Весна 1995 г. Луганск.
После очередной свадьбы Сорокина я очнулся в его квартире, куда мы перебрались из дорогущего кафе «Кардиф», в котором протекало мероприятие.
До глубокой ночи мы продолжали пить за здоровье молодых вместе с этими самыми молодыми, после чего я, молодцевато откланявшись, упал лицом в мягкую подушку и затих до утра.
А утром мы с Сашкой пошли заказывать фотографии со свадьбы.
- Мальчики, вы только не очень долго. Я завтрак уже готовлю, - звучит с кухни заботливый голосок новоиспеченной хозяйки.
- Чё там готовить? Холодильник до потолка забит салатами…, - бурчит Сорокин, но ласково отзывается, - Лорик, мы скоро…
Молоденькая приемщица с профессиональной улыбкой принимает от Сорокина кипу пленок на проявку и печать «все кадры по одному».
- А помнишь, как ты на дне рождения у Виталика пел?
- Что пел? – с легким налетом недоумения переспрашиваю я.
- Ну что пел? Все пел. И мою любимую пел… Эту, про крутые бедра…
- У какого Виталика?
- Ну у Веталя!
- А-а-а… Так я ж у него не был.
- Да ладно. Мы в посадке на Заречном с шашлыками…
- Да не было меня там.
- Ольку помнишь? Она еще с Сашкой сначала была, а потом вышла замуж за Костика?
- Ну помню, конечно, - не раздумывая отвечаю я. Кто ж Ольку не помнит!?
- Во-о-от.
- Что вот!? Меня тогда не было!
- А на гитаре кто играл!?
- Я откуда знаю!?
- Ой, Соболев, вот только не надо…, - морщит нос Сорокин, как от запаха синтетических носков после двух недель непрерывной носки.
- Санчес, меня правда не было!
- Блин, у меня от тебя уже башка болит!
Девочка-приемщица с интересом переводит взгляд с меня на Сашку и обратно.
- Сорокин, мне, конечно, импонирует, что ты ко мне так прикипел, что я тебе везде мерещусь, но меня ПРАВДА там не было!
- Ё-моё! Ведь ты тогда вроде и не напился, и потом еще гудели в кафе…
- Вот ты достал. Это когда было?
- В мае. Числа пятнадцатого… В субботу, короче.
- Я не приезжал в мае в Луганск.
- А кто приезжал!?
- Папа Карло приезжал!
Девочке становится очень интересно. Интересно до такой степени, что она готова перемахнуть через прилавок, лишь бы узнать, как прошел тот неведомый праздник у знаменитого Веталя, и играл ли я там на гитаре. Но ввиду узости короткой юбки или природной скромности, она остается на месте, забыв на время о необходимости заполнить талон на проявку и печать.
- Короче говоря – ты уверен?
- Ну чё я совсем что ли!? – уверенным голосом говорю я, но вчерашнее еще пузырится по закоулкам организма, и моя уверенность шатается как молочный зуб.
- Ты что, поспорить хочешь? Блин, вот не помнит ни фига, а туда же… На коньяк? – конкретизирует Сорокин, хотя слово «коньяк» дается ему с трудом, учитывая вчерашнее и раннее сегодняшнее.
- Легко.
- Вот дома куча фоток. Можешь сразу в магазин местись.
- Обождем малость, - парирую я, и, ища поддержки, а может просто так, по старой привычке, подмигиваю приемщице.
Девушка за прилавком заметно грустнеет, так как развязка будет явно не в ее присутствии.
Мы вваливаемся в квартиру. Лариса, подозрительно бодрая, причесанная и свежая, в чистом переднике, выглядывает из кухни:
- Давайте за стол, все уже готово.
- Щас я этого…, Сорокин дергает ноздрями как курсистка, учуявшая сивушный выхлоп у извозчика, - щас. Давай. Да-вай!
Я покорно разуваюсь, и, пройдя в зал, плюхаюсь в кресло. Я просто устал с ним спорить. Хотя… Да нет! Что я – вообще, что ли!?
Сорокин приносит стопку альбомов с фотографиями.
- Так. Это… Ага… Вот. Не, не то. Оп-с. Вот они, родимые. Соболев, где коньячина?
- Короче, Склифосовский! Давай листай.
Сорокин, присев рядом на подлокотник, усердно листает.
- Оппа. Вот Веталь. Это когда подарок дарили. Помнишь?
- Да не помню я!
- Блин. Так, это шашлыки, это Костик с Олькой. О, Чернов. Он щас этот…
- Ближе к телу.
- Мальчики, вы идете? Ну, Саша!
- Лорик, сейчас.
Сорокин доходит до конца альбома и листает его обратно, пристально вглядываясь в фотографии. Но ни в кустах, ни за деревьями меня нет.
- Ну что? – торжественно вопрошаю я. – С кого коньяк? Ты видишь, что меня ни на одном снимке нет!?
- Значит…, - соображает Сорокин, и лицо его проясняется, - значит ты фотографировал!