«Тыл, это не всегда то, что сзади…»
Из мемуаров радистки Кэт.
Вместо вступления
За окном шел дождь. Ветер гнал по улице мусор и одиноких прохожих. Сталин на некоторое время сосредоточил свое внимание на, сбегающих по стеклу каплях, потом, не торопясь, повернулся к Жукову:
- А почему Ви нэ на Западном фронте, товарищ Жюков? - набивая трубку чем-то пахучим, спросил он, - А впрочем, я бы все равно Вас визвал сюда.
- Я знал, товарищ Сталин.
- Вот и ладненько, - неожиданно по-домашнему хохотнул Иосиф Виссарионович, - кто из наших разведчиков сейчас готов к подвигу.
- Все, - отчеканил Жуков, - но Исаев лучше других.
- Для нэго есть новое задание.
А за окном шел дождь...
Г Л А В А 1
Максим Максимович Исаев спал. Машина, которую ему одолжил Борман, стояла тут же на полянке. На капоте располагалась рация, все вокруг было опутано проводами. Он не знал точно, когда проснется, но надеялся, что начало передачи его разбудит.
Вчера у него был трудный день. У Кальтенбрунера был день рождения. Половину дня Штирлиц пытался придумать достойный подарок для него. Он перебрал все свои вещи, но кисет было жалко, а полевая сумка затерлась до такой степени, что из нее периодически выпадали секретные документы. Фляжка была почти новой, но штандартенфюрер планировал дать ее пастору Шлагу для перехода границы. Штирлиц даже где-то записал, какой именно границы, но листочек куда-то запропастился и, сколько он ни спрашивал офицеров IV отдела РСХА - никто не признавался, что видел бумажку.
«Ничего, посмотрю по карте, может быть, вспомню. В конце концов, не так уж много этих границ с Германией. К тому же у пастора неплохая память. Завтра проверю, насколько хорошо он запомнил мои инструкции».
На заднем сидении "Опеля" трудился, высунув язык от напряжения, мексиканский шпион. Штирлиц пошел с ним на контакт только из-за того, что ему стало известно о поступлении в Берлинскую штаб-квартиру мексиканской разведки большой партии тушенки. За три банки ароматной, жирной пищи полковник Исаев разрешил агенту перерисовать план Берлина с рекламного буклета издания 1908 года. Правда, некоторых зданий уже не было, но, по крайней мере, Брандербургские ворота стояли на своем месте. Именно этот аргумент был ключевым в беседе с мексиканским собратом.
Где-то за деревьями послышался рев двигателей и на проселке, ведущем к полянке, показались мотоциклисты. Мексиканец прервал свое занятие и повел из стороны в сторону большими, поросшими бледным пушком ушами.
- Доктор Бользен, доктор Бользен! - позвал он, - Немцы!
- Что Вы кричите? Соблюдайте спокойствие - у нас пикник.
Волоча за собой тучу пыли, мотоциклетный патруль ворвался на поляну.
- Хальт! Аусвайс! - хором загомонили эсэсовцы.
- Здесь штандартенфюрер СС Отто фон Штирлиц, вашу мать! - рявкнул не совсем проснувшийся Исаев, и на ближайшим гектар опустилась тишина.
Неожиданно для всех из динамика, висевшего здесь же рядом на дереве, раздался треск, и спокойный голос оповестил собравшихся:
- Юстасу от Алекса, Юстасу от Алекса...
- Пар-ти-за-нен, - шепотом сказали эсэсовцы и на всякий случай посмотрели по сторонам.
- Тихо, вы! Пэдро, записывай.
Пэдро поправил сомбреро, послюнявил карандаш и с готовностью склонился над листком бумаги.
- Панэ Юстас слухай сюды. Новэ завдання.
- Я ничего не понимаю! - заорал из "Опеля" Пэдро.
Эсэсовцы ошалело смотрели на динамик.
- Радиоперехват, - просто сказал Штирлиц, и все поверили.
Утро удалось. Штирлиц сидел на подоконнике конспиративной дачи в предместье Берлина, ел тушенку и слушал новый хит Клавдии Шульженко «Синий платочек». Трансляция периодически заглушалась помехами, и он на чем свет стоит, костерил немцев с их дураком Геббельсом. Паровозная громкость приемника легко перекрывала шум артподготовки, которая с каждым днем становилась все ближе и ближе к Берлину.
Наружная слежка, приставленная за Штирлицем еще в 1934 году, как обычно занималась своим делом. Пустые банки из-под тушенки, которые Максим Максимович довольно профессионально метал в открытое окно, тут же осматривались на предмет отпечатков пальцев и остатков пищи. Двое агентов суетливо, но сноровисто замеряли рулеткой расстояние до банки от окна и заносили данные в блокнот. Однажды Штирлица попросили подержать конец рулетки, так как напарника отправили за пирожками. Штирлиц, с полным ртом, подтягивая «…э-э-этот платок голубо-о-ой…» охотно согласился. Кроме того, он прекрасно знал, что данные замеров уже вечером лягут на стол Мюллеру. А, учитывая их прекрасные значения по сравнению с данными всех остальных сотрудников управления, можно будет поднять вопрос о повышении по службе или об отпуске на Родину.
Учитывая все изложенное, Штирлиц намотал на руку целую бухту измерительной ленты, что, несомненно, увеличило дальность броска метров эдак на 40. На другом конце рулетки надулись щеки и округлились глаза:
- О, майн гот!
- А шо ты думал…
Агент «наружки» призывно замахал руками, и через минуту все пространство от окна до забора было плотно забито мужчинами в серых плащах и низко надвинутых шляпах. Все так живо обсуждали новый рекорд метания пустых банок, что даже перекричали Клавдию Ивановну, и Штирлиц был вынужден сделать замечание:
- Ну вы, немчура – потише!
Внезапно в толпе возникло движение, и среди шпионских шляп замелькал огромный мирный помпон лыжной шапочки. Активно работая локтями и огрызаясь направо и налево, из толпы выплыл пастор Шлаг в мохнатом свитере с эмблемой московского «Динамо» на груди.
ШЛАГ (имя, отчество и годы жизни – неизвестны) – пастор. Практически верит в Бога. Память хорошая. Имеет сестру и одышку. Внешний вид вселяет уверенность в наличие загробной жизни. Из всех видов спорта предпочитает распитие чая с вареньем. Под сутаной носит свитер домашней вязки. Теоретически готов к подвигу. Не любит разговоров о Боге и деньгах, но по агентурным данным любит и то и другое. Пользуется авторитетом среди других пасторов…
- Пастор! – едва не поперхнувшись тушенкой, сдавлено пробормотал Штирлиц, - где лыжи?
- Лыжи – вот.
С этими словами пастор Шлаг скосил глаза вниз и Штирлиц сразу успокоился. Старик крепко стоял на беговых лыжах.
- Я же сказал Вам идти на шум электростанции…
- А я и пошел, но тут такой шум, что я подумал «а не перепутал ли я направление?»
Сотрудники Абвера затихли, с интересом прислушиваясь к диалогу. Один из них протянул пастору пирожок:
- Не переживайте, отче – электростанция в другой стороне. Вот пожуйте перед дальней дорогой.
Пастор Шлаг сунул пирожок в карман и, едва не всхлипывая, запричитал:
- Ё моё, я же все правильно сделал. Я же все помню! Ботинки - 43-й размер фирмы «Скороход», шифровка в Центр, фляжка, шум…
- Да идите Вы пастор на…
- На шум? – с надеждой спросил новоявленный шпиён.
- На шум, - сдался отходчивый Штирлиц.
Следящие за Штирлицем немцы расступились и пастор, скользя по затоптанной траве, выбрался на асфальт дороги. «А ведь он совсем не умеет ходить на лыжах» – грустно подумал полковник Исаев, и скупая мужская слеза, скользнув по щетине, нырнула в початую банку мексиканской тушенки – «главное, чтобы он лыжи об асфальт раньше времени не стер»...
Телефон зазвонил как раз тогда, когда Штирлиц затолкал в рот двумя руками особенно большой кусок тушеной говядины. Наскоро вытерев руки об занавеску (опять будет легкий скандал с домработницей) Штирлиц поднял трубку. Звонил Мюллер.
МЮЛЛЕР Генрих – шеф Гестапо. Генерал. Лысоват. Характер нордический (при общении от него веет холодом). Любит брать за жабры даже тех, у кого их нет. Мстителен. При удачном вранье – доверчив как ребенок. Про связи, порочащие его, уже ничего не помнит, ввиду занятости. Охотится за всеми. Недоволен многими. Думает, что обладает чувством юмора… Отмечен наградами Рейха: крест (синего цвета на левом плече), двух тумбовый стол, лампа в форме свастики, тазик с горячей водой в любое время…
- Приветствую Вас, дружище!
- Добрый день, группенфюрер! – Штирлиц знал, что подобное приветствие всегда предшествует какому-нибудь дурацкому наезду по поводу «пальчиков на чемодане» или «буденовки в рабочем столе». Подобные задачки Максим Максимович решал успешно, хотя и приходилось периодически попотеть. «Интересно, что же сегодня?».
- У меня на столе лежит очень интересная газетка.
- Уж не «Пионерская правда», я надеюсь, – сделал выпад Штирлиц.
Мюллер прикусил язык и раздавил в руке дорогую ручку. «Он наверняка знал! О, черт! Эффект внезапности упущен…»
- Скажите, Штирлиц, у Вас и в моем кабинете установлены микрофоны?
Пришла пора задуматься Штирлицу. «Неужели… Если Мюллер читает «Пионерскую правду», то может быть он и есть тот самый связной, на которого так усиленно намекала Кэт? Жаль, что она ничего не помнит. Ну конечно, ведь сразу после инструктажа в Центре праздновали день рождения «Алекса», и все так напились… А не проверить ли его на пароль?».
- Верблюды идут на север, - этот пароль был универсальным. На него откликались практически все.
- Вы что – не в себе, Штирлиц!? Жду Вас у себя через час.
В трубке раздались гудки, в животе урчание.
В кабинете шефа Гестапо Мюллера было как всегда уютно и тепло. В углу горела настольная лампа в форме свастики, а на стене висел портрет Гитлера. На нем молодой Адольф Шикльгрубер в звании ефрейтора бежал в одну из множества атак 1-ой мировой войны. Все было написано с истинно немецкой педантичностью; каждая мелочь была на своем месте. Правда, одно «но» всегда заставляло Штирлица вздрагивать – Гитлер был в противогазе!
Мюллер сидел в кресле, удобно устроив свои волосатые ноги в тазике с теплой водой.
- Проходите, товарищ Штирлиц, - слово «товарищ» звучало как первый абзац обвинительного заключения.
Штирлиц в душе обозвал Мюллера «фашистом проклятым», вздрогнул от взгляда на портрет, и вполголоса буркнул:
- Спасибо, амиго.
Мюллер от злости царапнул ногтями по дну тазика.
- Не зарывайтесь, Штирлиц! Что это за статья в «Пионерской правде» о сборе металлолома? Это уже факт, это уже серьезно!
Штирлиц на ватных ногах подошел к столу и уткнулся в газету. «Пионерская правда» за май 1925 года. Со снимка на него смотрел хулиганского вида юноша с тяжеленной наковальней в руках. Подпись под снимком гласила: «Максимка Исаев – лучший металлоломосборщик». Ну и слово. Коротенькая статейка с примечанием «перепечатка из газеты «Забой» за 1918 год». Память отбросила Штирлица на 27 лет назад. Наковальню они сперли на кузне. Протрезвевший кузнец устроил на следующее утро настоящий террор в маленьком шахтерском поселке. К вечеру Максимка Исаев не мог сидеть, так как задница болела хуже десятка больных зубов (папаша постарался). Ночью униженный и оскорбленный Максим Исаев ушел из дома. Пиная ногами все, что под них попадалось и на чем свет стоит кляня частную собственность на наковальни, он и не заметил как к нему подошел хитрого вида мужчина в кожаном пальто и задал странный для времени и места вопрос: «У Вас продается славянский шкаф?»… Так Исаев стал разведчиком.
Из воспоминаний его цепкой рукой выдернул Мюллер. Старый добродушный злодей Мюллер. Уж сколько лет он морщит свой широкий, как проспект Мира, лоб в надежде ухватить Штирлица «за хвост»…
- Что же Вы замолчали? А, Максимка?
Штирлиц задумался только на одну минуту. Газета отпечатана на дорогущей глянцевой бумаге, вероятно шведской. Это скорее годится для подарочного экземпляра «Майн кампф», но никак не для «Пионерской правды!». Ну-ну! А фотография? Пусть докажут. Тем более что там у Исаева огромный синяк, а сейчас его нет! Пусть, пусть докажут!
- Этот маленький коммунист больше похож на Кальтенбрунера, но я обещаю ему ничего не рассказывать.
Мюллер задохнулся от неслыханной наглости. Штирлиц снова ускользал:
- Это Вы Штирлиц! Что Вы меня за дурака держите!?
- За дурака?
- Ну, не за дурака…
- Не за дурака?
- Дайте сюда газету!
Штирлиц достал из кармана пинцет и, ловко подцепив газету за самый краешек, передал Мюллеру.
- Что это еще за шутки, Штирлиц? Вот сколько Вас знаю, а не перестаю удивляться Вашей вопиющей наглости.
- У меня герпес, - брякнул Исаев первое, что пришло на ум.
- ????, - глаза Мюллера так увеличились в размере, что озвучивать это не было нужды.
- Ну не герпес. Короче, болею я. В общем, фигня какая-то.
Штирлиц знал, что слово «фигня» прочно вошло в лексикон Вермахта еще с тех времен, когда в ставке Гитлера обсуждался план «Барбаросса». Именно тогда Борман и ляпнул его на вопрос Адольфа «Что Вы думаете по поводу нашего плана нападения на Россию?».
Тем временем Мюллер с интересом рассматривал фотографию, которую его «спецы» выкрали из дембельского альбома Штирлица, забытого им на столе 23 февраля после чудовищной пьянки в ресторанчике «Элефант». Тогда крепко надрались все – и фрау Заурих и даже тихоня Габи, которая достала всех своими шахматами. Что уже говорить о десятке мордоворотов с рязанскими рожами и отвратительным немецким. Правда, им тоже удалось как-то отмазаться… Об этом очередном проколе Мюллер вспоминать не любил.
Сейчас его больше занимала физиономия на фото. Штирлиц прав: парень действительно вполне мог оказаться и Кальтенбрунером и даже, страшно подумать, самим Гиммлером. «Ах, Штирлиц, Штирлиц… Опять…». Мюллер потер ногу об ногу и добавил немного горячей воды в тазик.
- Вот отправлю Вас сейчас в камеру!
- Да за что же, господи? – Штирлиц уже понял, что очередной наезд окончился ничем. «Надо будет отметить. Хотя если они будут прокалываться слишком часто, то я просто сопьюсь».
- Хотите водки? – спросил Мюллер.
- Вы имеете в виду «Шнапса»?
- Да идите Вы, Штирлиц!
Штирлиц вспомнил, что эту же фразу он совсем недавно сказал пастору Шлагу. «Вай мэ! Пастор!»
- Можно позвонить, группенфюрер?
- Делайте, что хотите, - устало сказал Мюллер, вытирая ноги, лучшим за всю историю газеты, экземпляром «Пионерской правды».
Штирлиц взял из вазочки письменного набора карандаш, и долго чесал им свою макушку, вспоминая на какую именно границу отправил пастора. Так ничего и не придумав, он этим же карандашом набрал номер приемной Министерства иностранных дел:
- Фройляйн, к кому мне обратиться по поводу «окна» на границе?
- Назовите себя, пожалуйста.
- Штандартенфюрер СС Отто фон Штирлиц, - с усилием подавив желание сказать «Максимка Исаев», представился Штирлиц.
- Какая именно граница Вас интересует?
- Это я и хотел уточнить…
- Я соединяю Вас с отделом контрразведки.
Процедура представления повторилась, но Штирлицу пришлось добавить еще свой личный номер, размер обуви, девичью фамилию бабушки по линии матери и пропеть на память один куплет песни «Ах, мой милый Августин!». После всего этого цирка, на который Мюллер смотрел с явным удовольствием, Штирлица попросили:
- Обрисуйте Вашу проблему.
- Да я тут в интересах Рейха отправил человека в сторону границы…, - Мюллер, занятый педикюром, поднял глаза и вопросительно посмотрел на Штирлица. Тот скривил гримаску, должную означать «Потом, все потом».
- Какой границы? – спросил сотрудник контрразведки.
- Ну не помню я, - интонация отметала все подозрения на пьянство и явно указывала на нечеловеческую занятость. Даже Мюллер с пониманием покачал головой, мол «еще бы, всех своих шпиёнов помнить».
- Как его фамилия?
- Пастор Шлаг.
- Одну минуточку, - сказал дежурный и зашуршал бумагой. До Штирлица долетали фрагменты его бормотания, - …тут в Австрию китаец Чанг Ли… это американцы… это не то… Вахтанг Пртыш…мыш…швили какой-то… Валдис –э-э-э ну и фамилия… та-а-ак, французские партизаны. Шастают туда-сюда… Вот, есть! Пастор Шлаг! Направляется в Швейцарию в интересах Рейха. Все верно. Должен перейти границу в Альпах недалеко от электростанции…
- Спасибо, дальше я помню, - Штирлиц протер трубку носовым платком и положил ее на рычаги.
- Ну что нашли своего «казачка засланного»? – не удержался Мюллер.
Штирлиц снова напряг свою мимику, говоря Мюллеру: «Не смеш-но!».
- Да, кстати, Штирлиц. Вы не видели мою лупу?
Штирлиц с миной крайнего разочарования развел руками. На самом деле Штирлиц видел лупу Мюллера. Она лежала на конспиративной квартире советской разведки рядом с иллюстрированным изданием «Женская обнаженная натура в произведениях художников и скульпторов IV Рейха».
- Группенфюрер, я могу быть свободным?
- Ой, Штирлиц, чего Вы только не можете. Идите уже.
Работать снова не хотелось, и Максим Максимович Исаев, Герой Советского Союза и т.д. и т.п. решил побродить по коридорам Управления в поисках бесхозных секретных документов и других стимулов к подвигу. «Может Гитлеру позвонить?» – подумал он, вспоминая недавнее посещение комнаты специальной связи. «Приколоться по поводу второго фронта, а лучше третьего!». Шутка понравилась, и Штирлиц плотоядно улыбнулся. Проходя мимо кабинета своего шефа – Шелленберга, он услышал странные звуки:
- Пуф-пуф, дыц, бабах…
ШЕЛЛЕНБЕРГ Вальтер – начальник контрразведки. Генерал. Предпочитает гражданскую одежду и армянские коньяки. Характер гибкий, двуличный. Всегда готов задушить поцелуем. С сотрудниками поддерживает ровные деловые отношения, хотя машинистки на него жаловались… Секретные документы любит и никому не отдает. Про награды не говорит, но всегда хитро улыбается, когда речь заходит о наградах Мюллера… Подл. Злопамятен. Чувства юмора нет как такового. Подозревает всех.
Осторожно приоткрыв дверь, Штирлиц просунул в щель довольно широкую после поедания тушенки голову. Шелленберг проворно спрятал за спину двух солдатиков, которых гонял по столу:
- Слушаю Вас, Штирлиц. Кстати, что там с ядерным проектом? С этим профессором, как его?
- Рунге, - Штирлиц открыл дверь шире и вошел в кабинет весь.
Шелленберг руки не подал, так как они были заняты. Кивком он указал на один из стульев у стола. Штирлиц неуловимым движением стряхнул на пол подложенную кнопку и сел:
- Рунге в Гестапо. Я вообще удивляюсь, как он еще жив.
- Как в Гестапо!? – Шелленберг широкими шагами прошелся по кабинету, усиленно пряча солдатиков за спиной. «Вот дитё!» – беззлобно подумал Штирлиц.
- Я написал докладную записку на имя Кальтенбрунера с просьбой передать его нам, но у них в канцелярии срок рассмотрения 30 дней, - Штирлицу вдруг подумалось «Эдак они могут не успеть до 9-го мая. А если все получится, то надо будет достать еще одни лыжи и узнать его размер обуви…».
- Безобразие! Вот что, Штирлиц. Возьмите с собой Холтоффа и поезжайте в тюрьму за Рунге. Я позвоню туда и улажу формальности.
Штирлиц поднялся, сделал странный жест, одинаково похожий и на «Хайль» и на пионерский салют, и вышел. Уже закрывая дверь, он увидел, как Шелленберг поднял кнопку и положил ее на стул, ободряюще подмигнув одному из солдатиков.
Войдя к Холтоффу, Штирлиц с порога сказал:
- Собирайтесь, дружище. Шелленберг сказал отвести Вас в тюрьму.
Холтофф молча, мешком повалился на пол, даже не успев уточнить в какую именно тюрьму его повезут и главное ЗАЧЕМ?
ХОЛТОФФ Альфред – беззаветно предан любому делу, за которое платят или хотя бы кормят. Военную форму любит – занашивает до дыр. Глуп. Патологически склонен к разгильдяйству и пьянству. Неопрятен. Ест и пьет до полного наполнения пищеварительного тракта. Волосы приглаживает жирными руками. Характер мелко-пакостный, льстивый. Помнит два анекдота неизвестного автора. Самодостаточен в юморе (сам себя веселит по мере надобности). Пуглив. В связях порочащих его замечен и отмечен наградами Рейха: грамота, автограф работы неизвестного автора и фотография на фоне окна служебного кабинета…
Штирлиц безнадежно покачал головой и осмотрелся. На столе среди вороха бумаг лежал девственно чистый кроссворд. Судя по изгрызенному карандашу, Холтофф таки пытался думать. Штирлиц наклонился и прочел один из вопросов: «Девичья фамилия И.Сталина». «Ну и формулировочка». Он уже собирался вписать в пустые клеточки такое родное слово «Джугашвили», когда чувство опасности заставило его выпрямится: «Ловушка! Меня чуть не провели!».
Штирлиц промокнул испарину со лба и слегка пнул Холтоффа.
- Вставайте, сир! Нас ждут великие дела!
Холтофф промычал что-то вроде: «Пытайте, пытайте…» и плотнее прижался к полу. Полковник Исаев порылся в столе, заглянул в сейф, осмотрел содержимое шкафа, но кроме трех комплектов обмундирования и чемодана грязных носок ничего интересного не обнаружил. Секретные документы явно находились вне кабинета Холтоффа. Тот все еще не оправился от шока. Сердобольный Штирлиц вылил на голову несчастного графин воды и Холтофф стал похож на недавно утопшего.
Примерно через сорок минут Холтофф уже мог сидеть, а еще через полчаса - ходить. Показав на четырех поворотах коридора Управления четыре удостоверения с разными фотографиями, Штирлиц вывел Холтоффа на улицу, усадил в «Опель» и направился в окружную тюрьму.