ГЛАВА 35
ОСВОБОЖДЕНИЕ ОТ СТРАСТЕЙ
Проснулась? – спросил Хесед и попытался убрать с меня невесомую руку. – Готова лететь домой?
– Отсылаешь на Землю? – задерживая его ладонь на своем бедре, огорчилась я.
– Уже вечер, Карлос ждет, – лаская меня бездонным синим взглядом, улыбнулся ангел.
– Хочу остаться с тобой, навсегда, – дотрагиваясь до его прохладной атласной кожи, прошептала я, – хочу стать твоей возлюбленной, милый.
– Когда пройдешь свой земной путь, – по-отечески поцеловал меня в лоб небожитель.
– Внизу соблазны, перед которыми нелегко устоять, – тихо пожаловалась я.
– Я буду рядом, – сухо промолвил он и поднял меня на руки, чтобы через минуту опустить во дворе, возле хрустального бассейна. – Умойся и причешись.
Наспех поплескав на пылающее от обиды лицо благоуханную райскую воду, я робко взглянула на сурового заоблачного друга.
– Поешь, – протягивая золотой поднос с экзотическими фруктами, попросил он.
Чистое дыхание его коснулось моего виска и электрическим током прошлось по непокорному похотливому телу. Он прав! Надо немедленно улетать.
– Ваш экипаж, мадам! – материализовался господин Ульман, одетый в униформу заправского кучера. – В кои века мне разрешают опуститься на грешную, но родную до боли, Землю. Плохо, что это будут не Штаты.
Белые лошади, с интересом поглядывая на будущую пассажирку, нетерпеливо били блестящими на солнце копытами.
– До встречи, – поцеловал меня в щеку ангел и помахал на прощание рукой.
– Прощай, – падая на мягкие подушки, заплакала я, – прощай, и будь что будет!
Кони, погоняемые удалым проповедником, рванули вниз и полетели туда, где никогда не будет Хеседа.
Равнодушие и покой опустились на мою душу, когда я очутилась возле стен старого замка, который принадлежал путешествующей поневоле «маркизе де Ламарт». Я неторопливо вылезла из кареты и, попрощавшись с Себастьяном, медленно направилась к окутанному дымкой застарелой печали дому.
– Алиса! – заорал Карлос, вылетая из жилища, радостный и потрясенный.
Он действительно постарел. Седые неприбранные космы угрожающе торчали в разные стороны, обнажая небольшую розовую лысину. Утомленные скорбные глаза смотрели на меня через толстые очки в грубой коричневой оправе, а родное его лицо прорезало множество глубоких морщинок.
– Карлос, – уткнувшись в мягкую, податливую грудь самого близкого друга, в голос зарыдала я, – спасибо, что ты есть у меня, Карлос!
– Где ты была? – погладил меня по голове домовой и подозрительно захлюпал носом.
– Потом, потом расскажу все! – не замечая, что райская карета стремительно поднялась в воздух, продолжала реветь я. – Почему ты так постарел, милый?
– Горе не молодит, – обнимая мои трясущиеся плечи, отмахнулся элементал.
– У тебя не было лысины, – ласково проводя ладонью по его лакированной макушке, всхлипнула я.
– Стрессы косят косы, – неожиданно нервно засмеялся Жемчужный и потащил меня в прохладные своды дворца, подаренного коварным совратителем Астаротом.
«Никогда не привыкну к стремительной смене настроений у энергетических существ»! – невольно подумала я и с радостью подчинилась потустороннему провожатому.
Весь день мы лежали на диване в гостиной и говорили, а невидимые заботливые руки приносили нам еду и питье. Лишенные очаровательного потомства, милостиво раздаренного жестокосердным маркизом местным титулованным кошатникам, Марго и Альф упорно лезли мне на грудь и мешали повествовать о своих бесчисленных злоключениях. Наконец, я задремала, а Карлос сидел возле меня, гладил мои волосы и пел ту самую колыбельную, которую я слышала от мамы в далеком детстве. Откуда он знал ее?
– Явилась? – медленно проявляясь на фоне портьер, спросила меня Нахема. – Не захотел ангел твоего тела, дорогая? То-то узнает Мадим!
Я вздрогнула и подняла встревоженный взгляд на ту, которая отняла у меня любовь, но ее не было. Только тяжелая занавеска колыхалась от свежего осеннего ветерка.
– Спи, – похлопал меня по внезапно взмокшей спине домовой, – теперь все будет хорошо. Спи, моя маленькая девочка.
Уже поздней ночью я поднялась в свою спальню и улеглась в давно забытую собственную постель.
«Нахема, – подумала я, близоруко вглядываясь в плотно задернутые тяжелые бархатные шторы, – неужели это она была в гостиной? Естественно, Мадим узнает, что я спала с демоном и желала ангела. Впрочем, мне безразлично его мнение и мнение всех окружающих мужчин. Кроме Карлоса, конечно»!
Неожиданно завыл ветер. Недолго думая, он распахнул незарешеченное окно, бесцеремонно ворвался в комнату и разбросал мелкие предметы в разные стороны. Я неохотно встала с постели, чтобы поднять думку и, наклонившись за тапочками, застрявшими под прикроватной тумбочкой, увидела перед собой пару стройных ног, обутых в плетеные древнеримские сандалии. Вспомнился Макрон.
– Изменница! – прогремел обладатель древнеримских сандалий. – Как только я исчезаю с горизонта, ты тотчас заводишь мужчину, чтобы ….
– Чтобы? – взметая на скандалиста негодующий взгляд, побагровела я
Взбешенный Повелитель Стихий всаживал испепеляющие искры в мои наполненные яростью глаза.
– Сначала ты завела земного мужика, – загибая на руке пальцы, тонко выкрикнул он, – потом демона, а затем пыталась соблазнить ангела!
– Земного мужика? – обозлилась я. – И кто же он?
– Кирилл.
– Мужчины – не собаки, чтобы их заводить, – вспыхнула я, всеми силами стараясь удержаться на полу и не взлететь от мощных порывов ураганного ветра под потолок.
О Боже, как же они похожи с Астаротом в способах добиваться своего!
– Оставь ее, – размахивая руками, выбежал из-за портьеры домовой, – оставь мою девочку, иначе я созову собрание, которое выразит тебе недоверие, Страшная Сила.
– И мы, и мы тоже! – заголосили невесть откуда появившиеся кошки.
– Ах, так! – сжал мощные кулаки элементал. – Ах, так! Да я сотру вас в порошок, дряхлые букашки!
Внезапное безмолвие стало ответом на угрозы Повелителя Стихий. Яркий солнечный лучик кинжалом вонзился в полумрак спальни и разрезал на две составные части ее летающее и креп-ко стоящее на полу кричащее и вопящее содержимое, в том числе и нас, бывших любовников.
– Что случилось? – недоуменно оглядываясь по сторонам, взревел могущественный дух. Стихий. – Что случилось?
– Не прикасайся к ней, – спокойно и ласково произнес знакомый голос, музыкой льющийся с небес.
– Кто ты? – продолжал бесноваться Мадим.
– Твой друг, – по яркому лучику спускался человек в белых одеждах. От него исходило сияние, заполняющее опустошенную душу негой и радостью.
– Хесед, – прошептала я и попыталась унять бешено заколотившееся сердце.
– Хесед! – закричал Карлос и шустро подбежал к окну.
– Хесед! – начиная дрожать от негодования, зарычал Повелитель Стихий.
О Боже, как же элементал похож на демона в своей ярости! И чем они отличаются?
– Забудь Алису, – останавливаясь между двумя враждующими сторонами, нахмурился праведный слуга Господа, – не смей приближаться к ней, дух Земли.
– Да знаешь ли ты, глупец, что она любит меня? – теряя четкие очертания тела, прошипел Мадим.
– Любила, – хладнокровно уточнил ангел.
– У тебя, милок, имеется законная супруга, – съехидничал Карлос и воздушным шариком взлетел под потолок.
– Прочь, прочь отсюда! – пытаясь вонзить когти в то, что еще несколько секунд назад было материальной плотью, запричитали кошки.
– Вернись к Нахеме, – ощущая неровное биение строптивого легкомысленного сердечка, вздохнула я.
– Хорошо, – опуская воздушную голову на эфирные плечи, внезапно простонал элементал, – хорошо, любимая. Насильно мил не будешь.
Нечто живое закопошилось в моей груди, словно червячок вонзился в нее и стал стремительно продвигаться внутрь, к наиважнейшему органу слабого человеческого тела, самовольно выбирающему кого казнить, а кого миловать.
– Прощай, – непонятная жидкость закапала с потолка, ручейками потекла по щекам и водопадом обрушилась на персидский шерстяной ковер, преображая в мрачные тона его насыщенные, колоритные краски.
«Какой соленый дождик», – не замечая, что плачу вместе с сокрушающейся стихией, озадаченно подумала я.
– Кого же из нас ты любишь? – теряя уверенную осанку, прошептал ангел.
– Тебя, Хесед, – неожиданно вспоминая сладкие, неистовые поцелуи Повелителя Стихий, с горечью промолвили мои лишенные их губы, – тебя.
– Нас, только нас, свою семью! – вставая на задние лапы, не согласились со мной кошки.
Ужасающее безмолвие в мгновение ока обрушилось на заколдованный замок, заставив содрогнуться от этой внезапности его потрясенных обитателей.
– Где они? – пригибая вздыбленную от страха шерсть, удивилась ошеломленная Марго.
– Испугались! – усмехнулся Альфик и нервно забарабанил белым хвостом по мокрому паркетному полу.
– Поедем завтра к Бульонам? – потерся носом о мое плечо домовой.
– Обязательно, – вытирая неизвестно откуда-то взявшимся кружевным платочком заплаканные глаза, через силу улыбнулась я, – теперь-то я стану образцовой бабушкой, теткой и матерью. Когда нечего терять, возвращаешься к добродетели.
– Чего-чего? – с изумлением заглядывая в мое вдохновенное лицо, переспросил Жемчужный. – Сразу видно, что ты вдоволь пообщалась с нечистой силой.
– Хочу покоя, – с жадностью впитывая в себя любовь тех, с кем мне было всегда хорошо, уговаривала я взбунтовавшийся внутренний моторчик. – Слава Иисусу, могущественные поклонники убедились в ветрености прекрасной земной дамы и отвернулись от Алисы Смирновой навсегда.
– Каюсь, не сказал тебе: Аллочка ждет ребенка, – подмигивая Альфику, прошептал Карлос. – Жюльен оказался неплохим производителем.
– Как же тебе не стыдно, а еще домовой, – прошипела Маргоша и величественно удалилась из спальни. – Спокойной ночи, Алиса.
– Спокойной ночи, – пробормотала я и уткнулась носом в подушку.
От нее пахло хмелем и можжевельником, дождем и светом.
– Лягу за дверью на раскладушку, – объявил Жемчужный и, не дожидаясь моего ответа, испарился.
– Начинаю новую жизнь, – решила я и постаралась выкинуть из головы душещипательный вечерний спектакль.
Ночь пролетела моментально. Я потянулась всем телом и ощутила огромное облегчение. Все! Прошлое ушло в туманную вечность и не вернется никогда. Долой любовные трепыхания левой половины грудной клетки! Да здравствует свобода и независимость!
И так, Карлос сказал, что Аллочка ждет ребенка. Следовательно, Жанна снова станет бабушкой, да никого иного, как маленького барона или баронессы. Кстати, где Жемчужный?
Накинув на плечи пеньюар, я сошла вниз и увидела своего старичка, уютно устроившегося перед огромным экраном новенького кинотеатра. На фоне голубого хаоса возникла безумная женщина с вытаращенными от ужаса глазами. Наверное, вчера я выглядела также. Удирая от лихих преследователей, она метнулась вправо и взмыла вверх. Непонятно, убили ее или нет. Все-же, наверное, угрохали, так как материальное тело, по законам физики, не может подняться к небесам, если это не горемычная Алиса Смирнова.
– Новая реклама, – наконец-то прореагировал на меня Карлос. – Рекламируют Акву Минерале. Ее отравили.
– Кого? – не поняла я.
– Девицу. Она отравилась минеральной водой. Завтракай, и мы полетим к Бульонам.
Через десять минут я была готова к полету. Домовой притащил корзину и позвал кошек. Страшно довольные приглашением, хвостатые живо запрыгнули в кошелку и, наводняя ее хриплым мурлыканьем, прилегли на соломенную циновку.
– Алисонька, – подставляя под шершавый язык Марго лоснящуюся шерстку, блаженно выводил Альфик, – как мы рады тебе, Алисонька.
Лисонька, – звала меня когда-то Медея.
– Летим, – обнял меня Жемчужный, и, словно стая пернатых птиц, мы взмыли вверх.
Аллочка была на шестом месяце беременности. Неужели я так долго находилась в плену? Или время снова сыграло со мной злую шутку?
Молодожены встретили нас у самых дверей большого средневекового дворца.
– Тетушка, – не выпуская из виду довольного жизнью муженька, ласкалась ко мне чрезвычайно похорошевшая племянница, – я соскучилась, тетушка. Отчего вы не были на моей свадьбе? Мадам Луиза подарила мне изумительное бриллиантовое колье.
– Аманда, – светился радостью ее высокородный супруг, – приглашай гостей в дом и распорядись, чтобы подали обед.
– Вы счастливы? – спросила я оживленного барона.
– Очень, – засмеялся он и, предложив руку, повел меня в прохладу родового замка.
– Видела бы мама, – вздохнула Алла, когда мы сидели за богато накрытым столом и уплетали индейку под неизвестным соусом, – знала бы она, как я живу.
– Узнает, – вспоминая самоотверженность любимой сестренки, улыбнулась я. – Даст Бог, узнает.
– Мы никогда не встретимся, – снова вздохнула удачливая племяшка, и непрошенная хрустальная слезинка скатилась по ее нежной щечке.
– Не плачь, – обеспокоено кинулся к жене Жюльен, – тебе нельзя волноваться, любимая.
Любимая – какое затертое понятие! Кажется, будущий папаша когда то говорил это слово и мне. Впрочем, то было очень давно. В другой жизни.
– Алиса, – шепнул мне на ухо домовой, – прекрати заниматься самобичеванием. Кстати, меня зовут.
– Кто? – не поняла я.
– Друг, – пробормотал Жемчужный и стремглав бросился к открытой настежь двери, – ты его знаешь, дорогая.
За окном мелькнула расплывчатая фигура и растаяла в искрящемся воздухе.
Ясно, это притащился кто-то из элементалов. Наверное, по мою душу. О боги, и под луной мне нет покоя.
– Куда ушел дядюшка? – удивилась Аманда и улыбнулась светящемуся от счастья мужу.
– М-мочиться, – зевнул Альф и тут же получил подзатыльник от Марго.
– Что? – дуэтом прокричали молодожены.
– Мяу, – нервно постукивая хвостом по изящному стулу, сморщила носик правильная чернушка, – мяу, мяу, мяу.
– Мне показалось, – озадаченно почесала прелестный конопатый носик новоиспеченная баронесса. – Элементарная слуховая галлюцинация.
– Хочу чаю, – нетактично перебила я ошеломленную хозяйку дома, – давайте пить чай.
ГЛАВА 36
ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ
– Необходимо срочно ехать домой! – вкатываясь в гостиную, заорал запыхавшийся Карлос.
– Что случилось? – зажимая пасти неприлично болтливым кошкам, беззастенчиво взгромоздившимся мне на колени, рачительно прикрытые жутко дорогим французским шелком, заволновалась я.
– И не спрашивай, – отмахнулся домовой, бесцеремонно хватая Марго за то место, где у хвостатых должна быть талия. – Разрешите откланяться.
– Куда же вы, тетушка? – расстроилась Аллочка. – Сейчас подадут изумительные пирожные.
– Скоро непременно встретимся, – пробубнил элементал, торопливо выталкивая меня за дверь. – Спасибо за отличный банкет. Честь имею.
И мы выбежали в сад, где сухой человечек в черном сидел под кипарисом и курил длинную глиняную трубку. Узрев нас, он моментально растворился в воздухе. Вслед за ним исчезли из материального плана и мы. С тоской я оглянулась на гостеприимный старый замок. Внизу стоял Жюльенчик и с недоумением всматривался в дерево, под которым только-что находились три человеческие фигуры.
– Он умирает! – прокричал неизвестный и вытянул костлявые руки вдоль долгого туловища, будто собрался сигануть ласточкой с вышки бассейна в отвратительную хлорированную воду. – Нельзя надолго оставлять дом без хозяина, Жемчужный!
– Кто бы говорил, Алмазов, – нервно сдавливая Маргошу в пылких объятиях, фыркнул раздосадованный порицанием дух.
– Мяу, – нарушила их мирный диалог чуть не задушенная несчастная кошка.
Преодолевая силу ветра, я повернула голову, чтобы внимательнее вглядеться в худосочного мужичка, и тотчас вспомнила новозеландцев Трухлявиных. Это он проводил тогда нас к бывшим владельцам двадцать четвертой квартиры, это он…. Так кто же там умирает?
– Не смей обижать супругу, – завизжал Альфик, стараясь выпорхнуть из моих пальцев.
– Ты – не птичка, дорогой, – скорчил забавную рожицу Карл Жанович. – Так что заткнись, пожалуйста, будь другом.
– Смирнов умирает, – игнорируя красноречие боевого товарища, пропыхтел задыхающийся Аристарх. – Попрощайся с ним, Алиса.
– Нет! – цепко обхватив сопротивляющегося кота, неожиданно для себя дико заорала я. – Нет! Не дам! Не разрешу!
– От тебя ничего не зависит, – просвистел Алмазов и примостился на подоконнике родного подъезда в долгожданном двадцать первом веке.
Не чувствуя ног, я устремилась к раскрытой двери своей квартиры и увидела Алиночку, рухнувшую на колени перед знакомой кроватью, на которой в позе покойника возлежал Сергей. Обливаясь обильным потом, бывший супруг внимательно рассматривал потолок и героически боролся с болью.
– Что с тобой? – падая на прикроватный коврик, горько зарыдала я.
– Алиса? – пытаясь приподняться на ослабевших руках, удивился он.
– Тебе нельзя двигаться, папа, – не обращая на меня никакого внимания, обеспокоено остановила страдальца моя правильная и строгая дочка.
– Ты вернулась? – складывая синие губы в некое подобие улыбки, не унимался Сергей. – Больше не покинешь меня?
– Не покину, – плохо осознавая, что говорю, быстро согласилась я.
– Где больной? – внезапно ворвавшись в смятенное воздушное пространство, казалось, существующее отдельно от остального вполне благополучного мира, раскатисто прогрохотал незнакомый голос, и высокий, могучий мужчина в несвежем белом халате, равнодушно минуя наши коленопреклоненные тела, протиснулся к смертному ложу моего единственного настоящего мужа.
– Похоже на инфаркт, – пробубнил он и влюбленным медведем уставился на меня.
– Его надо немедленно везти в больницу! – с ненавистью оглядывая сомлевшего эскулапа, закричала Алинка. – Вы что, оглохли?
На горизонте появилась меланхоличная, истощенная женщина в застиранном голубом брючном костюме. Она втащила в квартиру небольшой черный ящик, неспешно открыла его и умело присоединила безвольно болтающиеся шнуры к рукам, ногам и груди Сергея.
– Инфаркт, – деловито убирая аппарат и вдевая в уши фонендоскоп, отрапортовала она, – надо сделать обезболивающую инъекцию.
«Иисус! – заплакала я, вспоминая жестокую жаркую Иудею и казненного там Учителя. – Умоляю тебя, нежный Иисус, помоги ему! Отказываюсь от замка и красоты, от молодости и богатства, от Хеседа и Мадима. Дозволь нерадивой ученице спокойно дожить свои последние дни вместе с тем, кто подарил ей детей и больше двадцати лет делил с ней жизненные невзгоды».
– Ты плохо воспитана, девочка, – сверля запотевшими «хамелеонами» мою несчастную дочь, обиделся самолюбивый лекарь. – Санитары!
Два дюжих молодца будто выросли из-под земли и грубо стащили больного с постели на испачканные чьей-то кровью носилки.
– Отец! – пулей влетая в комнату, страшно закричал Олег.
– Сыночек! – питая надежду на искреннее расположение доброго и мягкого первенца к своей скромной особе, бросилась к нему я.
– Папа, – застонал сын и, игнорируя ближайшую родственницу, судорожно схватил неподатливую ручку неуклюжего транспортировочного средства, – крепись, папа.
– Только не умирай, – зарыдала в голос Алина и побежала вслед за немногочисленной скорбной процессией.
На лестнице молчаливо стояли зять со снохой и мои маленькие малознакомые внуки.
– Здравствуйте, – вежливо поздоровались они и моментально переключили внимание на невольного виновника столпотворения.
– Вы – артистка? – шепнула изнеможенная женщина. – Как ваша фамилия?
– Смирнова, – невнятно буркнула я и поспешила за тем, кто меня, оказывается, всегда ждал.
В холодном салоне беспрестанно сигналящей машины «скорой помощи» все, кроме Сергея, потеряло для меня какое-либо значение. Даже неблагодарные дети, не пожелавшие хоть как-то отреагировать на единственную, родную мать.
– Алиса, – вонзая пальцы в мою онемевшую от страха руку, тихо промолвил Смирнов, – ты не покинешь меня больше?
– Не покину, – стараясь не капать на мужа пересоленную горем влагу, по-детски пролепетала я.
– Прости, я был эгоистом, – чуть слышно прошептал он.
– Не надо, – невольно вздрогнула я. – Я сама виновата во всем.
В чем виновата? Но необходимо поддержать несчастного, необходимо сказать ему что-то исключительно приятное. Что? Повиниться. Это нравится брошенным мужчинам.
– Ты была лучшей в мире женой, – легкая улыбка слегка тронула его властные пересохшие губы.
Хм, неплохое начало...
– А ты лучшим…, – брякнула я.
Есть такое понятие – ложь во спасение. Это именно тот случай….
– Не надо обманывать, – покачал головой Смирнов.
– Вы его супруга? – выглянул из окошечка крошечной кабины любознательный доктор. – Сколько же вам, девушка, лет?
Слух у последователя Гиппократа был отменный!
– И в каком фильме вы снимаетесь? – полюбопытствовала худосочная врачиха. – Наверное, в историческом, судя по вашему платью.
О Боже, я до сих пор в экстравагантном прикиде средневековой дамы! Ничего себе!
– А вы могли бы поинтересоваться и состоянием больно-го? – шикнула на докторицу Алиночка.
– Как вы себя чувствуете? – осклабился молодец из ларца одинаковый с лица, почему-то работающий санитаром.
– Намного лучше, – успокоил его Сергей и весело улыбнулся.
– Мистика! У пациента повысилось артериальное давление, – делая повторную электрокардиограмму и параллельно внимательно осматривая мое бриллиантовое колье, удивилась златолюбивая мадам. – И прошла аритмия. Кстати, исчез патологический зубец. Это невероятно!
– Что невероятно? – высунулся из окошка заинтригованный эскулап. – Красота?
– Какая красота! – наконец-то возмутилась врачиха. – Увеличился вольтаж зубца R, пропали все признаки инфаркта. Та-кого не бывает!
– Кто пропал? Она пропала? – рассеянный взгляд влюбленного медведя остановился на моей скромной особе.
– Тьфу ты! – сплюнула докторица и начала лихорадочно обстукивать Смирнова.
– Боль прошла, – слабо прошептал умирающий и облегченно вздохнул.
– Тебе лучше? – заплакала дочка и впервые посмотрела на меня. – Где ты так долго пропадала, мама?
В стационаре нас встретили без эмоций. Терпеливо выслушали лепечущих небылицы врачей «скорой помощи» и положили пациента на привыкшую к чужим страданиям бесчувственную кушетку. Молодые медсестры беззастенчиво рассматривали мой карикатурный наряд и, не скрывая впечатления, мерзко хихикали. Приехавший на такси Олег метал в их сторону выразительные взгляды.
– Вы чем-то похожи на певицу Валерию, – сделал мне комплимент дежурный доктор. – И кого же вы играете в театре? Анну Австрийскую?
– Маркизу де Монтеспан, – тяготясь безмерным вниманием к своей скромной персоне, фыркнула я. – Можно подежурить у постели мужа?
– Мужа? – по-мальчишечьи присвистнул эскулап. – Поверьте, в том нет необходимости.
– У него инфаркт, – возмутилась Алина.
– У кого? – недоуменно поинтересовался врач.
– У папы, – прищурила глаза дочка.
Ох, не к добру!
– Побойтесь Бога! – ощущая явное приближение грозы, осуждающе покачал головой убеленный сединами кардиолог. – Не наговаривайте на человека, деточка. Банальный приступ стенокардии.
– А ЭКГ? – встряла в разговор я.
– Хорошая кардиограмма, прямо-таки прекрасная для пятидесятилетнего мужчины, – повертел в руках новую ленту доктор. – Не морочьте мне голову, девочки, не мешайте работать старику.
Облегченно вздохнув, я наклонилась и с нежностью погладила по голове порозовевшего Сергея, а потом, неожиданно для самой себя, поцеловала его колючую, небритую щеку.
– До завтра, – прошептал муж и попытался подняться на подворачивающиеся от слабости ноги.
– Лежи! – испуганно взвизгнула Алинка.
– Ничего-ничего, ему можно вставать, – улыбнулся последователь Гиппократа и усталой походкой давно не спавшего человека вышел из смотрового кабинета.
Привезли другого больного.
Домой мы приехали на самом настоящем зеленоглазом такси на самых настоящих резиновых колесах, а для пущей безопасности в процессе приятного путешествия мне пришлось стащить чьи-то фамильные драгоценности и небрежно засунуть их за широкий лиф фривольного средневекового одеяния.
– Где ты пропадала, мама? – дуэтом спросили дети, едва мы переступили порог квартиры.
– В Штатах, – важно заявил материализовавшийся подле меня Карлос.
– Так долго? – вскинула на меня сердитые глаза Алинка. – Папа попал в больницу благодаря тебе.
– Почему? – удивился домовой.
– Он страдал, потому что ты не писала ему! – прокурорским голосом проговорила дочка.
– Она писала, – заверил ее старый лгунишка.
– Но мы не получали от тебя писем! – не согласился с вруном щепетильный Олег. – Ты не оставила нам даже адреса!
– Садитесь пить чай, – усердно расшаркиваясь перед честной компанией, пригласил обвинителей на кухню Карл Жанович. – Я купил просто изумительный тортик. Такие не продают в Марселе.
– В Марселе? – переспросил всезнающий сын. – Надо позвонить Олюшке. Она беспокоится.
– И мне, – подхватила Алинка. – Кстати, придумайте что-нибудь….
– А мы были и во Франции, – перебивая «внучатую племянницу», сию минуту извернулся Жемчужный.
– Алиса! – донеслось дуэтом из коридора.
Я дернулась и с надеждой оглянулась на до боли знакомые голоса. Возле входной двери, сияющие, будто начищенный хрусталь, стояли Фарий и Онорина.