Дневник кота Томаса окончание

Алина Лейдер
http://www.proza.ru/2011/03/18/431 - 5
http://www.proza.ru/2011/03/17/437 - 4
http://www.proza.ru/2011/03/16/373 - 3
http://www.proza.ru/2011/03/15/365 - 2
http://www.proza.ru/2011/03/14/628 - 1






...У вас в отделении находится Ольга Георгиевна Зимина.

- Мне почему-то сразу пришло в голову, что вы приехали именно к ней. Но вот любопытно, почему так долго ехали? Я не могу понять, как случилось, что она оказалась в таком положении. Когда пришли ее документы, мы были вынуждены провести полное обследование. Это чрезвычайно унизительная процедура. Я не видела человека, больного или здорового, кто настолько достойно бы ее прошел. Без сомнения – ни о какой болезни – истиной или мнимой – не может быть и речи. Она даже не пыталась симулировать. Просто заявила, что здесь ей хорошо, и выезжать она никуда не собирается. Никогда. А мы не имеем права лишить человека медицинской помощи, если он заявляет о необходимости ее получения. Ольга Георгиевна – разумная женщина. С ней никаких проблем не возникает. Если можно считать отсутствием проблем то, что она просто не живет. Это человек, который для себя определил, что жить ему больше не для чего. Она ждет, когда с этим существованием можно будет достойно покончить.

- Что Вы понимаете под определением – достойно покончить?

- Только не то, о чем Вы подумали. Эта женщина не склонна к суицидным настроениям. Сама она никогда не опустится до того, чтобы покончить с той жизнью, которая ей досталась. Просто, у нее не осталось жизни. Все, ради чего она жила, отняли. Я ведь сделала запрос о ней в город. У нас много пациентов, родные которых занимают высокие и очень высокие должности. И возможность все узнать об этой женщине у меня была. Я не имею права говорить вам, ради чего затеял ее сын эту комбинацию. Решите сами узнать – узнаете. Он ежемесячно перечисляет немалую сумму на счет клиники, но к матери не приехал ни разу. Но, почему из вас никто не вмешался? И уж раз позволили ему это проделать – почему до сегодняшнего дня я никого из вас не видела?

Кот говорит четко и честно

- Виноваты мы все. Сейчас вычислять степень вины не ко времени. Скажите, Ольгу Георгиевну можно будет забрать?

-Конечно. Только вот захочет ли этого она сама. А без согласия я не могу позволить увезти пациента даже из дурдома.

-С нею сейчас можно увидеться?

-Обязательно. Раз вы приехали такой представительной компанией. Даже "секьюрити" хвостатого прихватили. Хитрый, шельмец. Увидел, что я вхожу с черного входа, залег в вашем трамвае, думал, я не замечу. Я все замечаю, да не все запрещаю. Сейчас я поднимусь в комнату Ольги Георгиевны, подготовлю ее. Но, по-моему, господин Кузьменко давно уж туда сгонял. Его опередить ни в одном деле невозможно.

Наталья Николаевна легко поднимается с места и направляется к лестнице.

Олег и Владимир Велимирович мечутся по холлу. Они больше всего боятся и ждут этой встречи.

По лестнице долго никто не спускается. Наконец, слышен звук спускающегося лифта. Распахиваются двери, и Наталья Николаевна выкатывает в холл инвалидную коляску. Олег и Вовка Сидоров замирают. Ольга Георгиевна совершенно не изменилась. Элегантная стрижка абсолютно седых волос, безупречно ухоженные руки, скромное платье – все прежнее. Но почему она в инвалидной коляске?

Все пытается объяснить Наталья Николаевна.

-Молодые люди! Я не успела и не захотела вас предупреждать. Дело в том, что уважаемая Ольга Георгиевна отказалась в последнее время подниматься и передвигаться самостоятельно. Я думаю, вам полезно будет остаться с ней и побеседовать. Кузьменко, даже не пытайтесь присутствовать. Я прекрасно вижу, что Вы за дверью. Я ухожу, и Вы за мною.

Наталья Николаевна и невидимый Кузьменко уходят. Некоторое время царит неловкая тишина.

Начинает разговор Ольга Георгиевна. Голос у нее неожиданно молодой.

-Здравствуйте, ребята! Я очень рада вас видеть, но все же надеялась, что меня никто не разыщет в этом не очень веселом месте. Олег, ты когда вернулся?

-Сегодня утром. Ольга Георгиевна! Почему Вы не сообщили мне?

-А о чем, Олежек, я должна была сообщать? О том, что мой сын решил, что здесь мне будет наиболее комфортно. Или о том, что сама подписала согласие на… лечение?

-Но зачем Вы это сделали?

-Олег! Сложно назвать полностью здоровым человека, который, положив свою жизнь на то, чтобы воспитать личность, воспитал ее такой, что самому страшно становится от своего создания. Давайте, ребята, просто поговорим о вашей жизни. Вовочка, ты такой большой стал. Миша, как Вера, как Георгий?

-Ольга Георгиевна! У нас будет много времени поговорить о нашей жизни. Сейчас нам нужно как можно быстрее уезжать отсюда.


-Нет, Олег. Я никуда не поеду. Я для себя определила, что мой последний дом – здесь.

-Но почему?

-Я всегда считала себя неплохим учителем, педагогом. Старалась, чтобы ребята не только знали мой предмет, но и в жизни были хорошими, честными и порядочными людьми. Я горжусь Вами, чужими мне по крови, но родными по сути. А единственный сын вырос дрянью. Высокопоставленной дрянью на шикарной иномарке, с роскошным особняком и престижной женой. Ведь ему не так уж и нужны были деньги от продажи квартиры. Нет, ему нужно было лишить меня возможности появляться в его новой жизни. Ему было нужно, чтобы я зависела от миски похлебки в психиатрической клинике, от его разрешения на выезд. Как мог он обнародовать своему новому окружению, что его мать – простая школьная учительница. Побрякушки, которые вывезены из моей квартиры, сейчас преподносятся новым друзьям как наследство прадеда - графа или князя. Я не знаю, какой там он себе титул купил. Я вас, ребята, не виню. Вы и не могли ничего узнать о моем … перемещении. Я все сделала, чтобы никто не узнал. Стыдно было. Но, видимо, он сам где-то прокололся. Где, Олег?

-В паспортном. Ольга Георгиевна! Что с Вами случилось? Вы же никогда не складывали крылья. Зачем все это? Вы же могли запретить ему продавать квартиру, и сюда Вас …определять.

-Ты знаешь, когда он первый раз озвучил свое предложение, мне просто стало неинтересно жить. Скучно. И с ним не позволило спорить чувство брезгливости. Стало все равно, где и с кем доживать, раз жизнь закончилась.

-Ольга Георгиевна! А мы? С нами что будет? Это Вам тоже стало неинтересным?  Вы же прекрасно понимали, что я к Вам к первой приду. Вера все вокзалы, аэропорты и отделения милиции оббегала – это Вам тоже неинтересно? Сидора я чуть не пришиб, когда узнал, что он толком не проверил все.

Сидор обиженно косится на Олега

-Это точно! Спасибо Геше, что придержал этого буйнопомешанного.

-Ребята, у вас своя жизнь. Вы выросли. Теперь вам моя помощь не нужна. Я рада, что не забыли меня, но дороги у нас все же разные. А здесь я уже друзей нашла. С господином Кузьменко вы успели познакомиться. А какие еще есть интересные личности.

-Ольга Георгиевна! Где личности? В дурдоме?

-Именно здесь, Олежек, личности. И неизвестно, где больший дурдом – здесь или… на воле. И не хочу я туда – в неограниченную в пространстве психиатрическую клинику.

-Ольга Георгиевна! Скажите, Вы верите, что мы вернемся в город без Вас?

-Зная тебя, Кот, не очень. Но какой ты вариант можешь предложить? Жить в приживалках у кого-то из богатеньких учеников? Или снимать жилье до конца жизни?
Долго ерзавший в тесном кресле Владимир Велимирович возмущенно сопит и рвется высказаться.

Олег снисходительно и ласково смотрит на Сидора. Видно, что несмотря на постоянное подтрунивание над большим другом, он его очень ценит

-Давай уж, Сидор! Что ты там собираешься изречь? На сегодня твоя казнь отменяется, если произнесешь что-то путное.

-А чего там, казнь, да казнь. Сам же понимаешь, что как раз от меня все больше и скрывали. А путное – так у меня загородный дом новый. Пустой стоит. И чего там – в приживалках. Обижаете совсем. Была бы моя мамашка жива – я бы для нее купил. А Вы для меня даже не она, а больше куда.

-Невероятно содержательная речь. Но, действительно, толковая. Надеюсь, дом не в «буржуйстроевском» поселке.

-Не. Я сам терпеть ненавижу эти поселки. Друг перед другом выпендриваются - кто круче. У меня в сосновом бору, до моря пятьдесят метров. И тихо там, спокойно. Соседи живность всякую держат, молоко будет свежее, яички. А из города что привезти – так Мише сорок километров пролететь – не фиг делать.

Ольга Георгиевна вежливо улыбается

-Спасибо Владимир Велимирович – Вовочка Сидоров, только я никуда не поеду.

Сидор обиженно сопит

-Так я и знал, что Вы так скажете. Только и я никуда без Вас не поеду. Лягу сейчас на пороге. Это будет моя лежачая забастовка. А народ в городе пускай помирает без своего кормильца. Да еще Чарлика из машины сейчас кликну.

Кажется, впервые с начала разговора Ольга Георгиевна улыбается. Действительно, представить Вовочку Сидорова в своих золотых ошейниках и перстнях, лежащим на пороге психиатрической клиники в обнимку с Чарликом, достаточно сложно. Но она прекрасно знает, что так и будет – Вовочка будет лежать до тех  пор, пока не возьмет ее измором. Миша – Верин муж, и он, наверняка, ляжет рядом с Вовочкой. Ольга Георгиевна впервые видит приехавших вместе с ее учениками громадного рыжего мужика и необыкновенно симпатичную тоненькую девушку с изумрудными глазами. Но, судя по тому, что они в этой компании – эти тоже лягут безоговорочно. Не говоря об Олеге-Коте. И еще существует загадочный Чарлик в машине. Подобное зрелище весело будет выглядеть даже в четвертом корпусе психиатрической лечебницы.

Ольга Георгиевна обращается к Олегу

-Куда шары и ромашки привез?

-Как водится – домой. То есть, на Вашу квартиру. На бывшую квартиру. Сейчас в ней Алена живет.

Алена горячо вступает в разговор. Она необычно краснеет и запинается

-Я не знала ничего. Квартиру мой брат покупал. Но, если хотите, он обратно Вам ее вернет. Но он тоже ничего толком не знал.

-Нет, девочка. Не нужно оправдываться. Я не смогу в ней жить. Но и смешить пациентов отделения не будем. Едем. Что для этого нужно?

Наталья Николаевна, словно ждала этого вопроса, как чертик из табакерки возникает в дверях холла. За ней маячит вездесущий Виктор Иванович Кузьменко.

-Ничего особенного не нужно. Напишите мне заявление, что по собственному согласию покидаете наше милое учреждение, собирайте вещи и загружайтесь в скромную машину своего ученика. Там уже Вас поджидает еще одно очаровательное существо - маленькая собачка Чарлик, которая очень хорошо умеет охранять своего хозяина. Пока Вы будете собираться – этот партизанский отряд выпустит несчастное животное на волю. У меня сил нет смотреть на его страдания. Этот хвостатый умник думает, что он так замечательно спрятался и меня смог провести. Меня даже те, кто пытается косить под психов, провести не могут. Чего ж измываться над таким замечательным псом. Эх, жалко – по своей половой принадлежности он мне щеночка не может состряпать. А то точно - напросилась бы на взятку.

У Геши от возмущения даже голос осип

-Это чего же не может состряпать. Еще как может. Что мы, совсем убогие.
 
Наталья Николаевна изумленно смотрит на Гешу и громко хохочет.

- Нет, это понятно, что не сам он, это, состряпает. Но без него-то – никак. Он же у меня – королевских кровей. Я его для… стряпанья аж в столицу возил. Недели через две потомства ждем. Так что Вам без проблем, самого лучшего предоставим.

-Вот и замечательно. Значит, породнимся. Ольга Георгиевна, эту карету убираем? Я думаю, лет двадцать она Вам еще не понадобится.

-Убираем. Девушку, я так понимаю, Аленой зовут. Вы со мной сейчас подниметесь? Мы все соберем, а ребята помогут отнести в машину.

-Конечно. Только сначала ко мне домой заедем. Там же шары и ромашки.

-А это, девочка, Вам. Я так понимаю, Олег случайно со всем этим к Вам явился, но попал именно по единственно нужному ему адресу.

Ольга Георгиевна хитро смотрит на Олега, лицо которого вспыхивает до цвета Гешиных волос. Совсем недавно уверенный в себе и правильности своих действий бравый капитан мгновенно превращается в провинившегося мальчишку, которого поймали на горячем. Он исподтишка смотрит на Алену и понимает, что ее подобное предположение нисколько не смущает. Она улыбается и поднимается вдвоем с Ольгой Георгиевной по лестнице на второй этаж. Мужики внизу остаются одни.

Геша шлепает Олега по плечу.

-Ну что, бродяга, повязали тебя? Вот тебе и сказочный Принц. Лихо это мы, за два часа все проблемы решили.

Олег недоуменно смотрит на Гешу. Владимир Велимирович тоже не совсем в теме. Действительно, когда бы им было что объяснять.

Геша не торопясь, пытается прояснить ситуацию

-Знаешь, как я у Алены в квартире оказался. Они в редакции решили по объявлению в газете Принца для Принцессы найти. Алена-то – настоящая Принцесса. Но в течение дня к ней такие Принцы заваливались, что она навсегда от мысли их дальнейшего поиска отказалась. А тут вдруг ты, со своими ромашками. Как ты умудрился подгадать так – ума не приложу. Но дело-то не в ромашках вовсе. А в том, что с Аленой вы одинаковые. Не можете мимо чужой беды пройти. А я еще два часа назад, у нее в квартире понял, что все этим закончится.

-Чем этим-то?

-Да всем этим. Любовью. От судьбы, видать, не уйти. Я ведь у нее и свою Принцессу встретил. Которую восемь лет по всему свету разыскивал. Уже сам объявление в газетах хотел давать. А она спокойненько у Алены дома… отдыхала.

Владимиру Велимировичу сложно переварить столько информации сразу.

-Не, ребята. Устроим Ольгу Георгиевну – точно напьюсь водки. Уж больно все…непонятно. Или, наоборот…

Олек вновь становится прежним. Готовым брать на себя чужие проблемы.

-Короче. Обзваниваем всех наших, собираем на твоем ранчо. Будем отмечать возвращение Ольги Георгиевны. Но имя ее Олега никто даже не произносит. Ты заметил, она все время говорит о нем – «он». Ни разу не назвала по имени.

Сидор удивленно и горестно произносит

-Да, что же такое нужно иметь, чтобы променять на это родную мать. Да еще какую мать.

-Все, тему закрыли. Но сначала заезжаем к Алене на квартиру, забираем тех страдальцев. Если они начали подъедать съестные запасы, которые там остались – точно лопнут.

Геша солидно заявляет

-Без вариантов.  Я бы мимо никак не проехал. Там Мария Петровна, а я теперь без нее – никуда.

Сидор первый раз за весь день откровенно и радостно смеется. Умеет он это делать со вкусом, и невольно все присутствующие облегченно смеются с ним вместе.

-Не, мужики! Вы со своими любовями меня точно на какую-нибудь глупость толкнете. Вот возьму и тоже женюсь.

Миша, до этого времени не произнесший ни слова, неожиданно вступает в разговор

-Женись, Владимир Велимирович! Хватит уже с крестниками возиться, своих пора иметь.

Ольга Георгиевна собирается неожиданно быстро. Не успевают мужчины обсудить свои страшно важные насущные дела – Алена с Ольгой Георгиевной появляются на лестнице. Мужчин быстренько приспосабливают к переноске тяжестей в машину. Тяжестей оказывается на удивление мало.

Небольшой чемодан и ящик, по всей видимости – с бумагами. Олег и Вовочка Сидоров успевают вспомнить бывшую квартиру своей учительницы, забитую антикварными безделушками и картинами. Но удивляться  некогда и вещи дружно загружают в машину. Ольга Георгиевна задерживается еще на несколько минут, чтобы подписать какие-то бумаги.

Сидор с Олегом переглядываются. Сидор в очередной раз чешет затылок

-Лихо! Неужели все только из-за этих старых побрякушек.

-Нет, Вовка. Тут не в побрякушках дело. Он с их помощью себе новый имидж создал. А мать в этот имидж не вписывалась. Вот он ее сюда и … пристроил.

Ольгу Георгиевну провожают Наталья Николаевна и господин Кузьменко. В холл спускаются остальные обитатели четвертого корпуса. Здесь знакомая уже всем дама с веером из страусиных перьев. Владимир Велимирович вертит стриженой головой, пытаясь разыскать среди них "депутата" с лавочки. Не обнаруживает. Либо тот проживаег в другом корпусе, либо предпочитает не напрягать народ своим присутствием.

Чарлик, выпущенный на свободу, скачет по сугробам, только снег вихрем  взвивается.

Увидев выходящую из дверей группу, подлетает к машине и дисциплинированно усаживается в ожидании. Наталья Николаевна в состоянии лишь взмахнуть руками. По всему видно – Чарлик ее сердце покорил навсегда.

-Нет, ну надо же. Ну, что же это за пес. Да он любого мужика умнее. И воспитаннее в тысячу раз.

Геша солидно и уверенно заверяет Наталью Николаевну

-Вы не переживайте. Через месяц я Вам щеночка привезу. А там уж сами - как хотите, так и воспитывайте.

В квартире Алены скучнее не становится. Правда, веселье -  несколько иного рода. В прихожей стоят толстые мужчина и женщина. Очень толстые. Томас снова сидит на антресолях и вопит дурным голосом. Вновь прибывшие вопросительно смотрят на Алену. Глаза ее мгновенно становятся печальными, и она, по-детски беспомощно обращается к Олегу.

-Сделай что-нибудь.

-Ален! Что случилось?

-Это хозяева Томаса. Они забирать его пришли.

-Как хозяева? Разве это не твой кот?

-Не мой. Его мне на передержку сдали. Они его сначала в питомник, за решетку хотели определить. Разве можно его за решетку. Вот я его к себе и забрала. А сейчас не могу  отдать. Он – как человек. Все понимает. Он даже больше некоторых людей понимает. Они с Иваном, кажется, даже язык свой изобрели. С одного взгляда друг друга вычисляют и безобразничают вместе. Уговори этих. Он не нужен им. Они с ним никогда не разговаривают, не замечают. Зачем он им?

-Хорошо! Проводи гостей в квартиру, а я постараюсь решить вопрос.

Томас занимает позицию на антресолях, чтобы не пропустить интересной беседы. Сам для себя он определил, что ни за что не вернется к тем хозяевам.

-Глупый я, что ли, кот. Здесь самое интересное начинается, а меня не будет. Если совсем жареным запахнет – попрошу политического убежища в соседней квартире, у Клепы. Эти вон какие толстые. Пока они развернутся меня выловить – я все равно успею проскочить.

Тем временем внизу, в прихожей, под антресолями идет весьма интересующий Томаса разговор. На решительный отказ бывших хозяев Томаса пройти в комнату, Олег отвечает предложением поговорить здесь.

-Скажите, зачем вам, на самом деле, кот.

У толстого хозяина тоненький голос.

-Что значит – зачем? Это наш кот.

-Но ведь он не хочет возвращаться.

-Это кот моего отца. Я обещал ему, что он доживет у нас до старости.

-Но он не хочет стареть. Ему здесь интереснее.

-Что за глупости. Как может быть коту интересно или не интересно. Ему главное – чтобы вовремя накормлен был, да чтоб на помойку не выкинули.

-А вы собирались выкинуть его на помойку?

-Да зачем мне это нужно. Живет себе и живет. Он мне не мешает.

-Но вы ведь не любите его. Он для вас – как тумбочка под телевизором.

-Так тумбочка для того и нужна, чтобы под телевизором стоять.

-Но кот ведь – не тумбочка. Он живой, он чувствует, все понимает. Он может любить, страдать.

-Вот уж настоящий дурдом – страдающий кот.

-Вы настоящего дурдома не видели. Я понимаю, что вы меня не понимаете. Будем решать вопрос по-другому. Вы согласитесь его оставить, если я вам заплачу?

Томас, выглядывая одним глазом из-за пакетов с обоями, видит заинтересованный взгляд хозяйки. Она впервые вступает в разговор.

-А сколько вы заплатите?

-А сколько нужно заплатить?

-Так дорогой же кот. Это серебристая шиншилла. Я слышала, на рынке такой стоит больше тысячи долларов. Но мы Вам, по знакомству, за тысячу уступим.

Томас даже подпрыгивает на пакете, едва не свалившись вниз.

-Ну, наглая толстая морда. Да сроду ни один старый кот столько не стоил. Нет, наверное, «Сюрприз» откажется платить.

Но Олег спокойно лезет в карман дубленки, достает карточку.

-Здесь осталось чуть больше тысячи. Я запишу вам пин-код. Вы сможете снять деньги в ближайшем банкомате. В рублях по курсу.

-А где гарантия, что мы получим эти деньги?

И Томас вдруг замечает, что у «Сюрприза» не такие уж ласковые глаза. Они могут быть жесткими и холодными.

-Гарантия одна – мое слово. А кот остается здесь. Не смею вас больше задерживать. У нас еще много дел.

Через несколько секунд с лестничной клетки доносится слоновий топот бывших хозяев Томаса. Томас осторожно выглядывает с антресолей. «Сюрприз» стоит внизу.

-Слезай уже, альпинист. Пойдем к народу, а то там без нас скучно.

Олег входит первым. За ним, гордо задрав хвост, шествует Томас. Он видит счастливые глаза Алены и понимает, что никогда и никто не заставит его уйти из этого дома.

-Вот это я ценный кот. Ничего себе, сколько денег стою. А «Сюрприз» - молодец. Вот тебе и Принц. И без объявлений обошлись. А, вообще-то, завтра с Клепой нужно будет внимательнее …побеседовать. Может быть, совсем не нужно, чтобы бабушка ее была персидской принцессой. Главное, чтобы человек был хороший. Тьфу ты, кошка…