Самое лучшее время для рыбалки – середина июля. Как-то разом появляются огромные пауты, особенно много их возле воды. Мама говорит, что правильно их называть «оводы», хотя все в отряде говорят – пауты. Кусают они даже через рубашку и футболку, и ты подскакиваешь от боли, хлопая себя изо всех сил по укушенному месту. Если попадёшь, то паут падает и ещё долго шевелит лапками и крыльями. Это и хорошо, потому что можно сразу его использовать как наживку для хариуса. Вовка именно так и делал. Он раздевался до трусов, вставал на берегу ручья и становился живой приманкой для паутов, которые сразу слетались, будто со всей тайги, чтобы полакомиться его детской кровью. Ведь наверняка на многие и многие километры вокруг не было ни одного ребёнка дошкольного возраста.
Вовка махал руками, как ветряная мельница, а банка с жужжащим уловом наполнялась быстро. Якутские пауты размером чуть меньше среднего майского жука, крылья у них плотные, со слюдяным блеском, а брюшко в коричневую и серую полоску. Глаза похожи на стрекозиные, только угольно-чёрного цвета. Пауты так низко летят над водой, что иногда хариусы выпрыгивают и ловят их прямо на лету. А когда забрасываешь удочку, где на крючок нанизан паут, то можешь быть уверен: хариус непременно клюнет.
Самая лучшая удочка делается из ивового прута. Он гнётся, но не ломается. Отец, наконец, выбрал свободное время, долго ходил по берегу, щупал ветки ивы, тянул их на себя, перегибал…. Потом ножом срезал длинный прут для удочки. Хотя для ловли хариусов вполне можно обойтись без удочки, нужна только леска и крючок, даже без грузила и поплавка. Такая снасть называется – нахлыст. Вот тут лучшая наживка – пауты или опарыши. Их можно вырастить самому, потому что опарыши это обычные личинки мух. Может быть, кому-то это и покажется противным делом, но только не Вовке. Нужно взять обычную банку, положить туда рыбьи головы и внутренности, поставить под навес, чтобы вода не попала, и подождать дней пять. В банке зашевелятся белые толстые личинки, и можно идти на рыбалку.
Хариус водится только в самой чистой воде, поэтому поймать его можно в таёжных северных реках. Он слегка пахнет свежим огурцом, и мясо такое нежное, что едят уже через полчаса после засолки. Ещё здорово хариуса коптить, тогда хранится он гораздо дольше.
Коптильню отец соорудил сразу, как только был готов лагерь. Делается она очень просто.
Нужно найти четыре невысокие лиственницы, которые образуют квадрат. Потом срубить верхушки и все ветки. На высоте около двух метров набить наискосок жерди, чтобы к ним цеплять крючья с рыбой. Потом обтянуть всю конструкцию брезентом, оставив сантиметров двадцать от земли, для хорошей тяги. А снизу разводят костёр, закидывая его осиновой щепой, чтобы шёл густой дым. Осина – сырое дерево, щепки не горят сразу, а долго тлеют. Это как раз то, что нужно для копчения рыбы. И запах получается совершенно особый. Тайменя нужно коптить почти двое суток, а ленка или хариуса – гораздо меньше.
Приглядывать за коптильней – Вовкина забота. Пока все на маршруте, ему нужно заготовить много осиновой щепы. Для этого у него есть маленький острый топорик, который отец называет томагавком. Мама вначале ужасно боялась, что Вовка себя поранит, но потом успокоилась, увидев, как ловко он действует своим томогавком. Проверять костёр нужно часа через три, не раньше. Поэтому есть время пройти по ручью и посмотреть ловушки на гальянов. В Удачном, как и во всех таёжных ручьях, водятся маленькие юркие рыбки – гальяны. Мама называет их ласково – пескарики. Удочкой их, конечно, не ловят, - баловство…. А вот если взять трёхлитровую банку, надеть обычную полиэтиленовую крышку с дыркой в центре, а для приманки внутрь положить сухари или корочки хлеба, то к утру набивается полная банка гальянов. Мама придумала новое блюдо: «Пескарики в кляре», которое в отряде всем ужасно понравилось. Она обжаривала гальянов на сковородке, а потом заливала жидким тестом. Это был настоящий пир! А студентки говорили Вовке: «Кормилец ты наш, добытчик!»
Вот и сейчас Вовка неспешно шёл по берегу ручья, когда услышал вдалеке какие-то крики. В тайге это бывает редко, она не любит пустого шума. Вовка повернул и пошёл в ту сторону, откуда доносились громкие возгласы.
На поляне стоял ГДТ – таёжный вездеход. На его крыше водитель Кеша размахивал верёвкой с петлёй, а возле гусениц машины стоял олень, чуть наклонив голову набок, и смотрел на Кешу. А в кабине – второй водитель Павел с ружьём в руках. Вовка кубарем скатился с пригорка, отряхнулся, пробежал ещё метра три и с размаха кинулся оленю на шею. Тот слегка покачнулся, переступил копытами, но с места не двинулся. От него пахло шерстью и молоком, а на шее висел большой колокольчик на грязной красной тряпке.
Кеша спрыгнул с ГДТ и сказал: «Ну ты, Вовка, молодец! А я, понимаешь, лассо бросаю». Павел убрал ружьё, молча накинул верёвку на оленя и повёл его в направлении к лагерю. Вовка, прихрамывая, шёл рядом: видно, подвихнул ногу, когда бежал. Олень косил на него большим коричневым глазом и шумно вздыхал.
Мама всплеснула руками, а Павел передал ей верёвку: «Вот, мясо привели. Знатный супчик будет!», - и рассмеялся. Мама обмотала её вокруг сосны, попросила Вовку: «Принеси ей водички». Он зачерпнул из ручья половину ведра, поставил перед мордой оленя. Тот принялся пить, не отрываясь.
- Мама, а как ты узнала, что это олениха?
- По рогам. Они гораздо меньше, чем у оленя. Хотя чаще, у самок вообще рогов нет. И ещё, посмотри, вымя. Наверное, она даже телёнка кормит.
- А где её телёнок? Может, он заблудился, а она его искала?
- Может быть. Подождём отца, он решит, что с ней делать.
Отец расспросил Вовку, где поймали оленя. А Кеше строго сказал:
- Иннокентий, ты же не первый год в тайге. Олень домашний, с колокольчиком, значит эвенки рядом стадо пасут. Ишь, что удумали! Мясо! Заводи машину, поедем хозяев искать.
- А что я? Раз олень один ходит, значит – добыча!
- Ты ведь в деревне вырос. Представь, твоя корова пасётся спокойно на лугу, травку щиплет, а тут в неё стреляет какой-нибудь молодец….
- Да я бы его!
- Вот-вот. Поехали уже.
Вовка стругал осиновую щепу, мама мыла посуду в ручье, и они, как обычно, тихонько разговаривали:
- Мам, а хорошо бы нам этого оленя себе оставить. Вдруг папа не найдёт эвенков?
- Посмотрим….
- Я бы катался на нём, сено ему косил.
- Ой, Вовка. Выдумщик ты. Знаешь, как олениха называется?
- Как?
- Важенка. Красивое слово, правда?
- Точно. Даже имя не надо придумывать. Можно так и звать: Важенка!
Вовка засыпал щепу в коптильню, слегка поворошил и пошёл к оленю. Принёс важенке ведро воды, нарвал охапку травы, и водил рукой по жёсткой шкуре, и шептал в тёплое ухо какие-то ласковые слова. Рожки у важенки – небольшие и мягкие, покрыты тёмным мехом, их так здорово гладить.
Послышался шум вездехода, затрещали ветки. Машина остановилась, из кабины выпрыгнул отец, а за ним – незнакомый человек небольшого роста. Одет он был в такую же «энцефалитку», как геологи, только на ногах ичиги – лёгкие кожаные сапоги. Волосы тёмные, лицо загорелое, и блестят чёрные узкие глаза. Он подошёл, поздоровался тихо, потом увидел важенку и улыбнулся: «Однако, мой олень. Спасибо!».
Он потрепал Вовку по голове, пожал руку отцу и направился с ним под навес пить чай.
Когда чаепитие закончилось, гость намотал верёвку на руку и повёл важенку по тропинке. Перед тем как уйти, ещё раз сказал Вовке «спасибо!» и пригласил в гости, в стойбище, которое было ниже по реке Иенгре.
Грустно, конечно, что пришлось так быстро расстаться с мечтой о собственном олене, но, что поделаешь! Главное, что важенка осталась жива. И Вовка обязательно ещё увидит её, ведь отец обещал взять его с собой, когда поедет в эвенкийское стойбище!