Дорогу среди холмов и болот строить начали давно. До этих тихих мест она дошла только весной. Нагнали технику: бульдозеры, скреперы, грейдеры, "Кировцы" с прицепными шипованными катками – и загудели, заскрежетали механизмы, будоража окрестности. К осени соорудили - на части пути между селениями - насыпь, по насыпи запылили редкие машины. Не везде, но отсыпали и гравием – от него пыли тоже хватало, её далеко было видно с холмов, этот шлейф, и можно было не опасаться, что врежешься в кого-либо за поворотом или горкой.
Осень стояла сухая, и работы продолжались – всё так же надсадно выла и гудела тяжёлая техника.
Ночью наступал покой. Ночью Костя ходил в соседнюю деревню, там объявилась новая учительница.
Кого не встревожит, не взбудоражит в ком кровь эта новость в глуши захолустья. Особенно в конце лета или тихой тёплой осенью из молодых людей мужского достоинства?! У кого не вздрогнет, не забьётся учащённо сердце - от малышек, будущих учеников, до молодых ребят и девчат, смотрящих в будущее?! Только у тех, кто не живал в таком положении! Иль совсем, безнадёжно, болен на голову! И тот вздрогнет былым! Сколько радости, счастья и самых радужных надежд таит в себе эта новость!?
Новая учительница приехала!!!
А это значит, молодая, красивая, незамужняя и после педагогического института! Другое не бралось во внимание!
Сколько надежд и упований рухнуло в юных, не окрепших в боях душах?! Сколько разбилось в безнадёжности молодых неопытных сердец?! Сколько было зажато энергии - в кулак - до лучших времён!
Вот они стоят на огромной сцене ДК, при полном зале, в жарком, ослепительном свете юпитеров - молодые, стройные, красивые, счастливые - с горящими, полными надежд, глазами! Вот они - учители! - цвет будущего общества!
В этот волнительный момент в романтичных, самоотверженных, оптимистичных, - полных удивительных, самых смелых, светлых, (в преддверии осуществления) туманных, но грандиозных, невероятных планов! - горит огонь, полыхает пламя энергии их душ!!!
Сегодня-завтра они разъедутся, погрустневшие – по сёлам, деревням, заставам, горным аулам - нести свет знаний, миссию просвещения.
И канут, растворятся навсегда в безызвестности, снегах, болотах, степях, лесах - во тьме беспросветной тупости, глупости, беспробудного пьянства, мычания (не рогатого скота. А впрочем…) и других реалиях жизни.
Но ростки Знания, Добра, Справедливости всё равно смогут, сумеют донести, пробудить, пусть в мизерах, единицам - в эти, в этих пылких, пытливых, стремящихся к вечному познанию, юных душах!
Вот что означает - новая учительница приехала!
И долго ещё - вечно! - будет звучать эта музыка слов в сердцах, душах вечно юных, молодых людей!
Учительница истории, Юля, пухленькая, приятно-улыбчивая, не стояла на сцене, и приехала тихо, неприметно. И без конца рассказывала, мило улыбаясь, о том, как она попала в эту деревушку. Потом рассказывала как училась в пединституте и жила в четырёхкомнатной квартире, которую дали матери за десятилетия безупречной работы в хлебопекарной промышленности, в краевом центре, в новом микрорайоне Сулима. А потом попала сюда, в Верх-Гайку, как она, всё так же мило улыбаясь, называла Верхнюю Гаю. Впрочем, без понятия, что это она такое говорит – с юмором у неё было, как и … О чём я? Отвлёкся.
По-первости, Костя, взбодрившись, (это не означает - выпил) ходил к новой учительнице чудными вечерами по мягкой недоделанной дороге, и дальше - по твёрдой - старой, даже бежал, - в тёплом, душистом поднебесье, – а выше, в небесах, сквозь лёгкие, цветные облака плыла красная луна. В руках же Костя держал магнитофон "Весна-305", и магнитофон выл в ночи на разные тоны голосом Боярского: "Костанция, Констанция, Констанция, Констанция, Констанция, Констанция, Констанция, Констанция…", - констатируя наличие присутствия влюблённости мчавшегося - по светлой дороге - к якобы влюблённой девушке, Юле Белскович.
Костя отмахивал эти тринадцать километров и стучал запоздало в окно. Долго. За окном мелькало белое, дверь отворялась, его впускали, и Костя, ничьего особо не спрашивая позволенья, однако, застенчиво, как тот Альхен, пролазил в постель к учительнице… И, погодя, засыпал.
Когда начался сезон дождей, тащились во кромешной тьме по грязи в клуб. Над крыльцом клуба светила лампочка. Они восходили - на маяк - на гору, на высокие ступени перехода чрез ограду (чтобы не лазили бродячие скоты) – и входили в дерево - бывшей церкви - клуба.
В клубе всё такая же темнота и скука… Кина не было. И шли обратно, домой. Потом клуб сгорел дотла, и ходить стало некуда.
Подумывал ли Костя жениться на новой учительнице? Нет, пожалуй.
Это хорошо изобразил Вампилов, в фильме "Однажды в Чулимске", с Нахапетовым, сыгравшим поразительно точно, если не гениально. Или в фильме Шукшина "Живёт такой парень", с ним же. Та же история… Это как раз те истории, почему люди женятся. И истории, рассказанные талантливыми людьми. Опять я… Да, учительница.
Она, при поредевших встречах, всё так же мило-ласково улыбалась, без конца. И рассказывала всё о том же. Как училась, жила в четырёх комнатах…, и попала в Верх-Гайку. Кажется, у неё ещё были сёстры. Одна, две, три?
А однажды разоткровенничалась и рассказала о сером, в красную крапинку, вязаном свитере. Она гуляла по центру осеннего города с привязчивым спутником, он был тоже студентом, было холодно, она натянула отворот на голову, а рукава и подол как-то оттянула вниз. Но и эти меры не спасли, вошли на ЦПП, (центральный переговорный пункт) погреться. Свитер, правда, потом пришлось распустить на половики, как не годный к носке. В дальнейшем она вошла во вкус и повторяла эту историю до тех пор, пока не затёрла этот … свитер до дыр.
Не могло же это длиться всю жизнь?!
Костя уснул, лёжа на полу рядом с кроватью, держа её руку, и она дёрнула, в счастье, засмеявшись. Она снова о чём-то рассказывала в ночи.
Как-то однажды, зимою, говорила Юлия Михайловна, всё так же широко раскрыв свои светлые, с болью, глаза, - о тупости учеников, пьяных родителях, и о деньгах, что просили взаймы горькие работяги… Денег она уже никому не давала.
Весною Костя навестил Юлю вновь. Уже пахали совхозные поля. Снова сидел под ночь у неё на квартире. Юля улыбалась чуть меньше, больше было непонятной отчуждённости, о прошлом уже не говорила да и о учениках как-то…
И тут вошёл Олег. Это был стройный, сильный, красивый парень. Он пахал поля - от центральной усадьбы - в помощь Верх-Гае. Костя продолжительно посмотрел на Юлию, чтобы покинуть… Олег опередил соперника: гордо, сурово и красиво сказал от двери:
-Да я здесь лишний, – повернулся и вышел.
Костя знаком был с Олегом, как-то, молча, шли от парома, и ещё, подвозил он однажды Костю на своём "Кировце". С кем не был Костя знаком во всех ближних селениях округи?! Да и дальних.
Юля от шшастья вся засветилась, и лицо её стало похоже на блестящую, пышущую жаром лепёшку, что пекла мать Кости – за отсутствием хлеба в сельпо. Костя сказал, что Олег, вероятно, любит её. Она не поверила, и спрашивала ещё, и ещё, придавливая щёки ладонями, чтобы хоть как-то уменьшить улыбку.
Так Юля-учительница обрела своё счастье.
Вскоре участок дороги между селениями досыпали. И стала она ездить в свою малокомплектную школу на проходящем рейсовом автобусе по новой-старой дороге. Ещё несколько лет, пока не получила места в средней школе села, в которое вышла замуж…
А была она доброй, не опытной, непрактичной, несколько застенчивой девушкой, несмотря на город - "тепличной", как говорили сёстры Кости.
Сейчас, вспоминая ту первую учительницу, Константин Васильевич видит себя бегущим по подлунной недостроенной дороге, и на руках его душою плачет - по убиенной - Миша Боярский…
08. 2007г.