Скорбящие стервятники. гл. 5, 6, 7

Ната Асеева

            
                СКОРБЯЩИЕ СТЕРВЯТНИКИ.
                - гл. 5 –
               
  Алексей был немного озадачен обращением к нему писательницы столь странным способом - через зеркало. Для боевого офицера мистика и колдовство были уж слишком смехотворны. Целый вечер ему было досадно. Из-за приказа явиться на трибуну к военному начальству спецназовец упустил шанс познакомиться с необычной женщиной, которая почему-то живет вдали от своего семейства. Теперь он понял, что при появлении в чужой квартире его с первого взгляда покорил ее живой образ на небольшом портрете над роялем. Возможно, потому-то Алексей бессознательно отбросил свои железные правила полной свободы и согласился остаться на несколько дней со старой хозяйкой, хотя никак не был готов к такому повороту событий.

       Однако внезапная встреча с притягательной незнакомкой погрузила его в состояние космической невесомости. Удивляясь своему необычному состоянию влюбленности, подполковник почувствовал, что в его закаленном военном организме вдруг открылось новое дыхание. Кивая головой пожилой даме, накрывавшей стол к позднему чаепитию, он вспоминал сцену неожиданной встречи с Верочкой у беговой дорожки. Несмотря на свою природную проницательность, интеллигентная долгожительница и не подозревала, какой сердечный пожар вызвала ее любимица
у сурового командира отряда.   
 
     Возбудораженный столь неожиданным посланием писательницы, Алексей почти
не воспринимал тихие слова Елизаветы Петровны, которая говорила на забытом языке русских классиков, хотя это было настолько заразительно, что он тоже уже не раз подловил у себя непривычные мысли, повторяющие ее не совсем современные обороты речи. Странное обращение к нему через зеркало неуловимой Строптивой Дамы, как он мысленно теперь называл Верочку, вдруг пробудило первобытный инстинкт охотника, и ему по-мальчишески захотелось разгадать тайну буквы «В». Выходило, что писательница издалека каким-то способом все же услышала его шутливую фразу, которую он вчера высказал у зеркала в ее пустой комнате.

    Рассеянно слушая Елизавету Петровну, доставшую из буфета небольшой графин
из толстого хрусталя с бледно-розовым ликером, Алексей прокручивал в себе все сведения о Веронике, которые стали известны ему за три дня пребывания в женской квартире. Автоматически спецназовец мобилизовал свой военный опыт для расследования странного ребуса, написанного зубной пастой на зеркале. Его трезвое сознание, привыкшее к предчувствию опасности, приступило к логическому осмыслению навязанной ему детской задачки.

     Сначала Алексей вспомнил, что ее дочь Даша, собиравшая походный рюкзак, посмотрела на него немного удивленно, как будто она его уже когда-то видела. Теперь ее пристальный взгляд вызвал у подполковника неожиданное подозрение, что именно его появления здесь ждали. Что же это, эффект дежавю, мистика? Проще всего, это было объяснить каким-то обычным фактом. И Алексей, отбросив суеверную ерунду, убедил себя, что боевой товарищ, внезапно уехавший к своему отцу, зачем-то подробно описал своим соседям его внешность. Немного успокоившись, командир отряда пригубил ароматный ликер, который в толстых хрустальных рюмках заискрился теплым гранатовым светом.

     Было около полуночи, но Елизавете Петровне еще хотелось выговориться за целый день вынужденного молчания. В раскрытое окно уже пробиралась ночная свежесть, и Алексей принес ей из гостиной легкую шаль из серого козьего пуха. Она благодарно улыбнулась ему и грустно заметила, что это подарок Ники. Командир понимал, насколько ей досадно, что из-за крепкого сна она не поговорила с забежавшей к ней на минуту строптивой правнучкой.
   - Такие платки у нас в горах вяжут все кавказские женщины, - сказала Елизавета Петровна, расправляя платок на своих хрупких плечах.

   - Да, и это у них хорошо получается. Я своей матери тоже подарил такую теплую шаль, - живо поддержал разговор Алексей, бросив взгляд на ажурную платочную вязку, и вдруг подумал, что в его объяснение все же никак не ввязывается таинственная буква «В» на зеркале в ванной. Ведь он назвал Нику Верочкой совсем тихо в совершенно пустой комнате. И спецназовец снова начал лихорадочно двигаться в лабиринте каверзного ребуса. Однако старая хозяйка откликнулась на его воспоминание о матери болезненным разговором о недавней войне на Кавказе:
   - Вы Алексей Петрович, человек военный, привыкший к проявлениям злобы в нашем грешном мире. Однако мне в моем возрасте даже страшно подумать, что сюда в конце двадцатого века опять пришла война. 
   - Ну, войны мы больше не допустим, не беспокойтесь. Потому и служим здесь, чтобы ее не было. Теперь у людей и без войны проблем по горло. 

 - Знаете, меня особенно тревожит проявившаяся здесь в последнее время непримиримая жестокость, которая разрушила у проживающих на этой земле давнее мирное восприятие друг друга. Вы только подумайте, сколько раньше было сказано слов о братстве народов. Ведь после страшной войны с фашистами  мы все здесь переживали депортацию горцев как свое личное горе и потом встречали их на Кавказе как родных. Кто бы мог подумать, что с их возвращением сюда возвратится война.
  - Не думаю, что это случилось просто из-за их возвращения, - Алексею совсем не хотелось нарушать спокойной созерцательности долгожительницы болезненным разговором. И он попытался смягчить его, переведя в более близкую ей философию.
 
 - Конечно, некоторые здесь растерялись, не знали, чем им заняться, особенно в отдаленных аулах. Для молодежи после жаркого климата Средней Азии даже прохладный климат старой родины в узких ущельях уже был необычен. Однако ведь тогда работы хватало на всех. Но кому-то захотелось ослабить большую страну, а после Афганской войны уже нашлись мерзавцы, которые из этой растерянности людей стали вымывать для себя золотой песок, причем именно кровью, не побрезговав для этого решетами из старых как мир религий.

  - Действительно, страшно. Ведь истинно верующий не способен на убийство.
Тихо вздохнула Елизавета Петровна, глядя на него сквозь толстый хрусталь стакана. Подполковника задела ее реплика, ведь его служба была связана с постоянным риском смерти в бою. Но что он мог ответить мирному человеку - признать всех воюющих грешниками? Так, почему же их разум не останавливает озверевших тварей, убивающих даже стариков и детей? В домашнем разговоре с хозяйкой преклонного возраста ему не хотелось спорить.

   - Когда я пошел в военное училище, то не слишком-то задумывался, что придется убивать, - ответил он сдержанно. - И вот я скоро уйду с воинской службы, уже повидав и смерть, и потерю товарищей, и потерю дружбы, и потерю семьи, так как вы уже поняли, что с женой мы тоже недавно расстались, - подполковник все же запнулся и шумно вздохнул. Однако продолжил Алексей уже совершенно уверенным тоном:

     - Наверно, это не солидно в моем возрасте, хотя, откровенность в личных отношениях все же дороже. Ложь страшнее. И понимаете, при всем этом, Елизавета Петровна, я не сожалею о своей военной судьбе в это сомнительно мирное время. Конечно, я слаб в вере, но думаю, что именно с преступников там спросят и за нас - за то, что нам приходится останавливать бандитов даже пулей, чтобы защитить жизнь.

   - Да, Алексей Петрович, вера убеждает, что они сами себе враги. Вы правы, в Библии не все просто, я ведь еще в своей дворянской юности ее читала, по крупицам изучала вместе со священником. И представьте, всю жизнь читаю и постоянно нахожу что-то удивляющее. Скорее всего, в ней для всех времен собраны путеводные истины. И новый смысл открывается в ней каждому новому поколению, соответственно его развитию.

   - Вряд ли каждому поколению, ведь до сих пор мало кто услышал, - тихо возразил ей спецназовец. - Вот и сегодня для нас, что же может быть новой истиной в полном ералаше морали стяжательства, когда общественная нравственность становится все больше юродивой? Значит получается, теперь всем поголовно грозит просто сгореть во время страшного Суда?

  - Увы, ваша правда. Опять падение морали, деградация. Как отмечено у Пророка Исайи, это именно сегодня - сыны погибельные повернулись назад... Провидению все известно. Я в своих размышлениях пришла к тому, что каждому человеку здесь была дана возможность оправдать полученный разум, в заботе и искренней любви. Истинный человек, находясь в этой временной плоти, не поддается земным порокам и отказывается от эгоизма и насилия. Вот послушайте, что об этом сказано в Писании.

     Елизавета Петровна бережно раскрыла книгу в потертом переплете, которую взяла с небольшой полки под светильником, прибитым на стене. Пока она надевала очки и перелистывала пожелтевшие страницы, Алексей выключил закипевший чайник и разлил чай в высокие керамические чашки. Старая дама читала очень медленно и непривычно для слуха, с ударением на как будто второстепенных по смыслу словах и фразах. Но оказывалось, что из-за этого необычного ударения, вдруг открывался совершенно иной, глубинный смысл библейской мудрости: «Ибо человеку, который добр перед лицем Его, Он дает мудрость и знание и радость; а грешнику дает заботу собирать и копить, чтобы после отдать доброму перед лицем Божием».

   Алексею первый раз в жизни читали Библию. В отряде спецназа он никогда не молился, хотя и был крещенным. Из того же, что читала старая женщина, выходило, что добро вообще не способно защищаться, и что злу надо направить насилие, а тот, кто будет служить злу, не спасется и не получит нетленной плоти в вечности. «И возмутятся грешники, обвиняя праведников в том, что те знали Истину, да не открыли ее им. И праведники устыдятся, что не наставили грешников на путь истинный. А затем отделят грешных от праведных. Грешники низвергнутся в ад, а праведные вознесутся на небеса. Произойдет наказание трех ночей. Три дня и три ночи будут страдать те и другие. Грешники от адских мучений, а праведники от разлуки со своими грешными родственниками и друзьями, которых они не наставили словом истины на праведный путь».

  - Вот, видите, как тут написано – наставлять словом истины. А у нас в обществе наставлять словом, пока не очень-то получается. Словесная лавина лжи - это обычный комуфляж преступлений очередных штатных лицемеров. - Алексей, конечно, ничего так и не понял в странной логике древней книги, но посчитал, что чтение перед сном все же успокоило Елизавету Петровну, которая прожила жизнь праведницы и не совершала зла.

   Когда она ушла в спальню, он немного посидел у окна, вдыхая свежий ночной воздух, с запахом цветущих деревьев, а затем еще раз взглянул на большую букву «В» и знак вопроса на зеркале в ванной, смыл ребус губкой и решительно направился в комнату Верочки, чтобы там найти ответ на ее глупую выходку. Алексей мысленно поблагодарил долгожительницу за ее приглашение открыто вникнуть в культурное творчество ее правнучки, изучив ее дневники и странички на сайте. Вчера он это воспринял просто как снисходительную милость престарелой дворянки к одичавшему служивому.

  Привыкнув к тусклому свету небольшого ночника, спецназовец сначала включил компьютер и просмотрел заметки писательницы на ее сайте, упрекая ее за то, что она не уделила внимания любящей прабабушке, которой так дорого ее редкое внимание. Однако на сайте не было ничего нового. Тогда он, почти со злостью, выдвинул верхний ящик стола и увидел, что бумаги в нем все же были переложены. Заметный писательский дневник в вишневой обложке, который давала ему Елизавета Петровна для чтения, теперь лежал не сверху, куда Алексей его положил вчера, а под старой книгой Лермонтова, с закладкой на незаконченной повести со странным названием «Штосс».

    Значит, Верочка все же здесь побывала, когда прабабушка спала. Но причем же он, совершенно посторонний, незнакомый ей человек? Ведь надпись на зеркале была адресована только ему. Подполковник открыл вишневую тетрадь и в досаде стал опять ее просматривать. Как оказалось была исписана целая новая страница дневника. Вверху Верочка написала, что у нее быстро устают глаза. Затем Алексей вдруг увидел интересующую его запись.

   Уже датой, которая поздней ночью стала вчерашней, было помечено обращение именно к нему. Это был своеобразный резкий ответ на его шутливое послание 
«Прекрасной Строптивой Даме». С красной строки она написала: 
«Неприкаянный Демон, конечно же, тоже был убийцей. Но Ваша офицерская честь должна была бы оградить Вас от подлой слежки за мной в присутствии женщины преклонного возраста. Хочется надеяться, что Вы не принадлежите к презренным людишкам, у которых вместо голов торчат лимоны. И мне горько, даже больно от того, что Вы с ним очень похожи. Это объяснит Вам мою минутную растерянность
во время случайной встречи с Вами на ипподроме».

     Странная записка выражала уверенность хозяйки, что ее гневные слова дойдут
до адресата. Что ж, она не ошиблась. Ведь спецназовец действительно нагло переворошил чужие дневники, настырно пытаясь добиться ответа на ее непонятное обращение. Хотя и получил разрешение читать эту тетрадь от Елизаветы Петровны для знакомства с далеким от него миром искусства живописи и литературы. Перечитав запись, Алексей задохнулся от хлесткого оскорбления, высказанного
в такой вызывающей форме, с неприкрытым презрением. Лицо его вспыхнуло, как от пощечины. Это было уже похоже на какую-то изощренную игру, в которую его втягивали совершенно не случайно. Убрав дневник и погасив свет, он ушел в комнату Даши и со злостью стал бросать свои вещи в дорожную сумку. Однако через минуту подполковник подошел к портрету в гостиной, посмотрел на лицо с тонкими чертами и живым взглядом, в котором не возможно было даже на секунду заподозрить хищного стремления кого-то оскорбить или подло заманить в капкан.   
«Нет, милая Верочка, теперь тебе не удастся избежать трудных объяснений. Ни на того напала, как говорится у нас в простом народе. Может быть, у тебя и дворянское воспитание кисейной барышни, выросшей возле бабушкиных светских воспоминаний, однако это не позволяет тебе так абсурдно смешивать с грязью всех остальных. И раз тебе это уже не видно со своей богемной колокольни, значит, будем разбираться. Командир отряда не позволит обращаться с собой, как с желторотым гимназистом из дворянского романа. Слишком уж премудро все обустроено в этом твоем «штоссе». Что это, какая-то старая дворянская карточная игра? Слава богу, не фатальная русская рулетка. Однако азартная дворянская игра, сударыня, не для боевого спецназа».

   В слепой ярости от оскорбления, Алексей сначала хотел было выйти из квартиры на улицу, но он все же сдержался, понимая, что старая хозяйка может сквозь сон услышать стук входной двери. Поэтому командир по-военному приказал себе
не впадать в амбицию и опять зашел на кухню, плотно прикрыв за собой дверь. Чтобы успокоиться, подполковник прихватил из дорожной сумки старый походный нож. Незаслуженное оскорбление настолько затуманило ему разум, что он даже возненавидел себя за свой первобытный восторг перед миром Верочки, в который ему, судя по излитому презрению, вообще не было хода.

     Почему-то с тоской вспомнилась история колумбийской деревни из «Ста лет одиночества» Маркеса, в которой простодушные жители с наивностью долго и упрямо пытались пробиться к другим людям сквозь непроходимые джунгли в заветный свет загадочной "цивилизации". Когда же через несколько поколений им это все же удалось, то оказалось, что там правит тот же обман, что и у хитрых бродячих цыган, издавна торгующих у них в селении привезенными поддельными «редкостями». Из-за солидных барышей они многие годы безжалостно скрывали от поселенцев скрытую дорогу к остальному человечеству. А долго затерянные в джунглях, наконец-то присоединившись к заветному миру, были банально им проглочены, как обычные простачки, червячки с крючка дотошного рыбака.   

      Наверно, жизнь вне казармы спецназовцу вовсе противопоказана, раз и он вдруг сдуру изменил своему привычному распорядку жизни и потянулся к незнакомой писательнице, будто вероломно вторгаясь в запретную ограду ее недоступной души, в каждое ее слово, написанное в синих клеточках вишневой тетради. Почему-то вдруг захотелось быть рядом именно с ней быть и с ее такими космическими от него размышлениями об окружающем. Возможно, где-то в уголке его огрубевшей души появилась затаенная надежда, что и на него вдруг неожиданно налетела та самая небесная любовь. Однако вместо счастья откровенности и взаимопонимания – странное подозрение. Как будто насмешка с тех самых небес: «Нечего тебе, с железными кулаками, лезть в заоблачные высоты. Тебе же в грубых сапогах даже по Уставу гулять по облакам не положено. Для таких, как ты, всегда есть хоровод штатных красавиц на выбор – бери любую и вкушай плоть по своему рангу, а на духовное – не засматривайся. Опомнись, командир, любовь только для небесных богов и для давно избранных ими». Оглушенный абсурдным подозрением Алексей еще несколько минут сидел неподвижно, пытаясь дышать глубже, отбрасывая от себя бессильную злость, сжимающую горло. Как обычно, в такие минуты реальная жизнь толчками горячей крови выворачивала из него самые сильные воспоминания.
Как говорится, на волоске от смерти, на лезвии ножа. И спецназовец, поставив перед собой плотную кухонную доску, стал хладнокровно бить острым походным ножом между широко разведенными пальцами.

     Удар ножа – и перед глазами черный люк боевого самолета и затяжной прыжок в чужую ночь. Другой удар – и взрыв горящего БТРа, и заросший наемник, уже мертвой рукой нажимающей на курок автомата до упора, выплевывающий пули по ногам боевого друга. Еще удар – и испуганные детские глаза, выглядывающие из его забрызганного кровью пятнистого бушлата. Глухой стук ножа – и тошнотный запах своей горелой плоти, и острая боль от осколка гранаты в еще не зажившей ране в спине, которой он пытался прикрыть раненого товарища. Новый удар – и холодный блеск металла, как вспышка от ракеты, тот самый ложный сигнал о том, что боевая операция идет по разработанному плану.

   Кто виноват, что он надолго оторван от обычной жизни среди людей? Кто был тот, который первым взял в руки нож не для охоты, а для убийства, для того, чтобы равнодушно срезать кому-то и так короткую меру жизни, отмерянную земным смертным с далеких небес? Почему? Может быть, прав был тот гениальный поручик, когда-то подбросивший здесь полтинник на удачу, и это все просто пустая игра судьбы, банальный фатализм, из которого все равно нет выхода? Так и у него - всю жизнь учебные игры в войну и боевые операции, в которых нет места игре, потому что мертвые никогда не оживают. Теперь бы он поспорил с самим Маркесом, утверждающим, что человек не связан с землей, если в ней не лежит его покойник. Если так, то скоро на земле живой ноге и ступить будет некуда. Прийдется всем скопом до времени на небеса перебираться и там дожидаться Суда Праведного из Святого Писания? Однако реальность на сегодня такова, что тебе Резин, надо остановить смертельную пулю. Все так же тебе Алексей Петрович, надо быть всегда в боеготовности, без вспышек кинокамер и ярких журнальных обложек, с белозубым оскалом Рембо. А так, в серых армейских буднях, всегда на посту, подтягивая и вытягивая на себе неопытных пацанов, чтобы вовремя спасти и научить спасать других. Так, без огласки, привычно жить где-то в глуши, неприметно нести службу. И как обычно на военной службе, поморщившись, сковыривать струпья
с очередной свежей раны и по утрам, подтянувшись на турнике раз десять да от отжавшись от пола – так разов сорок, по привычке, мимоходом, затем пробежаться с молодыми в полной выкладке с «боевым», с килограммами так с адцать. Это для тебя каждый день военная команда – «Смирно! Подъем! Вперед!» И при этом ты должен сам не озвереть, не сметь ныть у бутылки с горькой и не бить себя в простреленную грудь, чтобы пожалели.

     Через несколько минут командир отряда все же успокоился. Однако принять от женщины такое бессмысленное обвинение в подлости подполковник  отказывался. Никто в жизни, даже те, к кому он относился с презрением, не могли бы его упрекнуть в подлости или в чем-то грязном. И вдруг такое оскорбление именно от той, к которой так потянуло, первый раз в жизни так по-мужски, осознанно потянуло, как раз в момент осмысления всей своей прожитой жизни. Ну что ж, возможно, в этот раз ему придется уехать отсюда без объяснения. Но он еще вернется. Хотя, может быть, за оставшиеся пять дней отпуска неуловимая Вероника еще появится дома, и они смогут с ней объясниться и освободиться от загадочных недоразумений. Алексей постоянно помнил об Илье, который и на службе находил минуты для раздумий и художественного творчества. Теперь и он решил-таки наверстать упущенное за долгие годы «казарменного состояния». Командир собирался уехать в свой горный гарнизон с новой подборкой книг. Уже пора и ему начать свою «вишневую тетрадь», уже и ему есть о чем рассказать. Хотя бы для того, чтобы потом отдать почитать Илье в Москве.

    На душе было гадко. Но ничего, сейчас он успокоится и все же отнесет завтра вечером после горной экскурсии дневник боевого офицера на Машук к обелиску Лермонтова, как и было обещано ему при расставании в Москве. Остро отточенное лезвие походного ножа слегка задело по касательной грубую, мозолистую ладонь спецназовца, забрызгав густыми каплями крови прочную кухонную доску. Алексей поругал себя за внезапную вспышку раздражения и начисто вымыл стол и доску. Затем сорвал и прижал к ране колючий лист цветка алое, уютно прижившегося
в синем горшке на подоконнике. Подполковник курил у окна давно лишнюю сигарету
и убеждал себя, что возникло обычное недоразумение, такое бывает в гражданской жизни. Да и ему ли, прожженному вояке, носиться со своим уязвленным самолюбием?

     Вряд ли Верочка хотела упрекнуть именно его. В конце концов и здесь мог найтись кто-то из «доброжелателей», для которого их знакомство и сближение могло быть совсем некстати. Вполне возможно, что кто-то увидел, как он огалтело побежал к ней на ипподроме, и посчитал такое знакомство ненужным служивому из отряда спецназа. Однако подполковник Резин не будет играть ни по чьим правилам в темной карточной игре бубновым валетом, которого пытаются нацепить на погоны, как мелкашку-шестерку. Для Алексея вопрос его офицерской чести и личной свободы был железно выверенным и никогда не подвергался даже мысленному сомнению.   

Докурив сигарету, подполковник решительно направился в комнату писательницы. Достав еще раз ее вишневую тетрадь, он уже хладнокровно перечитал язвительное обращение к нему, а затем и строки выше. Вероника писала, что решилась на «дерзкий литературный эксперимент» - дописать не законченную Лермонтовым повесть «Штосс», и что первым ее читателем и судьей станет, конечно же, Елизавета Петровна, которая на слух прекрасно воспринимает неповторимый язык Михаила Юрьевича. «Интересно, на что же ты посмела дерзнуть», - вполголоса, уже совершенно спокойно произнес Алексей, открывая заложенную закладкой небольшую историю в старой книге.

         Оказалось, что молодой писатель до роковой дуэли в Пятигорске успел написать всего несколько страниц своей последней повести. Он начал писать ее
в Петербурге как раз накануне своего отбытия на Кавказ. К удивлению Алексея, повесть была мистической, с претензией стать оригинальной страшилкой. В ней был показан молодой художник Лугин, совершенно растерянный в жизни слабый тип, и это ему представлялось, что в современном дворянском обществе у людей «вместо голов лимоны». Поэтому он уединился от светской жизни в страшной квартире, которую приобрел специально, узнав, что после странной смерти прежнего хозяина в ней почему-то боялись жить люди. Осматривая богатый дом, художник был поражен огромным портретом странного старика в гостиной, со злобной ухмылкой, и уже подсознательно в уединении ожидал проявления в заброшенном жилище чего-то рокового. Лермонтов мастерски изобразил трепыхающего меланхоличного типа, когда тот в полночь, как и положено по закону жанра, содрогнулся от страха, услышав
в пустой квартире зловещее шарканье стоптанных туфель усопшего хозяина Штосса.
Именно его жуткое изображение вышло из старой картины познакомиться с новым жильцом. Лугин все же смог побороть свой ужас и принял пари от мерзкого привидения, начав с ним долгую партию в карточную игру штосс на деньги, чтобы выиграть «неземную любовь призрачной девы». По ночам во время карточной игры эта прекрасная дева изредка витала за спиной экзальтированного художника. Однако он катастрофически проигрывал мистическому персонажу.

   Тонкой линией Вероника подчеркнула несколько строк и пометила на странице карандашом: «состояние самоедства». Чтобы сосредоточиться, Алексей прочел подчеркнутое ею вполголоса: «Как часто он делал зло именно тем, которых любил, какая дикая радость иногда разливалась по его сердцу, когда видел слезы, вызванные им из глаз, ныне закрытых навеки». Неужели я показался ей схожим с таким истеричным хлюпиком? Чушь несусветная! Интересно, что на это сказал бы Илья да и другие мужики из отряда!

    Скорее всего, я просто попал под руку, лихорадочно сжимающую авторучку в потугах творческого вдохновения, и стал банальным козлом отпущения для экстравагантной дамочки! Видно, не зря Даша меня предупреждала, что не стоит ничему удивляться, если вдруг ее пропавшая мамочка наведается домой. Однако, может быть, все намного проще? Понравился я ей с первого взгляда на ипподроме, вот и решила позаворотистее закрутить голову мужику? Так вот, сударыня, для меня все это - просто ваши женские штучки-дрючки. Конечно, не такие примитивные, как у юной красотки Марины, но те же женские штучки».

        Засыпая, Алексей уже со спокойной улыбкой вдруг вспомнил, что Вероника в своей записке называла его еще и неприкаянным Демоном. «Так, все же не совсем ясно, на кого это я так похож? На допотопного светского художника-истерика или на злобного Демона – рокового убийцу? Ух, ты, куды это меня в сапогах занесло! Даже поэтично! Как там в царские времена у них было принято в офицерском собрании - аксельбанты и мазурки, с томными мадригалами в женских альбомах!» Однако самая бдительная, не засыпающая мысль, как будто толкая его в бок, прорвалась уже сквозь сон подполковника, язвительно ущипнув: «А у зеркала, что было, ведь буква «В» так и осталась со знаком вопроса? Прослушка тут у нее
в квартире, что ли? Это уже полный бред». 

      Спал Алексей без сновидений и утром был немного раздражен. Такой отдых перед тяжкой службой ему уж точно был ни к чему – с поэзами и цветочными романами. Надо же, и его зацепило, к чему бы это? «Хотя, павлины, говоришь?
Хм, душа никак не стареет и еще просит высокой любви? Это вы тонко заметили, пресветлая Елизавета Петровна! Ничего, узнаем и мы всю правду о безгрешной душе, когда поступит небесный приказ о ревизии тех роковых трех дней и ночей вселенского наказания, - бубнил он себе под нос, зашнуровывая крепкие кроссовки. - Пусть не думают, что только у них на небесах все предусмотрено.
Мы у них там тоже за всех наших недолюбивших ребят спросим. Пусть ответят, для чего им было назначено здесь службу несть».

     Спрятав под куртку тетрадь друга, Алексей почти бегом помчался к автобусу. Раннее утро было туманным и прохладным. «Как бы нас в горах не застал дождь», - подумал подполковник, вспомнив, что в Приэльбрусье весной часто бывает сползание грунта на дорогу и даже сель с камнепадом. Проснувшись после беспокойной ночи, он всячески настраивал себя не морочить голову чужими фантазиями и не участвовать в странных женских интригах. Да и зачем это ему надо? Через пять дней заступать на службу в отряде. «А если вдруг строптивой дамочке почему-то неймется, так это ее проблемы. Сильно припечет, сама его найдет и объяснится».         
                гл. 6

      В дальнюю поездку в Прэльбрусье шумная группа, на удивление, собралась вовремя и в полном составе. Автобус отправился из города в сторону туманной двуглавой горы ровно в семь утра. Экскурсию на это раз проводил опытный пожилой экскурсовод, наверно, бывший учитель истории. В автобусе рядом с Алексеем сидел лысоватый парень Вадик. На вид ему было около тридцати лет. По тому, как он несмело попросил у подполковника разрешения занять место у окна, он понял, что тот не служил. Алексей согласился, но усмехнулся, язвительно ему заметив:
   - Что, укачивает на поворотах? Не служил? Видать, слабо тебе. Наверно,
в столице всегда находится больше причин улынивать от службы? Теперь тебя и
в мягком автобусе укачивает, а лет так через пять – и живот к земле притянет.

От насмешки офицера Вадик покраснел, но оправдывался перед ним не настырно:
  - У меня с детства, как оказалось, плоскостопие. И сейчас я подумал, что
в долгой дороге у окна успею что-то интересное зарисовать в блокнот. Понимаете, я вообще-то, рисую.
  - Рисуй, бывает, - сказал уже спокойно Алексей, вспомнив о тетради Ильи с его зарисовками видов Кавказа. Он же мечтал как следует выспаться в нудной дороге. На выезде из города автобус остановили на посту. Экскурсовод вышел со списком группы. Старший лейтенант, вошедший в салон, увидев подполковника, козырнул ему и сразу отпустил транспорт по маршруту. «Где-то виделись, может быть, в штабе», - подумал подполковник, упрекая себя за то, что не может избавиться от мыслей о Веронике, которая продолжала преследовать его своим строптивым характером. Под монотонный рассказ экскурсовода он вспоминал себя раньше, как
у него было прежде с другими женщинами. И выходило, что раньше-то у него никогда и не было этого праздника ожидания любви. Раньше сердце почему-то
не задыхалось. А теперь он сам себе признался, что, бросив первый взгляд на портрет над роялем, он сразу задохнулся.

      Под шум колес Алексей почему-то вспомнил высказывание в ее дневнике об обычных прохожих, которых сегодня никто не замечает. И они уходят из жизни, так и не высказавшись, с недоумением прожив в обществе, где так много неправильного, но нет потребности в мыслящей личности, обреченной на безмолвие. Признавшись себе в нежданно налетевшей любви, Алексей уже заочно принимал в ней все - ее искренность и грусть, даже страх за далекое от него искусство, которое "жиреет", потребляя большие деньги, и все дальше «уходит от живого,  человеческого». Подполковника поразило ее почти детское, категорическое несогласие принимать страдания людей вообще, в любых проявлениях. Теперь Алексей мог сознательно подписаться под каждой ее строчкой. Эта притягательная женщина была целым миром, который тянул его сильнее земной гравитации. Однако он хотел не покорить ее, чтобы самому утвердиться перед сильной и умной женщиной, как нередко утверждается мужское начало. Хотелось, наоборот, стать неприметной ее опорой и надежным продолжением. Быть рядом, чтобы защитить этот хрупкий мир, прикрыть собой от бед. Хотя, что еще другое он может ей предложить, если вообще он может быть ей зачем-то нужен.

   Алексей опять вспомнил, как вчера случайно увидел Верочку на ипподроме, и теперь пытался представить себя со стороны - как он бежал к ней, сломя голову, как встретился с ней глазами. Теперь ему было тепло от своего непривычного состояния, которое обновило его спартанский дух и стряхнуло въевшийся скептицизм. Возможно, так она и приходит эта самая главная любовь в уже умное сердце? «Да, незадача получилась. А вдруг так закрутит, что и не отпустит?
И что это ей обо мне вдруг такое странное привиделось? Хорошо бы все же объясниться с ней до отъезда в отряд».

       В утомительной горной дороге Алексей все же ненадолго задремал. И его разбудили взбудораженные голоса туристов, когда автобус уже въезжал в Тырныауз. В старые времена здесь был небольшой аул, но с основанием в Нальчике русской крепости 1822 году, все в округе постепенно преобразилось. Подполковнику три года назад как-то пришлось быть здесь проездом по службе. Бесспорно, небольшое местечко, казавшееся игрушечным из-за нависающих над головой скальных стен узкого каньона, выглядело необычно. Однако то, как оно было воспринято гражданскими туристами, его даже позабавило. Водитель остановил автобус, и все вышли, чтобы запрокинув головы в вверх, как следует осмотреть необычный для столичных жителей горный городок.

    Он разместился в очень глубокой долине Баксана на узких речных террасах. Отвесные скалы вокруг вздымались ввысь почти на трехсотметровую высоту. Над головой покачивались две нитки подвесной канатной дороги, по которой доставляют на работу горняков вольфрамо-молибденового рудника. Туристы, несмотря на пасмурную погоду, начали фотографироваться, как они выразились: «На фоне неба
с копейку». Экскурсовод дотошно рассказывал историю освоения края с 30-х годов и о военных событиях, когда элитная, вышколенная в Альпах, немецкая группировка «Эдельвейс» рвалась сюда к этим самым рудам, укрепляющим броню танков. И сколько же тогда было отдано человеческих жизней, чтобы остановить фашистского зверя!

       Алексей тоже смотрел на «небо с копейку» и философствовал о копеечных судьбах простых людей. Ведь копейки никто не считает, их обычно запросто выбрасывают. Так и в этих горах - кто-то романтично стремится покорить снежные вершины, доказывая свою пресловутую мужскую выдержку и силу мышц.
А кто-то, молча, так как он со своими бойцами, выполняет это на службе обыденно, ради единственной жизни других. Вряд ли задумываются взявшие право власти, что в каждой живой копейке – чье-то одно единственное небо, которое отражается во всех, как в каждой, даже самой малой капле воды.

  Суровая служба все же не убила в нем ощущение неповторимости каждой жизни, неповторимости каждой, пусть даже грешной, единицы. Подполковник уже без досады понимал, что его военная философия вряд ли могла сделать из него великого полководца, для которого человеческая единица обычно была бросовой монетой. Вот и теперь, уже возвращаясь после ранения, Алексей знал, что никогда не простит себе последних потерь в отряде и тоскливый взгляд почти обездвиженного теперь Ильи. 

       Когда выехали из города, спецназовец уже заинтересованно посмотрел на сидящего рядом Вадика, который быстро и мастерски набросал карандашом в большом блокноте вид снизу на подвесную дорогу к молибденовой горе. «А, и правда, чего я на всех кидаюсь, точно неприкаянный Демон», - Алексей опять вспомнил досадную записку Вероники. Слово «убийца» он о себе не мог произнести даже мысленно. Кажется, в поэме у молодого поэта злой Демон был виновен в смерти прекрасной девы? «Необычное сравнение с боевым офицером.

Наверно, такая сложная поэза не для моих спецназовских мозгов. И все же, на что же это она так настойчиво намекала? Никак не могу выбросить ерунду из головы», - думал подполковник, горько усмехаясь рассказу добросовестного экскурсовода о дружбе и гостеприимстве горцев. «Как бы это было славно, но  в реальности и они все разные. Увы, вряд ли добросердечные стреляют из-за угла кому-то в спину. До чего же обрыдла лицемерная демагогия. Кто-то напридумывал прописную мораль, а теперь мы за это платим здесь жизнью. До каких же пор люди будут жить дикарями, разделяя мир на своих и чужих».
       
    На окраине городка водитель остановил автобус у небольшого рынка с сувенирами и поделками народных умельцев. Как обычно, торговали больше женщины, предлагая приезжим различные вязаные изделия. Подполковник тоже  вышел из автобуса и по привычке посмотрел по сторонам, все было спокойно. Внезапно к нему подошла Марина. Оказалось, что ей захотелось объясниться с ним наедине, пока группа была занята покупками. Она тихо попросила его забыть об ее безбашенной глупости в гостинице и не думать о ней пошло.

  - Я сама, дура, виновата, прости. Видно, обрадовалась, что вырвалась от строгих предков, вот меня и понесло, как дикую овцу на воле. Ты просто спиши это на мою женскую прихоть и неожиданную женскую аварию.
 - Главное, чтобы ты сама не держала на меня зла. Мне непростительно, при моей-то седине, - сдавленно ответил Алексей, упрекая себя в постыдном грехе. Теперь он предполагал, что уловку с ключом красавица задумала еще в парке. 

  Марина быстро отошла от него, чтобы не привлекать лишнего внимания женщин. Любопытные в группе уже вовсю обсуждали ее внезапный бурный роман с молодым деканом. Но Алексей вдруг с тоской подумал об оставленной дочери, которая будет теперь в Москве совсем одна со своими ошибками и грехами юности. Вряд ли ее мамочка в новом «брачном сезоне» будет с ней говорить «по душам», как сердобольная Елизавета Петровна со своими девочками. Странная все же эта житуха, как просто заметил его боец Пашка. В ней зачастую доводится потакать своей минутной страсти. Однако, если бы Алексей тогда в молодости не женился бы сдуру, то получалось, что его дочери и вовсе не было бы на свете. 

                ***

       К заснеженному Чегету они приехали к обеду. У горного русла бурлящего Чегема произошла вынужденная остановка - на трассе расчищали узкую дорогу от камней, смытых таявшим снегом и весенним дождем. Поэтому экскурсовод предложил им взять с собой еду, чтобы перекусить на небольшой поляне над гудящей рекой, переполненной снеговой водой. «Как там сейчас в Теберде?» - Вдруг вспомнил Алексей Дашу и Анну Сергеевну, - как бы и их дождь в горах не перехватил. В это время года камнепады в горах особенно опасны». Оглядывая окрестности, Алексей сразу же профессионально определил, что больших дождей здесь в последнее время не выпадало.   

        Места были действительно живописные. Они уже были на высоте полутора километров над уровнем моря. Девчонки в автобусе откровенно визжали от восторга – с ледника Азау по древним моренам стекали белые реки верхнего Баксана. Еще запорошенные снегом хвойные деревья зеленели на фоне оживших белых пунктирных берез, невообразимо упрямо прорастающих из скалистых глыб, нависающих над бурным руслом Чегема. Быстрая чистая вода отражала танцующие блики горного солнца. Алексей немного прошелся вдоль каменистого берега – участвовать в веселом пикнике не хотелось, да и портить беспечным спутникам аппетит своим угрюмым видом тоже не хотелось.

    Он постоял некоторое время над рекой, удивляясь своему новому восприятию природы. Его внимание привлекли несколько засохших старых берез, проживших, на взгляд, лет сорок в расколе базальтовой скалы. Их еще крепкие ветви были омертвевшими, и на них не было и намека на зеленые почки. «Прожили в камне и умирают стоя, никем не замеченные, без надежды на оживление. Наступившая весна уже заметно сдвинула залежи снега на склонах гор. Вот и меня почему-то на лирику потянуло, прямо прорвало. Как видно, заразился воздушно-капельной инфекцией от воздуха духовной идиллии в необычной квартире».         

  На привале женская половина тургруппы немного обособилась - грузная тетя Валя показывала вязаные вещи их козьего пуха, купленные на выезде из Тырныауза. Всех женщин умиляли крохотные лапотошки, которые бабушка купила своему «младшеньму», только учившемуся ходить внуку. К ней подошли две Тани и стали с интересом рассматривать детские вещи.
 - Какая прелесть, - расхваливала Таня «большая», с восторгом надев на руку искусно сплетенные маленькие теплые тапочки», - при этом, ее простое лицо со вздернутым носом необычно похорошело.

    «Да, вот и ей бы замуж давно пора», - подумал с теплой жалостью, совсем по-оцовски Алексей. – И какие же, мы мужики, все же сволочи. Как вороны, с первого взгляда кидаемся на все блестящее. А потом всю жизнь кусаем локти, что сдуру не туда влипли. И почему-то именно злобным стервам всегда и достаются самые лучшие мужики». Как бы в ответ на его размышления о «счастливых стервах», Таню грубо перебила москвичка Элеонора, которая постоянно ныла, что «отбывает» эту турпоездку по прихоти своего мужа.

  - Фу, какая кустарщина! Да таких лапотошек на каждом московском рынке теперь полно - разлезутся через неделю. Только пух от них потом из квартиры будете целый год выметать. Такая гадость, что и пылесосом не ухватишь.
  - И как же вы умудряетесь так жить, что уже и дышать не можете, чтобы не сказать кому-то гадость, - оборвала ее Таня «маленькая», подавая тете Вале детские вещи. - Даже горная природа не восхищает вас! Невыносимо слушать!   

 Действительно, пышная дамочка вела себя в группе открыто вызывающе. Все дни она прилюдно упрекала молчаливого мужа за то, что тот чуть ли не насильно потянул ее на Кавказ по заветным местам своей студенческой юности.
 - Мне, девушка хорошая, в таком страшном месте как-то танцевать не хочется. Грубовато отозвалась москвичка, опять упрекая своего простодушного мужа:
 - Ведь я его предупреждала, что давно бы пора проснуться. Ну, сколько можно летать в летаргических снах Визбора и Кукина? Для меня вся эта его романтика хуже горькой редьки. Не зря сейчас вокруг талдычат - несчастное поколение семидесятых. Вечный бессеребреник, интеллигент Женечка - «Привет и с легким паром!» Но пока такие Женечки летают в розовых мечтах о незабываемых горных вершинах, крутые Ипполиты подгребают под себя надежные блага жизни".

  - А вы хотите, чтобы и он превратился в крутого крота со счетами под мышкой, а вы при нем станете богатенькой тетей мышкой? - С юмором вступилась за молчавшего дядю Женю Таня «маленькая».

  - Ничего, сейчас все fashion girls выбирают себе именно крутых кротов, а если ты себя мнишь невинной Дюймовочкой, то так и останешься в цветочном горшке, потому что в современном брачном расписании порхающие волшебные эльфы не предусмотрены. Знаешь, Танька, в молодости все мы дуры и визжим от счастья на первые попавшиеся штаны. А вот потом впадаем в кому от ужаса, особенно, когда помыкаемся по чужим углам. И когда рвем на себе волосы, то  вспоминаем поговорку – видит око, да зуб неймет! – Вызывающе ответила Элеонора, хотя всего час назад на весь автобус заявляла, что ее Женечка сделал карьеру в науке и уже «зам. главного» в известном Московском НИИ. 

  - Кому что дороже, - многозначительно проговорил экскурсовод, подмигнув молодым девчонкам, которые улыбнулись сравнению маленькой Танечки со сказочной Дюймовочкой. И чтобы немного сгладить грубость эксцентричной москвички, шутливо добавил, с кавказским акцентом:
  - На востоке говорят, что истинно женское сердце невозможно завоевать и караваном богатства. Любовь всегда остается самым необъяснимым таинством.

  - Хорошо петь песни о «таинстве прекрасной любви», когда ты живешь в комфорте, в полном шоколаде, как теперь принято говорить, - резко ответила Элеонора, стряхивая сухую траву со светлых брюк.
- Я же своего просила полететь в этот отпуск в банальную Турцию. Там в это время уже можно и в море искупаться. Первый раз за три года ему в НИИ дали отпуск в теплое время, так он меня потащил на Кавказ. Ведь знал же, что для меня это невыносимо! Теперь я здесь каждый день шарахаюсь от страха - кругом военная форма, и вот еще камнепад на разбитой дороге.

  - Все будет замечательно, вам у нас понравится! – Примирительно уговаривал ее экскурсовод. - Посмотрите, какая красота, а вот и солнышко показалось.
Вы сейчас подниметесь вверх на канатной дороге и совсем рядом увидите снежный Эльбрус. Такую горную панораму невозможно забыть, и вас обязательно еще сюда потянет. А в Турцию успеете съездить, это теперь запросто.
  - Ну, меня уж точно сюда больше никакими коврижками не заманешь. Я не могу
на каждом шагу оглядываться и вечно всего бояться! 

     Алексею стало противно слушать женскую истерику. Он отошел к реке и закурил, почему-то было досадно за мужа капризной москвички. Но в глубине души подполковник поздравил себя с тем, что после развода избавился от подобного унизительного положения. Однако молчаливый москвич вдруг сам подошел к нему и тоже закурил, громко представившись, подавая руку: «Женя, тезка знаменитого киношного Жени». Оглушительно гудящая в узком каньоне река мешала нормальному разговору.

  - Ты давно здесь служишь? – Громко спросил Женя, пытаясь перекричать ревущий поток воды.
  - Да уже почти десять лет, - ответил Алексей проницательному ниишнику, который сразу подметил, что кавказская экзотика была ему не в диковинку.
  - Ты не реагируй на мою Эльку, бесполезно. Я давно уже не удивляюсь, что ей ничего не стоит испортить нормальным людям настроение. Иногда и меня так допечет, что вообще никуда не хочется с ней ехать. Постоянно только и жду, что она в следующий раз отморозит. Даже от людей стыдно.

  - Что скажешь, суперсовременная женщина, без тормозов, - сдержанно ответил Алексей. - Обычно, таких у нас уже сразу воспринимают адекватно. Ведь не в дворянском собрании живем. Тут я случайно вчера вечером в книге у классика прочел: «Заезжая певица пела из Шуберта на слова Гете «Лесной царь». Наверно,
в том обществе такую вспыльчивую даму воспринимали бы по-другому.
А теперь сразу ясно, что ей все равнобедренно, в смысле, не до особо утонченной морали. 
Подполковник понимающе кивнул своему тезке по горькому браку в супружеской жизни, удивляясь, что вдруг вспомнил витееватую фразу из ночного чтива.

  - Не знаю, - наверно, из-за гудящей воды Женя плохо расслышал его фразу, - моя Элька книги совсем не читает, - обреченно махнул рукой интеллигент.   
  - Так ты, что ж, сам прикипел к ней навечно или дети возле нее держат? - Внезапно с сочувствием спросил Алексей, мысленно ругая себя, что втянулся
в личный разговор с чужим человеком.

  - Нет, просто живу рядом, чуть в стороне от ее дурости, как наблюдатель. Может быть, до нее когда-нибудь все же и дойдет. Хотя, пару раз уже уходил из дому, когда сильно допекала. Но ты посмотри вокруг! Ведь и другие женщины теперь все сплошь меркантильные, как будто с картонными лицами.
  - Тебе жить, - резковато ответил командир спецназа.

Он был плохим советчиком в чужих семейных передрягах. В гражданской жизни для него все выглядело сложнее, чем в гарнизоне. Да и сам Женя давно понял, что живет с чужой. Скорее всего, Элеонора была хитрая штучка и умела быстро приспосабливаться, так сказать, выгодно меняя окраску, по обстоятельствам. Алексей вспомнил рассуждения Елизаветы Петровны об ушлых современных типах, подобных хамелеонам. Вот и Верочке досталось от своего «бывшего». Думая о ней, он уже понимал, что и сам еще не жил по-человечески. Странно, но всего неделю назад подполковник одернул бы любого, кто вздумал ему намекнуть о какой-то женщине вообще в дальнейшей его судьбе. Теперь же Алексей был очень счастлив
от того, что она есть. Вспоминая Веронику, он слушал в себе мелодию голоса женщины, неожиданно оживившей его грубое сердце. 

     Женя по-дружески попросил Алексея сфотографировать его в каньоне горной реки. Рассматривая москвича в объектив, спецназовец подумал, что никуда в этой грешной жизни от «Жени» ни денешься, и ему даже стало не по себе от мысли, что все наши романтики «Жени» вдруг могут исчезнуть. Когда туристов позвали в автобус, подполковник, достав из кармана куртки монету, бросил ее в клокочущий поток реки, как говорится, наудачу. Все-таки хорошо, что он выехал сегодня из города, а то, как мальчишка, ждал бы целый день свою Строптивую Даму, придумывая, что сказать ей при встрече. Или тоскливо слонялся бы из угла в угол, выискивая несуществующую разгадку на ее фантазии и мистические ребусы. 
       
  В предгорье Приэльбрусья открылся потрясающий вид сурового Чегета, с давно освоенной надежной трассой для катания на горных лыжах. Пока экскурсовод проводил инструктаж, как необходимо вести себя на подъемнике, Алексей по привычке присматривался к окружающим. На удивление, приезжих было много, хотя лыжный сезон для спортсменов давно закончился. На канатке возникло веселое оживление, так как съехались одновременно несколько тургрупп. Таня «большая» заботливо напоминала своим, чтобы все надели теплые куртки – перепад температуры вверху был больше десяти градусов. Раскрасневшиеся лыжники, спускавшиеся с верхней площадки Чегета, были одеты по-зимнему.

   Ожидавших в очереди Танюша «маленькая» развлекала не очень веселым анекдотом о наших пенсионерах, которые уже счастливы тем, что большую часть жизни проживают то в Мексике, то в Бразилии, то на каких-то экзотических островах теплого океана. Конечно же, путешествуют наши старики в сериалах, лежа на любимом диване перед телевизором. Алексей хотел было ей возразить, помня о весьма активной семье Вероники, но тут его привлекли два подозрительных типа. Они прорвались на канатку без очереди и, вызывающе раскачиваясь в одинарных креслах, пьяно ржали, развязно показывая грубыми жестами в сторону двуглавой горы. Не вникая в пьяные выкрики, Алексей все же решил подняться первым в своей группе, потому что наверху от таких придурков можно было ожидать чего угодно.

            Во время подъема на однокресельной канатной дороге всех охватило восхищенное состояние близости к прозрачному горному небу, которое среди снежных вершин над хрустальными ледниковыми потоками казалось огромным крылом летящей синей птицы. На подвесных креслах возникало легкое чувство парения в полете на этом воздушном небесном крыле. Оглядывая ожившие под солнцем склоны, покрытые вековым льдом, Алексей вдыхал его весенний запах и, совершенно забыв о недоразумении, вспоминал близкие Верочкины глаза на ее фотографии с дождем и искристые в гневе при встрече с ней на ипподроме.

  Пережив обиду и уже спокойно все обдумав, он все же решил довериться своей мужской интуиции, а не ее сбивчивой записке, больше напоминавшей записку растерянной школьницы. Теперь Алексей был почти уверен, что при встрече с ним на ипподроме она была смущена. И не просто смущена, он ей тоже понравился с первого взгляда. И убежала она именно поэтому. «Так что, командир, - еще не все потеряно! Как там наши бойцы говорят – будем жить, ребята!» Чистый, тающий лед все же необычно пахнет ранней весной, даже голова пошла кругом.
                ***
      На небольшой площадке, где высаживалась группа, было многолюдно. Длина трассы канатной дороги составляла 1600 метров. Они уже поднялись на высоту  2750 метров над уровнем моря. Это была нижняя площадка с удобным обзором и уютным кафе. Сугробы снега внезапно возвратили всех в зиму, и это было здорово. Подуставший экскурсовод попытался собрать своих вокруг себя и громко рассказывал об освоении этих горных трасс спортсменами и туристами с момента появления здесь цивилизованного курорта в прошлом веке. Алексей немного поморщился, услышав о развитой цивилизации, вспомнив, в каком восторге он был вчера от точного высказывания Верочки, записанном в ее вишневом дневнике.

    Она сравнивала современное состояние цивилизации с животной цивилизацией
в африканской саванне. Совершенно точное наблюдение, хотя и не слишком  оптимистичное, на ближайшее время, во всяком случае. Туристы, несмотря на пролетавший снег, суетливо бегали с фотоаппаратами и кинокамерами, не слушая экскурсовода, а затем, угомонившись, подходили к мангалу с горячими говяжьими шашлыками, обильно политыми острым кетчупом. Несколько кавказцев с улыбками и шутками подавали приезжим вкусное мясо, зная, что и через много лет они будут
с восторгом вспоминать неповторимую экзотику Приэльбрусья. 
            
     Подполковник, побродив по площадке и насмотревшись на заснеженную двуглавую вершину Эльбруса, зашел в уютное кафе «Ай» выпить горячего кофе. Небольшое строение занимало большую часть промежуточной станции канатной дороги перед следующим подъемом на лыжную трассу. Командир отряда присел у огромного пылающего очага, вымощенного горным камнем в середине овального зала. Он с удовольствием протянул к горящим углям окоченевшие на морозе руки. «Все-таки, как хорошо, а может быть и еще лучше, если она будет рядом со мной», - загадал Алексей с каким-то мальчишеским упрямством, глядя в гудящий огонь, вздрагивающий на раскаленных углях сосновых поленьев. Оранжевое пламя, с треском раскалывающее дрова и выделяющее густой, смолистый аромат хвои, на минуту его заворожило. Впервые после многих тревог им овладело непривычное ощущение жизни, и где-то в глубине вздрогнула еще нетронутая лирическая струна, дающая совершенно новое восприятие природы. Теплый древесный запах погрузил
в невесомость тишины спокойной жизни.

    Но вдруг широкое дверное стекло разлетелось вдребезги, и к очагу, прямо
к ногам притихшего Алексея, покатилась надбитая бутылка из-под Шампанского. Подполковник мгновенно выскочил из кафе и быстро оценил обстановку. Возле мангала с шашлыками возникла драка. Однако, если внизу это была бы просто драка, то над отвесной горной пропастью она могла стать непредсказуемой и
не только для дерущихся.

        Затеяли драку, как он и предчувствовал, замеченные им еще внизу двое подвыпивших мужиков из бывших служивых. Издали Алексей услышал, как один из придурков уже с разбитой губой, сплевывая кровь, сквозь мат орал кавказцу, что тот вспоминает свой родной Казбек, потому, что у его горы только одна 
«голова», а у Эльбруса, как на Российской короне – две. Отдыхающие шарахнулись от них в сторону, и экскурсовод предусмотрительно начал отправлять людей по одному по канатной дороге вниз. Могла возникнуть давка, и поэтому первыми отправили нескольких женщин с подростками. Подбежав к мангалу, Алексей увидел, как собутыльник обиженного придурка ударил кавказца ногой. Все произошло, как обычно в таких случаях, мгновенно.

         Один из кавказцев выхватил нож, которым нарезал мясо, и полоснул им пьяного по руке. Другой кавказец попытался перехватить его, чтобы связать, но тот кинулся от него в сторону и, расталкивая туристов, двинулся к канатке. Алексей бросился ему наперерез, однако буквально на секунду не успел. Тот увернулся от него, но споткнулся и полетел мимо подвесного кресла, лишь чудом успев ухватиться за движущееся сидение, и беспомощно завис над пропастью на пораненной руке, из которой уже изрядно хлестала кровь. Алексей, не раздумывая, кинулся за ним в следующее кресло.

Женщины на площадке закричали, возникла паника, никто не знал, как задержать или остановить канатку. Экскурсовод метнулся вызывать дежурных, но Алексей этого уже не видел. Он с остервенением отрывал рукава на своей куртке, чтобы было возможно держаться за трос и попытаться вытащить зависшего над пропастью. Тот от страха совсем протрезвел и с немой надеждой и ужасом смотрел на передвигавшегося к нему по тросу спецназовца.

  - Подтянутся немного сможешь? – Пытался поддержать его разговором Алексей, понимая, что вопрос риторический, потому что из обвисших спортивных брюк вывалилось внушительное засаленное брюхо, наполненное пивом и водкой.
  - Ты держись, я к тебе сейчас переберусь. Но ты за меня сразу не цепляйся,
а то моментально оба ухнем в пропасть.
  - Прошу, командир, не бросай меня, я постараюсь, служил ведь. Только вот сегодня выпили с корешем и сдуру зацепили местных. Я вообще звал Петруху вернуться на базу, а он на канатку полез. Знаешь, у меня был повод сегодня выпить, сестра племяша родила, телеграмму утром получил.

Пока он выкрикивал Алексею свою беду, спецназовцу удалось перебраться по тросу к его креслу.
  - Ну, ты, командир, железный молоток, уважаю. Если даже не вытянешь меня, борова, все равно уважаю. Я совсем разжирел, от пива разжирел. Мы с тобой в разных весовых категориях. Я когда служил, еще был мужик, а теперь – совсем квашня.

В этот момент подполковник, зацепившись ногами за кресло, крепко ухватил его за пораненную руку, пытаясь не сильно раскачивать кресло. Вдруг канатная дорога резко остановилось. Однако, как оказалось, так было еще опаснее - холодный верхний ветер начал раскачивать зависшие над пропастью кресла в разные стороны.
  - Сильный ветер, лучше опять запускай помалу, - крикнул Алексей дежурному, подтягивая на себя несчастного и помогая ему ухватиться за кресло здоровой рукой. - А ты теперь молчи и слушайся! Без команды – ни одного лишнего движения, почти не дыши. Мне надо дышать за нас двоих, и еще молись, мужик, чтобы выдержало кресло. Может оборваться. И не смотри вниз, только на меня.

        Побелевший раненый понимал, что спецназовец, если и сможет его чудом вытянуть на сиденье, то сам из него должен будет куда-то выбраться – двоим никак не поместиться. Подполковник, осторожно отодвигаясь, подтягивал обвисшего придурка на себя. На мгновенье они встретились глазами, и Алексей увидел в испуганных глазах несчастного отчаянье. Наверно, до мужика только теперь дошло, в каком они пиковом положении, и он ему прошептал:
  - Зачем я тебе? Ведь я – никто, да и жил, как никто.
  - Молчи, тебе приказано! В церкви потом будешь докладывать, как ты жил, - переваливаясь через кресло, крикнул ему Алексей.

    Когда мужик налег грудью на сиденье, а спецназовец стал ногами на спинку кресла, держась за подвесную перекладину, наблюдавшие за спасением туристы запрыгали и радостно закричали, забыв инструктаж о том, что в горах из-за опасности схода лавин кричать нельзя. Внизу на площадке, когда они уже вылезли из кресла, побелевший раненый схватил подполковника за руку.
  - Прости меня, поганца, брат. Я теперь и правнукам своим закажу не пить. Скажи мне, друг сердечный, свое имя.
  - Алексей Петрович, - громко сказала подъехавшая в кресле Таня «маленькая», радостно обнимая взмыленного Алексея.

 - Алеша, - так теперь назовут моего племяша. Люди, простите меня, засранца, сегодня он родился, потому я и напился, - измученно бормотал спасенный навстречу шедшим от канатной дороги заплаканным женщинам из тургруппы Алексея. Но тут к нему решительно подошла разъяренная Элеонора и отвесила звонкую оплеуху.
  - Вот из-за таких гадов, нормальным людям уже невозможно жить, - выкрикнула она в сердцах страх, пережитый всеми из-за пьяных недоумков.
  - Спасибо, простите и вы меня, - пробормотал мужик, глядя в пропасть, над которой он провел несколько смертельных минут.

  Подполковник, вымыв руки, направился в автобус. Он не знал, как надо вести себя в такой ситуации, его тяготило излишнее внимание людей. Ведь он поступил обычно для своей службы - так, как всегда. Разве что только на глазах у публики. «Но ведь не в цирке же», - спецназовец упрекал себя, что не успел перехватить придурка до того, как тот кинулся на канатку. Когда он вошел в автобус, его обняла и расцеловала заплаканная тетя Валя.

  - Вот ты Петрович, настоящий мужик! Мы, бабы, так много на свет божий вас, мужиков, уже нарожали. А я вот смотрела на тебя над пропастью, голосила, молилась Пресвятой Богородице и все думала: «Почему же всем мамкам так одинаково больно мужиков рожать, а мужиков вокруг почти не видать? Таких, как ты, все же маловато будет. Дай Бог, сынок, тебе счастья. Теперь я из своего внука, еще из «лапотошка», сама мужика научать буду. Просто родить, маловато. Но раз ты есть рядом, то и нам жить спокойнее. Правильно я говорю, бабоньки-красавицы?

В автобусе дружно захлопали. Алексей, сопротивляясь, поднял руки:
  - Только прошу вас, без оваций. Хорошо, что все обошлось. Жаль, что пьяные придурки такой красивый день испортили.
  - Смотря как на это взглянуть, Алексей Петрович. С одной стороны, как будто случайность, обычная пьяная драка, - возразил Павлыч, - а вот не оказались бы вы рядом в этот момент, и этого несчастного уже не было бы в живых. Я еще сразу почему-то подумал, что он непременно пострадает, когда его дружок полез в пьяный спор с кавказцами о разных вершинах гор.   

 - Вот именно, несчастного. И почему-то у нас в России таких "несчатных" развелось слишком уж много, если в пересчете на нашу женскую душу населения. - Откровенно жестко поддержала его Таня "большая". - Лучшие, наверно, на войне остаются, а женщинам, на нашу каждодневную муку - все больше такие вот "несчастные".   

                гл. 6 

    Чтобы немного разрядить обстановку, на обратном пути  водитель включил в салоне музыку. Попрощаться с Приэльбрусьем решили на поляне нарзанов Аги-Су. На небольшом зеленом плато из щедрых недр горных пород свободными ручьями изливалась целебная минеральная вода. К концу путешествия туристы заметно подустали от обилия экзотических впечатлений. Уходя от минеральных  источников, напившись и набрав в бутылки чистой горной воды, они постоянно оборачивались в сторону оставляемых снежных вершин. Скорее всего, каждый думал о том, что эти великолепные виды потом будут долго отзываться в его памяти, так как приехать еще раз, может быть, уже и не доведется. Ведь на земном шарике много красивых мест. В автобусе на подполковника навалилась непривычная усталость. Наверно, на канатке он все же растянул мышцу правой руки. И он откинул мягкое кресло, чтобы основательно отоспаться в дороге. 

    Вадик, сидя рядом с Алексеем, что-то рисовал. Спецназовец вспомнил, что,
к счастью, догадался перед подъемом на гору выложить из куртки дневник друга. Немного помолчав, он достал с полки над головой тетрадь Ильи и протянул ее молчаливому парню.
  - Посмотри, это мой товарищ рисовал на службе. Может, ты что-то подскажешь ему. Хочется верить, что теперь творчество поможет ему выжить, пережить горе. Понимаешь, совсем недавно его списали из армии. После боя на Кавказе он остался в Москве - без ног и почти без семьи.   

      Художник взял тетрадь и стал читать, внимательно рассматривая рисунки бывшего спецназовца. Историк Павлыч, сидевший напротив Алексея, попытался затянуть его в разговор о военных. Однако командир отряда был не любитель сотрясать воздух демагогией.
  - Вы Алексей Петрович, хоть иногда, интересуетесь, что сегодня показывают на экранах нашей приземленной молодежи? 

Тон историка предупреждал, что пользуясь отдыхом экскурсовода, он теперь сам настроился устроить дискуссию в долгой дороге. Наверно, ему вообще-то было сложно отмалчиваться на экскурсиях. Подполковник несколько раз за эти дни с усмешкой подмечал, что тот иногда сдерживается из последних сил. «Что ж, привык выступать перед студентами, а тут и аудитория как раз подходящая.
Ну, так дерзайте, профессор, пусть разговорятся. Все ж лучше, чем жить в каких-то Бразильских сериалах. Только меня уж, увольте».   

  - Честно говоря, я не знаток кино и почти не смотрю телевизор, - уклончиво ответил он Александру Павловичу, - как понимаете, служба не позволяет. Иногда что-то и удается посмотреть, но чаще просто читаю книги, особенно в долгих переездах.
  Алексей хотел перевести внимание дотошного преподавателя на других слушателей. Экскурсовод, услышав безапелляционный тон столичного историка, предусмотрительно подготовил свой микрофон, чтобы в случае чего, отвлечь внимание туристов и обойти острые углы.   

  - Конечно, у вас трудная служба, - уже громко, на публику, парировал Павлыч, привлекая внимание всей группы. - Но сегодня к вам в армию приходят молодые парни, которые выросли на боевиках об убийствах и катастрофически мало читают. Увы, даже из историй о деспотах и кровавых генералах многие теперь создают красивое кино. Такой у них бизнес.

Подполковник поморщился, историк явно взял планку на кафедральную проповедь.
 - Тех, кто приходит на службу, мы учим защищать страну, - ответил он спокойно, стараясь удержать разговор в спокойном русле, - все придуманные боевики остаются в гражданской жизни. Понимаете, на службе не до романтики. Наше дело внушить им, что от их подготовки и от каждого их движения зависит чья-то жизнь. В Армии есть Устав и долг службы.   

 - А я вот недавно смотрела фильм, в котором умело скрыты преступления в мясорубке гражданской войны. - Живо включилась в беседу Таня "большая", сидевшая рядом с историком. И Алексей, надеясь, что его все же оставят в покое, стал смотреть на дорогу.
  - У кровавого генерала Колчака была, оказывается, поэтическая натура и неземная любовь. Как будто киношникам не хватает лирики у хороших людей. Мягко говоря, страноватые "вкусы" у сегодняшних вершителей искусства.
 
 - Да, Танечка, и это уже сплошь и рядом, - подхватил преподаватель.
 - Помните, как Булгаков в свое время поэтизировал Деникинского генерала Слащева? И потом по его сценарию сняли фильм "Бег". А ведь знают, что он
во время отступления белогвардейцев расстрелял тысячи людей на юге России.

   Так, что это у нас, скажите, постоянная тоска по крови? Какую цель ставят эти мозгляки? Просто сорвать свой куш, развлекая зверством? Но возможно ли в звере найти что-то человеческое? И зачем, я вас спрашиваю, зачем искать в нем душу? Зверя надо назвать убийцей и нелюдью, чтобы других таких не появлялось. Зачем выискивать романтику в Слащеве, Колчаке, Гитлере, Наполеоне или Сталине? Для них любая человеческая жизнь была плевком. Потому они и прокляты миллионами своих жертв.   

  - Я тоже, когда смотрю такие сериалы о культе личности или о других диктаторах, то думаю, откуда страсть к великим уродам? Если бы они сгноили в концлагерях отца, убили мать и детей режиссера такого сериала, то вряд ли он стал бы увековечивать их в кино, - с возмущением отозвалась тетя Валя.
 - А так сидишь у экрана и думаешь, и зачем это два часа жизни коту под хвост? Они просто выискивают в истории жареные факты для своей славы. Думают, что уже забыли, что Сталин и лично подписывал расстрельные списки очередных "врагов". Пора бы в церкви народное проклятие наложить на всех душегубов и забыть.

 - Так, вы не смотрите всякую мурню, а просто переключите на другой канал, - усмехнулась Танюша. Историк, увидев интерес аудитории, заметно оживился:
  - Получается, что время им не просто списывает кровавые счета в миллионы жизней, но и в будущем у них находятся безмозглые почитатели. У человека нет инстинкта памяти. И еще удивляемся, что на земле кто-то постоянно замышляет новую кровавую бойню.   

 - Вы Александр Павлович, абсолютно правы, - вмешалась в разговор Элеонора, -
у подонков всегда расчет на то, что все люди круглые дураки. И у целого народа возможна полная амнезия. Так что для крутого пиара могут себе позволить вылепить невинного зайчика даже из Гитлера.

Тетя Валя покачала головой и скорбно добавила:
 - Да, когда мой дед с фронта вернулся, все переживал, что солдатская кровь быстро испарится из памяти. А ведь сегодня уже и у нас есть молодые, которые забыли, из какого они племени, и орут, и маршируют, как фашисты.

 - Нормальным людям жутко от бесконечной крови, - историк уже уверенно проводил лекцию на весь автобус. - На войне убивают лучших, как сегодня говорят, генофонд рода, которые идут вперед и не прячутся за чужой спиной.
Я тоже приехал сюда, чтобы поразмышлять, долго откладывал эту поездку на Кавказ. Ведь сколько уже полегло здесь наших в войнах, еще при царизме?
Сам-то я профессионально это объясняю в аудитории студентам. Но мне чисто по-человечески все равно не понятно. Вот вы Алексей Петрович, наверно, давно здесь служите, так скажите, почему кавказцы не помнят добра от русских?

 - Я служу, - нехотя отозвался Алексей. - Для меня, что здесь, что в центре не существует кавказцев, лесных, морских или других жителей.
И вообще, в армии мы друг у друга не выясняем национальности. И здесь воюем с бандитами, без различия их кланов, рода и племени.

   Услышав резкие слова о Кавказе, экскурсовод тоже подключился к разговору, пытаясь смягчить больную тему: 
 - Я благодарю Вас Александр Павлович, за духовный разговор. Вы правы, здесь всегда служба была нелегкой. Вот мы сегодня с вами проехали по северному Приэльбрусью, а ведь уже тысячи лет эти места охраняются русскими воинами. Я краевед, и мне пришлось покопаться в исторических документах. Оказывается, это места древней Русколани. Еще до войн Александра Македонского прорусичи скифы охраняли Великий Шелковый путь, караваны с товарами шли с Востока по Русколани в Восточную Азию. У нас в Пятигорье и в Приэльбрусье правил тогда славянский князь Бус Белояр. Его предок скиф Бус Бактрийский после поражения Дария третьего был назначен Александром Македонским правителем Персии.

  Уже тогда русичи не позволили угонять местных горцев в рабство. Они вместе с кавказцами защищали эти земли. Ведь в древности реку Баксан называли рекой Буса. В Пятигорье в его честь возвышается курган из Алатырь-камня. Изваяние князя Буса Белояра стояло на вершине холма, почитаемого кабардинцами и казаками. Наш адыгейский просветитель Ногмов еще в 19 веке заметил, что его чтят все горные племена. Говорят, что на памятнике даже были изображены сцены из «Звездной книги Коляды». 

 - А где теперь это изваяние, Максим Андреевич? – Как обычно заинтересованно спросила Таня «маленькая», которая записывала все экскурсии в свой блокнот.
 - Я слышал, что перевезли в Москву в Исторический музей. Но я хочу еще раз вам подчеркнуть, что прав Алексей Петрович, и разные веры в здешних конфликтах не причем. Ведь историки понимают, что верования народов похожи. Да и русские никогда не навязывали местным жителям свою религию. 

 - Да, полностью с вами согласен. - Добродушно отозвался Иван Павлович: 
- Обычно я вспоминаю своим студентам, что и в Библии, и в Коране есть много похожих преданий. Например, в Ветхом Завете говорится о горькой судьбе Иова, а в Коране мусульмане читают о праведном терпивце Аййубе. Удивительно, их жизнеописания почти полностью совпадают. Библейская информация подтверждается историей. Не зря родиной цивилизации считается древний Шумер в Мессопотамии.
И у христиан, и у иудеев, и у мусульман родоначальником и пророком признан библейский Авраам, который был родом из Ура Халдейского. Именно шумеры нам подарили год из двенадцати месяцев и неделю из семи дней. 

 - Как интересно, расскажите, Александр Павлович. В Библии настолько старые понятия, что без поводыря уже совершенно ничего не разобрать.
Танюша перебралась ближе к подружке, настраивая всех на разговор о необычном. Экскурсовод, которому удалось пригасить «больную тему», отключил микрофон, и все желающие поболтать о таинственном собрались вокруг московского историка. Тетя Валя первая задала ему свой наболевший вопрос:
 - Нет, ты объясни нам доступно, миленький Павлыч, что же такое сатана и бесы. А то в церкви, я сколько хожу, все никак не пойму. А у священника спросить как-то стыдно.

    Алексей, заметив, что самый опасный участок дороги автобус на обратном пути проехал благополучно, совсем перестал смотреть в окно. Выехали на хорошую трассу, да и ясное небо не предвещало дождя. Прикрыв глаза, он слушал, как историк без напыщенности рассказывал, что древние знания переданы в аллегориях - в сказках и притчах, чтобы они не потерялись в веках. Считается, что сказочные события точнее запоминаются.

 - Сегодня трудно быть обсолютно уверенным, но если сравнить разные тексты, Валентина Савельевна, то получается, что «небесное воинство» - это понятие многозначное, даже опасные метеориты, которые в определенное время будут угрожать жизни. Хотя в некоторых местах этим понятием возможно обозначены наши современные спутники.

    Слова «сатана», «бесы», «дьявол» и «змей» в разных притчах тоже имеют разный смысл. Основа "тана" - это движение, отсюда прозошло и слово "танец". Это как подвижная сила колебания и противодействия. Что-то из астрофизики. Возможно, в некоторых текстах так обозначается опасная комета или астероид. В славянских Ведах вспоминали о Зеленой звезде Чигирь-Угорь. В Новом Завете утверждается, что после прихода Господа Христа в теле Иисуса и его воскрешения, сатана был побежден и «прикован в бездне». Скорее всего, это определенная орбита, на которой комета пока не угрожает Земле. Но земляне должны быть готовы отразить опасные небесные тела.

 - Ой, батюшки! Так, что это получается, «небесное воинство» – это поток движущихся к нам астероидов? - Таня «маленькая» возбужденно вскочила со своего места. Сидевший за ней грузноватый Степан засмеялся, вовремя удержав студентку за руку, так как автобус притормозил, поворачивая на крутом серпантине дороги.   

 - Знаете, не зря я ожидала какого-то подвоха, - возмущенно отреагировала Элеонора. - Не говорят людям правды! Вот скажите, кто сегодня может защитить атмосферу земли от этого «сатаны»? И при этом, тратят огромные средства на оружие. Или «в верхах» рассчитывают в случае катастрофы на Луну улететь? Только вряд ли они там долго протянут, когда тут все вымрет.

 - Ну а бесы, какие они? – настойчиво повторила свой вопрос тетя Валя. – Моя покойная свекровь меня всю жизнь бесами пугала.
 - П-пугала? - Заикаясь переспросил пожилой москвич Виктор. - Н-нашли чем пуг-гать! Т-тоже, д-детский сад!
 - Я еще раз говорю, что особо не претендую, - повторил историк.
 - Но и сатана, и змий, и дьявол употребляются как аллегории чего-то движущегося скрыто. Зло, которое не видно. Говорится даже о сатане, который спадает с неба как молния. Несколько тысяч лет назад людям по-другому вообще невозможно было объяснить.

 Ну, и о бесах тоже в переносном смысле, Валентина Савельевна. Получается, что раз Иисус Христос лечил людей от болезней, освобождая от разных бесов, то бесы - это вирусы. Говорится, что "беса" эпилесии, кроме Него, не удавалось "изгнать" ни одному из его учеников. О них тоже есть множество предупреждений. И "легион" бесов обозначает две тысячи. Вообще-то, Бэс был древнеегипетский бог домашнего очага. Так что, имеются ввиду вирусы, которые вызывают заболевания в местах скопления людей.

 - Но это же грандиозно! – Оживленно включился в разговор ниишник Женя.
 - В науке сейчас много споров о вирусах, некоторые из них явно космического или искусственного характера. Наверно, еще могут появиться новые, при глобальном изменении климата, когда начнут таять айсберги. 

Однако на реплику мужа Элеонора опять резко возмутилась:
 - Я слышала, что эти бесы бросились в воду. И что? Будут скопления вирусов в питьевой воде? Получается, что пока церковь рассказывает людям о чертях с хвостами, настоящее «небесное воинство» уничтожит воздушную оболочку, бесы распространят по всей планете смертельный мор, а они нам торжественно объявят о конце света?   

 - Ну, возможно, еще есть какое-то время для исследования переданных фактов.
Добродушноно возразил Женя, пытаясь утихомирить жену, которая по привычке из любой беседы могла устроить скандал.   
 - Скорее всего, пророчества не фатальны, - стал ее успокаивать увлеченный разговором Павлыч. Иначе, зачем было пророчествовать? Логично, чтобы люди наконец-то поумнели - отказались воевать и поняли, что надо серьезно заниматься исследованиями земли и космоса. Ведь мы живем в небольшом пузыре воздуха, а для дыхания осталось вообще - меньше пяти.

 - Да, если бы деньги тратили на науку об окружающем и на продление жизни, - задумчиво добавила тетя Валя, - то все давно были бы образованные. А так, и не понятно, куда ушли годы. Как будто и не жила еще! Вот и я помру дура-дурой. Телевизионщики нас вообще за придурков держат - как в средние века, то ворожки у них до сих пор, то гороскопы. Как будто люди проще стада баранов. У каждой овцы и то есть свое своеобразие, а тут сплошная дуриловка! Мол, все, кто родился в одном месяце, одинаково проживут день, год, а то и всю жизнь. Ясно, что пудрят людям мозги, чтобы ни во что не вникали.   

 - Однако, главное, Валентина Савельевна, что наш народ далеко не дурак, и  все это понимает правильно, - поддержал ее преподаватель. По тону было ясно, что разговоривший туристов историк был доволен. Женя тоже активно помог ему разоблачить всякие новомодные манипуляции и чудеса в решете. Алексей же был рад, что беседа плавно перетекла к загадочным артефактам со времен Ледникового периода.
 - А вдруг перед длительными холодами на земле была развитая цивилизация,
а узнав о наступлении ледников, люди улетели на другую планету? – Мечтательно высказалась Танюшка.

 - Да, одни улетели, а тут остались только те, кто любит и выпить и закусить,
и дурака повалять. Все ж лучше, чем рисковать и горбатиться где-то на неведомой планете.
Хмыкнула в ответ Элеонора.
 - И я читал, что есть гипотеза, что во время Ледникового периода люди жили глубоко под землей, - поддержал Танюшу Женя. - А еще есть мнение, что до нас
на планете проживала раса мудрых холоднокровных людей.

 - А я читала, что айны, которые еще живут на Курильских островах, считаются самыми древними нашими предками из ариев. – Стала рассказывать Таня
«большая». - Их осталось не больше двадцати тысяч. Конечно, теперь они перемешались с другими народностями Севера. Но у них есть статуэтки, изображающие инопланетян в скафандрах, которые датируются несколькими тысячами лет до нашей эры. Представляете, возможно, это самое древнее доказательство
о связи людей с космосом.

 - Или эти статуэтки должны были напоминать о слабой атмосфере земли. Чтобы на случай катастрофы, у всех были скафандры, - предположил Женя.

 - Ну, не зря ведь во всех религиях молятся именно звездному Богу. – Добавил Павлыч. - Слово «святой» означает «звездный», от праслова СВА-звезда. Конечно, древние книги требуют досконального исследования. 

 - Да, неприменно. Так много поспешно навешанных ярлыков, - поддержал его экскурсовод. – На Кавказе живут люди разной веры. И я тоже заметил, что есть много похожего. Вот мы иногда говорим: «Абакадабра». Похожее я слышу и в мусульманских молитвах. И вот совсем недавно прочел, что, оказывается, у древних кельтов слово «Абар» означало Бог, а слово «Кад» - святой. Даже есть надписи на их древних амулетах. 

    Когда въезжали в город, туристы, вдохновленные историком, уже все дружно собирались побывать на раскопках древних городищ. А романтик Женя предложил поехать в загадочное место, где по слухам, иногда проявляется Китеш-град. Однако тетя Валя настойчиво советовала Павлычу, чтобы он срочно вмешался в систему воспитания и написал научную статью с требованием разрешать молодым растить детей только после сдачи серьезных экзаменов на родительскую 
«профпригодность». Если у них нет капризов, и они понимают, какие свойства нормального человека нужно воспитывать. 
               
    Вечерний Пятигорск встретил их светлым весенним закатом. Лучи заходящего солнца окрашивали дома в розовый, яблоневый цвет. Пары отдыхающих прогуливались по старинным улицам, и вечерние наряды девушек оживлялись весенним цветом кавказских растений. Выходя из автобуса, все благодарили экскурсовода и водителя за хорошую работу и незабываемый день. Вадик с Алексеем вышли последними. Художник протянул Алексею тетрадь Ильи и попросил телефон товарища в Москве. Спецназовец написал ему на листке:
  - Ты там не слишком его критикуй, самолюбие у него. Подполковник, все же, понимаешь. Служба у него была не сладкий мед, так что учиться рисовать, ему было некогда.

  - Ну, что вы Алексей Петрович! Наоборот, я хочу подъехать к нему и   подсказать кое-что. У него ведь самобытный талант. Я только немного научу его работать разными красками. Знаете, для меня за честь познакомиться с таким настоящим человеком. Конечно, если он сам захочет.
Вадик смутился. Алексей крепко пожал ему руку.

 - А ты не тушуйся. Он нормальный мужик - что надо. Я уверен, что он захочет поучиться у тебя. Я ему позвоню.
 - Спасибо. Я тоже попробую писать картины о вашей службе. Надеюсь, ваш друг мне подскажет. Сейчас в жизни так не хватает во всем именно настоящего, мужского. Вот, возьмите, пусть у вас останется от меня на память – я в дороге нарисовал, как зрительно запомнил эту жуткую историю.

  Вадик подал подполковнику свой рисунок, на котором удачно выхватил как раз тот момент над пропастью, когда Алексей вытягивал пострадавшего на сидение. Мастерски выполненный разворот напряженного лица офицера и отчетливо изображенные мышцы правой руки были характерны для фотографического стиля и говорили о профессионализме молодого художника.
  - Да, оказывается, ты настоящий мастер, здорово получилось!
Откровенно восхитился Алексей талантом с виду неприметного парня. - Ты уж прости меня, что я тебя утром так грубо одернул.
 - Ну, что вы, пустое. Вот вы настоящий профессионал. А я просто рисую.

 - Вот и рисуй, и гордись этим. Ты нормальный мужик, Вадим! Помни, чтобы быть художником, талант надо получить сверху. Так что это у тебя, как говорится, мандат от самого Бога. Зря ты мне с утра мямлил про свое плоскостопие. А надо было прямо сказать: «Я – художник!» Знаешь, как людям нужны художники. Вот и Лермонтов тоже был художник - и воевал, и писал, и рисовал. Давно жил, но его помнят – с огнем творил, понимаешь?

 - Понимаю, спасибо. Наверно, для меня этот день - очень важный в жизни. Когда вы спасали человека над пропастью, я тоже с вами это пережил. Молился и себя упрекал.
 - А себя-то, за что? За то, что драку не остановил? Просто надо было меня срочно вызвать.

 - Нет, у меня не так. Даже стыдно сейчас вспомнить. Я мыслю иначе и даже не мог подумать, что эти пьяные будут вдруг друг на друга кидаться. Понимаете, когда они стали кричать что-то о разных вершинах Казбека и Эльбруса, то я вспомнил картины Верещагина «Кавказ» и «Эльбрус». Он в них так мастерски свет и тени накладывал. Вообще, он был великим баталистом и ненавидел войны. А когда началась русско-японская, то погиб геройски при Порт-Артуре, на флагманском броненосце со своим другом адмиралом Макаровым.

Вадик разволновался и стал заикаться. Алексей по-дружески хлопнул его по плечу:
 - Ты не волнуйся. Я помню. И его посвящение к «Апофеозу», пирамиде из человеческих черепов в пустыне нашей планеты: 
«Великим полководцам прошлого, настоящего и будущего». Страшная картина.
Но мы пока не доросли до его гуманизма.

  Проводив Вадика до остановки, подполковник сел в свой автобус, который подвез его поближе к квартире Елизаветы Петровны. По дороге он выбросил разорванную куртку, купил плоскую бутылку коньяка и неспешно направился к обелиску. Алексей подумал, что будет удобнее подняться на Машук по узкой дороге напротив жилого массива, где его ждала старая хозяйка, а возможно и Верочка. Спецназовец надеялся, что если она приедет домой, то в его отсутствие прабабушка ей прояснит ситуацию. И писательница поймет, что произошло недоразумение, и он совсем не тот негодяй, о котором она написала. Хорошо бы встретиться с ней до его отъезда в отряд. 

                гл. 7

      После зимнего Приэльбрусья цветущие склоны горы Машук резко отличались весенней маетой разнообразных птиц, которые гнездились в старом лесу. Нижние ярусы парка, засаженные ореховыми деревьями, напитывали горный воздух горьковатым запахом молодых листьев, согретых днем теплым майским солнцем. Алексей поднимался на гору, представляя, как давным-давно провожали в последний путь молодого поэта. Чем выше подполковник поднимался по узкой дороге, тем глубже он погружался в вечернюю тишину, как будто уводящую его этой скорбной дорогой в старое время, когда офицеры нескольких полков, ступая по острым камням, несли гроб с телом убитого поручика.

    Вспоминали, что священники отказались отпевать поэта-бунтаря в городской церкви. Как-то странно все-таки они тогда защищали свою честь. Да и жизнь вне армии вели необычную – балы с мазурками, альбомы с мадригалами, вздохи при луне и дуэли из-за ерунды. Так глупо - стреляли друг друга и считали, что защищают свою честь. Неужели тогда мужики были вовсе другими? 

  Вдруг за спиной послышался тихий стук копыт коня, вскрикнула птица, и раздался шум мощных крыльев над головой. Наверно, пролетели орлы или кто-то из их сородичей стервятников. Идя по пустынной дороге, Алексей несколько раз останавливался и прислушивался. Создавалось странное впечатление – когда он останавливался, все вокруг было тихо. Но как только он начинал идти, то казалось, что рядом слышится цокот лошадиных копыт.

«Наверно, старые листья шуршат от незримого ветра. Или просто шумит в ушах - чувствуется перепад высот после Чегета. А может, сказывается напряжение после происшествия над пропастью, да и возраст. «Не юноша я уже», - невесело усмехнулся подполковник и на минуту остановился, пригубив коньяк из плоской бутылки. Пока шел вверх, вспоминал лицо друга. Как-то так получилось, что и на Кавказе они служили всегда рядом. Говорили, повезло, хотя и несколько раз их перебрасывали из отряда в отряд, но всегда вместе с Ильей. И теперь Алексею было тоскливо - той очередью из автомата Илью почти обездвижили, а ему самому прострелили душу.

   Когда-то после военного училища они между собой гусарили и приговаривали, как в старой песне: «Если смерти, так мгновенной, если раны – небольшой».
Однако в реальности, остаться в сорок лет без ног – трагедия для каждого.
Да и жену Ильи Алексей так ни разу и не встретил в госпитале. И мать его на вопрос о ней как-то странно прятала глаза от близкого друга сына.

  Подполковник опять отхлебнул из плоской бутылки. Душный вечер. Цокот копыт за спиной как будто затих. После захода солнца вовсю выводили трели соловьи –вот он мир, живи, радуйся, хотя…  Над головой зависший воздух опять с шумом разрезали большие крылья, где-то совсем рядом ухнула сова. Оказалось, что дорога на склоне горы была почти не освещена фонарями, и обелиск проявился как-то внезапно, в полумраке старых деревьев.

 Еще несмелая луна слабо обозначила контуры скромного постамента. Здесь было ближе к вершине горы, и свежий ветер уже навевал ночную прохладу. Алексей подошел к обелиску и замер пораженный. Вокруг по периметру углов на четырех горных камнях, отлитых в виде оружейных пуль, соединенных чугунной цепью, сидели грифы-стервятники. Массивная цепь тихо звенела на ветру. Подполковник не ожидал такого странного сочетания в ансамбле обелиска, все же было необычно увидеть стервятников у такого памятника известному поэту.

     В раздумии, он присел под старым развесистым деревом. Глядя на каменные пули, соединенные цепью, Алексей тихо произнес: «За всех наших, безвременно погибших здесь. Теперь они там вместе, в вечности!» - командир отряда отпил из плоской бутылки и прикрыл глаза, вспоминая лица боевых друзей. Сердце его билось ровно, он был чист перед ними.
                ***
    Молодая луна постепенно набирала силу. Она тихо плыла по небу, разрывая паутину ночных облаков, скользящих в сторону высоких гор. Лунное сияние прикоснулось к скорбным изваяниям у обелиска, и черные грифы на вахте встрепенулись, разминая свои мощные ноги и царапая острыми когтями большие камни, розовеющие под искривленной луной.

   - Что-то сегодня не слышно переклички казаков на сторожевых валах, - хрипло заметил Первый лысый гриф, настороженно всматриваясь в ночное небо.   
  - Наверно, уж откричали, - резко ответил ему Второй, встряхивая сильными крыльями, - сегодня ветер повернул, и крики уносит в сторону.

  - Да, к ночи стало прохладнее, весна никак не пускает жаркое лето, - проворчал совсем седой Третий гриф и прикрыл глаза, напряженно прислушиваясь: 
 - Ну вот, слышите, опять кричат-таки, с верхнего вала. Так что, все спокойно, русские казаки на своей вахте.

 В это мгновенье вдруг с левого склона горы донесся громкий окрик:
 - Кто идет?
 - Слушай! – Привычно отозвались военные казаки с другого вала. 

  - Поражаюсь вашему терпению, - озираясь, заметался Четвертый гриф, - мы здесь уже столько лет, а вы все говорите о них. Конечно, мы уже привыкли, да нам и не может быть страшно. Но, а вдруг? Я давно догадался, что мы в полосе застывшего времени. Здесь все повторяется. Из-за его вязкости, все как будто оцепенело. Взлететь бы в высокое небо! Может быть, и удалось бы вырваться. 

Хрипловато выкрикнул он, с ненавистью клюнув клювом массивную  цепь, которая в ответ отозвалась железным стоном.

  - Эх, брат, раз ты тоже на вахте, то терпи и не разводи зря меланхолию. Таков удел всех часовых у могил солдат. А время, оно вообще странное.
Как говорят, оно бывает и нависает, как грозовые тучи, вспомни:
«С востока облака одне спешат на поклонение к могилам».

Привычно отмахнулся от него Первый гриф, царапая когтями камень и зорко всматриваясь в темноту парка. Однако Четвертый, заметив спящего Алексея, испуганно взмахнул крылом в его сторону, умоляя всех замолчать.

  - Не паникуй, он крепко спит, не трепещи, - покачал головой Второй гриф. - Обидно, что ты всего боишься. Я чую запах крови, у него свежая рана.
  - Это сильный воин, я слышал, как он помянул убиенных товарищей. Но не шумите, у вас слишком резкий клекот. В ночи слышно на большом расстоянии, – прошипел Третий, сверкнув глазами при упоминании о свежей крови.

  - Да, а время здесь предъявляет нам всегда одно и то же - то грохот войн, то оцепенение и тоску бескрылых в их бездушной пустыне, - продолжил он философски, вглядываясь в звездное небо.   
Внезапно порыв ветра донес с дальнего перевала шум и крики вьючных верблюдов. Было слышно, что уставшие погонщики готовились к ночевке.   

 - Точно, опять все повторяется! - Снова запаниковал Четвертый. - Слышите, все тот же большой караван верблюдов бредет по старому Шелковому пути и теперь остановился на ночевку перед горным перевалом.

  Седой гриф стал степенно раскачиваться из стороны в сторону в такт зычного славянского пения, зазвучавшего у дальнего каравана:
"О-ом хайэ! Побуд! Сар! Бус-Побуд Руси Божей"!
   - Да, ты прав! Это снова поют те же воины, охраняющие путь караванов.
Они прикрыли здесь небольшие народы, оберегая их от смерти и рабства, - чутко прислушавшись, сказал Первый. - Получается, что теперь только мы слышим их каждую ночь. Точно, что мы в узкой полосе застывшего времени.

  - А почему мы, разве они не слышат своих? – С гневом выкрикнул Четвертый, переминаясь с ноги на ногу на надоевшем камне.      
 - Они? Ты еще веришь, что у этих двуногих, без крыльев, когда-то появится чувство одного времени? Они даже не понимают, что с тех пор, как воюют и грызутся между собой, время не дает им сдвинуться дальше.

    Второй гриф презрительно кивнул головой в сторону железных пуль, которые черными призраками окаменели между массивной чугунной цепью: 
 - Насилие - вот что правит в сумерках этой жизни. 
 - Да, лучшее семя их уже в земле. Но всходов все нет – только бессмысленное растление в мерзостях, болезни и смерть. Я тут недавно подумал, а вдруг они тоже наши братья? Ведь для них оружие, как для нас острые когти и клюв. 
Задумчиво подвесил вопрос седой гриф, поведя крылом в сторону Алексея.

 - Который раз я тебе говорю, что нас кто-то перепутал. В этих ничтожных нет ни одной черты от природы стервятников, мы живых не убиваем. - Хрипло отозвался беспокойный Второй. - Их пули мы остановить не можем. Это они постоянно клепают оружие, и с каждым годом все страшней. Сверху, бывало, глянешь, и сколько того человека – две руки, две ноги, туловище и мелкая голова. Но именно эта голова взяла и придумала убийство. 
Из морщинистого горла лысого грифа шумно вырвался страдальческий вздох.

 – Не страдай, брат! Никто не услышит твой плач.
Третий гриф наклонил голову и прислушался к звукам со стороны ночного города:
 - Я давно говорю, что они живут слишком мало, но так, как будто им и этого мало – слишком много. Почему они любят смерть, даже когда не воюют? От их жилищ всегда доносятся взрывы, вой и крики страданий. Вам не кажется, что это весьма странное развлечение для тех, кто мнит себя царем разума? 

 - Ну, я думаю, все проще, - резко заклекотал Первый. - Они слишком злобные - постоянно что-то растаскивают или не могут поделить. Притворяются, что не понимают друг друга. Притворяются, что торгуют оружием, а на самом деле – торгуют мертвечиной. Ведь даже тот, кто изготовил ремень для винтовки, понимает, что получил свою еду за чью-то смерть.
 - Не царапай когтями камень, ты не в горах. У них принято, что думать должен кто-то другой. - Попытался успокоить раздраженных собратьев Второй гриф, перебирая клювом обвисшие перья:

 – Поймите, ими правит глупость! Ведь у них такая короткая жизнь – а они говорят - скука! В природе нет другого такого глупого существа.
 – Да, но в нашей природе нет ни лжи, ни ненависти, ни зависти. А может, люди вообще не нашей природы? Я слышал, что некоторые надеются, что только после смерти из них вылетит что-то особое и поднимется к небу. Значит, на земле они просто ждут смерть? Я против них. 

Резко выкрикнул Первый лысый гриф, забыв о воине, уснувшим под деревом. Но на него зашипел сидящий рядом:
 - А может быть, им кто-то из наших должен объяснить, что они не наши? – Осмотревшись, прошипел Четвертый. – Ведь представляете, им одним здесь была дана лучшая судьба – жить без крови. Они одни могут сами создавать для себя еду, не убивая друг друга и не терзая падаль. Однако еще ни одно их поколение не прожило на земле без убийства!

 - Да, ты прав, безутешный. Наверно, они искаженные, изменившие природе   разума. Ведь для разума тошнотворно питаться смертью. И всесильное время сковало их цепью короткой жизни, пока они не откажутся убивать… 

      Холодный ветер зашумел кроной старых деревьев и помог Алексею отогнать странный сон. Поднявшись, он подошел к постаменту обелиска. Немного постояв, спецназовец молча снял прозрачную обертку с букета свежих алых тюльпанов. Подполковник завернул ею тетрадь друга и написал на обложке: «Читайте! Это стихи и рисунки военного офицера, который прожил молодые годы на Кавказе. Он был ранен и искалечен в бою, но война не стерла в нем ни одной живой черты настоящего человека». Взглянув на каменных птиц, сидящих вокруг обелиска, подполковник усмехнулся: «И привидится же такое - необычный сон в памятном месте. Хотя, что-то зачастили они ко мне во сне. Кажется, в самолете тоже снились стервятники. Странное совпадение или и мне уже скоро предстоит мой последний перелет в неизвестность. Что ж, такая служба»...

    Обратно по дороге вниз он шел быстро, почти бегом, чтобы побороть ночную сырость, которая густо тянулась из старого леса. Настроение у подполковника было приподнятое. Алексей надеялся, даже почему-то был уверен, что Верочка уже приехала домой. Он опять вспомнил ее гневное возмущение, выплеснутое в дневнике. Однако, никакой обиды он уже не чувствовал. «От такой Строптивой Дамы можно запросто получить нагоняй, что не забежал сразу после экскурсии проведать Елизавету Петровну. И справедливо, прийдется стерпеть».
                ***
      В ресторане перед жилыми домами громко кричала эстрада. Несмотря на позднее время, вокруг гуляли отдыхающие. Но внизу у подножья горы ветра не было, и стояла теплая весенняя ночь. Через несколько минут Алексей был перед знакомым подъездом. Он уже было взялся за ручку двери, когда внезапно навстречу ему вышел высокий человек. Торопившийся подполковник внутренне сжался от неожиданности, однако напряжение сразу же сменилось досадой, так как в штатском он узнал своего бывшего однополчанина, который уже несколько лет служил в штабе. Он был «особистом».

 - Ты чего это здесь, по мою душу, что ли? Уже вызывают на службу? Может, что-то срочное? – Резковато спросил его спецназовец, неохотно пожимая протянутую руку.
 - Извини, я сам решил тебя разыскать. Ты не шуми, командир, там все спокойно, - ответил майор, кивнув в сторону квартиры, где Алексей был временным постояльцем.

 - Давай покурим пару минут, - предложил штабист, уводя его от подъезда на небольшую скамью возле цветущих кустов жасмина.
Подполковник присел с ним рядом и закурил, приказывая себе держаться спокойно. Особист же наоборот, был не просто спокоен, а подчеркнуто развязным: 

 - Если ты беспокоишься о древней бабушке, то не суетись, к ней еще с утра любимая правнучка пожаловала. - Не скрывая улыбку, Иван выдохнул дым вверх. 
Майор взял явно не тот тон, потому что сразу вызвал в спецназовце бурный протест. И подполковник почувствовал, как у него в гневе дернулась правая щека: «Явный перебор, так нагло лезть в чью-то личную жизнь! Чтобы какой-то писаришка из штаба за ним шпионил? И даже за Вероникой? Значит, она все же не зря обвиняла Алексея в грязной слежке?»   
 - Говори по делу, что хотел сказать. Раз по службе меня пока не вызывают, - грубо оборвал «особиста» спецназовец, - мне не хочется разводить с тобой пустой треп среди ночи.

 - Да, понимаешь в чем дело, командир, это я вчера на ипподроме первый тебя заметил среди штатских на скачках. Ты почему-то сбежал вниз, чтобы поговорить с этой экстравагантной дамочкой. И потом я наблюдал, как ты заметался и зыркал вокруг глазами, когда ее упустил из виду. Может, конечно, это не мое дело, но к тебе, Резин, я лично отношусь лучше, чем ты думаешь. Тебе еще несколько лет служить, и ты Петрович, теперь командир отряда, у всех на виду, сам понимаешь. Так вот, поэтому я пришел просто по-дружески предупредить – семейка эта не простая. Их дворянские замашки, конечно же, здесь не причем. В наше время это выглядит даже архаично притягательно. Хоть какие-то нелицемерные правила старой культуры.   

Прежде всего, я имею в виду писательницу. Она много путешествует и тусуется с разношерстной богемной элитой. Конечно, вряд ли кто из начальства обратил внимание на твое странное поведение на ипподроме. Но я сразу понял, что ты или серьезно влюбился, или тебя на нее основательно повело.
 - Но, потише, ты себе позволяешь сейчас лишнее, - мгновенно взвинтился Алексей, который от злости был готов крепко врезать "доброжелателю".

 - Не выскакивай из штанов, Петрович, сейчас все поймешь. У меня возникло  подозрение, что ее кто-то ведет. Возможно, у нее есть недоброжелатели из зависти к ее исследованиям, да мало ли. Так что учти, что это не мы. Поэтому, будь осторожен и понаблюдай со стороны. Тем более, все это выглядит странно, так как она вообще вне политики, а пишет всякий там романтизм, женскую ерунду. Одним словом, лирика. Не злись, но я считал своим долгом все-таки тебя по-дружески предупредить.
 - Не понял, проясни, - хрипло выговорил Алексей, растерев пальцами окурок и нервно закурив новую сигарету.

 - Ну, что тут объяснять - мир то вокруг сволочной, сам знаешь, давно служишь. А теперь и подавно. Да и «прослушка» уже возможна напрямую из головы. Нам как-то еще в Академии, как историческую хохму, рассказывали. Помнишь, встречу верхушки Большой Тройки союзников на Ялтинской конференции в феврале сорок пятого года? Тогда они там решали, как будут делить сферы влияния после войны. Нарисовалась уже новая геграфия, сам понимаешь.
Так вот, отметили странный факт – Уинстон Черчилль с этих переговоров почему-то улетел раньше намеченного срока. Есть воспоминания, что на одном из заседаний в Ливадийском Дворце его министр иностранных дел Антони Иден вдруг передал ему за столом записку. Черчилль бегло прочел ее и сразу же поджег в пепельнице от своей кубинской сигары. Но сам взял чистый лист и тут же написал ему ответ, чтобы тот не беспокоился. Однако этот самый господин Иден, когда прочел, бумажку не сжег, а разорвал на мелкие кусочки и просто выбросил в урну.

  Прошло много лет, Черчилль уже был в отставке, и вот как-то Никита Хрущев, будучи в Лондоне, при встрече все же спросил его об этой истории. Дескать, вы помните, что на такой важной встрече надо было контролировать буквально каждую мелочь. Как человек военный, понимаете ту напряженную обстановку, как ожесточенно сопротивлялись фашисты. Так, мол, после той знаменательной встречи наши спецы по приказу командования склеили ваши обрывки бумаги, и дешифровальщики долго бились, но так и не разобрали ваш ответ.

     Что же вы тогда имели в виду, когда написали в записке господину Идену –«Не волнуйтесь. Старый ястреб не выпадет из гнезда»? Однако даже через много лет Черчилль ответил Хрущеву особо хитро, полушуткой, но с сарказмом. Он сказал, что просто господин Иден бдительно заметил, что у него во время такой важной встречи была расстегнута ширинка. «Господин Иден предупредил меня, а я его успокоил - старый ястреб не выпадет из гнезда». Известно, хладнокровный был человек английский Премьер-министр.
 - Так ты на что намекаешь? Что его еще тогда рискнули гипнотизировать? Скорее всего, это твои фантазии, - Алексею  стало не по себе.

 - Кто его знает. Может, просто мои фантазии или преподаватель в Академии по-стариковски заврался. Но ведь к тому времени уже больше десяти лет прошло, как Сталин похоронил старика Бехтерева, и «гипнотизеры» у него тоже рьяно служили режиму. А большая политика, ты же знаешь, никогда в средствах особо не перебирает. Гитлер был обречен, и тогда каждый из сильных мира сего хотел оттяпать от пирога войны кусок побольше. Потому, все средства были хороши. Вот ты теперь и подумай, командир, до чего это уже может быть сегодня усовершенствованно. И спутники летают, куда ж без них. Так что, ты будь осторожен здесь, на всякий случай. А если вдруг что заподозришь в квартире или тебя внезапно начнет клонить в сон, заходи ко мне, будем вместе разбираться.

 - Не бери в голову, я думаю, тут все в порядке, - пробормотал Алексей. -
А за предупреждение – спасибо. Но на это я тоже могу тебе ответить, как и Черчилль - У меня око не дремлет! Старый ястреб не выпадет из гнезда! 
 - Ну, тогда моя хлопотная миссия исчерпана, - сказал майор, вставая со скамьи. Дай свой мобильник, я тебе запишу свой номер, мало ли. И не держи на меня зла, служба.   
Командир спецназа подал ему свой телефон, упрекая себя в нервозной дурости. На прощание он уже спокойно крепко пожал руку служивому.

   На третий этаж Алексей шел не спеша. «Известно, давно живем в диком мире. А Хрущев в 60-х всегда открыто грозил кукишем мировому импрериализму. Вряд ли он просто так интересовался странной запиской колоритного английского джентельмена. Возможно, к тому времени и ему уже все донесли о попытке влияния. Поэтому и суетился, догадался ли проницательный лорд Премьер-министр, и спросил через много лет, не удержался, занесло.

    Видно, думал, простачком прикинуться – еще тот был «хрущ»! Что ж, обычно в верхах копошится грязное кубло лицемеров-скоморохов вне времени. Конечно, может быть, в Ялте на той знаменательной встрече было все не так, как предположил майор. Однако всей правды пока никто не узнает, а результат бесконечной лжи - вот эта враждебная жизнь. И упование на то, что там все же есть кто-то мудрый, кто сможет удержать руку от нажатия на смертельную кнопку. Хотя нам и без этого достается так, что и бронежилеты не спасают».

    Уже войдя в квартиру, он вспомнил, что совсем не подготовился к встрече с Верочкой. Но в прихожей было темно. Дверь в комнату старой хозяйки была приоткрыта, и Алексей в тишине услышал ее ровное дыхание во сне. Сквозь дверную щель в комнате Верочки мелькнул слабый свет, который она сразу выключила, услышав стук входной двери. Подполковник в полутьме прошел в теплую после Верочкиного купания ванную и принял горячий душ в ароматном запахе ее пены. Ложась спать, он туго перевязал руку, которую все же   
«растянул» на канатке. Свою дверь Алексей немного приоткрыл, чтобы не прозевать, если писательница надумает сбежать из дому с утра пораньше.

Хотя и понимал, что это не солидно, и он вряд ли станет удерживать незнакомую ему женщину. Рисунок Вадима спецназовец аккуратно расправил и положил под толстую книгу на письменном столе Даши. Вспоминать о неприятном разговоре с майором не хотелось. День был насыщен бурными событиями, и он спокойно уснул. Уже в глубоком сне подполковнику казалось, что летящие в ночи пули рикошетом чиркают по твердым камням, и где-то рядом хлопают тяжелые крылья пытающихся взлететь птиц, которых удерживает массивная цепь. Однако после дальней поездки он все же спал крепко и проснулся поздновато.

                ***
    Утром в полусне Алексею показалось, что где-то поблизости журчит вода, и он первым делом подумал, что ночью плохо закрыл кран. Однако, прислушавшись, Алексей улыбнулся – совсем рядом тихо шептались две женщины. В приоткрытую дверь доносился тихий разговор прабабушки с внучкой, которая причесывала ее перед большим зеркалом в гостиной.
 - Ну, Никочка, ты все же мне слишком уж плотно укладываешь букли! Прибери щипцы, это уже не современно. Мне будет неловко. И Алексей будет смеяться, когда заметит. Ведь он человек военный, он сразу все замечает.
 - Ну, что ты, что ты, моя бусечка! И вовсе он не заметит. Господин офицер  даже ночью не заметил, как я за ним на Куриме вверх по горе ехала.
 - Ужас, как стыдно! Но ты же сама сказала, что ехала за ним по лесу издали и быстро повернула обратно.

     Алексей удивленно хмыкнул: «Ну и ну!» Быстро натянув спортивные брюки и майку, он подошел к двери, однако, увидев Верочку в зеркале, замер на месте  и несколько минут продолжал слушать тихий женский шепот.
 - Ну, сама посмотри, это не красиво! И зачем ты мне сделала эти мелкие завитки на затылке и у висков, совсем как у пуделя! Прекрати, я тебя прошу, -слабо сопротивлялась Елизавета Петровна настырной внучке, которая, наконец, дорвалась до волос любимой бабушки.
 - И вовсе не похоже на пуделя! Хотя, чем пудель плохая собачка? Даже такой эгоистичный тип, как Шопенгауэр, и то любил пуделя. Помнишь, ты мне когда-то рассказывала, что он жил один, любил гулять по улице только с пуделем и при этом разговаривал сам собой.

 - Помню, Никуся. Но ты, хитруля, меня философией не заговаривай. Может быть, ты мне еще и белый шелковый бант повяжешь на шею, как повязывал себе Шопенгауэр? И потом - он своего пуделя не завивал мелкими кудряшками. И  вообще, он был страшный бука – всегда резкий, скупой и крайне подозрительный. Потому и остался старым холостяком. Возможно, кроме пуделя, ему так и не довелось никого любить. Кстати, и философия у него странная, и слишком уж странные частые переезды.

 - Ах ты, госпожа моя белосахарная! И на что это тебе вздумалось намекнуть? Что ж, ты думаешь, что и я постоянно переезжаю, как тот старый брюзга с белым бантом, который утверждал, что жизнь очень даже сомнительная вещь?
Ну, бусечка, разве можно меня с ним сравнивать? Ведь он был законченным пессимистом, поэтому с ним никто и не спорил. Все считали, что спорить с ним, все равно, что резать воду на куски.

 - Да! Однако, и в его философии было рациональное зерно – настороженность против беспечности и ротозейства. Не зря он предостерегал людей от каприза всякого дурака. И очень даже тонко подметил, что Данте было просто изобразить ад, потому что он есть везде в жизни. А вот какой он, рай, люди так и не представляют. Даже не знают, что о нем можно придумать.

  - Ну, моя родненькая, какой еще рай? Я не позволяю еще тебе думать ни о чем небесном. Пойдем-ка лучше на кухню печь сдобные плюшки. Господин офицер сразу проснется, когда у нас запахнет вкусненьким.

  - Офицер уже проснулся, позвольте представиться - подполковник Резин Алексей Петрович, суховато сказал Алексей, выйдя из комнаты.
Верочка была в голубых домашних джинсах и в свободной майке и оказалась совсем невысокой, но очень грациозной. Ее темные волосы чуть касались плеч. Сначала она встретилась с глазами Алексея в зеркале, а затем, резко обернувшись, неожиданно взяла его по-детски за руки.
 - Вероника Гиреева. Можно, просто, Ника.
 - Для меня лучше Вероника, - сказал Алексей, боясь сжать ее тонкие руки.

 - Тогда для меня лучше Леша, будем на «ты», - сказала она, подойдя к нему совсем близко и глядя в глаза, не отпуская его рук. И подполковнику показалось, что он пошатнулся, слабея от прямого взгляда ее зеленоватых глаз и теплого дыхания.
 - Хорошо, - согласился он, злясь на себя, что не может справиться. Однако  извини, я прочел записку, где ты сравниваешь меня с убийцей, - сказал сухо Алексей, чтобы освободиться от слабости и хоть немного ее смутить.

- Для расширения общего кругозора мне твоя бабушка предложила почитать твои дневники. Наверно, она посчитала, что этим спасет меня от скуки, - иронически добавил он.
 - Я виновата и собираюсь тебе все объяснить. Ты ведь не сильно сердишься? 
 - Я злюсь на себя за то, что вообще читал твои тетради. Мы ведь не знакомы.

 - Возможно, ты и прав. Я ошиблась и поступила так, как будто мы знакомы.
Прости, мне тогда было больно, ты ведь понимаешь? – Прошептала она нарочно близко, чтобы бабушка не услышала их разбирательств, почти прикоснувшись к нему губами.
 - Понимаю, - соврал Алексей, который теперь уж точно ничего не понимал, кроме того, что он слепнет и не чувствует своих ног. От ее близкого дыхания он забыл, что это именно те его ноги, которые привыкли выдерживать нагрузку боевого оружия в почти сто кг. Чтобы не выдать своей слабости, подполковник заставил себя оторваться от ее взгляда и решительно забрал свои грубые пальцы из женских рук. Вежливо пожелав Елизавете Петровне доброго утра, он прошел в ванную бриться и умываться.

      Пока он приводил себя в порядок, хозяйки готовили завтрак, и через полчаса по всей квартире уже потянулись вкусные запахи горячего сыра, сладких булочек с корицей и ванилью. В ванную доносился разговор бабушки с правнучкой, которой приходилось говорить громко, так как Елизавета Петровна уже слышала плоховато. Поэтому Алексей стал невольным свидетелем разговора, в котором старая дама укоряла Веронику в «бестактном отношении к офицеру, живущему походной жизнью». Она советовала ей за завтраком развлечь гостя не философией Фихте, а более современным светским разговором.

       Но Вероника отвечала ей рассеянно и даже немного удрученно. Однако на уговоры бабушки она ответила, что не считает господина офицера в чем-то ущербным и хочет говорить с ним на любые темы. И если он что-то не поймет в разговоре с ней, из-за того, что его жизнь прошла в «военных походах», то ей совсем не сложно ему пояснить. А если щепетильной госпоже бабушке так уж будет угодно, то ей придется развлечь господина офицера рассказом о своей экстравагантной знакомой, которая недавно ради своего светского благополучия потребовала от мужа временно жениться на респектабельной немке. Что он послушно и выполнил. Однако теперь она обрывает телефоны всем приятелям, жалуясь, что он подлец, потому, что не хочет возвращаться к ней домой и заявляет, что женился не временно, а навсегда.

 - О, боже! Какой ужас. А что же та женщина, на которой он женился? – Откровенно возмутилась старая дама. 
 - Ну, судя по жалобе «мадам Брошкиной», немка тоже счастлива и великодушно простила, поверив, в его искреннюю любовь. И даже сочувствует, что ему больше двадцати лет пришлось жить с такой стервой.
 - Не смей Алексею рассказывать такие гадости, – сказала Елизавета Петровна, повысив голос. - Ты вообще, Никуся, как будто специально выставляешь себя перед ним с дурной стороны. Как будто специально хочешь казаться хуже. И мне очень больно на это смотреть. 

       Одевшись в светлую безрукавку и джинсы, Алексей почувствовал здоровый аппетит на сдобную выпечку, которая была для него редкостью. Но теперь он не знал, как вести себя с Вероникой. Поэтому бесцельно слонялся по комнате, не находя себе места. Он чувствовал себя скованно и не мог так запросто зайти на кухню, свободно поговорить или покурить у окна, а ждал в комнате, когда его позовут. На душе у него было сумбурно. Подполковник не мог освободиться от ощущения, что попал не на свою территорию. Вчерашняя эйфория о возможном счастье улетучилась, как только он оказался рядом с писательницей. И даже обычный утренний разговор бабушки и внучки о немецком философе был необычным в привычной его жизни. Он не хотел выглядеть дураком.

    Случайно, рассеянный взгляд Алексея натолкнулся на одну из книг Вероники на Дашином столе. «Читает мамины книги», - одобрил он. Но тут же до боли сжал зубы: «Надо бежать отсюда, пока не сильно затянуло. Мы с ней плывем на разных палубах». Спецназовец тут же решил за завтраком выяснить, останется ли Верочка с прабабушкой, и со спокойной совестью сегодня же уехать в отряд.
«Напутешествовался по самое горло. Дома в гарнизоне за оставшиеся дни отпуска успею на спортплощадке возвратиться на грешную землю. Уже пора после ранения хорошей нагрузкой привести себя в боевую форму. Да и пыли накопилось в квартире за несколько месяцев».

      Подполковник дал себе слово держать с Вероникой строгую субординацию и мысленно приказал себе отодвинуться от нее на дальнюю дистанцию, не позволяя ничего личного. «За завтраком, чтобы не робеть перед ней, буду вспоминать себя в отряде с бойцами, так будет проще избавиться от наваждения». Не теряя времени, Алексей на всякий случай быстро собрал свою дорожную сумку, задвинув ее за тахту.
 - Алеша, просим к столу, - весело позвала его Вероника, заглянув в комнату.

     Горячий завтрак хозяйки подали в просторной гостиной. Круглый стол был покрыт белой скатертью, вышитой синим шелком. По просьбе прабабушки, Вероника включила музыку со старинными романсами. Чайный сервиз с фиолетовым перламутром оттенял старые хрустальные вазочки с абрикосовым вареньем, медом и сливками. Но главным пиршеством стола были золотистые эклеры с сыром и сдобные булочки. Алексей сел на мягкий стул с высокой спинкой и стал завтракать, стараясь не смотреть на Веронику. Он вежливо кивал Елизавете Петровне, которая рассказывала о том, как жители курортного городка старательно выращивают в парках разные сорта деревьев и цветов. Подполковник теперь ждал удобного момента, чтобы спросить ее внучку о планах на ближайшие дни, и тут же попрощавшись, уехать из города.

  Но внезапно Алексей поднял глаза от чашки и увидел, что Вероника поставила в рамку на кабинетном рояле рисунок Вадима рядом с небольшим бюстом какого-то деятеля искусства. Он чуть не обжегся горячим чаем, воспринимая это, как  очередной вызов с ее стороны. Наверно, она взяла рисунок со стола, пока он был в ванной. Тут же Алексей почти со злостью вспомнил, что прошлой ночью она следила за ним на горе верхом на коне, тайком прячась в зарослях.

    Поэтому он все же не выдержал и резко спросил ее, громче, чем следовало:
 - Как это я должен воспринимать, мадам? Ну, никак не подозревал, что вы коллекционируете комиксы. Для меня странно увидеть мое плоское изображение на вашем старинном рояле рядом с особо знаменитым деятелем.
 - Это Иоганн Фихте, немецкий философ 17 века, - спокойно ответила Вероника, совершенно не смутившись. - Но если ты против, я сейчас уберу. Надеюсь, что ты только что произнес «вы» с маленькой буквы, имея в виду нас обеих?

  При упоминании о букве подполковник внутренне поежился – «Действительно, и зачем это она язвит в мою сторону?» Однако он не успел ответить на ее очередную колкость, так как после произнесенного запретного имени Фихте, Елизавета Петровна, с умилением слушавшая романс, встрепенулась: 

  - О, простите ее великодушно, Алеша, ради всех святых! Это я попросила Никочку поставить ваш портрет, чтобы смотреть на вас, когда вы уедете. Конечно, если вы не против. Я не знала, что она, проказница, взяла у вас рисунок без спроса. Я сразу определила, что он выполнен очень талантливо.
Но главное - вы совершили героический поступок.

 - Пусть останется на память, - быстро согласился Алексей, который не хотел обидеть старую хозяйку, как и не хотел дальнейшего разговора о героическом поступке. Однако для строптивой писательницы он решительно застегнул себя на все пуговицы. Демонстративно от нее отвернувшись, подполковник пояснил старой хозяйке: – Вы правы, мой попутчик оказался хорошим художником, хотя вчера не произошло ничего героического, - успокоил он старую даму.
 - На канатной дороге произошла обычная драка, так что все обошлось.

Алексею уже не терпелось поговорить с Вероникой наедине, чтобы попрощаться раз и навсегда. Он был навзводе, и ему уже казалось, что из-за него за завтраком женщины отказались от своих привычных разговоров.
«Бежать и отрезать все пути к возвращению. – Упрямо твердил себе командир отряда. – У нас с ней дремучая несовместимость, так бывает. Отрезать и никогда не жалеть. Не хватало еще постоянно чувствовать себя дураком».
 - Вы еще почаевничайте, а я пойду, отдохну, - вставая из-за стола, тактично сказала Елизавета Петровна, почувствовав напряжение гостя. - Надеюсь, вы без меня не будете ссориться, правда, Ника?

 - Ну что ты, бабуля, нам поссориться, никак невозможно. Мы с Алешей просто идеально дополняем друг друга! 
Покачав головой, прабабушка ушла в свою комнату, и Алексей сразу же спросил Веронику, может ли он уехать в отряд, не дожидаясь Анну Сергеевну.   

 - Конечно, я сама дождусь своих путешественниц. Спасибо, что ты побыл с прабабушкой. Но она будет грустить и сердиться на меня, потому что знает, что у тебя есть еще семь свободных дня. Может, тебе не стоит рубить с плеча, хотя я тоже в весьма затруднительном положении? С одной стороны, глупо тебе навязывать свое общество. И с другой стороны, моя просьба, остаться здесь, может тебе навредить.

 - А можно, вообще не напускать туман и освободить меня от детских загадок? Не солидно, как-то, даже юродиво, - холодно заметил Алексей, напоминая себе не поддаваться ни на какие уговоры.
      После слова «юродиво» Вероника резко поднялась и пересела на тахту, забравшись на нее с ногами и прижав к себе небольшую плюшевую подушку.
 - Я повела с тобой непростительно глупо. Ты еще не знаешь, что даже вчера вечером я некоторое время тебя тайком сопровождала на Машук. Мне как-то не верилось, что ты сам вдруг пойдешь к обелиску.

  Она повернулась лицом к широкому окну, и майское солнце осветило ее тонкое грустное лицо. Алексею даже поначалу показалось, что в ее зеленоватых глазах появились слезы. «Так, она еще и артистка, бабушкина «хитруля». Конечно, пока прабабушка жива, она до сих пор подсознательно чувствует себя ребенком. Совсем скучно, наверно, бедняжке. Видно, тоскливо бродить на богемной колокольне, глядя на прозаичных служивых», - и Алексей настроился на откровенный разговор, сжигая все мосты и понимая, что этим разрушает свою надежду быть с ней рядом. Однако он все же решил расковырять эту ноющую рану, выдавив из нее даже воспаление от своей дурацкой любви. 

 - Наверно, ты права. Сам бы я вряд ли просто так отправился к обелиску. Слишком уж это все отстраненно от моей сугубо уставной жизни. Но я пошел, потому что обещал другу. Кстати, ты не знаешь, почему там поставили каменные изваяния стервятников?
 - Ну, об этом говорят разное. Мне кажется, что скульптор, скорее всего, вспомнил древнегреческий миф о Геракле.

 - О Геракле? Но причем же тут грифы?
 - Он был великий воин. Как сообщено в древнем мифе, Геракл считал стервятников самыми праведными птицами, потому что они не нападают даже на самых маленьких существ, пока они живы. Вот такая философия. Хотя по кавказским преданиям, стервятникам не простили мучений Прометея. 

       Вероника, как и обещала бабушке, говорила с ним о словесности просто, и Алексею стало досадно, что он малодушно позволил себе на нее рассердиться. Однако подполковник уже твердо решил быстрее уехать:   
 - Извини, но у меня, действительно, есть дела. Хочется спокойно почитать дома и привести себя в спортивную форму после госпиталя. - Начал он издалека, боясь всплеска женских эмоций. - Ты понимаешь, ведь я на службе совсем от жизни оторвался. Вот даже вчера вечером здесь приятеля встретил. Он мне стал что-то о Черчилле вспоминать и о Ялтинской конференции, а я дуб-дубом, даже мемуары его не читал. Только рот открываю, как рыба. Так, что нагружусь книгами в библиотеке и буду наверстывать упущенное.

 - Не торопись уезжать! А его «Вторую мировую войну» ты можешь спокойно перечитать и у нас дома. Кстати, Черчилль получил за этот литературный труд весьма внушительный гонорар.
Вероника встала и показала в книжном шкафу шеститомник в синем переплете: 

 - Вообще-то, такое чтиво иногда помогает освободиться от поверхностного взгляда на окружающее и осмыслить его явное лицемерие. Этот потомок герцога Мальборо был всю жизнь чрезвычайно успешным. Уже в преклонном возрасте после отставки от жил в Чартвелле и продолжал что-то писать для широкой публики.
В нашей библиотеке даже есть его последние книги «Истории народов, говорящих на английском языке». Но я думаю, что тебе будет достаточно пару часов, чтобы полистать эту беллетристику. Напомню, что Уинстон Черчилль представлял земной мир, состоящим из великих героев, сильных личностей и человеческой массы. Конечно, я не поклонница его политических воззрений.

Писательница скептически улыбнулась. Однако, не желая навязывать Алексею свое чисто профессиональное мнение о назначении книготворчества, решила пояснить свой нигилизм по отношению к известной личности:   

       Понимаешь, он похож на скользкую ртуть, которая спешит принять форму, в которую попадает. Я как-то читала, что на 80-летие английский Парламент ему подарил его же портрет, написанный знаменитым английским художником Грэхэмом Сазерлендом. И представляешь, даже этот портрет вызвал в Англии большие споры. Одни считали, что это портрет просто престарелого государственного деятеля, другие утверждали, что на нем изображен неугомонный, благородный воитель. Но один из депутатов палаты общин весьма точно заметил, что это портрет старого человека, погруженного в состояние депрессии и размышляющего об атомной бомбе.

 - Но он ведь ненавидел Гитлера и говорил, что даже если тот вдруг обнаружит ад и будет угрожать самому Сатане, то всем стоит найти и в Сатане хоть что-то положительное, чтобы помочь ему уничтожить фашистскую свору. - Возразил Алексей, чтобы вставить хоть слово в ее рассуждения, в который раз поражаясь совсем не лирическим определениям Строптивой Дамы.   

 - Возможно, он так говорил, язвительно намекая на коммунистическую заразу. Однако, если ты полистаешь его рассуждения, то удивишься тому, как быстро он забывал о своих вчерашних симпатиях. Таковы многие политики, поэтому все временное меня лично особо не интересует. - Вероника совсем по-детски встряхнула пышными волосами и подбросила плюшевую подушечку. - Я не прочь с тобой поговорить и об истории, и о странных людях - политиках, которые постоянно загоняют целые народы в прокрустово ложе, изобретенное для утоления их алчных амбиций, и при этом изощренно умудряются выставлять себя благодетелями беззащитных калек, у которых они цинично отрезают члены тела и постоянно терзают души.

 - Я к ним не отношусь и без толку толочь воду в ступе не хочу, - резко отрезал Алексей, возвращаясь к теме личного разговора. - Однако мне тоже не безразлично, как меня воспринимают. У меня нет самолюбивых амбиций, но я не допущу подлости. Да, и другим не позволю. Мне жаль, что мы такие разные.
Не зная меня, ты отнеслась ко мне возмутительно высокомерно.

    После его выпада Вероника вспыхнула и закрыла лицо руками. Скорее всего, она уже поняла, что ей вряд ли удастся его удержать. Но Алексей, который ненавидел себя уже за то, что завидует даже зеленой плюшевой подушечке у ее рук, решил напоследок высказаться от души. Потому что в его замкнутой душе, не подчиняясь трезвому рассудку, пульсирующей кровью бился горячий вулкан страшного чувства, с которым ему было не справиться. И спецназовец по военной привычке стал гасить его злостью.               

  - Понимаешь, я возвращаюсь в свой отряд из госпиталя после боевого ранения. А вот мой самый близкий друг Илья уже не прибыл со мной на Кавказ, остался в Москве в инвалидной коляске. Я здесь за несколько дней немного осмотрелся в гражданской жизни. Да, и прабабушка твоя – очень теплый человек. И вдруг получаю от тебя тайные обвинения в подлости и карикатурные сравнения с уродливыми литературными персонажами.
 - Прости, это недоразумение, но я не проводила никаких сравнений.

 - Не спорь, у меня отличная память. Ты именно мне написала в дневнике, что тебе жаль, что я так на кого-то похож, то ли на Демона-убийцу, то ли на мистического художника. А я так повелся на твою странную букву на зеркале,  что стал листать твой дневник. Правда, мне его сама давала читать Елизавета Петровна, так как сказала, что тебе очень импонирует делиться своими рассуждениями с читателями.

 - Поверь, это глупое недоразумение, - Вероника отбросила подушку.
 - И причем тут Демон? Я написала, что ты очень похож на своего родного отца. Он замечательный, очень достойный человек. А слово «жаль» написала потому, что подумала, что ты зачем-то за мной следишь. Знаешь, я уже несколько лет дружу с твоим отцом и немного растерялась при встрече с тобой на ипподроме. Вы с ним очень похожи. Не веришь? Я сейчас тебе покажу фотографии. Два года назад мы с ним и его женой насколько месяцев вместе работали в Индии. Подожди минуту, фотоальбом должен быть у Даши в комнате. Кажется, в последний раз мы его вместе с ней смотрели.

     Вероника вышла из комнаты, оставив в одиночестве ошарашенного странным известием Алексея. «Да уж! Так вот почему девочка посмотрела на меня удивленно. Она просто вспомнила фотографию. А жизнь зачем-то стала наматывать меня на колесо, как бы ни размазала», - подумал он тоскливо. Подполковник никогда не вспоминал, что у него где-то может быть отец.
Старый романс, с шипением качаясь среди старых безделушек, теперь уже казался Алексею заунывным и раздражал смакованием унизительно сопливой меланхолии: «Грустит в углу Ваш попугай Флобер. Он говорит «jamais, jamais, jamais, jamais» и плачет по-французски». 

«Jamais! - Никогда!» -для спецназовца это были слова не просто из другого времени. Они были из отрицаемого им мира жизни-призрака, которую себе придумывают для украшения существования праздные остолопы. Командир отряда опять злился. Похоже, что писательница говорила правду об его отце, и он теперь опять не знал, как ему поступить.

     Когда Вероника вошла в комнату, Алексей выключил музыку. Действительно, загорелый седой человек на фотографии был с ним почти на одно лицо. Пока он смотрел фотографии, которые обширно и наглядно представили ему дальний мир отца и Вероники, она рассказывала ему историю жизни его отца. Они сошлись в одной из экспедиций по исследованию древних табличек. Оказывается, мать вообще от него скрыла, что родился Алексей, так как не хотела выходить за него замуж. Отец был скандальным журналистом, который слишком откровенно затронул военную тему в конце 60-х, и вскоре выехал в Европу и стал работать в одной из английских газет, но никакие дессиденты не заманили его к сытой кормушке, поливать грязью свой народ. Его увлекли старинные рукописи, которыми занималась его жена-археолог. Несколько лет назад они переехали жить в Чехию. Так уж сложилось, что кроме Алексея, у него нет детей.

       Оказалось, что много лет он переписывается с соседкой матери Алексея, и та ему подробно писала о жизни сына и даже умудрилась тайком взять у своенравной матери его фотографии в военной форме и даже фото его дочери. Писательница рассказывала, с каким восторгом дед показывал ей фотографии внучки и сына и очень просил ее найти Алексея и рассказать всю правду. Отец очень переживал, что сын может думать о нем плохо. Естественно, он еще не знал, что Алексей теперь остался один.   

 - Да, необычная ситуация, - сказал рассеянно подполковник, припоминая старую соседку, которой мать его часто перепоручала, когда он еще ходил в школу. – Хотя я не вижу никакого развития этой истории. Вряд ли мне доведется когда-то с ним встретиться.
 - Ну, твой отец еще в силах. Они с женой живут скромно, но им вполне хватает на творческую жизнь и путешествия. Так, что со временем, вы сможете встретиться, где-нибудь в Европе. Ведь тебе не так долго осталось служить?

 - Когда служишь, то календарь не ведешь. Иначе служба не имеет смысла, - Алексея все же задело за живое. - Ты так говоришь о моей службе, как будто я Робинзон на необитаемом острове. Наверно, я показался тебе немного туповатым и одичавшим в казарменном захолустье?
 - Не злись. Оставайся с нами, немного отвлечешься. Прости, мне бабушка рассказала, что ты теперь остался без семьи. Почитай у нас книги, я не буду тебе мешать, - тихо сказала Вероника, отдав ему одну из фотографий отца. Она закрыла альбом и стала собирать со стола посуду на большой поднос.

Подполковник помог ей все отнести на кухню и стал молча курить у раскрытого окна, под которым внизу рос куст приторного жасмина. На душе было еще хуже, чем в самолете, когда он вылетел из Москвы.

 - Мне трудно оставаться здесь, потому что ты мне очень понравилась, - все же решился признаться Алексей. - Даже до встречи на ипподроме, как только я увидел твой портрет в гостиной и потом прочел твой дневник. Но оказалось, что у каждого из нас своя трудная судьба. Поэтому быть рядом с тобой - для меня пытка. Мне лучше все же уехать, прости, -  добавил он твердо, глядя в окно и не оборачиваясь к Веронике.

 - Нет, теперь ты не уедешь, - прошептала она, подойдя к нему и прижимаясь сухими губами к его затылку. – Алексей вздрогнул, обернулся и сжал ее тонкие руки. Верочка обняла его, мгновенно разрушив условную преграду между ними.
  - Не считай меня легкомысленной, но я тоже несколько лет думала о тебе, увидев у отца твою фотографию. Когда он рассказывал мне о твоей жизни, то я постоянно чувствовала какую-то несправедливость и досаду, что близкий мне в мыслях человек, живет сам по себе, где-то вдали. Представляешь, после вчерашней встречи на ипподроме я хожу, как в тумане, не могу поверить в чудо, что мы с тобой все же так необычно здесь встретились.

Алексей быстро повернулся и, легко приподняв ее, крепко прижал к себе. Сердце его рванулось, как из кипящего котла. 
 - Твои волосы пахнут корицей. Наверно, рассыпала, когда доставала с полки? - Прошептал он, задохнувшись от неожиданного счастья.
 - Угу, ты угадал. Отпусти, ты ведь вчера растянул руку. Наверно, болит? 
 - И у тебя моя рука болит? А в комнате своей, ты сама, что ли прослушку оставила?
 - Сама, на всякий случай...

 - У женщин не должно быть никаких таких случаев. Теперь я тебя от себя не отпущу, не страшно?
Вероника тихо вздохнула ему в плечо.
 - А ты мою новую повесть будешь слушать?
 - Буду.
 - И даже если она мистическая ерунда?
 - И ерунду, буду. Ведь это твоя ерунда.

Он бережно прикоснулся рукой к ее мягким волосам и прижался губами к теплому виску. Ему стало легко от того, что он чувствовал ее близкое притяжение к нему, то неповторимое притяжение, без которого все остальное в жизни не имеет смысла. Самая дорогая ему женщина любила его и была с ним рядом. «Моя самая родная, и я теперь есть. Неужели они все же там, наконец-то, потеряли бдительность и уснули на своих небесах»?

    Вероника тихо выскользнула из его сильных рук и принесла в гостиную свой ноутбук. Она стала читать рукопись, устроившись на тахте. Алексей присел возле нее, но Верочка попросила его прилечь на плюшевую подушку, чтобы ему было удобнее слушать. Она пояснила, что самое сложное для нее было не просто продолжить повесть Лермонтова языком 19 века, а предугадать развитие характеров, так как она почувствовала по отдельным фразам, что молодой писатель все же собирался развенчать новомодную мистику. Его художнику Лугину, в конце концов, придется искать опору в реальном окружении. Сначала Алексей слушал ее внимательно, не отвлекаясь на посторонние мысли, но в какой-то момент он вдруг отключился и задремал.

 Когда Алексей проснулся, в комнате никого не было. Однако с кухни доносился крепкий запах восточного кофе. «Какой позор, уснул и нарушил свое обещание внимательно слушать. Ну, что ж, буду каяться». Подполковник с улыбкой вошел в кухню и споткнулся на полуслове - кофе варила Елизавета Петровна. Она молча поставила чашку перед Алексеем и подала ему записку. По ее грустному лицу он понял, что Верочка внезапно уехала, и он не ошибся. «Алеша! Теперь, когда у меня есть ты, я счастлива. Неожиданно появились срочные дела, которые требуют моего присутствия. Помни о моей любви. Если ты меня не дождешься в городе, то я сама к тебе приеду. Не волнуйся. Целую, твоя Ника».

  Подполковник подошел к открытому окну и с ненавистью посмотрел на цветущий куст жасмина: «Как я мог так внезапно уснуть? Непростительная дурость с моей стороны. И вообще, не успели нормально ни о чем поговорить. Хотя бы она возвратилась до моего отъезда из Пятигорска». Внезапно сердце подполковника сжала тревога, которая бывает с ним обычно перед боевым вылетом. 

Продолжение следует.