Василь Прокопыч сидел на скамеечке около своего дома. По шпалере вились виноградные лозы с уже завязавшимися гроздьями ягод. Был май 2009года, стояли погожие дни, и Василь Прокопыч с удовольствием подставлял своё лицо под тёплые лучи солнца, благостно щурясь
Не далеко от него играли семилетняя внучка Оля и соседский мальчишка, восьми лет, Серёжа. Дети играли в школу. Оля, беленькая девочка, в белой кофточке и красной юбочке, приказывала вихрастому мальчишке:
- Ты должен называть меня Ольгой Васильевной, а не Олькой.
- Хорошо, Олька.
Глядя на их разгорячённые, розовые лица, и услышав, о чём они говорят, Прокопычу вспомнилось его детство – вот также ему, давным-давно, втолковывала соседская девочка Оля:
- Не называй меня Олька, а называй Ольга Николаевна, я же учительница. Ты понимаешь меня?
- Хорошо, Олька.
Она терпеливо внушала мне своё желание, а я слушал и смотрел на её волосы. Они были белые, белые, пушистые, пушистые и ими играл лёгкий тёплый ветерок. Мне казалось, что Олька такая невесомая, и если ветер подует сильнее, то она улетит, а я этого очень боялся, но называть Ольгой Николаевной упорно не хотел, язык не поворачивался.
Было нас пятеро товарищей, четыре хлопца, и Олька, и играть мы собирались около старого клёна, который рос на невысокой возвышенности, на окраине городка. Как-то я, по вредности своей рассказал мальчишкам про то, что наша подружка хочет, чтобы её называли Ольгой Николаевной, и мечтает стать учительницей. Думал , что ребята поднимут её на смех, но не тут-то было. Мы посоветовались, и решили устроить нашей «учительнице» испытание.
- А слабо пройти ночью через кладбище? – спросил один из пацанов Ольку, - не забоишься?
- Если пройдешь, будем называть тебя Ольгой Николаевной, - подхватил другой.
- Пройду! – решительно заявила она.
Решили: сегодня, как только стемнеет, прийти к кладбищу. Двое из нас встанут у входа на него со стороны городка – остальные у противоположного входа.
Наступил вечер. Стемнело, всё замерло. Птицы смолкли до рассвета, на траву опустилась роса. Было страшновато, но мы храбрились, и отправились выполнять задуманное. Олька бесстрашно вошла на кладбище, и пошла в его глубину, не оглядываясь. Двоим мальчишкам, которые провожали её на подвиг, было очень интересно чем закончится поход этой отчаянной девчонки. Они побежали вдоль узорчатой ограды, вкруговую, к противоположному входу. Добежали быстро – страх подгонял. Присоединились к остальным и стали ждать вместе с ними. Под старой елью, что росла у входа, было очень темно, и жутко до дрожи в коленках. В июньском небе, с большими белыми и голубыми, мерцающими и светящимися спокойно звёздами, зарождалась молодая луна. Со стороны кладбища, из далека, послышалась песня – её выводил Олькин дрожащий голосок:
- «Взвейтесь кострами синие ночи
Мы пионеры, дети рабочих….»
Чем ближе к нам, тем сильнее её голос крепчал, и, окрепнув, громко зазвучал:
- «Смело мы в бой пойдём
За власть советов,
И как один умрём
В борьбе за это….»
Выбежала Олька. Глаза у неё, от возбуждения, блестели в темноте, как светлячки.
- Ну, кто ещё хочет прогуляться по кладбищу? – с вызовом спросила она, победоносно глядя на нас.
Желающих больше не оказалось. По дороге домой я спросил у Ольги Николаевны:
- Страшно было?
- Очень, особенно тогда, когда за корягу споткнулась, думала, что покойник за ногу схватил.
- Чего ж не закричала?
- Нельзя было, я же слово дала.
Шёл 1941год. Прошло несколько дней после ночного похода на кладбище, когда объявили, что началась война. Для нас, детей, было не понятно, как это – война? В городке появилось много людей в военной форме. Не далеко от городка был железнодоржный мост через реку Днепр, который начали бомбить. Во время налёта было очень страшно, но и очень интересно.
Может через неделю, может больше после начала войны, мы с ребятами, как обычно, собрались возле нашего клёна. Олька тоже была с нами. В этот день она была одета как всегда – в белую кофточку и красную юбочку. Военные прогоняли нас с улицы домой, но мы прятались, а потом снова появлялись на улице. Вдруг в небе что-то загудело, оказалось, что летели самолёты. Олька закричала:
- Бежим смотреть самолёты, давайте залезем на дерево, лучше будет видно.
Она первая добежала до клёна, и первая забралась на него, а за ней полезли мальчишки. Я остался в низу, накануне подвернул ногу, и не смог забраться наверх. Самолёты летели очень низко, даже видно было лицо лётчика. Это были чужие аэропланы, на них не было звёзд, а были нарисованы кресты. Вдруг, сквозь гул моторов послышались выстрелы, и пули посыпались прямо на дерево, где, прижавшись к стволу, на ветках стояли ребятишки. Дети падали с дерева, как груши.
Олька лежала на земле, раскинув руки. Я подполз к ней, дотронулся до её спутанных волос.
- Олька, открой глаза, - молил я - Олька, Ольга Николаевна открой глаза, никогда не буду называть тебя Олькой, а только Ольгой Николаевной, открой глаза… .
Ей было всего восемь лет.
Шла война. Так развлекались фашисткие лётчики. Мы были детьми войны… .
Василь Прокопыч усохшей от старости ладонью смахнул выступившую слезу, встал со скамеечки, прихватив палочку выручалочку, и побрёл, вздыхая, в хату.
Галина Бэрэза, 29 мая 2009г.