Фехтовальщица 5ч. Авантюра

Татьяна Смородина
Начало: http://www.proza.ru/2011/03/29/726


Спокойной ночи


       В доме фехтовальщица сообщила герцогине о новой ране и та, усмехнувшись, вновь послала Мари-Анн приготовить воду и бинты.
       – Вторая рана за три дня. Вы были на балу, госпожа де Бежар, или на войне?
       – Это Виолетта, – попробовала схитрить Женька. – У нее есть ножик. Она набросилась на меня во время фейерверка.
       – Ну, тогда это война, сударыня. Виолетта де Флер и ее семья давно имеют виды на Генриха де Шале, а вы весь вечер строили ему глазки.
       – Я ничего не строила и не боюсь Виолетту.
       – А вам надо бояться не Виолетту.
       – А кого?
       – Разве вы забыли, чем фаворит Генрих де Шале?
       – Де Шале танцевал не только со мной.
       – Фрейлины нашего великолепного Лувра не беспокоят Людовика. Он позволяет Генриху развлекаться. Если вы станете одной из них, то вам тоже ничего не грозит, кроме «интересных болезней» и беременностей, а вот вмешательство в сферу личных прихотей короля может стоить вам жизни.
       Мари-Анн принесла все необходимое и зашла Женьке со спины, чтобы расшнуровать корсаж, однако усилия ее ничем не увенчались.
       – Здесь... зашито, ваша светлость, – выглянула из-за плеча фехтовальщицы растерянная служанка.
       – Что зашито? – не поняла Франсуаз.
       – Это Цезарь, – сказала фехтовальщица.
       – Что Цезарь?
       Женька совершенно забыла о зашитом корсаже. Она не хотела упоминать об эпизоде на верхнем этаже Булонже, но придумать ничего не успела, поэтому вынуждена была договорить.
       – Это Цезарь зашил мне платье.
       – Зачем?
       – У меня были разрезаны шнуры.
       – Шнуры?.. Вот как?
       Герцогиня усмехнулась и даже переменила позу в кресле, где устроилась сразу по приезде.
       – Да... Нужно было остановить кровь, -  призналась Женька. - Де Шале сказал, что нельзя медлить.
       – Кровь?.. Де Шале?.. Мари, разрежь нитки.
       Служанка стала распарывать швы, а герцогиня смотрела на все это не столько с интересом, сколько с каким-то скрытым весельем.
       – Еще у меня нет чулок, – продолжала признания фехтовальщица.
       – Чулок?
       – Я проиграла их в той партии… Помните, на ларе?
       – Да-да, это было забавно. Обычно наши дамы теряют чулки в других играх. Ничего, Мари-Анн подберет вам новые.
       – Спасибо. А шнуры?
       – И шнуры. Не беспокойтесь.
       Когда корсет ослаб, выпал платок, которым была прикрыта ранка. Мари-Анн подняла его и положила на стол. В пятнах засохшей крови обозначился вензель дома де Шале.
       Франсуаз взглянула на вензель, потом на фехтовальщицу.
       – А теперь расскажите, как все это было на самом деле, девушка, или я дам вам неверный совет, – потребовала она.
Женька вздохнула.
       – Это де Шале ранил меня дагой… Хотел отомстить за случай в «Парнасе».  Он бросил в меня косточкой, я в него... и попала ему в лоб, а он укусил меня за шею... Ну, я и царапнула его шпагой.
       – Шпагой? У вас было оружие?
       – Там один мушкетер спал за столом.
       – Да, занятные у вас отношения. Сдается мне, что это вы не на шутку «укусили» нашего известного шутника, а не он вас. Однако, как и прежде, советую не связываться с Генрихом де Шале, Жанна.
       – Я не связываюсь, мне просто весело.
       – Ему тоже. Это и пугает.
       – Кого?
       – Виолетту или короля, например. Оставьте де Шале, не это сейчас для вас главное.
       – А что?
       – Принцесса Генриетта скоро выйдет замуж и уедет в Англию. Вы понравились ей, и она предлагает вам место фрейлины в своем штате.
       – Фрейлины?
       – Не надо морщиться. В будущем вы вполне можете рассчитывать на должность старшей дамы. Его величество одобрил ее выбор.
       – Как это одобрил?.. Король предложил мне другое.
       – ... Другое? Что же?
       – Он предложил мне выйти замуж за Люсьена де Бона.
       Герцогиня усмехнулась.
       – Это не другое. Его величество на днях поговаривал, что де Бону предстоит какая-то дипломатическая миссия и, кажется, в Англию.
       «Мне предлагают быть шпионкой в Англии – поняла фехтовальщица. – Или там надо кого-то ликвидировать?.. Как «кого»? Бэкингема! Он же поддерживает протестантов в Ла-Рошели. Вот будет весело».
       – Что же вы ответили королю, Жанна? – спросила герцогиня.
       – Мне дали подумать.
       – Долго?
       – Сутки. 
       – Хм, сутки...  А если вы откажетесь?
       – Меня арестуют за ухо де Жуа.
       – Так-так... Король хочет отдалить вас от своего фаворита и предлагает вам  отступные.
       – Да, предлагает.
       «Франсуаз не знает о настоящем предложении короля. Может быть, сказать ей?». Но Женька ничего не сказала и, оправдывая сама перед собой свое молчание,  мысленно сослалась на предупреждение Людовика. Об  истинных причинах этого молчания она думать не хотела, предпочитая считать их провокацией, помещенной кем-то в ее благородную душу.
       – Что у вас со средствами, сударыня? – спросила Франсуаз.  – У вас еще есть деньги?
       – Я проиграла последние Генриху де Шале, ваша светлость.
       – Вот-вот, о чем я и предупреждала вас, Жанна. У вас остались какие-нибудь долги?
       – Да, за гостиницу и охрану.
       – Ну, это ерунда, я вас выручу, а в дальнейшем…  в дальнейшем перед вами сейчас только три пути, – продолжала Франсуаз, – первый – уехать из Франции с обеспеченным молодым мужем, второй – быть публично выпоротой на площади, и третий
– вести незаконное существование с неопределенным исходом.
       – Выбор небольшой.
       – Но разнообразный, так что постарайтесь не ошибиться, сударыня.
       Однако не ошибиться в ее семнадцать лет Женьке было, конечно, трудно. Герцогиня сказала верно – основных дороги было три. Все они были со своими ухабами и рытвинами, а главное, ни одна из них не приводила к победе в поединке с Монреем. Кое-какую надежду на успех давало только «незаконное существование с неопределенным исходом». В нем чувствовалось больше свободы, но для подобного существования нужны были деньги или хотя бы чья-то поддержка. И тут фехтовальщица вспомнила о патенте. «Его можно продать. У меня будут деньги, я пошью мужской костюм и буду заниматься у де Санда! Да, это выход! Выход!.. Выход куда?.. Ничего! Главное, ввязаться в бой, а там посмотрим!.. А если Генрих не достанет патент? И потом, я же просила патент для Шарлотты...»
       Эти мысли продолжали мучить Женьку и перед сном. Ей стало душно. Она встала и открыла окно. Ночная свежесть остужала слишком горячий мыслительный процесс и привносила некоторое успокоение. «Может быть, мне пустить патент в дело? – продолжала думать фехтовальщица. – Дело, конечно, надежней, но заморочней. Так я не выберусь из этого сюжета и через пять лет... И еще деньги... Патент – это не все,  в любом случае нужны деньги».
       Вдруг Женьке послышалось, что кто-то вскрикнул. За оградой парка заржала лошадь и раздались какие-то приглушенные звуки, будто кого-то, то ли били, то ли тащили куда-то. Через несколько секунд все стихло, звуки и голоса растворились в ночной тишине.
       Фехтовальщица высунулась в окно по пояс, вытянула шею и постаралась высмотреть, что происходит в темноте. Послышался звук, похожий на еле слышный стон. Девушка накинула халат и побежала к герцогине. Та уже легла, но, узнав, в чем дело, тотчас послала за ворота парка Жикарда и двух конюхов, с которыми тот ночевал в одной комнате. Тревоги фехтовальщицы оказались не напрасными, и через несколько минут слуги занесли в дом раненого человека.
       – Подколол кто-то, ваша светлость, – сказал Жикард.
       – Жив? – спросила герцогиня.
       – Жив. Перевязать надо. Я тут плащом пока зажал.
       Зажгли свечи, побежали служанки с водой, и особняк принцессы снова пришел в движение.
       – Как, однако, оказался мудр ваш дядюшка, отказав вам в крыше над головой, – глянув на фехтовальщицу, усмехнулась Франсуаз.
       Раненого положили на ларь в нижней зале и принялись раздевать, чтобы  перевязать ему рану. Герцогиня лично руководила действиями слуг, распоряжаясь деловито и решительно как в полевом лазарете.
       – Подержите ему голову, Мари-Анн, и уберите  руку от раны… Что? Ссадина на затылке? Этим займемся позже.  Возьмите его дагу, Жикард и разрежьте рубаху… Вода и перевязочная ткань готовы?.. Жанна, что с вами? Вам нехорошо? Не думала, что вы испугаетесь крови.
       – Нет, я не испугалась, я просто… Я узнала… Он дежурил сегодня в Булонже.
       Женька действительно узнала того самого сурового мушкетера из бригады де Горна, который весьма скептически отнесся к «шраму» на ее платье и чья холодная отстраненность мешала ей пообщаться с де Ларме. Сейчас он был в другом костюме и в простом темном плаще.
       Вдруг на пол из-под распоротой рубахи что-то упало.
       – Что там? Платок? – спросила герцогиня.
       – Это... какая-то записка, ваша светлость, –  подняла с пола сложенный листок бумаги Мари-Анн.
       – Хорошо, не отвлекайтесь, перевязывайте. Базель, посвети.
Базель наклонил свечу. Франсуаз прочитала записку, слегка повела бровью и сожгла листок в пламени свечи.
       – Что там? – спросила фехтовальщица.
       – Так, дела любовные. Мы не будем сюда вмешиваться, сейчас главное – помочь этому несчастному.
       – А он не умер? Он не шевелится.
       – Это от удара, – сказал Жикард. –  Ножевая рана как будто не смертельна.
       Герцогиня продолжала держаться спокойно, и только по легкому румянцу, выступившему на ее матовых скулах, Женька определила, что она тоже взволнована.
       – Может быть, надо поискать лекаря? – спросила фехтовальщица. – Я тут видела одного. Он квартирует… э…э… да, в «Привале странников»!
       – Это на другом конце города. Я пошлю за лекарем утром.
       – А если раненый не продержится до утра?
       – Продержится. Люди, подобные этому королевскому мушкетеру, сделаны из железа.
       – Вы его тоже знаете?
       – Знаю. Это Кристоф де Белар из роты де Монтале. Когда я приехала в Париж, он помог мне добиться встречи с королем. Жикард, отнесете его в одну из комнат наверху. Мари-Анн, посидишь с ним ночью.
       –  А я тоже хотела... – встрепенулась фехтовальщица, но Франсуаз прервала ее.
       – А вы, сударыня, идите к себе, – велела герцогиня. – Базель, проводите госпожу де Бежар. Надеюсь, что эта ночь с ее участием, наконец, исчерпала себя.


Змея в траве


       Утром Женьку разбудила Мари-Анн, но завтракала на этот раз девушка одна. Служанка рассказала, что герцогине передали какую-то записку, и хозяйка тотчас уехала.
       – Куда? – спросила фехтовальщица.
       – Она не говорила.
       – А лекарь для раненого?
       – Госпожа сказала, что позаботится об этом?
       – А как сам раненый?
       – Еще спит. Я присматриваю за ним.
       Сразу после завтрака Женька поднялась к де Белару. Присутствие в доме этого королевского мушкетера волновало ее изначально, хотя он был не первым мушкетером, которого она видела в Париже. Его вчерашний отстраненный взгляд и необычная история появления возле особняка герцогини, конечно, озадачивали ее подвижный ум, но не менее озадаченным оказалось и ее независимое сердце.
       Было около десяти, и мушкетер короля действительно еще спал. Женька осторожно подошла к кровати и посмотрела на его худощавое, отмеченное какой-то внутренней болью, лицо. «Такие лица не бывают у  мушкетеров, даже если они королевские, – подумала она. – Такие лица бывают на иконах». Это было правдой. Несмотря на боевой шрам над бровью, щегольскую бородку и усы, подстриженные по последней моде, де Белар был похож не на лихого вояку, а на Иисуса, только что снятого с креста.
       В комнате было душно. Фехтовальщица приоткрыла раму, а потом взяла посмотреть шпагу, с легким характерным звуком вынув ее из ножен. Вероятно, этот звук и разбудил де Белара. Мушкетер шевельнулся, вздохнул и открыл глаза.
       – ... Это что? – спросил он суховатым надтреснутым голосом.
       – Что? – не поняла фехтовальщица.
       – Положите мое оружие на место.
       Женька убрала шпагу в ножны и вернула ее на стул. Де Белар тронул повязку на теле.
       – Я ранен?
       – Да. Вы не помните? Вас подобрали на улице.
       – Кто подобрал? Чей это дом?
       – Герцогини де Шальон.
       – А... забавно, –  де Белар опять тронул повязку и нахмурился. – Позовите слугу.
       – Вам что-нибудь нужно? Давайте я помогу вам!
       – Что поможете? Подадите горшок?
       Фехтовальщица слегка смутилась и ушла звать слугу. Потом она велела приготовить завтрак и сама понесла его наверх.
       – Что вы делаете, госпожа де Бежар? – возмутился Базель. – На это есть слуги!
       Но фехтовальщица не слушала и несла на подносе, казалось, не холодную телятину, а свое ликующее сердце. Однако, ее искреннее воодушевление не нашло никакого отклика у молчаливого де Белара. Королевский мушкетер не только не сказал «спасибо», он почти не взглянул на нее.
       – Мне, может быть, выйти? – растерянно спросила девушка, не понимая его неприязни.
       – Как хотите.
       Де Белар, в самом деле, мало обращал внимания на суету вокруг себя и принимал услуги как должное, будто не он, а ему были должны в этом именитом доме.
       – Как вас зовут? – вдруг неожиданно, между пережевыванием холодного мяса, спросил мушкетер фехтовальщицу.
       – Вам стало интересно мое имя, сударь? – усмехнулась девушка, не на шутку теряясь в разговоре с человеком, который похоже, как и она,  ничьих милостей не искал.
       – Мне же нужно будет как-то обращаться к вам, когда понадобится отнести поднос или подать штаны.
       – Вы... я... я не служанка.
       – Тогда что же вы так суетитесь вокруг моей постели?
       – Просто хотела вам помочь, вы ранены.
       – Я еще не умираю. Что вы делаете у герцогини? Ищите протекции?
       – Не ищу, она сама предложила. Меня зовут Жанна де Бежар. Вы меня не помните? Я вчера была в Булонже.
       Мушкетер посмотрел на девушку немного дольше.
       – А, так это у вас… «лопнули» шнуры корсета, сударыня? – усмехнулся он.
       – Это... это де Шале... он пошутил.
       – Да-да, я понял, – де Белар поморщился и поставил пустой бокал на поднос, будто ферзя в некой законченной партии. – Прикажите принести мою одежду.
       – Ваша одежда в починке. Она была в крови и порвана.
       – Черт!.. Там осталась записка.
       – Записку взяла герцогиня.
       – Она читала ее?
       – Читала. Она сказала, что там что-то любовное и сожгла ее.
       – Где герцогиня? Позовите ее.
       – Она выехала куда-то.
       – Как только появится, пригласите ее ко мне, а сейчас прикажите унести поднос и оставьте меня одного.
       Девушка кликнула слугу. Он унес поднос, а мушкетер опустился на подушки и прикрыл глаза. Женька помолчала, наблюдая его отрешенную позу, потом подошла ближе и сказала:
       – Этой ночью я спасла вам жизнь, сударь.
       – Что? – повернул голову де Белар.
       – Да, я спасла вам жизнь. Если бы не я, вы до сих пор бы лежали за оградой как подколотый баран и уже не смогли бы с таким аппетитом поесть и смотреть на всех с таким превосходством!
       Де Белар впервые взглянул на девушку с некоторым интересом.
       – И чего же вы хотите? – спросил он.
       – Я хочу, чтобы вы помнили об этом, сударь, и вели себя поскромнее.
       – Хорошо, я постараюсь вернуть вам долг, – спокойно ответил мушкетер и отвернулся.
       Женька тоже не имела больше желания продолжать разговор и ушла в парк погулять с собакой. Де Белар ее взбесил. Он вел себя совсем не так, как раненый, призванный вызывать жалость и, понятную в такой ситуации, симпатию, но, с другой стороны, фехтовальщица была ему благодарна, – он освободил ее от соблазна играть при нем несвойственную ей роль. Большой пес герцогини, будто что-то понимая, тихонько поскуливал и сочувственно тыкался носом в ладонь. Женька присела и, вздохнув, обняла  его за шею, словно отдавая собаке то тепло, от которого отказывался королевский мушкетер.
       Воинственное настроение фехтовальщицы подхлестнул приезд герцогини.
       – Что господин де Белар? – спросила она.
       – Позавтракал... и грубит.
       – Грубит? Ну, это не ново.
       Герцогиня пыталась говорить спокойно, однако нервное мерцание ее золотистых глаз, привезенное из поездки, говорило о том, что тревожится она о чем-то другом.
       – Вы привезли лекаря, ваша светлость? – спросила Женька.
       – Что?.. А, лекаря? Его не было, я велела передать, чтобы он подъехал. Его зовут Лабрю, кажется.
       – Да, Лабрю. А что-то случилось, ваша светлость?
       – Случилось. Вчера вечером. В Сен-Жермене взяли группу заговорщиков. На короля готовили покушение.
       – Кто?
       – Граф де Монж – один из сторонников герцога Булонже. К счастью среди его людей нашелся предатель.
       Новость была громкой, но фехтовальщицу она никак не задевала, зато Франсуаз как будто разволновалась не на шутку. Она приказала принести вина и нервно расхаживала по зале.
       – Что вы так волнуетесь, ваша светлость? – спросила фехтовальщица. – Ведь с королем ничего не случилось.
       – Да, но...  случилось с братом господина де Белара.
       – Он тоже заговорщик?
       – Валентин служит в королевской гвардии, и был ранен при захвате отряда де Монжа.
       – Надо сказать об этом господину де Белару, тем более, он сам просил позвать вас к нему.
       – Да, надо сказать.
       Мари-Анн принесла вино. Герцогиня сделала несколько глотков и поспешила наверх. Проследив за шлейфом ее выходного платья, Женька снова направилась в парк, но на этот раз не гулять, – она вспомнила о садовой лестнице, о которую когда-то споткнулась там, и теперь торопилась найти ей несколько иное применение.
Отыскав лестницу у стены дома, девушка подтащила ее к окну комнаты мушкетера и бесшумно взобралась наверх. При этом фехтовальщица отлично понимала, что поступает совершенно вразрез со своими принципами, так гордо высказанными три дня назад профессору Монрею, однако грубость де Белара и странная нервность принцессы придали ее подслушиванию некоторую законность. «В самом деле! Какого черта? А вдруг этот разговор будет грозить моей жизни?» На этом «кодекс чести» окончательно затрещал по всем швам, но, всецело настроенная на нервную вибрацию голосов в заветной комнате, девушка этого треска уже не слышала.
       Начало беседы Женька, конечно, не застала, но и того, что досталось ее ушам с этой минуты, оказалось достаточно, чтобы понять, что дело нешуточное. Записка, которую прочитала герцогиня, была, как подозревала с самого начала фехтовальщица, вовсе не о любви, – ее прислал тот самый раненый брат де Белара, о котором упоминала Франсуаз. Валентин просил Кристофа срочно забрать у некой Жозефины де Лиль свои письма, которые писал ей в пылу юношеской страсти. Жозефина была помощницей графа де Монжа, поэтому связь с ней грозила Валентину арестом. По иронии судьбы отряд, в котором служил Валентин, прошлым вечером отправили на захват заговорщиков. Там он был серьезно ранен. Пытаясь предупредить Жозефину и спастись сам, Валентин послал записку де Белару.
       – Да, вчера в Булонже я сразу поняла, что что-то происходит, – сказала Франсуаз. – Мне передали, что там был Ришелье.
       – Был. Я сам сопровождал его к королю. Потом мне привезли записку Валентина, но капитан не отпустил меня, –  с досадой произнес де Белар. – После сообщения о заговоре охрана была усилена, и я освободился только к ночи. Если бы не ночное нападение этих бандитов, письма сегодня уже были бы у меня.
       – Благодарение Богу, вы лишились только кошелька, но не жизни, Кристоф!
       – Ладно, оставьте. Я не для того позвал вас, чтобы предаваться воспоминаниям о том, чего в сущности не было. У нас есть дела поважнее.
       – Вам больше не стоит тревожиться. Де Лиль уехала из Парижа.
       – Я все равно обязан сходить на эту квартиру. Парижский палач не зря ест свой хлеб. Если кто-то из арестованных заговорит, ее имя всплывет, и дом обыщут. Жозефина вряд ли взяла себе на память письма какого-то глупого мальчишки. Я должен сделать это раньше, иначе Валентина примажут к этому заговору в один миг.
       – Тогда... тогда помогите и мне, Кристоф.
       – Вам?
       – Да, хотя бы в память о нашей...
       – Ах, ваша светлость, перестаньте! Говорите, что вам нужно?
       – Несколько неосторожных слов, сказанных мной о стремлении помочь Ла-Рошели, заставили Жозефину думать, что де Монж может рассчитывать на меня. Я знаю, что эта женщина вела дневник. Она угрожала мне, что подкинет дневник королю, если я откажусь помочь.
       – Почему вы сразу не сообщили о намерениях де Лиль его величеству?
       – Я не приняла их всерьез.
       – Лукавите, ваша светлость.
       – Кристоф...
       – Ладно, я поищу дневник, но если найду, то уничтожу его.
       – Я бы не стала этого делать, Кристоф. Там ведь, наверняка, есть имена и других пособников. Этот дневник может стать нашим щитом.
       – Или орудием. Учтите, что мое терпение не беспредельно. То, что я молчу о ваших встречах с протестантскими пасторами…
       – Я знаю, Кристоф.
       – Ладно, это дело вашей совести. Теперь о девушке, что находится у вас в доме.
       – Вы о Жанне? Да, я составила ей некоторую протекцию, а потом приютила на время. Вчера в Булонже она была ранена.
       – Вот как?
       – Это несколько пикантная история. Наш маркиз де Шале опять изволил повеселиться и попугал ее дагой.
       – И она испугалась? Что-то я не заметил в ее лице черт бедной овечки.
       – Да, госпожа де Бежар далеко не овечка, сударь. Это ведь она отхватила на днях пол уха графу де Жуа!
       – Что? – Кристоф неожиданно рассмеялся. – Де Жуа? Это славно! Я сам давно хотел проучить этого дворцового наглеца. Но ведь теперь ее тоже должны арестовать.
       – Должны, но вместо этого его величество  настойчиво сватает ее за Люсьена де Бона и спроваживает в Англию служить принцессе Генриетте.
       – Зачем?
       – Я думаю для того, чтобы удалить ее из поля зрения своего фаворита. Ведь если дело кончится одним наказанием, девушка останется в Париже смущать своим присутствием душевное спокойствие  маркиза де Шале.
       – Разве душевное спокойствие маркиза де Шале можно чем-то смутить?
       – Кажется, у госпожи де Бежар это немного получилось.
       – Я смотрю, вы тоже с удовольствием ей протежируете.
       – Мы землячки и когда-то были одной веры. Я хочу, чтобы она стала мне другом.
       – Другом? Опять хитрите. Вы хотите, чтобы она возила ваши секретные письма Рогану? Вашего прошлого гонца ведь убили, кажется.
       – Вы тоже верите этим грязным статейкам, Кристоф?
       – У меня самого есть голова на плечах. Давайте лучше к делу. Эта девушка не помешает нам?
       – Каким образом? Вы можете выйти в любое время и ни перед кем не отчитываясь.
       – Хорошо. Теперь мне нужно узнать о брате. Перед уходом я попросил одного своего приятеля перевезти Валентина на другую квартиру.
       – Я пошлю слугу.
       – Я бы не вмешивал в это дело слуг.
       – Но мне тоже опасно появляться в обществе человека, связанного с Жозефиной. Вы ведь понимаете, Кристоф?
       – Понимаю, я поеду сам.
       – Кристоф, вам надо отлежаться, чтобы рана хоть немного зарубцевалась.
       – Верните мне одежду и велите приготовить лошадь.
       – Я не дам вам одежду и лошадь!
       – Тогда я пойду голый и пешком!
       – Погодите, успокойтесь! Давайте пошлем узнать о Валентине госпожу де Бежар. Она все равно знает о его ранении.
       – Откуда?
       – Я была вынуждена сказать, когда она заметила мое волнение.
       – Вы думаете, этой девушке можно довериться?
       – Затрудняюсь ответить. Это, так сказать, «Anima vilis» – змея в траве, но она сейчас сама в сложном положении. 
       Женька спрыгнула вниз, осторожно опустила лестницу на траву и быстро оттащила ее за угол. Потом она обогнула дом и прошла на террасу. Там ее нашла Мари-Анн и   позвала к герцогине.
       – Ну, что вы решили, Жанна? – спросила де Шальон.
       – Вы про три дороги?
       – Да.
       – Я решила выбрать «незаконное положение с неопределенными последствиями»?
       – Что ж, я так и думала.  В таком случае съезжайте из гостиницы и перебирайтесь ко мне.
       – К вам?
       – Я дам вам денег на оплату долгов, чтобы скандалы не помешали вашему переезду, и прикрою первое время, но взамен попрошу выполнить одно важное поручение. 
       – Какое?
       – О нем вам расскажет господин де Белар. Поднимитесь к нему. Дело таково, что  не терпит отлагательств.
       Женька направилась наверх. Несмотря на холодное обращение с ней, она продолжала испытывать по отношению к мушкетеру с лицом Иисуса легкий трепет. Этот же трепет одновременно и раздражал ее, – он звал к поклонению, а она, как натура сильная и независимая, кланяться никому не хотела.
       – Мне нужна ваша помощь, сударыня, – наконец вполне по-человечески обратился к девушке де Белар.
       – Да, говорите.
       – Я дам вам записку для моего приятеля. Мы вместе служим у де Монтале. Узнайте у него о моем брате Валентине. Он был ранен прошлым вечером. 
       – Как зовут вашего приятеля?
       – Люис де Ларме. Вы видели его вчера в Булонже.
       – А, который с лисьими глазами?
       – Это верно, с лисьими, – усмехнулся мушкетер. – Герцогиня даст вам свой экипаж. Люис должен быть дома. Если его не будет, постарайтесь дождаться. Записка на столе. Поезжайте как можно быстрей, это важно.
       Женька взяла записку, а потом присела рядом и тронула мушкетера за руку.
       – Как ваша рана? – спросила она.
       Де Белар перехватил ее пальцы и сжал их.
       – И вот еще что, сударыня.
       – Что?
       – Помалкивайте там.
       – Можете не беспокоиться об этом, сударь, мне самой грозит арест.
       – Да, герцогиня говорила, только знаете, как она вас назвала?
       – Как?
       – Змея в траве.
       – Потому что кусаюсь?
       – Потому что в траве.
       – Что ж... может быть, она права.


День сюрпризов


       Герцогиня, видимо, не шутила, называя свою гостью таким прозвищем, так как вкупе с экипажем она дала фехтовальщице сопровождение в виде дюжего Жикарда. Он был приставлен к девушке под предлогом ее охраны, но, видимо, мог быть, как охранником, так и карателем в том случае, если госпожа де Бежар вздумает сказать или сделать что-нибудь лишнее. «А может быть, это де Белар посоветовал ей послать со мной Жикарда, чтобы... нет, он не мог, – решила Женька, вспоминая библейское лицо королевского мушкетера и горечь, притаившуюся в глубине темно-серых глаз. – Такие если и убивают, то не исподтишка».
       Дом, где квартировал Люис де Ларме, внешне был очень живописен и утопал в цветах. Высаженные в большие ящики, они росли даже на крыше, где их поливал мальчик лет двенадцати. Домик производил настолько сказочное впечатление, что Женька чуть не окликнула мальчика андерсеновским именем.
       В дом суровый Жикард фехтовальщицу не сопровождал.
       – Мне сказано, что с господином де Ларме вы будете разговаривать одна.
       На стук вышел заспанный юноша с лохматой шевелюрой.
       – Мне нужен господин де Ларме, – сказала Женька.
       – Он вышел прогуляться с господином де Барту.
       – Я могу подождать его?
       Юноша немного смутился, но кивнул.
       –  Подождите его в комнате наверху, госпожа. Внизу немного не прибрано. 
       – Ого! – воскликнула фехтовальщица, едва ступив за порог сказочного жилища и поразившись тому, насколько нутро нарядного домика отличалось от его живописного фасада.
       «Немного не прибрано» – было еще слабо сказано. Как только девушка вошла, в нос резко шибанул запах вина и пищи, остатками которой был завален стол. Под ним  валялись пустые бутылки и осколки разбитой тарелки. На полу расплылось багровое, то ли винное, то ли кровавое пятно, а на стене, словно  мистический слепок с прошедшего вечера, застыли нарисованные углем голые танцующие мужики с чрезмерно преувеличенными формами. 
       Юноша торопливо провел Женьку на второй этаж, предложил стул для отдыха и, прихватив с ларя какое-то белье, убежал вниз. Комната наверху, казалось, принадлежала уже совсем другому человеку. В ней было чисто и светло, книги на столе приглашали к размышлениям, а изысканно подобранный полог кровати к утонченной чувственности.
      Женька взяла посмотреть одну из книг, уверенная, что это стихи, но это оказались «Опыты» Монтеня. Она пролистнула несколько страниц, но понять, о чем там говорится, до конца никак не могла, – ей мешали, то шаги на крыше, то звуки внизу, где возился Теофиль, то шум на улице, к которому она не переставала прислушиваться и, который был ей сейчас важнее того, о чем хотел поведать Монтень.
      Ожидание несколько затягивалось, и Женька уже решила приехать позже, как вдруг снаружи послышались голоса. Они доносились из неплотно прикрытого окна. Девушка подошла и глянула вниз, но за густой зеленью деревьев увидела только две неопределенные мужские фигуры.
      – Наш отчаянный де Монж оказался крепким орешком! Скажите-ка, а! Такое наглое сопротивление! Говорят, их предал его родной племянник! Каков перец, а!  Еще когда-нибудь и коннетаблем станет! Но, я вижу, что вам все это не слишком интересно, де Барту?
       – О, после вчерашнего... Помилуйте, Люис!..
       Раздался тихий интеллигентный смешок.
       – Хм, видимо, я напрасно предпринял эту утреннюю прогулку, дорогой Шарль!
       – Какая к черту, прогулка, сударь? Лучше бы мы допили то, что у вас есть в ларе. Ведь у вас еще есть что-то, Люис?
       Голоса на время исчезли, но через пару секунд снова послышались уже в комнате первого этажа. Женька тихо перешла к лестнице.
       – Теофиль, вы все еще возитесь, бездельник? – воскликнул мушкетер в шляпе с белыми завитыми перьями. – Я все-таки выясню, кто это испортил вчера стену! Госпожа Фурье, если увидит, немедля выставит мне новый счет!
       – Но, сударь, вы же сами собственной рукой...
       – Кто?.. Де Барту, что он несет?
       Де Барту плюхнулся на ларь.
       – Ну да, я тоже помню... – подтвердил он. – Это было после той восьмой или девятой бутылки, за которой Теофиль бегал к Сганарелю. Вы стали хвастаться, что малюете не хуже какого-то там Рафаэля, потом схватили головешку из камина и ...
       Фехтовальщица засмеялась. Все трое посмотрели наверх.
       – Это... тоже осталось от вчерашнего? – покосился на друга Люис. – Теофиль, разве у нас были дамы?
       – Нет-нет, сударь, – засуетился слуга. – Эта госпожа приехала только что. Разве вы не видели экипаж у крыльца?
       – Мы зашли через оранжерею! Какого черта ты молчал об этом, пустомеля?
       – Так вы сами не дали мне сказать, сударь! Привязались с этой стенкой…
       – Пошел вон, дурак!
       Де Ларме легко взбежал на второй этаж и подошел к Женьке.
       – А, это вы, – улыбнулся он ей как старой знакомой и предложил выйти в оранжерею госпожи Фурье. – В доме не слишком чисто, сударыня. Мой слуга отвратительный лентяй, и не прибрался вовремя.
       Женька направилась за Люисом. За ними было поплелся и де Барту, в обществе которого некогда ужинала фехтовальщица, но де Ларме напомнил ему, что тот хотел поискать потерянную дагу, и Шарль отстал. 
       Проводив свою неожиданную гостью в оранжерею и посадив на скамейку возле грядок с цветами, мушкетер присел рядом и поинтересовался целью ее посещения. Женька, наконец, с наслаждением погрузившаяся в близость вожделенного общения, с готовностью   назвала себя, потом рассказала, как де Белар очутился у герцогини, и предала записку. Де Ларме прочитал ее, потом скомкал листок и потер лоб под шляпой.
       – Я знаю, что Валентин ранен, – сказала  девушка. – Господин де Белар хочет узнать, как он сейчас.
       – Скажите Кристофу, что рана серьезна.
       – Он умирает?
       – Не умирает, но лекарь сказал, что состояние пограничное. Все решат сутки.
       – А заговорщики? Их уже начали допрашивать?
       – Вы уже знаете о заговорщиках?
       – Так уже, наверное, все знают.
       – Да, дело шумное.
       – Скажите, господин де Ларме, а…
       – Называйте меня Люис.
       – Люис, а де Белар написал что-нибудь… обо мне в этой записке?
       Де Ларме улыбнулся и потеребил свою мушкетерскую бородку.
       – А я думал, вы уже с господином де Шале, сударыня.
       – Я не с господином де Шале.
       – Странно. Эти «лопнувшие» шнуры и «шрам» на вашем корсаже были так красноречивы. Они-то все и испортили.
       – Но де Белар даже не смотрел на меня, он о чем-то все время думал.
       – Да, он думал о своем брате, но видит он всегда гораздо больше, чем многим кажется. Наверное, поэтому в его записке было только о Валентине. Вы расстроены?
       – Совсем нет.
       – Врете. Оставьте де Белара, сударыня. Этот грубый  и спесивый бретонец не оценит вас, как должно. Настоящие  мастера любви бывают только в Провансе, – лукаво прищурил узкий глаз де Ларме и приобнял девушку за талию.
       – Вы о себе?
       – А о ком же еще? Превосходный край, сударыня! Напоен солнцем и страстями! Когда устанете от нашего де Белара, заезжайте ко мне, и мы совершим нечто постыдное, но приятное как воровство яблок из чужого сада! 
       – Почему вы думаете, что я устану от де Белара?
       – Кристофа никто долго не выносит. Приедете?
       – Нет.
       – Почему?
       – Мне не нравится воровать яблоки.
       – Тоже врете! У Виолетты де Флер до сих пор сводит судорогой лицо при упоминании вашего имени. «Как она смела? Эта наглая беарнка в скучном платье! Генрих мой, мой!» - передразнил фрейлину мушкетер. - Кстати, а почему вы до сих пор в этом испорченном наряде? Вам что, так дорога эта зашитая дыра под грудью?
       – У меня нет другого платья.
       – В самом деле? Тогда вам обязательно нужно что-то предпринять, чтобы другие платья были, иначе это станет действительно скучно.
       Люис засмеялся, но веселье его тотчас прекратилось, как только из дверей дома выбежал Теофиль. С неподдельным удовольствием от своего стукачества он сообщил, что де Барту нашел в ларе бутылку дорогого вина и теперь поправляет им свое, пошатнувшееся с вечера, здоровье.
       – Что?! – немедленно взорвало уточенного провансальца. – Что поправляет?.. Что он может понимать?!.. Я сейчас зарежу этого дикого «Пантагрюэля»!
       Люис наскоро поцеловал девушке руку и умчался спасать свое дорогое вино, а Женька, которой тоже не следовало мешкать, поехала в «Парнас», чтобы забрать свои вещи.
       В гостинице все снова восхитились ее приезду в герцогской карете, но она пропустила восторги мимо ушей и перешла сразу к делу.
       – Я съезжаю, сударь, – сообщила она Бушьеру, заплатила за проживание и стала собираться.
       – Да, госпожа де Бежар, – поклонился хозяин. – Я понимаю. У вас теперь будет другая жизнь. Шарлотта поможет вам.
       – Мне ничего не приносили?
       – Как же! Приносили.
       Женька имела в виду патент, но Шарлотта принесла, обвязанную золотой лентой, большую коробку.  Поставив ее на стол, она сказала:
       – Вот, госпожа.
       – Что это?
       – Это платье. Его привез господин де Шале.
       – На черта мне платье?
       – Он сказал, что старое у вас испорчено. Вот же! У вас и правда, зашито под грудью, госпожа.
       Женька усмехнулась и дагой, отвоеванной у де Жуа, разрезала золотую ленту. В коробке действительно находилось зеленоватых тонов бархатное платье, но это было не все. На нем лежала запечатанная бумага. «Неужели?» Фехтовальщица схватила пакет и той же дагой надсекла край. Она не ошиблась – это был тот самый патент на ведение дела, который она просила у фаворита короля. Туда надо было вписать только наименование дела и фамилию. Женька радостно вскрикнула и под изумленные взгляды Шарлотты и Жикарда с ликованием запрыгала по комнате.
       – Зови отца! – велела она и, когда обеспокоенный Бушьер к ней поднялся, предложила купить у нее патент.
       – Но у меня уже есть патент, госпожа де Бежар.
       – Так это не вам, это для Шарлотты.
       – Шарлотте не нужен патент, сударыня, – категорично сказал хозяин. – Она скоро выйдет замуж. А если бы и был нужен, то у меня все равно не нашлось бы таких денег, чтобы приобрести его. Нет-нет, если хотите, я найду вам покупателя, только это займет некоторое время.
       Женька несколько растерялась. Она не ожидала подобного ответа. Когда Бушьер вышел, фехтовальщица немного подумала и протянула документ Шарлотте.
       – Ладно, держи. Это, в общем-то, твое.
       – Мое?.. Не понимаю, госпожа...
       – А что тут понимать? Я попросила патент для тебя! Вписывай сюда свое имя и становись хозяйкой своей судьбы!
       – Но вы же хотели его продать.
       – Я передумала, забудь об этом. Это была нехорошая идея. Ну что, берешь?
       – Да, но... для дела нужны еще и деньги, госпожа. Батюшка никогда не даст мне таких денег.
       – Хорошо, тогда припрячь пока эту бумагу. Я потом что-нибудь придумаю, а сейчас помоги мне переодеться.
       – Вы хотите надеть платье от господина де Шале?
       – Да. Тебе не кажется, что оно похоже на змею?
       – На змею?
       – Да, на змею в траве?
       Шарлотта достала платье из коробки, на дне которой Женька увидела еще одну бумагу.
       – А это еще что?
       Женька быстро распечатала второе послание и уставилась в текст. Его содержимое тоже обладало определенным эффектом, но это был эффект другого рода. «Стартовая цена дневника Жозефины де Лиль – сто пистолей, но в зависимости от покупателя из числа, упомянутых в нем имен, вы можете поднять цену до пятисот и выше. Желаю удачи. Монрей». Фехтовальщица усмехнулась и посмотрела на патент в руках Шарлотты,  а потом опять прочитала второе послание. «Нечистые будут деньги», – подумала она.
       – Что-то неприятное, госпожа? – спросила Шарлотта.
       – Это... это ошибка, это прислано не мне.
       Женька порвала письмо Монрея, бросила в горшок, после чего велела Жикарду отвернуться и с удовольствием использовала данную посуду по назначению. Четки, найденные в Булонже, которые продолжали болтаться в ее кошеле, она тоже хотела выкинуть, но передумала и бросила их на дно баула. Шарлотта помогла девушке переодеться в зеленое платье от Генриха де Шале, и фехтовальщица поехала к де Санду, чтобы расплатиться за охрану.
       Даниэль был у себя и тотчас вышел к экипажу, как только ему доложили о приезде госпожи де Бежар. Он предложил ей зайти в дом, но она отказалась.
Заплатив за охрану, девушка решила оставить у де Санда оружие де Жуа.
       – Отдайте это моему брату, когда он к вам приедет, – попросила она.
       – А вы?
       – Мне надо на какое-то время исчезнуть из города. Меня могут арестовать из-за  уха де Жуа.
       – Да-да, забавная историйка! – рассмеялся Даниэль. – Почему же вас не арестовали вчера?
       – Дали подумать.
       – О чем?
       – Теперь неважно. Я отказалась от предложения короля, поэтому скоро делу де Жуа будет дан ход.
       – Какого еще предложения?
       – Делового.
       Де Санд схватил девушку за руку.
       – Хотите, останьтесь у меня, я вас укрою.
       – Мне есть, где укрыться.
       Фехтовальщица оставила дом де Санда и поехала к герцогине, думая, то о де Беларе, то о его опасной истории с письмами брата, то о том будущем, которое собиралась предложить ей сводная сестра короля. «Неужели Кристоф прав, и она пошлет меня к Рогану?.. Что с того? В роли гонца нет ничего постыдного. Зато у меня будут деньги. Надо бы как следует поторговаться. Такое должно недешево стоить».
       – Эй ты, дурачина! – вдруг раздался резкий крик кучера.
       Экипаж сильно покачнуло, и Женька свалилась в сторону Жикарда. Тот ловко подхватил ее, посадил на место и, сунувшись в окошко, грозно обругал неловкого кучера. Карета остановилась, и фехтовальщица тоже выглянула наружу. С дороги поднялся средних лет плотный мужчина. Судя по одежде, это был какой-то ремесленник. Он взял на руки девочку, что упала вместе с ним, и, прихрамывая, пошел дальше.
       – Эй, сударь, погодите! – крикнула фехтовальщица, догадавшись, что ее экипаж чуть не придавил их обоих.
       Мужчина остановился и обернулся.
       – Садитесь, я подвезу вас! – предложила девушка.
       – Госпожа, что вы делаете? – возмутился было Жикард, но Женька велела ему замолчать и снова повторила свое предложение сбитому ремесленнику.
       Тот неторопливо приблизился, поклонился и просипел простуженным голосом:
       – Не трудитесь, госпожа, кучер ваш не виноват. Я сам зазевался, как есть верно.
       – Все равно садитесь. Я же вижу, что вам трудно нести девочку. Вы больны?
       – Застудился на днях, распаренный на сквозняк выпер.
Мужчина все-таки сел, и экипаж двинулся дальше. Женька спросила, куда его отвезти, и он назвал Дворец Правосудия.
       – Вы там судитесь?
       – Не, служу.
       – Служите?
       Мужчина не был  похож на кого-либо из судейских. «Наверное, какой-нибудь работник», – подумала девушка.
       – Вы дворник?
       – Палач я, госпожа.
       – Как... палач?
       – Так. Колен Клошен. Что так смотрите? Аль уже высадить захотели? Так что ж, не бойтесь... скинусь, как не был.
       – Нет-нет, сидите, я не боюсь.
       – Верно. Чего бояться? Я не преступник какой, а честный человек, как и другие.
       – Да-да, конечно... А девочка? Ваша дочка?
       – Сестры. Сегодня схоронил. Отца у ей нет, так со мной теперь будет жить. Я ее хорошо устрою.
       – Вам много платят?
       – Много, коли родственник богатый у покойника. Тело для похорон такой купит, так я и живу припеваючи.
       – А вы... давно палач?
       – Как отец помер, так я стал. Обычное дело, госпожа.
       – И вам нравится... ваша работа?
       – Когда хорошо сделана, нравится. А чего ж? С утра болтуну одному из графьев язык припек, сегодня буду предателя де Монжа  в «испанский сапог» обувать. Чую, много рассказать должен, подлюка. Простите, госпожа.
       – Вы... и в пыточных работаете?
       – Так через них-то и застыл. Жарко там, госпожа. Не приведи господь вам узнать.
       Женьке тоже стало немного душно, но она разговаривала спокойно, хорошо понимая, что не этого человека ей надо сейчас бояться.
       – Всяка работа должна быть сделана отменно, – продолжал Клошен. – Через это на месте держат, и людям приятно. Вот про вас скажу, попадете ко мне, так лишней муки не причиню. Шея у вас хоть и крепенькая, но высокая. За глаз одного удара хватит.
       – Спасибо,  – улыбнулась, как ни в чем, ни бывало, фехтовальщица.
       У Дворца Правосудия Клошен сошел.
       – До встречи, сударь, – кивнула ему девушка.
       – Э-э, такого палачу не говорят, – засмеялся мастер пыточного дела и исчез где-то внизу, будто растворился в тяжелом камне грозного дворца.


Союзница


       В дом герцогини Женька приехала к обеду. Герцогиня, прежде всего, была женщиной, поэтому в первую очередь обратила внимание на перемену платья вернувшейся фехтовальщицы. Узнав, что это новый подарок де Шале, она усмехнулась.
       – Ну да, маркиз де Шале разбирается в одежде. Что Валентин?
       – Де Ларме сказал, все решат сутки.
       – Тогда идите и сообщите это господину де Белару, а то он опять порывается уйти.
       – Ему лучше?
       – Видимо, да. Час назад приходил лекарь. Дельный лекарь и не пьет. Это странно для Парижа. Он заново перевязал рану и растер его каким-то новомодным бальзамом. Видимо, снадобье оказалось недурным. Жаль, что оно не лечит характер.
       – Де Белар всегда был таким, или его кто-то обидел?
       – Это не имеет значения – обиды не рождают, а только оттеняют нашу истинную сущность.
       Герцогиня была права, – услышав о брате, де Белар молча кивнул и  нахмурился. В его взгляде уже не было явной неприязни, но продолжать общение он, как и прежде, не стремился.
       – Де Монжа сегодня будут допрашивать, – понимая, что для мушкетера это важно, добавила девушка.
       – Откуда вы знаете?
       – Палач сказал.
       – Вы знакомы с парижским палачом?
       – Мы сбили его своей каретой. Он был больной и с девочкой. Я довезла его до Дворца Правосудия. Это произошло случайно.
       – Вы полагаете, случайно?
       – А вы... что полагаете?
       – Я полагаю, что это знак.
       – Мне?
       – Мне.
       – Вы собираетесь что-то делать?
       – Вас это не касается.
       О знаковой встрече с палачом Женька рассказала и герцогине. Та немного изменилась в лице и тоже приняла это событие на свой счет.
       – К чему вам захотелось посадить в мой экипаж какого-то сбитого «ремесленника», Жанна? Видите, к чему это привело! – перекрестилась Франсуаз.
       – Это еще ни к чему не привело, ваша светлость. Чего вы боитесь?
       – Мое положение в Париже не слишком устойчиво, – призналась герцогиня. – Нас еще многие не любят.
       – Но Генрих Четвертый тоже был из протестантов и его тоже сначала не любили.
       – Теперь настали другие времена. Генрих Четвертый дал протестантам много свобод. Его сыну Людовику это не нравится. Может случиться, что мне скоро придется уехать.
       – Куда?
       – Туда, где со мной будут считаться, как со своей. В связи с этим я хочу вас просить выполнить одно мое поручение, Жанна.
       – Какое?
       – Нужно отвезти письмо  герцогу Рогану. Я хочу знать, сможет ли он принять меня, если мне придется уехать. Когда вы привезете мне ответ, то получите сто пистолей.
       – Когда вы хотите, чтобы я выехала? – спросила Женька.
       – Завтра. Ведь вам тоже необходимо скрыться из города.
       – Да, необходимо. Я подумаю до вечера.
       – Подумаете? У вас есть какой-то выбор?
       – Может быть, и есть.
       Женька поняла, почему Франсуаз заговорила про «завтра», – герцогиня была в стесненном положении и ожидала результатов похода де Белара в дом Жозефины. После того, как фехтовальщица рассказала о разговоре с палачом, бывшая протестантка понимала, что медлить нельзя. Квартиру сбежавшей Жозефины могли обыскать в любую минуту, обнаружить там пресловутый дневник и наказать герцогиню, если уж не за помощь заговорщикам, то за ее преступное умолчание о готовящемся покушении.
       После обеда дом погрузился в дрему. Герцогиня поднялась к себе писать письмо для Рогана. Де Белар, к которому направилась фехтовальщица, спал.  Об этом ей сказал Жикард, которого Франсуаз в качестве охраны посадила рядом с дверями его комнаты.
       Женька побродила по притихшему, словно перед бурей дому, а потом кликнула пса и ушла с ним в парк. Говоря о возможности выбора, фехтовальщица не обманывала. Стартовая цена дневника Жозефины тоже была сто пистолей. «Но я не могу пойти за ним одна хотя бы потому, что не знаю, где находится дом. Надо пойти с де Беларом. С де Беларом... Как будто он возьмет меня. Стоит мне только заикнуться, он прибьет меня на месте. Или не прибьет? Может быть, все-таки поехать к Рогану? Это, конечно, надежнее, но как-то скучновато. Вот если бы пойти с де Беларом!..»
       Фехтовальщица снова подтащила к окну мушкетера садовую лестницу и забралась наверх. В комнате было тихо и пахло тем лечебным бальзамом, о котором говорила герцогиня. Шелковый полог над кроватью был приспущен. Женька подобрала юбку своего «змеиного» платья и пролезла внутрь. Осторожно ступая по полу, она подошла к кровати и заглянула за штору. Девушка знала, что де Белару это все может не понравится, но не верила, что человек с лицом Спасителя сделает ей что-то плохое.
       Мушкетер лежал, закрыв глаза, но спал он или нет, было непонятно. Фехтовальщица опустила край полога и снова взяла посмотреть его шпагу. Она уже не первый раз видела боевое оружие, но этот клинок почему-то казался ей особенным.
       – Вы опять трогаете мою шпагу, сударыня? – спросили из-под балдахина.
От своеобразного, слегка надтреснутого звука голоса мушкетера Женька вздрогнула. Де Белар откинул полог и сурово взглянул на непрошеную гостью.
       – Мне... мне нравится ваше оружие, – ответила девушка.
       – Это за ним вы залезли через окно?
       – Я хотела вас проведать, но там Жикард сидит у двери.
       – Положите шпагу на место и уходите.
       – Я хотела с вами поговорить.
       – Не нужно говорить, оставьте меня в покое.
       – Это важный разговор, сударь, – сказала Женька и, положив шпагу на стул, подошла ближе.
       – Тогда поговорим завтра.
       – Нет, мы говорим сегодня, сейчас.
       – Хорошо,  говорите, только быстрее. 
       – Я хотела... Можно я пойду с вами... в дом Жозефины? – спросила фехтовальщица и даже отступила, настолько ее испугало разом заиндевевшее лицо королевского мушкетера.
       – Куда? – переспросил, приподнявшись на подушках, де Белар.
       – За письмами Валентина.
       – За письмами Валентина, – повторил мушкетер и сел на кровати. – Забавно…    Ну-ка, подойдите ближе, госпожа де Бежар.
       – Зачем?
       – Затем, что вы сейчас сядете рядом со мной и расскажете все, что знаете об этом деле.
       Женька подошла, осторожно присела на краешек кровати и рассказала о том, что поняла из разговора, подслушанного ею у окна.
       – И чего же вы теперь хотите, девушка? – продолжал сурово смотреть на Женьку де Белар.
       – Я хочу пойти с вами.
       – Зачем? Каков ваш интерес в этом деле?
       – Просто хочу вам помочь. Вы все-таки ранены, а я могу подать знак в случае опасности... Вдвоем легче делать такие дела.
       – Какие?
       – Ну, не совсем законные. Ведь ваш брат тоже...
       – Замолчите! – вдруг вспыхнули грозным огоньком глаза де Белара. – Валентин тут не при чем! Его втянула женщина! Такая же молодая, наглая и распутная!
       – Что значит, такая же?..
       Женька хотела встать, но мушкетер короля встал сам и навис над ней, словно глыба, вот-вот готовая сорваться со скалы. Он был в одной нижней рубахе, и в другой раз фехтовальщица бы просто рассмеялась над его голыми коленками, но сейчас ей было не до смеха.
       – Будь вы честной девушкой, госпожа де Бежар, вы бы не лазали под окнами и не совали бы нос в чужие дела! – гневно сузив глаза, крикнул он прямо ей в лицо.
На шум в дверь заглянул встревоженный Жикард, но мушкетер его даже не заметил.
       – Я думала, что ваш разговор с герцогиней будет обо мне и что он угрожает моей жизни! – продолжала обороняться фехтовальщица.
       – Теперь угрожает! Вы не представляете себе, куда влезли!
       – Но я просто хочу помочь!
       – Чепуха! Кто сейчас просто помогает? Говорите честно, в чем ваш интерес, или я немедленно заколю вас дагой!
       – Интерес один – ваша цель мне близка!
       Мушкетер вдруг захохотал, но захохотал недоверчиво и издевательски.
       – Сударь, вы обещали вернуть мне долг! – напомнила девушка.
       – Да, и поэтому я еще не сломал вам шею!
       – Все равно вам придется взять меня с собой!
       – Это почему же?
       – Я много знаю, и вам нужно держать меня на виду.
       Де Белар снова захохотал, больно схватил фехтовальщицу за плечи и приблизил к себе.
       – Хорошо, я возьму вас с собой, – сказал он, – но, если обнаружу, что вы грязная шпионка, то уничтожу вас прямо там, в доме этой преступной вертихвостки!
       – Я согласна, – кивнула Женька и, несмотря на боль, улыбнулась.
       – Тогда зовите герцогиню.
       – Зачем?
       – Она тоже должна все знать.
       Франсуаз, узнав, что пребывание в ее доме Жанны де Бежар, зашло значительно дальше, чем она предполагала, тоже сначала красноречиво помолчала, после чего сказала:
       – Видимо, так было угодно Богу. Идите с господином де Беларом, Жанна. Враг вы или союзница, выяснится этой ночью.
       Вечером после ужина де Белар и фехтовальщица стали собираться. Вместо туфель Женька надела сапоги де Вика, которые накануне издевательски   подкинул ей де Санд. Де Белар оделся в свой прежний костюм, который был отстиран от крови и дополнен черной полумаской и пистолетом, что дала ему герцогиня. Второй полумаски не нашлось, поэтому  девушка получила только плащ с капюшоном. Когда все было готово, герцогиня и Жикард пошли проводить фехтовальщицу и мушкетера до потайной калитки.
       Женька ликовала. Она еще не знала, сумеет ли повернуть ситуацию в свою сторону и завладеть дневником заговорщицы, мысль о котором безуспешно  старалась выкинуть из своей горячей головы, но не это было для нее теперь главным, – сейчас ее волновал только Кристоф де Белар, вслед за которым она послушно шла по узкой тропинке парка. От него пахло терпкими травами бальзама и опасностью, и этого было пока довольно, чтобы чувствовать себя счастливой без денег и без будущего.


Такие дела


       Ночь, теплая и странно тихая, встретила отчаянную парочку ласково, словно домашняя кошка. Она мягко прохаживалась у ног, щурила узкий лунный глаз и не торопилась перебегать дорогу.
       За высокой чугунной калиткой между плотно стоящими домами тянулся длинный глухой проход, причем он был так узок, что приходилось идти боком. Де Белар шел впереди и подсвечивал путь ночным фонарем, который отдал ему перед выходом из парка Жикард.
       – А почему вы не позвали в помощники вашего приятеля Люиса? – продвигаясь  за Кристофом, спросила Женька. – Мне показалось, что он не глуп и не предаст вас.
       – Поэтому и не позвал, что не глуп, – ответил мушкетер таким тоном, что часть вопроса про «не предаст» отпала сама собой.
У выхода на улицу де Белар остановился.
       – Что? – спросила фехтовальщица.
       – Здесь нужно идти осторожней. И не болтайте попусту.
       – Почему?
       – Тут пост недалеко, Фор-Крузе, а в королевской полиции сейчас служит один резвый сыскник по имени Альфред Марени. Он уже подвел под петлю несколько парижских бандитов и теперь ждет повышения, а мне очень не хочется способствовать его дальнейшей карьере на этом поприще.
       Де Белар и Женька пошли дальше. В воздухе пахло затхлым, потом гнилостным, под ногами что-то неприятно чавкало, но девушка, напросившаяся в эту ночную вылазку, не жаловалась. Они шли медленно, поэтому до дома Жозефины добрались только через час. Вокруг было совершенно безлюдно, а в самом доме горело всего одно окошко.
       – Это хозяйка, – сказал де Белар.
       – Как вы будете действовать?
       – Прикинусь грабителем. Вы постучите и скажете, что вы служанка принцессы Конде и пришли вернуть денежный долг.
       – Ночью?
       – Франтина тупа и жадна. Услышав про деньги, она откроет вам даже в судный день.
       – Но это деньги не ее.
       – Тем более.
       – Хорошо, а потом?
       – Потом я ворвусь внутрь и загоню всех, кто там будет, в чулан. Вы в это время подержите их на прицеле. Вот, возьмите пистолет. Он не будет заряжен – эта публика перетрусит и так. Я же поднимусь наверх и обыщу комнату де Лиль, потом мы уходим.
       – А если в доме засада?
       – Придется бежать. Если меня схватят, не глупите и уходите одна. Дорогу помните?
       – Помню... Кристоф... – вдруг екнуло под жестким корсажем «змеиного» платья.
       – Ну, вот еще! – нахмурился Кристоф и одним сильным движением руки встряхнул девушку за плечо. – Прекратите этот бабий писк! Или вон отсюда! Я сам справлюсь!
       – Нет, я готова. Идемте.
       Кристоф достал из-за пазухи полумаску, надел ее, и подошел вместе с фехтовальщицей к дверям дома де Лиль. Услышав про деньги, хозяйка действительно сразу загремела ключами. Едва дверь открылась, де Белар рванул ее на себя и, обхватив оторопевшую женщину рукой, ввалился вместе с ней в прихожую. Женька наставила на хозяйку пистолет и держала испуганную женщину под прицелом, пока мушкетер не согнал вниз двух служанок и некого господина в нижнем белье, оказавшимся ее любовником.
        Полуодетые домочадцы рассмешили фехтовальщицу. Происходящее напоминало скорее площадной фарс, нежели опасные реалии нападения на мирный дом, и, если поначалу девушка делала страшные глаза, серьезно целилась и тыкала пистолетом чуть ли не в лица, то вскоре стала с трудом удерживать смех. С облегчением вздохнула она только тогда, когда де Белар захлопнул за бедными пленниками дверь чулана. Потом он взбежал наверх, а Женька осталась в прихожей следить за ситуацией.
       Было слышно, как де Белар ходит, как что-то загремело и упало... Раздалось чертыханье, запахло дымком... Вероятно, это горели письма Валентина. «Или это дневник? – подумала фехтовальщица. – Ну что ж... пусть горит и дневник». Женька вздохнула, потом подошла ближе к лестнице и так погрузилась в мир олицетворяющих беззаконие звуков, что не услышала, как открылась входная дверь, которую в пылу затеянной авантюры оба ее участника забыли закрыть на ключ. Девушка оглянулась даже не на шаги, а на чей-то чужой и неприятный запах.
       – Приказываю стоять на месте, сударыня! – скомандовал худощавый и подвижный, словно паучок, мужчина в черной одежде. – Мое имя Альфред Марени! Королевская полиция! Отдайте оружие и следуйте за нами!
       Но фехтовальщица, конечно, не послушалась, – она резко выставила вперед пистолет и закричала в сторону второго этажа:
       – Королевская полиция! Уходите! Уходите!
       – Жигон, наверх! – приказал Марени. – Равьер, Горже, возьмите ее!
       Солдат тоже выставил пистолет и стал потихоньку подходить к фехтовальщице. Женька поняла, что не отобьется, так как пистолет ее не был заряжен.  Тогда она стала размахивать им как дубинкой, но один из солдат выставил вперед пику и загнал ее в угол. Она метнула в него пистолет, но солдат увернулся. Пикой девушку  притиснули к стене, и она была вынуждена сдаться.
       Сверху спустился Жигон. Он нес в руках медный таз для умывания, из которого все еще тянуло дымком.
       – Он ушел через окно, сударь, – сказал солдат.
       – А это что?
       – Сожжены какие-то бумаги.
       – Я должен посмотреть.
       Марени пошевелил золу в тазу, потом стряхнул пепел с перчаток и взглянул на фехтовальщицу.
       – Скверное дело, сударыня. Равьер, последите тут, пока я посмотрю, что там наверху. А вы, Жигон, откройте чулан. Там кто-то стонет.
       Марени вернулся через пару минут. Не найдя больше ничего интересного, он сразу же приступил к допросу освобожденной челяди. Те тоже ничего нового добавить не смогли и посчитали нападение попыткой ограбления. Ни Кристофа, ни Женьку никто не знал, и Франтина только сказала, что девушка представилась служанкой принцессы Конде.
       – Служанка? – усмехнулся Марени. – С каких это пор служанки носят платья из итальянского бархата?.. Здесь что-то другое... а, сударыня? – повернулся он к фехтовальщице.
       – Нет, это ограбление.
       – Ограбление в доме сторонницы де Монжа? Странное совпадение. А что это за бумаги сжигал ваш дружок в этом тазу?
       – Откуда мне знать? Он мне не рассказывал.
       – Так-так, и все-таки, хотя мы не успели поймать де Лиль, сегодня неплохой день. Поехали, сударыня.
       – Куда?
       – В Фор-Крузе. Утром вас повезут в допросные Дворца Правосудия.
       Женьку вывели из дома и в полицейском экипаже, который стоял в соседнем переулке, привезли в Фор-Крузе. Там ее обыскали, записали в дежурную книгу и отвели в камеру. Девушка назвалась первым попавшимся именем, которое пришло ей на ум, назвалась, скорее следуя интуиции, чем  некому расчету. Она понимала, что с началом допросов у Клошена ей вряд ли долго удастся продержаться и тогда... «Что тогда?..» – мучительно думала фехтовальщица, присев на клок соломы в углу. Шанс выкрутиться у нее был, стоило только согласиться на предложение короля, но теперь даже это предложение казалось ей пустяком в сравнение с тем, что от нее потребуют назвать имя сообщника, то есть де Белара. Кристоф впрямую не имел отношения к заговору, но вряд ли это уже будет препятствием для правосудия, механизм которого запущен. Оно скорее помилует сводную дочь короля, чем какого-то мушкетера. Как избежать упоминания его имени в этой истории, Женька не знала, но она догадывалась, что череда допросов с пристрастием, так или иначе, приведут к тому, что, метавшийся внутри нее зверь, разобьет хрупкие стенки моральных преград вдребезги и вырвется наружу. Живущий древним инстинктом, он будет любой ценой стремиться покинуть тонущий корабль...
       «Де Белар должен что-то сделать, – сцепив пальцы перед собой, думала фехтовальщица и немела перед пропастью своей души, вдруг открывшейся ей  в углу тюремной камеры. – Он должен вытащить меня отсюда или... или бежать. Бежать?.. Нет, он не сможет сейчас бежать». Женька была уверена, что такой человек не сможет бежать, – ведь он опять должен ей.
       Измученная тяжелыми мыслями, она уснула только под утро. Ее разбудил тюремный сторож.
       – Вставай, милая. Господин Марени ждет. Вот похлебка. Жена узнала про тебя, сварила. Ешь да выходи. Нужно руки скрепить. Слышишь меня?
       – Я... мне по нужде надо.
       – Как поешь, на двор выведу. Шевелися, шевелися!
       Женька поела похлебку, и сторож вывел ее в глухой дворик. Уборной никакой не было, и она справила нужду прямо рядом с крыльцом. Сторож не уходил и только отвернулся. Фехтовальщица огляделась, но бежать со двора, огражденного стенами соседних домов и высокой оградой, было невозможно. Перед посадкой в экипаж Женьке связали руки за спиной. Рядом с ней сел солдат Равьер, напротив Марени, вогнутое лицо которого источало тусклый, но хорошо видимый свет близкого торжества.
       – Как спали, сударыня? – спросил он фехтовальщицу, но девушка не ответила и стала смотреть в забранное решеткой окно.
       Париж уже проснулся и плескал в стенки полицейской кареты капризной человеческой суетой. Экипаж двигался медленно. Ему мешали другие экипажи, возы, направляющиеся к рынкам, люди и собаки, поэтому, когда он затормозил на одном из поворотов, никто, кроме кучера, особенно не встревожился.
       – Ты что, скотина?! – крикнул он. – Ты что делаешь?! Караул!
       – Что там, милейший? – повернулся Марени, сидевший по ходу движения спиной.
       Вместо ответа раздался выстрел и крик. Кучер, похоже, свалился на землю.
       – Равьер! – воскликнул сыскник.
       Равьер высунул пистолет в окно и тоже выстрелил в кого-то. Улицу взорвала паника. Раздались новые крики и выстрелы, завизжали женщины у лавок. Марени направил в окно свой пистолет, но Женька толкнула его ногой, и он выронил оружие. Она рванулась к дверке, чтобы выскочить наружу, но Равьер схватил ее сзади и подвел под горло холодную сталь своего кинжала.
       В окне мелькнуло чье-то широкое лицо в черной полумаске.
       – У него кинжал! – гаркнул чей-то большой рот.
       – Отойти! Всем отойти! – закричал Равьер.– Я ее зарежу! Зарежу!
       – Господа, это королевская полиция! – подхватил Марени. – У вас будут серьезные неприятности!
       В ответ снова раздались выстрелы и ругательства.
       – Тулузец, вали его, вали!
       – Не подходить! Зарежу! – продолжал угрожать охранник.
       – Равьер, успо... О, Святая Мария! – отпрянул, сильно бледнея скулами, Марени.
       Что-то мокро захрипело у фехтовальщицы над ухом. Она скосила глаза, – из жилистой шеи Равьера на две трети выбросился вперед окровавленный клинок... Гардой ударило о решетку окошка за его затылком, и прощально сверкнув, словно улыбнувшись, клинок снова исчез. Черным пиратским флагом мелькнула еще одна полумаска... Женьке показалось, что она узнала улыбку Люиса.
       Девушка плечом оттолкнула тяжелое тело Равьера в сторону. Кто-то с жутким треском, словно гнилой зуб, вырвал дверь, оглушил Марени рукоятью шпаги и выволок девушку наружу. Еще один человек в черной полумаске рассек дагой веревки на ее руках.
       – Быстрей! – скомандовал он и вскочил на лошадь. – Садись позади! Шарль, помогите ей!
       Женька только занесла ногу, как ее подняла над землей и забросила на лошадь де Белара, будто неземная сила.
       – Готово! – гаркнула сила.
       – Уходите, Шарль! Здесь закончат без нас! – крикнул мушкетер. – Где Люис? Быстрей! Держитесь крепче, сударыня! Нам нужно выехать за город!
       И  фехтовальщица держалась. Она вцепилась в мушкетера как жучок, и они поскакали прочь, оставив место ее шумного спасения позади. Ни Кристоф, ни Женька во время этой бешеной скачки не оборачивались. Де Белар придержал повод только тогда, когда они выехали далеко за город, и девушка сама попросила остановиться. Ей стало плохо.
       Здесь их нагнали два всадника. Это были де Ларме и де Барту.
       – Сударыня, вы живы? – спросил Люис.
       Фехтовальщица сползла с лошади, и ее тут же вырвало прямо на дорогу.
       – У-у-у...– протянул сочувственно де Барту.
       – Дайте что-нибудь попить, – попросила девушка.
       Де Белар соскочил на землю и подал ей свою флягу. В ней находилось вино, но Женьке было все равно, она сделала несколько глотков и сполоснула рот.
       – Ничего-ничего! – засмеялся де Ларме. – Все просто отменно! Никто даже не ранен! Не зря я нанял этих двух поножовщиков в «Тихой заводи»! Знатные ребята! Таких ничем не испугать, даже виселицей! Кстати, один из них мой землячок по кличке Тулузец. Зверь  парень! Как он свалил того бородатого борова! Де Барту, вы видели? Вот только у вас кровь на волосах, сударыня. Простите, я немного неловко ударил вашего тюремщика.
       Фехтовальщица вновь почувствовала во рту кислую слюну, и Кристоф отвел ее за дерево.
       – Не стесняйтесь, сударыня, – сказал он, и Женьку снова вырвало, но на этот раз под раскидистой кроной.
       – Ничего-ничего, – опять повторил Люис. – Эта девушка не так слаба, как кажется. Она еще наделает здесь шума, если ей раньше не отсекут голову на Гревской площади! Вы только взгляните, как ловко она повязала нас общим преступлением!
       Де Ларме захохотал, а фехтовальщица снова сполоснула вином рот, сплюнула и, пошатываясь, подошла к де Белару.
       – Ты правильно сделал, потому что... я бы не смогла, я бы... – сказала она и схватилась рукой за лицо. – Прости, но я бы... не смогла....
       – Успокойся! – встряхнул ее за плечи королевский мушкетер. – Я знаю. Человек слаб... и дурак. Успокойся. Выпей еще.
       Женька взяла флягу, и пока она пила, все трое молча на нее смотрели. Де Барту шумно вздыхал; де Ларме, посмеиваясь, щурил в какой-то горьковатой улыбке свои лисьи глаза, а де Белар потирал впалую щеку, будто получил сильный солнечный ожог.
       Дальше фехтовальщица и королевский мушкетер поехали одни. Их помощники свернули с дороги, чтобы переодеться, переждать шум в пригородном кабачке и потом без помех вернуться в город.
       Вскоре девушку опять стало мутить, поэтому она попросила Кристофа остановиться, сошла с лошади и легла на траву. Они были в лесу, и их никто не видел. Де Белар оставил коня и присел рядом.
       – Куда мы едем? – спросила Женька.
       – На Марну. Там служит один из знакомых моего отца. Он управляющий охотничьей резиденцией короля. Его зовут де Гран.
       – И что вы ему скажете?
       – Скажу, что, будучи влюблены, вы бежали от гнева родных, которые не одобрили ваш выбор, и некоторое время должны пожить у него.
       – Будучи влюблена? В кого?
       – В меня, – сказал де Белар и посмотрел на вытянутое, словно распятое на незримом кресте, тело своей спутницы.
       – В вас? – приподнялась на локте девушка.
       – Вы предложите что-нибудь лучше? – несколько раздраженно спросил королевский мушкетер.
       – Не предложу.
       – Не нужно так смотреть, это придумал де Ларме. Он мастер на такие штуки.
       – Вы ему все рассказали?
       – Я рассказал только о письмах.
       – Ну, вот видите! – Женька села. – А вы ему не доверяли!
       – Я был вынужден рассказать. И, кроме того, Люис сам давно ждал чего-нибудь этакого. Как-то, еще в Тулузе, он участвовал в дуэли, был заключен в тюрьму, потом прибил охранника и бежал... Папаша еле пристроил его в гвардейскую роту. Позже де Монтале взял его к себе. Так что у него свои счеты с законом. Это ведь он помог найти людей.
       – Что за люди?
       – Вам лучше не знать ни их имен, ни их деяний. Такие знакомства ведут в преисподнюю.
       – И все-таки вы дружите с таким человеком.
       – Дружу.
       – Надеетесь его переделать?
       – Вряд ли можно переделать то, что так задумано Богом… или дьяволом, и потом Люис еще далеко не самый худший из тех, кого я встречал.
       – А он... он посмеивается над вами.
       – Знаю.
       – А де Барту?
       – Де Барту – ручной медведь Люиса, слаб на еду, выпивку и часто играет, а у де Ларме всегда есть деньги. Он в большой чести у наших дамочек, и всем известно, что они сами ему приплачивают, переманивая его друг у друга.
       Женька помолчала, а потом спросила:
       – Что вам может быть за это, Кристоф?
       – Плаха.
       – Как?..
       – Совершено нападение на королевскую полицию, трое убиты, арестованная похищена.
       – Вы тоже убили кого-то?
       – Я организовал нападение.
       –... Кристоф...
       – Что?
       – Я тебя люблю, – сказала, будто взломала какие-то невидимые замки, фехтовальщица.
       – ... Да... ты мне благодарна, – кивнул он. – Едем. Я должен как можно скорей вернуться в Париж.
       – Зачем?
       Женька тронула его грудь, но он отвел ее руку и встал.
       – Герцогиня устраивает прием, чтобы меня прикрыть. Я должен лежать раненый в постели.
       – Вы ее любили?
       – Это вас не касается.
       – А герцогиня, кажется…
       – Герцогиня любит только тогда, когда ей нужно. Поехали. Садитесь на лошадь.
       – Не сяду.
       – Почему?
       – Не хочу сидеть сзади.
       – Тогда идемте пешком. Здесь недалеко.
       Де Белар протянул девушке руку. Она встала, и они пошли дальше. Лошадь мушкетер повел под уздцы.
       – Долго я буду находиться в этом лесу? – спросила Женька.
       – Недели две, пока все не стихнет.
       – А потом?
       – Потом уедете.
       – Куда?
       – Домой. Где вы там жили? Я возьму отпуск и провожу вас.
       – Я не хочу домой.
       – Жить в Париже вам будет невозможно. Марени не успокоится. Вы для него – отличный шанс вернуть свое место и поправить репутацию. Если вас схватят, то через вас арестуют и тех, кто вам помогал.
       – Но герцогиня...
       – Да, я знаю, герцогиня хочет сделать из вас свою союзницу. Оставьте это. Герцогиня – сестра короля, она выкрутится, а вот вас не пощадят.
       Женька помолчала. Она понимала, что де Белар прав, но согласиться уехать из Парижа, где была школа фехтования, не могла.
       – Вам опять плохо? – спросил Кристоф, заметив явное напряжение в чертах ее лица.
       – Плохо, – не стала скрывать своего настроения девушка.
       – Ничего, вы устали. На Марне хороший воздух и чистая вода. Вы поправитесь.
       – А этот де Гран живет здесь один?
       – С прислугой. Он вдовец. Дети когда-то отняли у него поместье, и он подался в Париж, нашел меня. Наши отцы дружили, и я, конечно, помог ему получить это место. Не бойтесь, он надежный.
       – А еще...
       – Что?
       – Вы уничтожили письма Валентина?
       – Да. Я сжег их там же, в доме.
       – А ... дневник? Вы нашли дневник Жозефины? – искоса глянула девушка.
       – Нет, дневника не было... впрочем, с письмами я сжег несколько других бумаг. Мне некогда было разбирать, а что?
       – Ничего. Я беспокоюсь за герцогиню. Это ведь ей было нужно, чтобы…
       – Не беспокойтесь. Герцогиня в безопасности.
       Женька сразу поняла, что де Белар говорит неправду, – взгляд его зимних серых глаз стал вдруг неподвижен и отстранен. Видимо, он был из тех, кто не умеет или просто не любит врать. Она угадала это не только по его изменившемуся взгляду, но и по коротким, словно рубленым фразам, по подсохшему и чужому тону, которым это все произносилось. Они оба говорили сейчас неправду, оба понимали это и оба не спешили в этом признаваться.
       Скоро из-за деревьев показался небольшой двухэтажный дом с прилегающими подсобными постройками. На крыльце стоял зрелого вида мужчина в расстегнутом камзоле. Позевывая, он давал распоряжения одному из работников. Увидев де Белара и фехтовальщицу, мужчина поспешил им навстречу.
       – Что? Как?.. Это вы, мой друг?.. Право, что случилось? Вы не один?
       – Тише! Мне нужна ваша помощь, де Гран.
       – Помощь?.. Но я еще не ездил за содержанием!
       – Это не деньги. Я прошу укрыть здесь на некоторое время эту девушку.
       – Девушку?.. А что случилось?
       – Госпожу де Бежар преследуют.
       – Кто?
       – Она отказала одному знатному жениху и предпочла ему простого королевского солдата. Мне пришлось помочь ей уехать из города.
       – Вы?.. Но почему вы, мой друг?
       – Потому что этот солдат я, де Гран.
       – О!.. Да... но это… стоит ли это того, мой друг?.. То есть, простите, я хотел сказать, что, не лучше ли договориться с ее родными полюбовно? Ведь вы хоть и мушкетер, тоже не такой уж простой! Вы тоже из дворян, военные заслуги и, потом, вы говорили, что король обещал вам повышение.
       – Дело гораздо серьезнее, де Гран. Девушка так решительно сопротивлялась своему знатному жениху, что отрезала ему мочку уха.
       – Что вы говорите?! Это правда, сударыня? – посмотрел на Женьку де Гран.
       – Да, – кивнула фехтовальщица. – Теперь меня хотят арестовать.
       – Бог мой! Бог мой!
       – Поэтому здесь вы помалкивайте обо всем этом, де Гран. Госпожа де Бежар поживет у вас недели две, – сказал Кристоф, – а потом я помогу ей уехать куда-нибудь. Устройте ее в доме, сударь.
       – В доме? Но здесь бывает король.
       – Да, вы правы. Я стал плохо соображать... ночь без сна, устал. Спрячьте девушку на острове. Это неудобно для нее, но у нас нет другого выхода.
       – На острове?.. Да-да, хорошо. Я велю там как-нибудь облагородить.
       – Отойдемте и поговорим об этом, – сказал де Белар и отвел де Грана в сторону.
       Они говорили тихо, причем говорил больше де Белар. Де Гран кивал, морщил лоб, потом опять кивал, иногда посматривая в сторону фехтовальщицы. В конце разговора Кристоф вынул из-за пазухи какой-то сверток, перевязанный шнуром, и отдал управляющему. Тот еще раз кивнул и ушел со свертком в дом.
       – О чем вы говорили? – спросила Женька, когда мушкетер вернулся к ней.
       – Так... о Валентине и о нас.
       – О нас?
       – Никто здесь не должен знать наших имен.
       – А что за сверток вы передали де Грану?
       – Деньги. Де Гран добрый человек, но вознаграждение за заботу о ближнем не помешает даже доброму человеку.
       Королевский мушкетер, похоже, опять врал, но фехтовальщица вновь ничего не сказала, будто продолжала играть с ним в неприятную, но вынужденную игру. Она догадывалась, что в свертке были не деньги, а он делал вид, что не знает, что она догадывается. Или он, в самом деле, не знал этого?
       Де Белар вдруг поморщился и потер бок.
       – Рана? – спросила фехтовальщица.
       – Ничего, до Парижа доберусь.
       – Когда вы приедете сюда?
       – Когда Валентину станет лучше. Я ведь так еще и не был у него.
       – Кристоф!.. – встала со скамьи Женька.
       – Спокойней, сударыня... Вы тоже устали. У вас серое лицо и вам нужно выспаться. Сейчас де Гран освободится и проводит вас. Вещи ваши я привезу на днях.
       – Тогда дайте, я хоть обниму вас на прощанье... или нельзя?
       – Отчего же? Можно. Надо же подтвердить мое наглое вранье де Грану чем-нибудь правдоподобным.
       Королевский мушкетер подтянул фехтовальщицу к себе и смял в довольно грубом поцелуе ее растерянно приоткрывшийся рот... Рука в кожаной солдатской перчатке больно сдавила тело... Женька хотела вырваться, но де Белар уже сам отпустил ошарашенную девушку, почти оттолкнув ее от себя.
       – Вы довольны? – спросил он и хлебнул из фляги.
       – Да, – вытерла губы фехтовальщица. – Это было правдоподобно.
       – Я всего лишь солдат, сударыня, и не буду за это извиняться. Хотите? – протянул флягу Кристоф
       – Не хочу, – отвернулась девушка. – Поезжайте в Париж, сударь.
       – Тогда плесните на волосы. Они у вас, в самом деле, в крови.


http://www.proza.ru/2011/04/01/703