Перед Новым годом

                ПЕРЕД    НОВЫМ ГОДОМ.


                Глава 1
                ВОЗВРАЩЕНИЕ В ГОРОД   ДЕТСТВА.
   Погода была прекрасной  как  на заказ. Падал легкий снежок, было безветренно и тепло.
Мой поезд прибыл в родной город с большим опозданием из-за заносов на дороге. Но он все- таки прибыл за три часа до наступления Нового года.  После  томительного ожидания и медленного тягучего движения поезда в течение последних часов, я считал, что мне несказанно повезло, и в том, что успел к празднику, и в том, что соскочив с поезда, тут же удалось поймать такси. Мне нужно было попасть в свой микрорайон, который находился в другой части города, за рекой, и я, не торгуясь, согласился с  явно, как минимум, тройной ценой за проезд. Я сел рядом с водителем, положил на колени свой дорожный «дипломат», и попытался завести беседу. Но водитель мне попался неразговорчивый.
  Таксист был молчалив и угрюм, я же что-то напевал и пытался рассмотреть, сквозь летящий за лобовым стеклом автомобиля снег и темноту, хоть что-то знакомое в древних улочках почти забытого города. Таксист свернул  с центральной улицы старого города, видимо выбирая более короткую дорогу к мосту через реку, и через некоторое время я заметил на фоне тусклого света редких фонарей, ярко горящие гирлянды  и  свет стеклянной витрины какого-то небольшого магазинчика. Магазинчик работал. Еще одна удача!
Попросив таксиста, остановится и подождать, я заплатил ему полцены за всю предстоящую дорогу, чтобы он не уехал, и забежал вовнутрь ярких огней.
 Обменявшись с молоденькой продавщицей приветствием с наступающим Новым годом, я торопливо попросил две бутылки шампанского. Продавщица была симпатичная и улыбчивая, торговый зал перед  чистым ярким прилавком, был просторный. В дальнем углу возле окна стоял  видавший виды квадратный стол и два таких же облезлых стула. Значит, посетитель мог даже потребить на месте, кое-что из  приобретенного здесь же.
 Пока продавщица ходила за шампанским и считала сдачу, я заметил, что здесь  по-домашнему тепло, даже жарко по такой погоде.  Откуда-то из дальних помещений находящихся за витриной, доносилась знакомая популярная в этом году  песня.
- Тут у Вас как островок света и тепла, так и остался бы - сказал я продавщице на прощание, принимая от нее бутылки.
- Оставайтесь - просто сказала она и улыбнулась.
 Когда я бегом выскочил на улицу, такси уже не было. Улочка была пустынна, только светилась пара уличных фонарей, да сзади из магазина все еще слышалась музыка.
Поймать в такое время пусть даже частника, на пустынной улочке было дело безнадежным в обычную ночь, а уж в новогоднюю и подавно. Нужно было пробираться к главной улице старо города, конечно же как в любом другом городе, ул. Советской. Я огляделся, пытаясь определить правильное направление и  понадеявшись на свою память, пошел напрямик, через дворы, мимо вырытого видимо еще по осени котлована новостройки. Но, все же  я еще не терял надежды попасть в родительский дом к новогоднему столу.
Я удобнее засунул бутылки под руку и прижал их к себе. К сожалению места в дипломате, для такой объемной поклажи я не предусмотрел, а возвращаться в магазин за пакетом уже не хотелось.  С легким сердцем, предвещая скорую встречу, о которой мои дорогие родители, наверное, уже и не мечтают, я обходил кучи строительного мусора и припорошенные снегом строительные материалы.  Уже добравшись до конца котлована, я вдруг услышал сзади: «Эй, дядя!». Я оглянулся и тут же получил удар по затылку. Шапка с меня слетела, но я успел вытянуть вперед левую руку с «дипломатом» и, прижимая  к себе правой рукой бутылки, удержал равновесие. Тогда меня ударили еще раз…
 Когда я пришел в себя, то почувствовал холодный снег облепивший лицо. Кто-то настойчиво тряс меня за плечо.
- Вы живы? – услышал я.
Я перевернулся на спину и сел. Голова болела, и я осторожно повел ею из стороны в сторону. Кажется головокружения, и тошноты не было.
Передо мной на корточках сидел человек. Он был мал ростом, одет в дорогое кашемировое пальто и в кожаную шапочку ушанку. От него пахнуло перегаром.
- Вставайте если сможете – сказал человек и выпрямился. И тогда при свете строительного прожектора бьющего лучом света у меня над головой  я разглядел его лицо. Маленькое, будто птичье. Обтянутые желтоватой кожей выпирающие  кости лица, маленький острый носик и грустные глаза.
- Вставайте – повторил он - Они видимо уже ушли. У Вас ничего не повреждено?
Маленький человек подал мне руку, но я поднялся сам. Почувствовал слабость и автоматически потрогал саднящий затылок. На ладони осталась кровь. Я стал оглядываться.
- Вашу шапку они видимо взяли - сказал маленький незнакомец и стал стряхивать налипший снег с моей куртки, неловко махая маленькой ладошкой.- И вещи Ваши видимо тоже пропали - грустным голосом добавил он.
- Ви-ди-мо! – бессмысленно произнес  я часто повторяемое им слово.
Человек нагнулся и поднял что-то облепленное снегом, это оказался шерстяной носок. Из него он извлек блестящие, массивные лезвия от хоккейных коньков. - Вот они Вас чем - сказал человек, и опять нагнувшись,
достал из снежного крошева бутылку шампанского. Вторая бутылка, расколотая пополам, лежала рядом, сверху припорошенной снегом груды битых кирпичей.
- Наркоманы!- так же грустно сказал незнакомец.- Спиртное не взяли. И оглядев меня еще раз, посоветовал: - Посмотрите карманы. Он смотрел на меня, болезненно морщась, а я все ни как не мог прийти в себя.
Проверив карманы, я разразился бранью и проклятьями. Исчезли документы, и деньги и даже кожаные перчатки из боковых карманов куртки.
- Пойдемте – переждав вспышку моего негодования, сказал незнакомец и твердо взял меня под руку.
Мы побрели назад, по оставленному мной следу, вдоль строительного котлована. – Черт возьми, Новый год - бормотал я, и во мне кипела злость  и обида.
 Я никогда не считал себя слабым и легко мог справиться в драке с двумя или тремя хулиганами, мне это приходилось уже делать не раз.  Но теперь  я мог  считать так  до сегодняшнего дня.
 Я был настолько ошеломлен, что даже не задумывался, куда меня тянет этот маленький человек, куда мы так упорно и медленно пробираемся. Только когда я увидел  уже знакомые яркие гирлянды огней, я остановился, и маленький человек вопросительно посмотрел на меня.
- Вам плохо?  –спросил он.
- Мне нужно ехать - думая о родителях, вслух сказал я.
- Вам нужен врач – ответил мне незнакомец.
 Мы вошли в магазин, в тот самый, где я только что покупал шампанское. Яркий свет ослепил меня на несколько секунд. Так же негромко играла знакомая музыка.
- Наташа! – громко крикнул маленький человек. - Несите аптечку – он увлекал меня за собой в угол, где стоял стол и облезлые стулья.
И уже когда усадил меня на один из стульев, и глянул на мой затылок, закричал опять куда-то в глубину зала: - И вызовете «Скорую».
- Не надо «Скорую» - быстро, испуганно прокричал я, обращаясь к невидимой мне Наташе. «Перед своими позорится мне еще не хватает - подумалось мне.- Приедет еще кто-нибудь с кем работал в молодости. Дурацкое положение».
Молодая уже знакомая мне продавщица прибежала с бинтом и пузырьком йодом. Поставила их передо мной и опять куда-то убежала. Маленький человек сел напротив меня спиной к прилавку  и развязал на шее узел такого же миниатюрного и короткого шарфа.
Наташа вернулась с мокрым полотенцем и, прижав мою голову к себе, стала аккуратными движениями вытирать волосы, наверное, кровь вокруг раны. Замерзшим ухом и щекой я почувствовал упругость ее живота и теплоту ее тела, и мне расхотелось давать ей советы.
Пока она неумело придерживала мою голову, я стал осматриваться.
За спиной, сидящего напротив маленького человека, в углу между стеной и прилавком, спряталась маленькая елка - обрубок, ярко наряженная блестящей бумажной мишурой. Мой спаситель сидел  напротив, уже в расстегнутом пальто без шарфа и шапки, положив локти на стол. На его желтой жилистой шее ярко выделялся белоснежный воротничок обыкновенной мужской сорочки. Его кожаная ушанка, так же изнутри белоснежная от какого-то меха и темный шарф лежали посреди стола.  Теперь бросались в глаза, всклоченные редкие волосы маленького человека рыжего цвета и резко выделяющиеся на высоком лбу залысины. А его глаза такие же рыжие, толи от рыжих ресниц, толи от неопределенности цвета, смотрели на меня так же грустно, как и в первый раз.
 Наташа отстранила мою голову от себя и стала неумело и довольно больно тыкать в рану, наверное, намоченным в йоде бинтом. Она громко высказывала предположения о моей травме и говорила о Скорой помощи.
  Я, как можно мягче, перехватил ее руку и, улыбнувшись, в ее слегка встревоженное лицо постарался сказать как можно тверже: - Скорую помощь не надо. Ничего серьезного. Спасибо Вам большое.
- Спасибо – повторил я в грустные глаза маленького человека.
- Не за что – будто бы нехотя ответил он, и повернувшись к прилавку громко кому-то крикнул:- Ну где ты там?
 Из-за прилавка тут же появилась девушка, и впервые минуты мне показалось, что это та, которая продолжает стоять надо мной. Только тут я заметил, что девушки одеты в ярко-синие платья с открытыми до самых плеч  руками, и высоко закрывающими шею. Я удивленно поднял голову и услышал смех маленького человека.
- Они близнецы- просто сказал он.
Тогда я взял бинт из рук той, что звали Наташа, и еще раз настойчиво повторил: - Спасибо вам! Моя голова не пробита, бинтовать не надо.
- А лицо?- удивленно спросила девушка.
Я удивленно посмотрел на сидящего напротив рыжего карлика, и он сморщив свое птичье лицо закивал головой на мой немой вопрос.
-Да- протянул он. – Разрисовали они Вас. Если Вас не очень ждут, то лучще не портить людям Новогоднюю ночь. Вы же приезжий?
- Как Вы догадались?
- Больше по одежде- уклончиво ответил незнакомец и сгреб руками  на подоконник  свои вещи освобождая стол.
Вторая девушка, оказывается, стояла рядом с разносом в руках. Она тут же стала расставлять на столе тарелки с какой-то снедью, закусками и салатами, потом поставила квадратную бутылку, кажется виски и два узких стеклянных стакана.
Я все это время осторожно, тыльной стороной левой, чистой ладони ощупывал лицо. Кое-где было очень больно, но крови на ладони не оставалось.
Маленький человек цепко схватил квадратную бутылку и умелым движением быстро свернул и открутил пробку. Стал наливать золотистую прозрачную жидкость по стаканам.
- Пусть все же, Валя, витерит вам лицо. Да и руки тоже – закончив, сказал он.
 Девушка будто по команде выхватила у меня из рук бинт, но я испуганно отпрянул.
- Валя, лицо желательно спиртом - быстро сказал я.
- Лей из бутылки - тут же согласился маленький человек. Я закрыл глаза и почувствовал сильный спиртной дух, а потом почувствовал боль и жжение в разбитом лице. Боль холодную, пронизывающую до конца замерзших пальцев и до ломоты в  зубах, в челюстных нервах.  «Сколько же я пролежал в снегу»-  подумал я, почувствовав этот холод во всем теле.
- В милицию  будете заявлять? – спросил меня мой спаситель. И только тут  я  вспомнил, что  только в нашем городке даже забулдыги говорят друг другу «Вы» пока не выпьют по первой.  Значит, в городе моего детства, не большие перемены подумалось мне.  И еще я думал о том, что лицо мне вытирала Валя, а не Наташа, и не понятно кто из них отпускал мне шампанское.
 А Валя уже вытерла мне этим же бинтом ладони руки ушла. Я слышал это, так как сидел, зажмурившись, и ждал когда пройдет боль.
 - В милицию будете заявлять? – опять спросил мужчина, и я услышал, как он поставил передо мной стакан.
- Вы думаете, это поможет?- с трудом расцепив зубы, спросил я.
- Вот и правильно!- одобрил невидимый собеседник. Потом я услышал, как он шумно работая кадыком, выпил.
Профессиональный навык бывшего врача «Скорой» подсказал мне, что человек не тайный алкоголик. Алкоголики пьют бесшумно.
В это время кто-то нежно обтер мне лицо чем-то намоченном в теплой воде, и я открыл глаза. Валя (или Наташа), заглядывала мне сверху в лицо и совала в руки сухую чистую бумажную салфетку.
- Намного лучше – сказала девушка и улыбнулась. И я понял, что это не та , кто отпускал мне шампанское. –Может  все же вызвать «Скорую»?- спросила она уже у мужчины.
- Валя!- иронически строго погрозил я ей пальцем. – Я же сказал - никакой «Скорой». Я скоро уйду. Спасибо Вам большое…
- Я не Валя. Я Наташа…- весело сказала девушка.
- Пейте!- перебивая, ее сказал маленький человек. Он стал наливать себе в стакан и сказал просто: -Через час за мной придет машина, и я подброшу Вас куда надо. Сейчас только десять часов, а Вам не мешает выпить. Другим такое помогает…
- С наступающим – сказал он все так же грустно, и тут же мотнул головой: - Иди, Валя!
Морщась от боли, я выпил полстакана жгучей жидкости и подумал с надеждой: « А вдруг поможет…»
Мы закусили зимним салатом в молчании и почувствовав себя действительно лучше, я  опять стал благодарить маленького человека.
- Спасибо, Вам. Извините меня, мне как-то не привычно быть в такой роли. Потом сейчас не модно помогать попавшим в беду…
- Вы придерживаетесь новой моды?- перебил меня на полуслове грустный человек.
- Я  врач. Мне неположено…
- А я бухгалтер. Но такой моды никогда не придерживался и не собираюсь.
Мужчина улыбнулся, и сокращение мышц на его лице сделало его еще больше не привлекательным.
- Когда модно плевать людям в лицо, то невольно хочется…-он не договорил и сказал вдруг совсем о  другом. – А я бывал в Вашем сегодняшнем положении, но оно было намного, намного хуже. Настолько несравненно хуже, что Вам может быть даже сложно представить.
- Но почему же?- попытался я поддержать беседу.
- Это долгая история – перебил меня собеседник.- Но так как торопится нам все равно некуда, час у нас еще есть…
 Он опять будто бы что-то не договорил и начал, казалось сначала: -  Если Вы врач, то Вы должны уметь слушать, а мне как раз просто необходимо кому-то все рассказать.
 Мне стало почему- то смешно, но я сдержался, чтобы не сказать что-то колкое, на подобие: «Вы специально меня подобрали ради этого?»
- К сожалению, я не могу предложить Вам лечь – наверное, не заметив  моей реакции ,продолжал мужчина.- Лежачих мест в магазине нет. Есть, Вы явно не собираетесь. Пить, как я понимаю тоже!?
Последняя фраза походила на вопрос.
- Вы угадали – сказал я.
- Вы не психиатр? – тут же спросил он.
-Нет.
-Жаль!- очень серьезно сказал он. – Психиатры умеют слушать. Вы, вот я вижу, относитесь к своим злоключениям более или менее спокойно.
- Пока я не знаю, как к ним относится…
- Вот и я не знаю, что же мне делать- грустно сказал собеседник. – Я, как и Вы, тоже не в лучшем положении. На меня, конечно, никто не нападал, но поверти, я, не зная Вас, с удовольствием поменялся бы с Вами местами.
Я посмотрел на него скептически: - Это что, Ваш способ успокаивать?
- Нет. Это мое предисловие . Я же сказал Вам мне нужен собутыльник или хотя бы собеседник, который мог меня выслушать. Я Вас не знаю, Вы приезжий, который оказался в плохом положении и вообще-то Вам не до меня. Именно это мне и нужно.
«Психиатр, на моем месте, наверное, нашел бы его не совсем здоровым» - с досадой подумал я.
- Вас ждут родственники или друзья? –напряженно  спросил он.
- Родители. Я не видел их несколько лет.
- И они будут беспокоиться, если Вы не прейдете?
- Нет. Они не знают, когда я приеду. Хотел сделать им сюрприз.
- Ну, тогда я не буду звонить шоферу – собеседник решительным движением вынул из кармана сотовый телефон.- За час Вы тоже оклемаетесь.
- Первый раз проводите Новый год без семьи?- спросил он. Но видимо увидев в моих глазах, что-то, что ему не понравилось, заговорил быстро, будто испугавшись, что я его перебью. И мне пришлось выслушать его рассказ до конца.


                Глава 2
                РАССКАЗ  НЕЗНАКОМЦА.

 Новый год считается семейным праздником. И это правильно. Правда,  раньше я никогда не считал его семейным. Может быть потому, что собственной семьей я обзавелся довольно  поздно, только к тридцати годам. А до этого вел свободную, можно сказать сумбурную жизнь, с  множеством друзей и подруг, с которыми и проводил все праздники, а частенько и выходные дни. А может быть потому, что я был единственным ребенком у родителей, которые никогда небыли людьми веселыми. Уже намного позже я понял, что они просто презирали друг друга, и поэтому праздники в нашей квартире проходили в натянутой и без притворства, в равнодушной обстановке. И так  у нас в семье было всегда, в независимости присутствовали  на праздниках  родственники или друзья семьи или их не было. Родители, каждый по-своему жили собственной, тогда слишком сложной для моего понимания жизнью, казавшейся мне скучной. Может быть поэтому праздники детства не оставили у меня никаких ярких впечатлений.
 В последующие годы, мы с женой, если удавалось оставить ребенка бабушкам, встречали  Новый год  и другие праздники в компании ее подруг, которые, вместе со своими мужьями и были нашим «праздничным кружком».  Эту компанию нельзя было назвать даже кругом друзей, не говоря уж о чем-то присущем семье.  Всего лишь компания  людей для совместного проведения вечеринок, которая могла общаться непринужденно лишь после того как употребит изрядное количество спиртного.
 И все же , как бы там ни было, Новый год для меня с детства оставался праздником обновления и надежд, и я, как и большинство людей очень люблю и его и особенно последние несколько дней до его наступления. В эти дни всегда чувствуется подготовка празднику и его радостное ожидание во всем. В поведении людей, оживленных и добродушных, на улице и в транспорте, и в  праздничной обстановке  в магазине и во всех городских учреждениях и конторах. Центральные улицы нашего города вечерами зажигаются множеством гирляндовых огоньков, и кажется, что все вокруг ждут чего-то необычного с какой-то радостью и облегчением, как-будто все плохое для них уже кончилось.
  Последнее время в эти дни я всегда стараюсь быть со своими детьми и вечерами веду их на улицы и в магазины, не только что бы купить подарки, но и для того, чтобы и они могли вдохнуть воздух той праздничной суеты, которой наполняется город. Чтобы и они , как и я когда-то, поверили бы, что с наступлением Нового года с ними произойдет обязательно что-то хорошее, волшебное, что невозможно ни рассказать, ни даже вообразить, а можно только почувствовать.
 В преддверии же этого Нового года, я уже не только не жду чуда, а наоборот  жду только неприятностей. Теперь я постоянно жду одних неприятностей, хотя иногда мне кажется, что все они уже случились.
  Беда случилась летом этого года, когда Правительство объявило дефолт, а потом произошел резкий «обвал» рубля. Конечно же, Вы, как и все почувствовали,  как обесценились деньги. И тогда я лишился работы, а по сути всего чего так долго добивался, и ради чего оставил прежнюю свою работу.
 Моя прежняя работа в строительном тресте  была первой, на которую я устроился сразу после окончания института. В те времена, Вы, конечно, помните, когда Россия была еще частью огромного государства Советский Союз, люди знали о безработице лишь из телевизионных репортажей о жизни за границей. И никто из нас тогда и предположить не мог, что все  то - худшее, что нам рассказывали об Америке и Западной Европе произойдет и у нас.
 В трест я, как молодой специалист, был принят по распределению                (помните было такое?) в производственный отдел экономистом, и за шесть лет неплохо узнал свою работу. Как многие, когда обзавелся семьей, получил квартиру в новом доме. Там же в тресте, пришлось переучиваться на ходу в тяжелые годы, в начале девяностых. Экономические законы менялись стремительно. Мне пришлось участвовать в преобразовании треста в Акционерное общество, чтобы потом самому увидеть и на бумаге и в жизни, как растаскивается имущество и разворовывается прибыль, и естественно тают средства, заложенные в акции рабочих. Я не вмешивался, но и  не смог примкнуть к директорской верхушке, которая организовала все это. Хотя мне намекали, но видимо я не тот человек.
 Мои акции естественно тоже обесценились, моя заработная плата тоже уменьшилась и обесценилась. Но так было со всеми. Те, кто возмущался и пытался что-то предпринять, скоро разуверились, так как жаловаться было некому. Все кому можно было пожаловаться, сами участвовали либо в этом, либо в таких же процессах на других предприятиях города. Я не вмешивался.
 Просто я внимательно смотрел телевизор и видел, что такое происходит не только у нас в городе, но и по всей стране. Об этом кричали по телевизору, об этом кричали в парламенте, об этом говорили в каждом дворе нашего города, но ничего не менялось.
 Потом на производстве начались перебои с заработной платой, пока ее вообще не прекратили выдавать. Зарплату не выдавали по полгода и больше, люди начали  уходить,  объемы работ сокращались.
Наш производственный отдел не стал исключением. Настало время, когда в отделе остался только начальник и я. Но я не уходил. Страна превратилась в один большой рынок, но  заниматься торговлей я не умел и не хотел.
Однако, еще задолго до этого, я почувствовал ненужность своей профессии. Экономика переходила на торговые отношения и на натуральный обмен- бартер. И эта экономика совсем не нуждалась в плановиках экономистах. Плановая экономика стала ругательным словом, впрочем, планировать в тех условиях было труднее, чем гадать на кофейной гуще. Гадание стало популярным и приносило доход, а планирование  в тех условиях было сродни разглашению коммерческой тайны.
 Кто-то зарабатывал капитал на базарах и рынках, я же за три года успел заочно окончить уже Российский  институт по профессии бухгалтер, и когда вопрос о ликвидации треста уже витал в воздухе, я забрал в счет погашения заработной платы кое- какие строительные материалы и уволился.
 С помощью одного человека мне не только удалось обменять стройматериалы на деньги, но и получить работу, о которой я мог только мечтать. И все благодаря случайности.
 Как-то случайно я познакомился  в институте во время сессии с одним неразговорчивым, хмурым парнем, с которым мы  оказались вдвоем в коридоре института между вечерними лекциями. Потом сидели рядом, подбрасывали друг другу шпаргалки на семинарах, обсуждали трудности учебы, курили, ожидая очереди к экзаменатору. Потом вместе радовались зачетам и оценкам. В отличии от многих, кто учился с нами, мы оба были уже женаты, да и возрастом были постарше, так что нам было о чем поговорить. Встречались мы, правда, только на сессиях, так что дружбой это назвать было сложно.
 Не смотря на это, после окончания учебы, он очень просто предложил мне работу в одном из банков, открывшихся в городке недавно. Сказал, что готов представить меня начальству. Все прошло как нельзя лучше, меня приняли  и дали очень хороший оклад. К лету того злосчастного года, моя заработная плата была намного выше чем у многих специалистов моего профиля. Меня ценили.
 Я  приодел жену и детей, стал жить на более широкую ногу. Смог почувствовать себя крепко на ногах и стал подумывать о покупку автомобиля. Мне было под что взять заем у «своего» банка.
Как я уже говорил, все испортил экономический кризис этого года. По всей стране стали закрываться банки, и я  вместе со всеми своими сослуживцами в одночасье оказался на улице.
 Честно говоря, тогда мне просто не хотелось жить. Из того дня я хорошо только помню, что будто под гипнозом вышел из банка, перешел дорогу и тут же непроизвольно зашел в один из маленьких баров. Таких баров на главной улице старого города, за последнее время открылась целая дюжина. Я  помню, что опустился в прохладное полуподвальное помещение и сел за один из трех маленьких столиков. Бар был по- летнему пустой, полутемный и все равно он мне показался очень тесным, как склеп. Я заказал бутылку бренди и апельсин.
 Последнее, что я запомнил из того дня ,это был тонкий высокий стакан наполненный коричневым бренди и тонко нарезанные кусочки апельсина. Кусочки эти были ослепительно яркими.
 Иногда, вспоминая, я зажмуриваюсь и вижу оранжевую мякоть апельсина с ярко белой окантовкой вокруг.
Очнулся я  на следующее утро дома, на диване, лежащим на спине «при полном параде». На мне были не только туфли и галстук, но так, же костюм застегнутый на все пуговицы. В окно ярко светило солнце.  По звуку тишины в квартире, которая урчала холодильником, и тикала минутной стрелкой настенных часов, я понял, что я один.
 Первое, что я сделал, это разделся, принял душ,  и выпил горячего чая. И только потом понял, что похмелье наступает в независимости от принятых мер. Чашка кофе только увеличила головную боль, а от выкуренной на балконе сигареты мне стало еще хуже. Тогда я оделся и пошел на улицу.
Когда я одевался, то обнаружил, что все деньги, полученные мною при расчете и документы, лежащие во внутреннем кармане пиджака, исчезли. Это меня нисколько не удивило. Я попытался вспомнить, что-либо из вчерашнего дня ,но память отказывалась воспроизводить события.  Перед глазами крутились лишь ярко-оранжевые дольки апельсина.
Я взял немного денег из тех, что жена всегда держала  в шкафу с хрустальной посудой, и только спускаясь в лифте, вспомнил, что ключа от дома у меня нет, а дверь я захлопнул.
 В ларьке напротив нашего подъезда  я купил три бутылки пива. Две бутылки я выпил сидя на лавочки перед своим подъездом, кажется, кто-то здоровался, проходя мимо, и я здоровался тоже, но не понимал с кем. Сидел я, наверное, долго потому, что почувствовал, как сильно печет солнце.  Тогда я снял пиджак, повесил его на спинку лавки и открыл последнюю бутылку о край металлической ограды палисадника.
 Я  стал подниматься почему-то пешком  к своей квартире на седьмом этаже, хотя прекрасно помнил, что ключа у меня нет. На лестничном пролете третьего  этажа меня догнала жена, и я вдруг услышал ее голос, услышал, что она кричит и ее глаза наполнены слезами. Я обнял ее и что-то долго и упорно говорил ей, пытаясь ее успокоить. Потом жена взяла меня за руку как маленького и повела домой , но по пути постоянно всхлипывала и слезы лились у нее непрерывно. Она говорила что-то путанное и длинное, каким-то избитым и нудным речитативом и от него у меня неприятно «бегали мурашки» по коже.
Когда мы зашли в квартиру жена ушла куда-то , потом вернулась с какой-то тряпицей от которой остро пахло и стала вытирать мне лицо. Она несколько раз пыталась незаметно положить мне в рот какую-то белую таблетку, но я выплевывал  ее, а она все что-то говорила и плакала.
- Чаю хочешь?-  перестав плакать, вдруг спросила она, и я увидел ее скорбные глаза, в глубине которых все еще дрожали слезы. Я обнял ее и случайно глянув на настенные часы, увидел, что они показывают всего десять часов утра.  Мне почему-то стало холодно, и когда я сказал об этом вслух, то действительно почувствовал, как меня страшно колотит озноб.
 Маленький человек вдруг замолчал и передернул плечами так, будто от воспоминаний его действительно пробил озноб. Он с надеждой посмотрел на бутылку, потом на меня. И взглянув на  его жалкую сжавшуюся  фигуру, на такой, ставший уже знакомым грустный взгляд  я громко, как бывает после долгого вынужденного молчания, великодушно подбодрил его.
- Ладно, уж, наливайте - сказал я. – Только мне на самое дно, я все-таки раненый.
Он благодарно улыбнулся и разлил спиртное, налив себе не меньше полстакана. Когда мы, обменявшись все тем же «С наступающим», выпили,  он, тут же не закусывая, торопливо продолжил.
  Жена потом рассказывала мне, что тогда я был на грани помешательства. Наверное, оно так и было. Я сам плохо помню то время, да и стараюсь как можно реже вспоминать их. Целых три месяца я жил дома, никуда не выходил, даже в подъезд. Подышать свежим воздухом и посмотреть на мир издалека, я выходил на балкон, особенно когда все собирались дома. Этим и ограничивалось мое общение с окружающим миром.
 Многоэтажных домов в нашем городке не так много, и поэтому с балкона моего седьмого этажа я мог, как на ладони видеть почти большую его часть. Я мог часами смотреть с балкона на городские улицы, детей играющих во дворе, на проезжающие куда-то машины или на дымящие трубы предприятий. По-моему мне даже доставляло удовольствие просто смотреть вдаль, и ни о чем не думать.
Мне нравилось просыпаться утром, когда дома никого не было. Дети уходили в школу, жена на работу. Я вставал неторопливо завтракал. Причем любил готовить себе сам что-нибудь не хитрое, бутерброды или яичницу. Потом я уходил на балкон и смотрел вдаль.
 Когда днем со школы приходили дети, я запирался в спальне и боялся, что они заговорят со мной. Я вообще старался говорить как можно меньше. Лишь по необходимости разговаривал с женой.
Однажды жена  привела домой  незнакомого мужчину и слезами и криками  вынудила меня, чтобы я с ним поговорил.
- Это доктор! – все время повторяла она.
Этот доктор очень долго задавал мне вопросы, заставил меня раздеться по пояс, что-то выстукивал в груди, потом прописал мне какие-то таблетки и ушел. Когда он ушел, то я вдруг впервые за последнее  время пожалел, что кто-то уходит из нашего дома. Мне понравилось с ним разговаривать. А позднее жена мне рассказала, что это был психиатр. Доктора стали часто посещать наш дом. Иногда приходили знакомые уже мне, иногда совсем не знакомые, которых я потом не видел больше ни  разу.
 Таблетки я пил постоянно, как жена мне их приносила. Вначале неохотно , но потом привык. И со временем я вдруг стал чувствовать, что я начинаю меняться. То меня заинтересует передача по телевизору, и я так и застыну  посреди зала, пока она не кончится, то начну вмешиваться в разговоры  отвыкших от меня детей. Потом я сам сходил в магазин за хлебом, услышав, что жена надрывно просит об этом старшего сына.
  Ну, как я уже говорил  кажется, полностью я оправился через два месяца.
Если не считать того, что я потерял работу, за эти два месяца не многое  изменилось. Жена так же работала медицинской сестрой в той же больнице. Ей так же задерживали заработную плату уже около полугода. Мальчишки отбились от рук и учились посредственно. В доме кончились деньги потому, что жена успела израсходовать все отложенное ранее на покупку автомобиля. И мы  жили на  те деньги, которые нам давали тесть с тещей. Из своих пенсий они выкраивали часть денег для нас. Жена рассказала, что тестю удается кое-где подрабатывать, но все равно денег не хватает.
  Мы задолжали по счетам за квартирную плату, младший сын вырос из своей одежды, и  ему осенью уже пришлось надеть свою зимнюю куртку, так как она была просторнее. Старший уже, кажется, начал курить.
 Все деньги жена истратила на питание и на школьные и зимние вещи для детей. Немало ушло на докторов и на лекарства для меня.
 Осознавать все это было нестерпимо жутко. И теперь я думал, что болелось  мне было  легко и приятно, и возвращаться из тихой и пустой квартиры в шумный мир с его ежедневными проблемами мне не хотелось. Я еще продолжал бояться этого мира.
 Но возвращаться было необходимо и я под предлогом, что я ищу работу, стал  бродить по городу, выбирая бессознательно тихие пригородные улочки старого города. Стал постепенно привыкать к городскому шуму и суете. Я начал беседовать с продавцами пирожков, потом с продавцами маленьких магазинчиков, где никогда не бывает очередей. Тогда после болезни я не пил и нее курил, у меня только возвращался вкус к жизни. Впрочем, у меня все равно не было денег…
 Я постепенно учился заново разговаривать с людьми, учился не бояться их голосов, заново учился переходить улицы, ездить в общественном транспорте, и заново учился понимать смысл того, что значит все то, что вокруг меня происходит…
 Так, наверное, продолжалось бы долго, если бы однажды, уже  совсем поздней осенью я, случайно, не зашел в небольшой магазинчик «Электроника». Это не далеко отсюда, в одном квартале. Очень красивый магазин, особенно вечером. Яркая светящаяся вывеска, в витринах красивые люстры и светильники, переливающееся граненое стекло, хромированный  и золоченый металл. Они видимо и привлекли меня. Вы же знаете все магазины сейчас в основном в решетках, и владельцы стараются иметь поменьше витрин, они дороги и хрупки. Народ же сейчас  бедный и злой, да и воров развелось столько, что никакая милиция за ними не успевает, а потому и не страшна им.
   Так вот, в магазине я случайно увидел объявление «Требуется бухгалтер с опытом работы». Если бы я мог знать будущее, то, поверти,  прошел бы мимо. Но этого, нам знать не дано, и я спросил у продавца к кому можно обратиться.
Маленький человек закурил тонкую сигарету коричневого цвета и умолк второй раз за время рассказа. Вместе с ним я тоже будто бы вернулся в настоящее. В магазинчике было пустынно, даже за прилавком никого не было.  Музыка все также тихо доносилась откуда-то из дальних помещений за прилавком. Собеседник опять изрядно отхлебнул из стакана.
- И что же? – спросил я уже с любопытством. – Вас приняли на работу?
- Конечно - как-то нехотя ответил он. А я подумал, что вот так всегда, стоит только чем-то заинтересоваться и это интересное всегда либо обрывается, либо кончается чем-то очень обычным.
 И действительно мне вначале показалось, что он заговорил о чем-то другом.
Мой друг недавно позвонил мне и опять зовет меня на работу в тот же банк. Они переименовались, как-то смогли уйти от долгов, и сейчас работают. Может быть, пока не с таким размахом как раньше, но он говорит, что для него и меня ничего не изменится, все будет, как и прежде.
  Но  я отказываюсь. Я увяз. Я сильно увяз во всем в этом… И вот теперь сижу и пью, хотя в общем-то, я человек не пьющий… Пью и думаю…
А что я могу надумать…
 Хозяйкой того магазина оказалась прекрасная женщина, одинокая, добрая и чуткая… Она владеет еще несколькими магазинами  у нас в городе и учебным компьютерным центром. Сейчас в этом Центре учится мой старший сын, бесплатно конечно учится, и у него большие планы. Но ему нужно время, чтобы стать специалистом, ему нужны те преподаватели, с которыми он занимается. Потом его девушка тоже учится там же.
Моя жена теперь работает старшим продавцом в том самом магазине «Электроника», и ее зарплата намного выше, чем у старшей медицинской сестры в  ее прежней больнице.
Мой младший сын играет в нашей хоккейной команде и нам нужны деньги на его экипировку, тренера, на поездки на соревнования. И еще мне нужно платить за его занятия английским.
 А моя хозяйка, ( кстати, этот магазин тоже ее)  у которой я, теперь, работаю главным бухгалтером, одинокая несчастная женщина, которая любит меня. Я не знаю, но она так говорит.
Она таскает меня везде за собой и наши отношения, по-моему, ни для кого не секрет, кроме моей жены и детей. Они либо действительно ничего не знают, либо делают вид или не хотят ничего знать.
 Теперь уже дошло до того, что сегодня она потребовала, чтобы Новый год я встречал вместе с ней. Видишь ли, она не хочет больше ничего скрывать. Она не хочет слушать, что Новый год это семейный праздник,  и  я  должен быть с детьми.
 Но я не могу поехать к ней!  Не могу! Что я скажу детям?!- выкрикнул он.
 Маленький человек мотнул своей птичьей головой и налил себе опять полстакана спиртного. Он поднял на меня глаза, и я увидел, что его блуждающий взгляд потерял выражение былой грусти, в нем была тоска и злость. Он одним  глотком осушил стакан, и уже не глядя в мою сторону, удивленно уставился на пустую бутылку.
- А я вот сейчас напьюсь - уже заплетающимся языком сказал он – и тогда пускай меня везут куда угодно. Я скажу тогда им всем…
- Эй! –  громко выкрикнул он, прерывая свои рассуждения, и стал тяжело поворачиваться  в сторону прилавка. 
 Я тихо встал  и, подняв воротник куртки, направился к выходу.

                КОНЕЦ.