*** Ах, какая женщина, какая женщина! Мне б такую.
Наши потомки свои дни рождения отмечали так же, как и мы. Легкое вино, раскрепощающее человека. Хороший стол и приятные люди. И, конечно, много музыки и танцы. Я сидел и смотрел, как танцует молодежь. Молодежью для меня были все. Мы сидели с Надеждой Сергеевной и разговаривали.
- Надежда Сергеевна, почему мне так хорошо знаком Ваш голос?
- Не знаю. Может быть, я тоже из того, Вашего, века.
- Шутите.
- Владимир Александрович, я разговаривала с Вами весь месяц, пока Вы находились в коме. Вы всё-всё рассказали мне о себе. Я знаю все ваши самые сокровенные тайны, все плохие и хорошие черты характера. Все Ваши увлечения и страсти, ваше хобби, все ваши неудачи в жизни и, почему Вы испытали их. Словом все. А теперь судите меня. Я понимаю, что не всё нужно было мне знать, но Вы сами рассказывали. И от этого я поняла, что доверились мне полностью. Я так же, как и вы, всё рассказала о себе.
Я не забыл, как Надежда Сергеевна прослушивала моё сердце, придерживая его рукой, и как я прижал её к себе, а она не хотела отнимать свое ухо с моей груди, и как шепотом мы разговаривали. Мы сидели так, что наши колени касались, но мы не замечали этого. Объявили белый танец.
- Владимир Александрович, разрешите пригласить Вас на танец, - произнесла Надежда Сергеевна тихим голосом.
Но я почувствовал какую-то особенную, неподдающуюся объяснению, интонацию.
- Пожалуйста, только вот не знаю, смогу ли, ведь прошло столько много времени!
- Сможете, сможете.
Мы вышли из-за стола, я протянул руки, и Надежда Сергеевна легко скользнула ко мне, и прижалась так близко, что я невольно прижал ее к себе еще сильнее. Я почувствовал ее сильно стучащее сердце. Она была необычайно легка в движении, но она сдерживала мое желание кружиться в вальсе. Ее глаза вопросительно смотрели на меня, манили, ласкали. Но ни одно слово не сорвалось с ее губ. Я понял ее и прижал так, что…. Я не мог прижать еще сильнее. Платье Надежды Сергеевны не ощущалось. Я чувствовал ее тугие груди и живот, упругие бедра, чувствовал ее горячее дыхание, ее раскрасневшееся лицо. Оно пылало огнем! Огонь, сжигавший Надежду Сергеевну, передался мне, и я прошептал, переходя на «ты»:
- Что же ты делаешь, Надюша? Ты играешь с огнем!
- Ты боишься меня, боишься? – Так же тихо ответила мне, - не бойся! Ты разжег большой огонь в моей душе, разжег сильную страсть, с которой я не могу совладать. Да, и есть ли необходимось её сдерживать? Ты боишься меня? Шалун ты мой! – Надежда ласково провела рукой по моим волосам.
- Нет, не боюсь!
- Я люблю тебя, Володенька, люблю очень сильно. Я так давно люблю тебя! Полюбила сразу, с первого взгляда. Нет, я полюбила тебя очень, очень давно, ещё до первой минуты, как ты попал ко мне. Я ругала себя и спрашивала, почему тебя, пришельца с того света. Спрашивала и не находила ответа. Люблю и все!
- Наденька, нам по столько много лет! Ты давно бабушка.
- А что, бабушки разве другие люди?
Мы не пропустили ни одного танца. Надежда оставалась до самого последнего часа. Собираясь, она спросила меня:
- Володя, проводи меня? Мне так далеко одной!
- Какой же болван! Мне самому нужно было предложить это.
Я посмотрел на Татьяну и Василия и проговорил:
- Конечно, Надежда Сергеевна!
- Володя, Вы заблудитесь. Это так далеко, - проговорила Татьяна.
- Ничего, Таня. Если далеко и чтобы не заблудиться, я останусь у Надежды Сергеевны. Не прогони-те меня, Надежда Сергеевна? Найдется местечко?
- Нет, нет, не прогоню, и местечко найдется….
Когда за нами закрылась дверь, Надя повернулась ко мне, приподнялась на цыпочках и тихо прошептала на ухо:
- Найдётся местечко рядом со мной.
Мы вышли из дома и направились на стоянку, на которой находился Надеждин мыслеплан. Шел легкий и пушистый снежок, покрывая расчищенные дорожки и землю, а ветер надувал сугробы. Светодиодные огни освещали нам дорогу. Мы шли, прижавшись, друг к другу. Надежда расспра-шивала меня о детстве, юности, службе, полетах, а сама теснее прижималась ко мне. Я не думал, что говорить, говорил, что, наверное, уже говорил тогда. Мне казалось, что Надежда не хочет, чтобы мы быстро шли. Я испытывал чувство легкой грусти и детского озорства. Выбрал сугроб, и когда мы поравнялись с ним, сделав вид, будто подскользнулся, упал на него и потянул за собой Надю. Она упала на меня, и мы расхохотались. Мы барахтались и смеялись. Но нам было ясно, что мы не хотели вставать. Я прижал Надю к себе и, когда ее лицо приблизилось, поцеловал её. Она как-то обмякла, но на мой поцелуй ответила. Притихшие, мы поднялись, отряхнулись, и пошли, переживая нахлынув-шие на нас чувства. Потом Надя остановилась, поцеловала меня и сказала:
- Родной ты мой, любый ты мой, давай махнем куда-нибудь? На Северный или Южный полюс.
Я поддался:
- Давай! Только лучше где теплее, а то найдут два замерзших трупа. Снимем номер в гостинице и отдадимся друг другу. Я так тебя люблю…! Я так хочу тебя, хочу до безумия! Откуда взялось это безумие, откуда взялась эта любовь? И когда я успел влюбиться?
- А я? Я тоже хочу тебя! Айда, улетим! Откуда взялась твоя любовь? Может быть, с того дня, когда я впервые начала разговаривать с тобой? Я спрашивала тебя, а твой мозг отвечал мне, хотя ты был еще без сознания. А, может быть, ещё раньше, где-то там.
Через пять минут мы сидели в мыслеплане. Надежда включила питание, посмотрела на меня и сказала:
- Володя, я устрою тебе праздник, ты достоин его! А потом на Кипр. Там есть хорошие места.
Мыслеплан мгновенно поднялся и устремился ввысь. На высоте одной тысячи километров Надежда выровняла угловые скорости Земли и мыслеплана. Казалось, что мы висим неподвижно. Она включила проблесковые огни повышенной мощности, автопилот и перебралась ко мне на колени, и мы стали целоваться. Я не заметил, как сиденья раздвинулись и превратились в широкую кровать. Я не помню, как мы оказались рядом. Мы лежали и целовались. Потом я расстегнул все пуговки на платье, сзади сверху донизу. Платье само упало. Под платьем ничего не было. Мы целовались, играли в любовные игры. А потом мы…потерялись во времени. Надежда извивалась подо мной, теснее прижимая к себе. Ее глаза были закрыты, на верхней губе выступили капельки пота, а я слизывал их и облизывал родинку на левой верхней губе, массируя языком. А Надя слегка постанывала, отвечая на мои поцелуи. А я, как сумашедший, целовал ее, целовал….
- Господи, Надюша! Какая ты прелесть! Да, за что же мне досталась такая женщина? За что я получаю такое наслаждение и любовь?
- Любимый мой, это я получаю великое наслаждение и любовь и не только их.
Мы лежали совершенно голые, отдыхая и наслаждаясь, друг другом. Пальцами и ладошкой я ласкал Надю, гладил ее по спине, бедрам, животу и грудям. Разглаживал и перебирал пальцами волоски на ее интимном месте. Ласкал ладошкой ее промежность. Я целовал Надю, целовал ее глаза, нос, рот, соски грудей, живот, снова соски и губы. Надя стонала, мы вновь отдавались друг другу.
Потом мы лежали и отдыхали, любуясь, друг другом. Надежда встала, вскипятила кофе, достала из бара конфеты, коньяк, молоко. Мы пили кофе с коньяком, ели конфеты, потом снова любили друг друга. Потом снова конфеты, коньяк и снова любили. Солнечные лучи освещали кабину и пригревали нас. Мы не замечали ни дня, ни ночи. Хотя никакого дня и ночи не было. Во время очередного отдыха Надя спросила меня:
- Володя, ты сказал: “Ах, какая женщина! Мне б такую”! Ты получил ее?
- Получил, получил! Еще как получил. Не женщину, но девушку. Хотел бы узнать, какой ты была в девятнадцать лет, узнать тебя изнутри.
- Так изнутри ты уже узнал.
- Да, нет, я не это имел в виду!
Мы засмеялись.
- Володенька, полетели ко мне? Дети уже выросли. И если они придут…. Нет, они обязательно придут, я разбужу их и приведу познакомиться с тобой. Они умные и будут рады за меня.
На земле продолжалась глубокая ночь, а мы продолжали любить. Только к утру следующего дня пришли в себя от творящегося с нами безумия. Надежда приготовила завтрак.
Великое чувство любовь! Она дает человеку новую жизнь, заставляет его молодеть, а сердце биться так, как у влюбленного, который первый раз в жизни испытывает чувство осязания плоти любимого человека.
Я не знал, как долго я буду любить Надю. Дам ли ей счастье и любовь. Может быть, кроме горькой ягоды, ничего не дам. И я задумался.
- О чем думаешь, любимый?
- Наверное, о том, будешь ли счастлива в скором будущем? Пока я вижу твое счастье. Но что будет потом, когда меня здесь не будет. Не раскаешься ли? Не будешь ли ругать меня и себя за мимолет-ную страсть? Такая страсть и любовь не проходят просто, они оставляют нечто большее.
- Не думай об этом! Я давно подумала за нас обоих. Еще тогда, когда ты был без сознания. Ты думаешь, будет ли ребенок? Будет! Обязательно будет! Я очень хочу его, нашего ребенка. Хочу только от тебя. Я бесконечно счастлива и благодарна тебе. Ты не боишься этого? Захочешь ли потом покинуть нас? Я понимаю, мы слишком разные люди, люди разных эпох, разных тысячелетий. Или…, если хочешь, разных планет. Каждый имеет обязанности перед своим временем и своими людьми, потому не неволю тебя. Разве от этого любовь бывает менее прочной? Так или иначе, люди, живя рядом, становятся чужими. Я не видела твою могилу, хотя знаю, она уже есть. Для меня и наших детей твоя могила появится потом, когда ты уйдешь в свое время. Один раз я уже пережила смерть мужа. Но эта потеря будет много тяжелее. Твою любовь я выстрадала, как никто другой! И я никак не могу сожалеть, что встретила тебя, полюбила и отдалась тебе. Я всегда буду ждать тебя, даже, когда ты уйдешь. Я всегда жду! Я много думала, сидя у твоих ног. Я знаю, что такое любовь. Так я думала. Но после встречи с тобой я очень растерялась, оказалось, что я не знаю, что такое любовь. Мы все хотим только благополучия, желаем его близким и родным. И не понимаем, что в любви нужно не только брать, но и отдавать. Если не отдавать, то счастье одного оборачивается горем другого. Такой любви я не хочу. Хочу брать твою любовь, твою радость и счастье, а отдавать свою любовь, свою радость и свое счастье. Много лет я не хотела любви. А оказывается, способ-ность любить вырабатывалась с возникновением человека. Любящий человек стыдлив и хочет нравиться тому, кого любит. Но тебя не стыжусь, я выстрадала тебя! Потому говорю, я очень хочу от тебя ребенка. И ты должен знать, что выращу сына или дочь настоящими людьми. Даст Бог, ты увидишь своего ребенка.
Я был потрясен мужеством и великой любовью Надежды. Она святой человек!
- Знаешь, Наденька, в восемнадцатом веке жил идеалист Юм. Коммунисты выступали против его идеалистической теории. Он говорил, что красота, физическое стремление и благожелательность неразрывны.
- Это, если хочешь, и есть любовь. Давай, Володенька, поспим.
Проснулись мы на следующее утро. Когда я открыл глаза, то увидел Надины темно-синие глаза с золотистым отливом. Да, да с золотистым отливом. Какой Бог мог создать такие глаза, изваять такое создание? Наверное, господь Бог дал моей Надежде именно такие глаза, чтобы она встретила именно меня. За что Бог отметил меня, дав мне Надю?
- Как я люблю тебя, Володенька! – прошептала Надя и заплакала.
- Не плачь, Наденька! Теперь я верю, что есть Бог, и я очень благодарен ему за такой подарок!
Надя прижалась ко мне, дрожа от нетерпения. А я гладил Наденьку по голове, плечам, спине, животу и целовал. Нам стало жарко…
…Мы уселись в кресла, убрали постель. Нет, постель убралась сама, убралась мыслью Нади. Прошло несколько минут полета, мыслеплан приземлился около дома Нади. Часы показывали семь часов вечера. Дом Нади находился почти в центре города. Город Серпухов. Когда-то я прожил почти месяц в нем. Тогда я поступал в военное авиационное училище спецслужб. Но это училище было не мое. Я отказался сдавать экзамены и уехал домой. Площадь Ленина. Так тогда называлась главная площадь города. Сейчас она носила название Площадь Мира. Раньше в центре площади размещались магазины. Дом Надежды находился слева на въезде на площадь со стороны Москвы. Большой высотный дом. Надежда жила на втором этаже.
- Видишь, Володенька, огоньки горят в окнах второго этажа. Это наши огоньки. Они всегда будут тебя ждать. Я живу с сыном, Сергеем. У него хорошая семья, замечательная жена Настенька и отличные дети, мои любимцы, внучата. Я люблю всех внучат и от Машеньки, и от Любаши. Ты даже не представляешь, какая я счастливая! Все было у меня, только не было тебя. Пойдем скорее, я познакомлю тебя с детьми.
Мы поднялись на второй этаж. Надя открыла дверь и сказала:
- Проходи, Володенька!
На шум в прихожей вышли мужчина сорока лет с такими же глазами и женщина, красавица, тридцати лет. За ними потянулись ребятишки с Надиными глазами.
- Сереженька, Настенька, познакомьтесь, это мой Володя.
- Здравствуйте, Владимир Александрович! Мамочка, мы сразу все поняли. Мы ждем Вас, ждем уж третий день. Проходите в комнату.
Надю окружили ребятишки, а она из большой сумки раздавала детишкам подарки:
- Ах, вы мои милые, мои любимые. Как я соскучилась по вас. Прелесть вы моя! Сереженька, а ты чего стоишь в сторонке? Иди, познакомься с дедушкой. Он очень хороший.
Серёженька подошел ко мне.
Я достал из кармана шоколадку:
- Возьми, мой сладкий!
Я поднял мальчика на руки, и мы прошли в комнату. Это была зала, в которой семейство Акопян принимало гостей. Посреди залы стоял накрытый стол.
- Спасибо, Настенька!
- Мамочка, мы ждали Вас, хотя ты не предупреждала нас. Это мы поняли и без тебя.
Через полчаса пришли Машенька и Любаша со своими семьями. Просторная квартира Нади заполнилась смехом, детскими голосами и разговором взрослых. Радость наполняла лица взрослых, и детский смех дополнял общее счастье. На моих глазах, появились слезы.
- Ты что, Володенька? – с тревогой спросила Надя.
- Я боюсь, Наденька, своим уходом сделать тебя несчастной! Что подумают твои дети обо мне?
- Глупенький ты мой, нет никого на свете счастливее меня! И до конца жизни, даже, если мне придется прождать тебя остатки жизни, я буду счастлива. Счастлива своей и твоей любовью! Любимый ты мой!
Около полуночи, после праздничного стола, к Наде подошел Сергей и сказал:
- Мамочка, мы покинем Вас, нужно ребятишек укладывать спать. Завтра в школу, а нам на работу. Вы уж извините нас.
Мы попращались и уединились в комнате Нади. До глубокой ночи мы рассматривали альбомы Нади. Детские фотографии Нади я рассматривал с особым вниманием. Это был умный и интересный ребенок. Несколько фотографий Нади, где она была снята девочкой, молодой женщиной и одну из последних я взял себе.
- Ты позволишь, Наденька?
- Конечно, возьми, Володенька!
Завтра же пойдем в фотомастерскую и снимемся на память.
- Зачем ждать завтрашнего дня. Это мы можем сделать и сейчас. Мы сфотографировались, обняв-шись и прижавшись, друг к другу.
- Наденька, как же я люблю тебя! Ты мой свет, моя радость и… не знаю, как тебя назвать!
В квартире много книг, много книг принадлежало перу Нади, как никак она была академииком.
- Наденька, неужели это ты написала? Какая ты умная! Я очень рад за тебя.
Надежда рассмеялась.
- Подари мне какую-нибудь книгу.
Надя взяла из книжного шкафа книгу и протянула мне:
- Вот, Володя, посмотри эту книгу. Она об основах защиты организма человека во время мгновен-ного переноса в будущее время. Эта книга помогла мне спасти тебе жизнь. Я спасла тебя для себя.
Я открыл ее на первом листе и прочитал аннотацию. Это была докторская диссертация Нади.
- Подпиши, Наденька.
Почти всю ночь мы разговаривали. Только под утро легли спать. Но спать нам не пришлось, мы отдались любви, нежной и страстной.
Тогда я не знал, что фотографии и книжка помогут мне преодолеть нашу долгую разлуку, когда я буду участвовать в космической экспедиции, длившейся почти всю жизнь. Я буду перечитывать её долгими часами, когда отдыхал в полёте, когда наш корабль потерпел аварию над планетой - Кентавра.
13 ноября мы возвратились в Нижний Новгород. В полете, я спросил Надю, почему она не переедет в Нижний Новгород. Она ответила, что сейчас не имеет никакого смысла, так как на дорогу тратишь минуты. Можно жить хоть на краю света, только бы не на том свете.
При встрече с Татьяной и Василием мне стало как-то неловко. На что Татьяна сказала:
- Не беспокойтесь, Володя. Надя очень хороший человек, мы все её любим и очень рады за неё. Она выстрадала своё счастье и… заслуживает его! Ничто плохое к ней не пристанет!