями постоянно ломался, да и батареек хватало не на долго. Так что дорога домой стала настоящим испытанием на смелость. По началу я старался прокрасться по туннелям оврага, холодок пробегал по спине после каждого шороха, но я шел, иногда останавливался, прислушиваясь к журчанию ручья и шороху листьев. Когда выбирался из оврага, кладбище с деревянными крестами и завалившимися оградками встречало меня хмурым, пронизывающим взглядом. Казалось, что из за каждой могилки на меня смотрят жадные глаза покойников. Хотелось снова убежать в овраг и затаиться под каким ни будь кустом. Так прошло несколько дней.
Но как то стоя перед оврагом я запел, что было мочи, какую то патриотическую песню и ринулся на врага с такой ненавистью, что не заметил как оказался рядом с домом. В следующий раз я не раздумывал, а вооружившись палкой шел по тропе пел во все горло «взвейтесь кострами темные ночи», размахивал воображаемой саблей и не щадя врага стегал по свисающим ветвям, все ближе и ближе продвигаясь к победе. А на погосте очень звонко получалась трескотня по оградам. Жизнь становилась веселей и мне уже не было так обидно, что я один из всей деревни учусь во вторую смену. А с какой гордостью я отказался от предложения нашей родственницы ночевать у ней на поселке, мне даже показалось, что все просто восхитились такой смелостью.
Еще в детстве я нашел у себя один талант, менять голос на хриплый, удавленный бас, которым можно пародировать пьяных прокуренных махоркой мужиков. Пользовался крайне редко, если хотел напугать сверстников и то не афишируя это прилюдно, а как ни будь из за угла или в лесу, когда находился вне зоны обозрения. Особенно хорошо получался отборный мат. Я не приминул воспользоваться своим даром при переходе через темный овраг. Мне казалось, что вся нечисть, которая прячется по закоулкам разбежится, услышав противные звуки. Недели две я измывался над нечистой силой, покуда не выпал первый снег. Его было так много, что в овраге сразу преобразилось. Луна чуть ли не каждый вечер подсвечивала белый ковер, необходимость в распугивании нечисти отпала.
Буквально в ближайшее воскресенье я сидел на горячей печке сушил штаны после катания с горы на санках. Бабка возилась у плиты, что то стряпала, изба была наполнена такими аппетитными запахами, что до сих пор в воспоминаниях у меня проявляется голодный рефлекс. В поседки пришла тетя Нина, и чуть ли не с порога начала рассказывать о каком то пьяном мужике, который пугает по ночам местных женщин. Так Люська возвращалась с работы поздно вечером, только перешла мосток через ручей, как кто то сзади закричал, что всех поубивает, порешит на месте, порвет в клочья. Голос был совершенно незнакомый, Люська влетела в гору как заправский спринтер, хотя раньше на этом же этапе делала как минимум три передышки. Бандит орал и приближался, но все таки бабе удалось оторваться и в целости добраться до дома. Сама тетя Нина собралась вечером в гости к дочери на поселок дней пять назад, так, по-видимому, тот же пьяный мужик так орал в овраге, что пришлось спешно возвращаться. Она узнала бы по голосу того бандита, но из всех знакомых только покойный Трифон подпадал под подозрение. Я притаился на печке, уж кому, как не мне было знать того мужика. Вина моя была бесспорной, но признать ее было не в моих правилах, поэтому я решил молчать, а переходы через овраг в темноте ограничить патриотическими песнями.
Прошла зима, весна, на следующий год я учился в первую смену, а потом и вовсе переехал жить на поселок. А бабки нет-нет да вспоминали Трифона, иной раз что то случалось необъяснимое, просто говорили что Тришка шалит.
Вот так наверное и создаются легенды.