Подонок

Бок Ри Абубакар
Мой  старший  дядя по отцу  и я  в один из мрачных дней  безвременья, называемого «застойным»,  приехали  в Москву по очень тяжелому и неприятному поводу.
Необходимо было  попытаться помочь  моему отцу, находившемуся  в камере  знаменитой  «Матросской тишины» по нашумевшему громкому уголовному   делу  связанном с деятельностью  предприятий Министерства местной промышленности РСФСР.
Были  арестованы и находились под следствием  первый заместитель министра Местной промышленности РСФСР  Макаров Андрей Федорович,  другие высокопоставленные сотрудники, также  почти   всё руководство  профильного министерства  Чечено Ингушской автономной республики.
Три бригады следователей Прокуратуры РСФСР   и опергруппы  КГБ СССР из разных регионов "шерстили" всех, кто был хотя бы косвенно  связан  в преступной связи с данным министерством.
В  следственных изоляторах находилось огромное количество людей: так называемые
« цеховики»,  директора магазинов,  управленцы  производственных предприятий  и чиновники. Продолжались обыски, аресты, допросы.
Отец являлся  директором промышленного комбината района и  был обвинен  в «незаконном частнособственническом предпринимательстве»,  к которому    для  пущей убедительности добавили модную по тем временам , но никакими фактами  не подтвержденную,  «взятку». 
Хотя, на самом деле, его главная провинность заключалась в  том, что он за три года увеличил объем производства товаров народного потребления в десять раз, что тянуло на Золотую Звезду Героя  Социалистического  Труда.
Были открыты десятки цехов по выпуску товаров народного потребления, количество рабочих мест от 100 человек перевалило за  1200, ассортимент выпускаемой продукции расширился многократно.
Была организована круглосуточная  работа комбината, а выпускаемая
продукция  являлась  настолько востребованной, что заказы  на поставку шли с разных концов страны от многочисленных торговых учреждений.
Решена была проблема района в сфере занятости местного населения, столь важная  при избытке трудовых ресурсов.
На предприятие неожиданно свалилась громкая слава, с вручением  Красного Знамени и занесением на Доску Почета Обкома партии, Совмина,  областного профсоюза, а руководителя стали  избирать  в почетный президиум всяких конференций, собраний и форумов.
Тем самым подтверждалось, что комбинат и его руководство  на верном пути.
Но не тут-то было.
Местной  власти, да кое-кому на верхах необходимо было создать резонансное, громкое, показательное дело, на примере которого была бы видна непримиримая борьба партийных функционеров и доблестных чекистов «с чистыми руками и  холодным сердцем» с  теми, кто не хотел жить по основополагающему  принципу  социализма « от каждого по способностям, каждому по труду».
«Нет славы бесславнее советской славы» - сказал всемирно известный политолог и историк Абдурахман Авторханов, не понаслышке знавший порочную, преступную, аморальную  систему социализма изнутри.
Она уничтожала всякую инициативу, самостоятельность, предприимчивость, надо было быть  «тише воды и ниже травы.
Начиная от самого низа до самых вершин власти, вся страна жила двойной жизнью.
Взятки, алкоголизм, наркомания, проституция, двойная экономика;  одна - в тени,
другая - показная.
Даже следователи по особо важным делам, которые представляли прокуратуру России, брали взятки.
И  получали ордена, почетные грамоты, звездочки на погоны, продвижения по службе. Ну, а  в печати, естественно,  рисовался светлый образ честных, неподкупных, принципиальных борцов с расхитителями социалистической  собственности.
В неформальных разговорах  подследственные,  проходящие  по этому делу,   уже после оглашения приговора суда  признавались, кто  и сколько наличных денег передал через посредников  следователю, областному судье, чтобы избежать ареста или получить минимальный  срок.
Как потом стало ясно, это был показательный процесс, для устрашения, чтобы неповадно было другим.
Следователь, ведший дело, применяя все имевшиеся у него в арсенале незаконные  методы,  упрятал  в тюрьму  многих.   
Каркас, построенный на определенном круге обвиняемых,  был крепким,  но этот так называемый правоохранитель  без ущерба для сооруженной конструкции  делал исключения тем, кто за отпущение своих грехов выкладывал определенную мзду. 
Спустя годы за свои прошлые «заслуги», хотя и ненадолго,  он стал  сенатором от одной  Северокавказской республики, 
По милости этого  деятеля  мы с дядей и  приехали в Москву.
Вышли через свои  связи на одного генерала прокуратуры  России,  курировавшем  данное следствие.
И вот, мы подъехали на такси к  кирпичному дому в центре Москвы,  поднялись на лифте на этаж и нажали на кнопку.
Генерал открыл дверь и  приветливо улыбнувшись,   пригласил нас в квартиру.
Мы передали  ему, как обычно,  свой презент:  несколько бутылок  коньяка «Вайнах», колбасу, пару банок черной икры.
Он с довольным видом  занес все это на кухню и вернулся в зал.
Хозяин был с густой,  седой шевелюрой, выше среднего роста и  плотного телосложения, что подтверждало породу.
Лицо его не излучало особого благородства, только  волевой подбородок и твердый взгляд синих глаз подчеркивали, что  он многое повидал и  прошел сложные  этапы в своей жизни.
Большая  колода орденских планок на лацкане  пиджака, который  висел в комнате,  свидетельствовала    о славном  героическом  пути ветерана  и  его  заслугах  перед  Родиной.
Рукав его рубахи был закатан выше локтя и свернут.
Мне дядя по пути рассказывал, что руку он потерял  на фронте.
Дядя с генералом    беседовали, сидя за столом, а  я, стоял чуть поодаль и внимательно слушал,  о чем они говорили.
По нашему обычаю сидеть при старших не полагалось.
Генерал, соглашаясь с доводами о   невиновности отца,  обещал нажать на следователя и постараться решить вопрос с его освобождением.
Беседа затянулась.
Мы находились  в зале.
В квартире была еще комната, за дверью которой изредка слышались  глухой  стук и шорохи, чувствовалось, что в  квартире есть еще кто-то.
И действительно, через некоторое время,  с комнаты,  откуда  исходили  звуки, резко откинулась дверь и  рослый юноша лет пятнадцати,  в шортах и майке, упитанный, женоподобный, с большим задом  и узкими плечами, насупившись, быстро прошел мимо нас,  на ходу что-то бурча себе под нос.
То, что он не поздоровался с нами, меня немного покоробило, дядя же,  не отвлекаясь от  разговора, продолжал свой неторопливый диалог с хозяином квартиры.
Юноша резко остановился  прямо у входной двери, со злым выражением лица обернулся, и, совершенно не удостаивая нас каким либо вниманием, как будто мы  вообще не существовали, обращаясь к генералу,  скороговоркой, выпятив пухлые, жирные  губы,  громко  выпалил-
«Па-а-а-па! Ну что?!
Так ты и не купил мне кроссовки...?!»
Пауза. Отец растерянно посмотрел  на сына и на нас, как бы извиняясь.
«А ведь обещал!
Видеть тебя больше не хочу!!!
Гавно  ты последнее!!!... »
На минуту воцарилась  немая сцена.
Мы удивленно взирали на  безумного отрока.
Генерал чуть  побледнел, как бы ища поддержки у нас, виновато развел руками. Седая голова его сникла, он потер рукой по своей щеке и, пытаясь смягчить неловкость, с виноватым видом   жалостливо произнес:
«Ладно, ладно, сыночек,… иди, …погуляй, куплю, куплю…
 Ну,  не шуми…. Прошу тебя!
Успокойся... 
Потом поговорим.
Не видишь,  что у нас  гости...?»
Но юноша, насупив рыжие брови, выдал  еще более убедительные выражения, перекрывающие   предыдущую  тираду и, громко хлопнув  дверью,  вышел вон.
В комнате повисла тягостная, гнетущая  тишина.
С этой минуты наш визит  можно было считать завершенным.
Сын генерала подвел под ним  жирную  черту.
Мы, чуть ли не  забыв о том,  с какой целью мы приехали, очень  быстро очутились  на улице.
Всю дорогу мысли были заняты  этой крайне неприятной, безумной, отвратительной  сценой.
…Послесловие.
Наверное, этот подонок   вырос и сегодня большой человек.
Может быть он депутат Госдумы, Сенатор или олигарх.
И у него, наверное,  тоже растет такой же сын.
Впрочем, какое это имеет значение?