Као родился калекой. Его мать, Али, Танцующая с Весенним Бризом, молча расплакалась, когда коснулась дрожащими пальцами безвольных крохотных крыльев новорожденного. Отец, Шэи, Говорящий с Штормами, сжал губы в тонкую линию.
- Избавьтесь от него, - прошептал дядюшка, брат Али. И задохнулся, когда крепкий кулак молодого отца с силой впечатался ему в солнечное сплетение.
- Нет.
Больше Шэи не сказал ни слова в тот день.
У его сына были материнские глаза - лазурные, как осеннее небо, и отцовские волосы - светлые, отливающие липовым медом. Маленькие крылья, когда малыша отмыли, переливались на солнце солнцем и золотом, и летний ветер ласково трепал мягкие перышки.
Семья отвернулась от Али и Шэи; среди таи'раи, Знающих Небо и Детей Ветра, не признавали калек.
Свою первую свирель Као вырезал из синего тростника, растущего на берегу маленького горного озера, окруженного со всех сторон мшистыми, искусанными ветрами, скалами.
Он часто приходил сюда, убегая от жалостливых и презрительных взглядов других таи'раи.
Мальчик не умел играть, но ветер нашептал ему на ухо, как ставить пальцы, и подсказал самую простую мелодию, похожую на перезвон капели по крышам города.
Као играл для неба, но то молчало. Оно никогда не отвечало маленькому калеке, и каждый раз отчаяние поднималось тягучей, горькой волной в груди, и ярко-синие глаза темнели.
Но как мальчик не старался, он не мог его разлюбить - холодное и ясное, своевольное и ослепительное, запретное и недоступное.
У Али и Шэи больше не было детей - они любили своего единственного, искалеченного сына так сильно, как могли, и это чувство наполняло маленькую семью надеждой.
Когда молодой таи'раи ощущал в двадцать первый раз в своих крыльях зов Зимнего Ветра, он должен был пройти Танец Холода - подняться пешком на вершину хребта Ки-тао, провести там ночь и еще один день, и к закату следующего - слететь вниз, победив мороз и дикие ветра.
Возвращались - не все.
Као играл на флейте. Мелодия кружилась вокруг него осенним листопадом и вихрем колких снежинок, водоворотами капель и солнечным светом.
Ветер слушал, свернувшись на плечах и мягко перебирая светлые волосы таи'раи.
Калека отнял флейту от губ.
- Я видел сегодня, как плачет мама...
Ветер коснулся его щеки прозрачными и тонкими пальцами, стирая невидимые слезы.
- А отец снова молчит.
...синее озеро отражало небо. Као казалось, что на самом деле сверху просто упал осколок, разлетелся каплями по камням и так и остался в горах.
...вчера он встретил Первый рассвет в тринадцатый раз. Его крылья ни разу так и не раскрылись.
- Я не плачу.
Плакала - мама. И ветер.
- Не надо. Я сыграю тебе еще...
Над водой взметнулась мелодия - сломанный тростник, разбитая чашка, слезы - по щекам, и холодные ладони.
Ветер обнял Као за плечи и невесомо тронул золотые перья искалеченных крыл.
Плакала флейта, и в городе Семи Ветров плакала Али, Танцующая с Весенним Бризом. И молчал поседевший Шэи, Говорящий с Штормами.
Через три зимы в плечо Као впервые ударил камень.
Он смолчал.
А наутро ушел к Ки-тао.
Глаза Али были сухи. Она сжимала ладонь Шэи, и они верили - их сын вернется.
Глаза у Неба были такие же лазурные, как у золотокрылого калеки. Он стоял, сцепив побелевшие от холода руки, и ловил губами редкие снежинки.
Вокруг метался ветер, и в его шепоте Као слышал страх и беспокойство.
- Все будет хорошо, - шепнул таи'раи, никогда не ловивший дыхание небес, и шагнул вперед.
Я люблю тебя...
... как любит сын - свою мать.
... как воин - оружие.
... как море - прибрежный песок.
... как солнце - землю.
Я прикован к земле...
... как раненый зверь.
... как безмолвный камень.
... как осколок небес, ставший озером.
Дрожат от холода руки.
Као смотрит в лазурные и холодные глаза. Он обязательно вернется в Город Семи Ветров.
По-другому не может быть.
Небо молчит.
И кладет свои ладони в тронутые инеем руки.
Ветер плачет. И смеется.
По щекам Али текут слезы, когда она босиком бежит по улице навстречу сыну.
- Не плачь, - говорит Као, родившийся калекой, и обнимает мать руками и крыльями.
- Я вернулся, - говорит Као, Ладони из Льда, и улыбается отцу.
Али смеется. Ветер пляшет.