ГЛАВА 33
ИРЕМЕЙ
– Алиса! – тонко вскрикнула она и, не обращая внимания на падающую с потолка штукатурку, бросилась мне на шею. – Алиса, завтра я поднимаюсь наверх!
– Куда? – не поняла я.
– На нижний этаж Рая, – целуя мои щеки, пояснила Земфира. – Какая же ты бледненькая, Алисонька! Все твои беды от такой немыслимой красоты!
– А я думала …, – снова протянула Жанна.
– Говорила же я тебе, что красивым, если они праведны, чрезвычайно тяжело нести свой крест, – посуровела златовласка, сверля глазами бывшую завистницу, – а ты…. Хочу быть такой, как Алиска! Хочу, чтобы все в меня влюблялись, чтобы штабелями ложились….
– Не надо, – проскулила сестренка и опустила воспаленные веки. – После того, как Алиса бросилась в яму….
– Хорошо, что ты еще помнишь это, – усмехнулась будущая обитательница Рая.
– Что же мне делать, девочки? – прижимая руки к груди, прошептала я.
Там, в ее недрах, усталое сердечко отплясывало украинский гопак.
– Что-нибудь придумаем, – хлопнула меня по плечу добрая самаритянка, – а теперь постарайся поспать. Тебе необходимы физические силы! Кстати, я принесла гостинец – восхитительный сухарик из настоящей белой булки!
– Спасибо, – вспоминая заваленный яствами стол на балу у Сатаны, поблагодарила я, – спасибо, не хочу есть перед сном, испорчу фигуру.
– И это говорит женщина, страдающая из-за своей неотразимости? – возмутилась гостья. – Впрочем, до завтра! Спи спокойно, Астарот не явится в Атембуй ночью.
– Почему? – удивилась я.
– Владыка прилетает сюда только к обеду.
– А как вы различаете, где день и где ночь? – вспоминая трудоголика Сергея, ахнула я.
– Привыкли, – скривилась Земфира и крепко поцеловала меня перед выходом на жуткие улицы поселения грешников.
– Джиг, джиг, джиг, – слышалось за разбитым окном. Это невидимый чистильщик подметал завьюженные улицы города, чьим полновластным хозяином, по закону подлости, являлся мой несостоявшийся любовник.
– Мама, – вскрикнул где-то девичий голосок, – я хочу к тебе, мама!
– У…у…у…, – завыл ветер и нагло попытался распахнуть форточку.
– Дзинь! – зазвенели пустотелые стеклянные банки, стоящие шеренгой на самодельных полках Жанниной крохотной кухоньки.
– Не хочу! – внезапно заорали за стенкой. – Не хочу, не буду! Боюсь! Боюсь!
– А…а...а…, – завопили над головой. – А…а…а….
– Доченька, – прошептала Жанна, свернувшись калачиком на диван-кровати, – как мамочка рада за тебя, доченька.
Я лежала на голой раскладушке и с содроганием вслушивалась в жуткие звуки Атембуя.
Что ожидает мою неприкаянную душу завтра? Плен? Порабощение? Несмываемый грех? Жаркие объятия демона? Или ангела?
– Не надо! – заплакала где-то невидимая женщина. – Не бей меня, Оскар!
– Не надо, – произнес Астарот, проявляясь сквозь пелену суматошных сновидений, – не убегай от меня, любимая. Я не выдержу разлуки с тобой.
– Алиса! – кто-то неистово вцепился в мое плечо. – Просыпайся, Алиса!
Золотоволосая женщина стояла над раскладушкой и энергично сотрясала меня, как обсыпанную плодами яблоньку.
– Уже утро? – с недоумением таращась на не занавешенное черное окно, изумилась я. – Уже утро?
– Ну и засоня! – засмеялась Земфира, отбирая у Жанны единственную треснутую чашку. – Выпей и собирайся!
– Куда? – захлопала слезящимися глазами я, с неохотой отхлебывая отвратительный кипяток, в котором присутствовала вся таблица господина Менделеева.
– К Иремею, – стаскивая меня на пол, пояснила мучительница. – Да просыпайся же!
Вставать жутко не хотелось. Вспомнились школьные годы, когда раннее пробуждение ассоциировалось с изощренной пыткой.
– Быстро! – заорала Земфира, принимая у Жанки алюминиевый ковшик с ледяной водой. – Быстро! Иначе станешь последовательницей Порфирия Иванова!
– С удовольствием, – захлопывая тяжелые веки, зевнула я.
Откуда такая невообразимая слабость? Наверное, Чистилище – это исполинский энергетический вампир.
– Мы проспали, и через час Астарот прибудет сюда! – внезапно заплакала доселе молчавшая сестричка.
Магическое имя демона подействовало на меня, как атомная бомба на жителей Хиросимы.
От ужаса я подпрыгнула и начала лихорадочно собираться. Впрочем, одежды у беглянки не было, а потому через несколько секунд я стояла, готовая к немыслимым подвигам.
– Вот умничка! – улыбнулась Земфира и схватила мою напряженную руку. – Бежим!
– Алисонька, – застонала сестренка, с жалостью всматриваясь в мое взбудораженное лицо, – Алисонька, увидимся ли мы когда-нибудь еще?
– Прощай, – крепко обняла я младшенькую, – прощай, милая.
– Возьми плащ, – накинула на меня облезлую тряпку Жанночка, – на дворе дикий холод.
Это была ее единственная теплая вещь.
– А как ты останешься без него? – чрезвычайно пораженная ее неожиданной самоотверженностью, растерялась я.
– Через час пальто вернется к хозяйке, – с силой вытаскивая меня из дома, проворчала нетерпеливая златовласка.
По гулким улицам Атембуя брели люди. Заспанные, угрюмые, молчаливые. Они напоминали каторжников, только на ногах обреченных не красовались железные кандалы. Грязные одежды, изнеможенные лица, уставшие существовать глаза.
– Быстрее! – шикнула Земфира и потянула меня в противоположную от толпы сторону.
Мы мчались по страшным закоулкам безобразного мегаполиса, похожего на гигантского зверя, с жадностью заглотившего серые камни с серыми людьми, чтобы наслаждаться постоянными мучениями последних.
– Не успеть! Нам не успеть добежать до той горы, – отчаянно перебирая ногами, ужаснулась спасительница.
– Так полетим же, – вдруг опомнилась я и обхватила тонкую талию новоявленной подруги.
К великой радости мы тотчас же поднялись вверх.
– Ты умеешь парить в воздухе, как птица? – восхитилась Земфира и обвила мою шею худыми руками. – В таком случае приземляемся возле Григиса.
– Григиса? – не поняла я.
– Да, так называется гора, в которой живет Иремей.
– Кто такой Иремей? – стараясь перекричать завывания колючего ветра, заорала я.
– Святой, – неожиданно донеслось снизу.
Плюхнувшись в приземистый сугроб, мы оказались возле босых ног седовласого старца в длинной рваной рубахе, стоящего перед узким входом в небольшую мрачную пещеру.
– Это и есть твоя протеже? – заботливо поднимая меня с колен, осветился улыбкой старец.
– Она самая, – деловито отряхивая грязный снег со своего тусклого арестантского платья, счастливо засмеялась златовласка.
– В таком случае пройдемте, – кивнул в сторону холодного каменного жилища праведник. – Тебе отсюда отправляться в Рай, дорогая.
– Но нужно обязательно отдать плащ Жанне, – загрустила Земфира и с ненавистью оглянулась на безрадостные очертания Атембуя.
– Пошлю ворона, – величаво оповестил нас хозяин пещеры. – Он отнесет ей одежду.
Сильная черная птица внезапно выпорхнула из темноты и с готовностью присела на плечо повелителя, чтобы внимательно выслушать его поручение.
– Прекрасно! – обрадовалась добрая самаритянка. – А что будет с Алисой?
– Останется со мной, пока не получит разрешение на выезд, – провожая глазами реющего в воздухе посыльного, «успокоил» ее отшельник.
– И у кого я должна получить разрешение? – ахнула я.
– У владыки этих мест, демона Астарота, – вздохнул старец.
– Вы, наисвятейший и наимудрейший человек, поклоняетесь нечистой силе? – представляя себя в плачевной роли просительницы, ужаснулась я.
– Таким образом, друзья, я ущемляю гордыню, – потупился Иремей и принялся внимательно разглядывать собственные, красные от холода, ноги.
– И тело, – пытаясь скрыть вспыхнувшее в глазах непонимание, добавила Земфира.
– Почему вы не живете в Раю? – замечая плохо таимое смущение диковинного монаха, продолжала допытываться я.
– Он отказался от Рая, – ворвался в наш разговор знакомый веселый голос, – потому что в местах обетованных нет смысла насиловать свою плоть. А привычка, говорят, вторая натура.
Я резко обернулась и обнаружила Себастьяна, взгромоздившегося на большой, покрытый снежной подушкой, камень.
– Это вы? – моментально покрылся пунцовыми пятнами бывший проповедник из Аризоны. – Хесед огорчен вашим внезапным исчезновением. Да и я ругаю себя за разгильдяйство. Простите ли вы когда-нибудь меня, Алиса?
– За что прощать? – обрадовалась я старому знакомому. – Я виновата во всем сама, сама и буду расплачиваться за свои грехи. До свидания, мои дорогие!
– Разве вы не полетите с нами? – ахнул американец.
– Нет, – вспоминая прекрасное тело ангела, понурилась я, – нет, я останусь с Иремеем.
– Но рано или поздно он вынужден будет сдать тебя черту! – вмешалась в нашу премилую беседу озадаченная Земфира.
– Значит, того и заслуживаю, – внезапно почувствовав огромную усталость, пробормотала я.
Хесед не должен подвергаться искушению, он не достоин гнева Всевышнего.
– Хорошо, будь по вашему, но я не прощаюсь с прекрасной гостьей Светоча, – улыбнулся господин Ульман и, обняв мою новоявленную подругу, взлетел с ней вверх, навстречу счастью и благополучию, которые не дались мне даже там, на небесах.
– Ты похожа на меня нравом, – заявил затворник, когда небесные жители покинули нас.
– Нет, ваша гостья не безгрешная, – приближаясь к слабому огню, который почему-то только заметила, вздохнула я. – Не отдавайте меня демону, Иремей!
– Попробую, – приседая рядом, обронил он. – А ты, деточка, как я вижу, находишься между ангелом и бесом.
– Да, – я глубоко вдохнула запах костра, так любимый мною в другой жизни.
– Тише! – прислушиваясь к нарастающему вою ветра, внезапно шикнул отшельник. – Кажется, у нас будут незваные гости. Быстрее прячься в пещеру, дорогая!
Я вскочила на ноги и опрометью кинулась в неизведанную глубину таинственного жилища праведника. Там стояло жесткое каменное ложе, покрытое рваной циновкой, и маленький стол, слепленный, наверное, из глины.
– Здравствуй, анахорет! – прогремел Астарот, опускаясь с небес на грешную землю Чистилища. – Чувствую, что ты не один, старик, что у тебя прячется женщина.
Меня кто-то предал? Я пропала! Святой не будет лгать!
– Ваше чувство обмануло вас, господин, – закашлялся Иремей и внезапно громко простужено чихнул.
– Ты научился врать? – призывая в свидетели вездесущее эхо, загрохотал бес. – Скажи беглянке, что ее сестра понесет заслуженное наказание за содействие в преступлении. А сам, презренный мазохист, отправляйся к черту на куличики, так как мне надоели твои дурацкие самобичевания.
– У меня никого нет, – твердо отчеканил отшельник и закрыл зияющую пасть пещеры хилой, простуженной грудью.
– Врешь! – обозлился демон. – Передай ей, что Жанна схвачена и скоро спустится в адовы подвалы. Ради своей непогрешимости эта непостижимая женщина желает лишить родную сестру спасения!
Нет, я не хочу, чтобы ради меня Жанка снова сидела в ужасной яме! Это несправедливо! Это….
– Алиса! – закричал Астарот, отталкивая Иремея и устремляясь к неприхотливому каменному ложу. – Глупо прятаться от хозяина Атембуя. Людмила рассказала мне все, любимая!
Яростные глаза демона проникли в мои расширенные от шока зрачки и стащили парализованную физическую оболочку пленницы с рваной циновки. Они кинжалами вонзились в меня и, словно магнитом, приблизили безвольное тело грешницы к своему, властному и могучему.
– Идем, – велел он, протягивая ко мне ладони, – летим со мной сейчас же, немедленно!
Словно пушинку поднял меня князь Тьмы на руки и прижал к задыхающейся груди, а потом взлетел ввысь, сметая на своем пути жалкие препятствия в виде одиночных скал и хлипких многоэтажек Атембуя, милостиво предоставляя жителям страшного мегаполиса право раньше положенного времени покинуть опостылевший город с его варварскими законами.
Опустившись в пустыне Скорби, я ожила и разрыдалась от охватившего меня отчаяния. Мало того, что сама попалась в ловушку, я еще погубила единственную сестру, отняв у нее надежду на милость Господа.
– Где Жанна? – храбро спросила я запыхавшегося демона, бросающего на меня пронизывающие, угрожающие взгляды.
– Она здесь, – жестко отчеканил он.
Я вздрогнула, оглянулась по сторонам и увидела улыбающуюся Медею.
– Здравствуй, солнышко, – промурлыкала добрая кошка.
– Здравствуй, – всхлипнула я и покорно направилась к дому, в котором может произойти то, чего я боюсь больше всего на свете.
– Жанна в одном из сараев, – мяукнула вслед чернушка и тут же захлопнула рот, наблюдая нарастающую ярость могущественного хозяина.
Развернувшись на сто восемьдесят градусов, я побежала к надворным постройкам. Они стояли шеренгой, одинаковые и безразличные к чужому горю.
– Остановись! – загрохотал демон, оглушая пустыню громовым раскатом. – Я выведу ее сам!
Сверкнула молния, и полил дождь, орошая безжизненную землю невиданными ею ранее потоками животворящей влаги. Из крайнего сарая, щурясь от ослепляющего света, похожая в своей худобе на корявую дощечку, выползла на четвереньках моя милая сестренка.
– Алисонька, – заплакала она, приближаясь ко мне со скоростью черепахи, – я не выдавала тебя, Алисонька!
– Верю, – пытаясь поднять сестру на непослушные ноги, прошептала я, – верю, верю, родная.
Упав на колени, я стала вытирать ее драгоценные слезы подолом своего единственного одеяния, голубого халатика, но непослушная влага, минуя мокрый шелк, смешивалась с небесной жидкостью и падала на засохшую от скорби пустыню, чтобы возродить на ней жизнь.
– Она сегодня же окажется в яме, – увлеченно играя шаровыми молниями, прогремел Астарот, – если ты, конечно, не покоришься мне!
– Не покоряйся! – закричала Жанночка, обхватывая меня грязными руками. – Не покоряйся ему, Алисонька! Я привыкла, я как-нибудь проживу там!
– Отправь ее назад, в Атембуй, – заплакала я, опускаясь в холодную лужу, отражающую равнодушные небесные своды. – Я буду твоей, дух Зла!
ГЛАВА 34
ПАДЕНИЕ
Удушливо пахло вербеной. В окне отражалась ночь, стрекочущая сверчками и вздыхающая мужским голосом. Морские волны укачивали меня словно маленького ребенка. Жарко! Нестерпимо жарко! Хочется пить! Разве у морских просторов есть окна? Наверное, мне показалось.
– Пей, – протягивают расписную деревянную чашку большие ладони, не знающие грязной работы, – пей, любимая.
Я с жадностью набрасываюсь на бесценную влагу и мгновенно взлетаю вверх, превращаясь в безмятежного голубя, с по-разительным упорством стремящегося к высоте.
– Нельзя, туда нельзя, – укоризненно шепчет мне некто чрезвычайно строгий.
Наверное, это папа. Он, усталый, пришел с работы и подошел к обожаемой дочке, чтобы пожелать той спокойной ночи.
– Папа! – обвиваю я благоухающую луговыми травами могучую шею любимого мужчины. – Пожалей меня, папа!
Чьи-то жгучие губы накрывают мои и с силой засасывают их в огненное пространство, заставляя пульсировать каждую жилку. Чьи-то крепкие руки обнимают меня и с неистовостью прижимают к громадной доменной печи.
– Душно, – жалуюсь я и стараюсь высвободиться из знойного плена.
– Любимая, – шепчет на ухо соловей, неожиданно появившийся в проеме раскрытой форточки.
Как в том саду. Это Мадим?
– Любимая, – ласкают мое обнаженное тело умелые чувственные пальцы, – я хочу тебя.
Почему так сильно пахнет вербеной и базиликом? Отчего стоит рядом черный бамбук? А оглушительная какофония барабана? Она не прибавляет страсти!
– Хорошо, – покорно соглашается со мной неизвестный, – я уберу Камлата.
Чье-то прерывистое дыхание касается моей возбужденной груди, и она предательски наливается, а затем загорается немилосердным огнем.
А если сгорит во всепожирающем пламени моя необычайная красота? А если я погибну на этом страшном пожаре?
– Звездочка, – шепчут ненасытные губы и начинают медленно опускаться вниз, чтобы целовать взбунтовавшийся от страсти живот, – ласточка моя.
Я безропотно подставляю под чарующий рот незнакомца свое напружиненное тело и протяжно вздыхаю, когда он входит в него.
Все кончено! Я повержена, я умираю от блаженства и вседозволенности. Я умираю, чтобы никогда не возродиться вновь!
– Доброе утро, – прошептал Астарот, по-отечески целуя меня в висок. – Как спалось, любимая?
Я вздрогнула и попыталась припомнить прошедшую ночь.
Что-то, кажется, было в ее коварных сетях…. А что? Что было? Почему он лежит со мною в одной постели?
– Все было, – хищно улыбнулся демон и стремительно склонился к моим губам. – Теперь ты моя, Алиса. Навеки моя.
Погибла! Нет мне спасения и прощения! Я, ученица Иисуса, стала любовницей его врага, слуги самого Сатаны! Что же теперь делать несчастной грешнице? С какой высоты прыгнуть, чтобы превратиться в прах? Я могу спрятаться от себя, но как укрыться от всех постигающей кары небесной? Как избежать ужасающих адовых подвалов? Придумала! Сейчас подойду к огню и кинусь в его уничтожающие объятия, чтобы освободиться от ненавистной красоты, а там, будь что будет….
– Никуда ты не бросишься, – считывая мои мысли, побагровел демон. – И чем же тебе насолила нечистая сила? Разве не она уберегала свою протеже от многочисленных ошибок? Разве не она спасала ее не единожды от земных бед, наказывая врагов? Разве не сам великий Сатана танцевал с тобой и восхищался твоей внешностью?
Я только и делаю, что совершаю ошибку за ошибкой! Кстати, дьяволу полагаются рога. Козлиные. И копыта. У Астарота, наверняка, тоже есть копыта! И я спала с козлом!
– Глупости! – возмутился дух Зла, отшвыривая с себя одеяло и обнажая безупречное тело. – Людям чрезвычайно хочется разврата, а потому они, прибегая к услугам самонадеянных ведьм и мелких колдунов, устраивают отвратительные оргии, представляя моего господина чудовищем. Разве ты не была на балу у Господина? Разве целуют там зад придурковатому парнокопытному?
Я смотрю на чужого обнаженного мужчину. Я презираю себя за это, но так получается, что все безумные делают то, что непривычно и неприятно для нормальных людей.
– Алиса, – провел рукой перед моими глазами теперь уже подлинный любовник, – очнись, звездочка моя.
Звездочка? Вспомнила, все вспомнила! Море, черный бамбук, барабан по имени Камлат. А затем? А затем страстные поцелуи, пылкие ласки, коварные нежные слова. Они то и свели меня с ума, сделали рабыней демона! Или не они? Или зелье, налитое в расписную деревянную чашку и запах вербены?
– Забудь Иисуса, – гипнотизируя свою жертву, прошептал князь Тьмы, – забудь Хеседа, ласточка. Твоя красота принадлежит мне и только мне. Ты великолепна в любви, ты трепетна и горяча, а потому не можешь стать ханжой и лицемеркой. Разве бесполое обожание для прекрасной Алисы?
Совокупление и любовь – разные вещи, но не поймет это ангел Зла!
– Наконец-то ты осознала, что я тоже ангел, – пытаясь завладеть моим безжизненным ртом, восторжествовал Астарот.
– Не смей! – пронзительно закричал кто-то рядом. – Не смей, подданный Сатаны!
Тяжелое горячее тело чародея резко повернулось на крик и застыло в неудобной позе. Перед нами стоял Хесед.
– Вставай, – с дрожью в голосе прошептал неожиданный спаситель, – вставай и иди со мной. Ничего не бойся: на тебе кровь Христова.
– Почему же она не защитила меня от колдовства и насилия? – покидая ненавистное ложе, горько заплакала я.
– Ты боялась сближения с бесом или, не осознавая, желала этого? – холодно уточнил ангел.
– Он издевается над тобой, – пробуя освободиться от невидимых пут, захохотал Астарот, – вот оно – вымышленное благочестие! Вот оно – ханжество!
– Одевайся, – стыдливо отводя божественный взор от моей непристойной наготы, удрученно пробормотал обитатель Рая, – одевайся.
Я проворно накинула голубой халатик и неуверенно приблизилась к небесному прокурору. Игнорируя отчаянные попытки поверженного демона подняться на ноги, он обнял меня и, бережно прижимая к себе, взвился вверх, к блеклому небу пустыни Скорби.
Безжизненный воздух услужливо расступился и пропустил нас в иное измерение, счастливое и безмятежное.
– Райские кущи не для грешников, – подумала я, когда оказалась подле знакомого прекрасного дома в славном граде Светоче. – Сюда не должны пускать прелюбодеек.
Хесед стоял рядом и пытался заглянуть мне в лицо. Превозмогая стыд, я нехотя посмотрела на него и отшатнулась. Мертвенная бледность растеклась по его обворожительному телу и сосредоточилась возле лучистых синих глаз.
– Прости меня, Алиса, – падая на колени, прошептал он. – Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня?
– Я виновата во всем сама, – всхлипнула я, опускаясь рядом, на легкую зелень райской лужайки, – и недостойна милости ангелов Света.
– Ты убежала от моей холодности, – переведя дыхание, скорбно проговорил небожитель, – ты намеревалась сохранить мою безгрешность! А я отдал любимую на поругание демону, для коего она стала самоутверждением его неотразимости и могущественности.
– Не туда ты меня принес, Хесед, – отворачиваясь от спасителя, вздохнула я. – Я – падшая женщина и достойна подвалов Ада.
– Когда Себастьян поведал мне, что видел тебя у Иремея, – глухо промолвил слуга Господа, – я тут же полетел к отшельнику, но не застал там свою единственную. Тогда я упал в царство Сатаны, дошел до его чертогов. Тщетно. Меня милостиво приняли и сказали, что коварная искусительница по имени Алиса полонила сердце подданного Господина и увезла его в свой средневековый замок, чтобы сделать любовником и супругом. Я метнулся к Карлосу. Бедный, поседевший от горя, старик встретил меня со слезами и стал умолять найти его непоседливую подругу. И я решил посетить Атембуй, чтобы разыскать там твою сестру. Некая Диляра поведала мне про пустыню Скорби…. Я не ориентируюсь в неизведанных пространствах Ада, милая. Это для нас – запретная территория.
– Кто сказал, что я полонила сердце демона? Нахема? – непроизвольно уточнила я.
– Нахема, – отозвался эхом мой заоблачный друг.
– Она не вернулась к мужу? – поражаясь своему равнодушию, удивилась я.
– Не знаю, – будто судорога прошла по божественному телу избавителя и передалась мне.
– Где Жанночка, Хесед? – внезапно вспоминая отважную атембуйскую защитницу, со страхом пролепетала я.
– На нижнем этаже Рая, – нежно улыбнулся праведник, – встречается со своими родственниками.
– Ей милостиво предоставили аудиенцию? – поражаясь его диковинным словам, напряглась я.
– Нет, ей милостиво предоставили право на достойную жизнь, – сверкнул великолепными зубами неземной красавец. – Самопожертвование спасло грешницу.
Наконец-то! Господь милосерден!
– Астарот не препятствовал уходу сестренки из застенков его тюрьмы? – моментально вспоминая свое жуткое, не оправданное ничем, падение, хрипло спросила я.
– Он беззащитен перед настоящей любовью, – покачал головой ангел.
– Разве нечистая сила сама не умеет любить? – с горечью усмехнулась я.
Трепет сладостных губ. Доменная печь. Сильные руки. Ласковые слова.
– Страстью и эгоизмом зовутся их «высокие» чувства, – вскинул на меня затуманенные состраданием глаза небожитель. – Ты по доброй воле пошла на близость с бесом?
– Нет! – изумляясь негативным эмоциям, самопроизвольно вспыхнувшим в волшебных очах духа Добра, тихо пробормотала я.
Но я же умирала от блаженства в объятиях демона!
– Любимому существу нельзя причинять боль, Алиса, – участливо дотронулся до моей мокрой щеки счастливый обитатель благополучного и благопристойного Рая. – Это не любовь! Блаженство обернулось трагедией.
Прикосновение его пульсирующих пальцев заставило меня вздрогнуть. Я рывком повернулась к ангелу и, неожиданно для самой себя, зарылась носом в его светлые кудри, напоминающие на ощупь шелк моего халатика:
– Я не хочу жить, Хесед.
– Еще не время покидать шарик, – по-отечески погладил меня по голове утешитель. – Еще не время. Пойдем в дом. Ты должна отдохнуть перед отлетом.
– Куда? – испугалась я.
– Домой, – осветился улыбкой дух, – к старику Карлосу.
Домой? Неужели я вновь попаду в замок и смогу отдышаться там от преследующих меня потрясений? Только способны ли защитить его хрупкие стены слабую женщину от посягательств могущественных совратителей?
– Успокойся, – заботливо помогая мне встать на ноги, попросил ангел, – все будет хорошо, а уж я об этом позабочусь.
Он накормил меня румяными райскими плодами и напоил совсем земным душистым травяным напитком. Он уложил меня в мягкую постель и лег рядом, чтобы отгонять кошмары.
– Спи, – прошептал спаситель, с нежностью поглаживая мои непокорные волосы, – закрой пленительные глаза, любимая. Сон унесет твое горе.
Любимая? Почему и ангел, и бес употребляют одно и то же затертое до дыр многочисленными поколениями людей слово?
– Один из нас любит, другой предпочитает играть в любовь, – горько усмехнулся неземной мужчина.
Божественное дыхание коснулось моей щеки и легким ветерком прошлось по устам, ласковые руки убрали с виска строптивый тугой локон, васильковые очи заискрились перламутровым светом. И тогда я прижалась к надежной груди друга и горестно заплакала.
– Спи, – поцеловал он мои ресницы, высушивая на них капельки соленых слез, – спи, прекраснейшая из женщин.
Его чарующий голос неспешно поднялся к потолку райского жилища и медленно растаял под куполом хрустальной люстры.
– Хесед, – невольно прошептали мои непослушные губы, – я так долго ждала тебя, Хесед!
Красивая рука небожителя легла на мою талию и застыла на ней, передавая мне через трепетную длань небесную любовь и небесное успокоение.