Записки маленького человека. Мой первый друг

Евгения Владимирова
Никакую из своих будущих подруг я не любила так самозабвенно, безотчетно и сильно, как Лилю Грицких! Потом, позже, в юности, в молодости между мной и моими подругами были и душевная близость, и одинаковые идеалы, и общие интеллектуальные интересы, и юношеские откровения, но такого всепоглощающего чувства, как к Лиле, ни к кому из подруг больше я не испытала.

Как ребенок не может объяснить, почему он любит мать, так и я не могла бы тогда объяснить, за что я люблю Лилю.  Была она вся беленькая, кудрявая, с голубыми большими глазами, с крутым упрямым лобиком, длинноногая и, на мой взгляд, очень хорошенькая. Она обладала  более сильным характером, чем я, верховодила в нашей дружбе, а я подчинялась ей во всем. Достаточно было ей сказать: сделай то-то, как я бежала сломя голову выполнять её приказ. Я подражала ей во всем: если Лиле надевали в мае носки вместо надоевших за зиму чулок, то и я требовала у мамы тотчас дать мне носки, если ей на голове закручивали волосы в так называемую буклю, то и я умоляла сделать мне такую же прическу, хотя мои непослушные волосы никак не хотели держаться в какой-то там “букле”. Я любила её игрушки, её книжки, её дом, её тёть ( до сих пор помню их имена: тётя Тося и тётя Таня), которые иногда приходили к ним в гости. Всё в ней казалось мне притягательным и интересным. Несомненно, Лиля имела надо мною власть неограниченную.  Мы ходили в один детский садик, в одну группу. Я была страшно дикая и застенчивая, а Лиля легко со всеми заводила дружбу, её любили и дети, и воспитательницы, а я, как мне кажется, не привлекала ничьего внимания. Но если меня кто-нибудь обижал, Лиля всегда становилась на мою сторону и защищала меня, как могла. Мне никто не был нужен, кроме моей Лили, и я ни с кем больше в садике не дружила и не хотела дружить. (Может быть, тогда и была во мне взращена мономания?) Любила ли она меня хоть в половину так же сильно? Не знаю, но, размышляя сейчас над феноменом моей любви, думаю,  что нет. Помню, что, если мы играли с Лилей, а меня в этот момент звали домой, я капризничала, просилась поиграть ешё, а Лиля в сходной ситуации легко прерывала нашу игру и бежала на зов родителей. И не потому, что была послушнее меня, нет, она была ещё какая упрямая! Просто для неё наши отношения не являлись такими важными и всепоглощающими, как для меня. Мне кажется сейчас, что моя тогдашняя детская любовь,  психологическая зависимость от подружки, видимо, были вызваны  одиночеством, ещё не осознаваемым разумом, но уже чувствуемым детской душой. 

Первое сентября. Мы с Лилей идём в первый класс. В том, что мы будем учиться в одном классе, я не сомневалась. Каково же было мое горе, когда на перекличке оказалось, что нас распределили в раз-ные классы! Какой плач я подняла! Лиля, по-моему, тоже рыдала. Это была трагедия. Уж не знаю, каким образом - видимо, родители наши постарались - но мы вместе зашли  “первый раз в первый класс” зарёванные, но счастливые. И хотя нас рассадили по разным партам, это уже не казалось вселенской трагедией, раз мы учимся у одной учительницы в 1”А”.

 Учиться мне хотелось, к первому классу я уже умела читать и по чтению получала одни пятерки, а вот красиво писать у меня не получалось. Буквы смотрели в разные стороны, плясали на странице, а Лиля писала так славно, что мне не оставалось ничего другого, как признать свою неталантливость. И ещё... она рассказывала правило с примерами!! Было чему поучиться. Но в целом мы шли с ней как-то вровень: на отличниц не тянули, но были стабильными хорошистками.

Лиле от отца досталась плохая наследственность: склонность к туберкулезу. И она каждую зиму проводила в “лесной школе”. Эта школа находилась где-то под Святогорском и казалась мне верхом чего-то замечательного в жизни. После “лесной школы” моя подруга как-то взрослела, она жила там другой жизнью, отличной от моей. И это отдаляло нас друг от друга на какое-то время, но потом снова я полностью попадала под Лилино влияние и бегала за ней, как хвостик.

Летом Лилю увозили на отдых  в Мариуполь к её тете Наташе. Там было Азовское море, какие-то чужие девочки, «рыбец, который светится от жира, сметана такая густая, что не выливается из стакана, даже если перевернуть его вверх дном». Как мне хотелось поехать с ней в Мариуполь! И однажды такой случай представился. Александра Григорьевна, Лилина бабушка, как-то обмолвилась, что собирается навестить свою сестру “тетю Наташу”, съездить к ней на пару дней. Я упросила  её взять меня с собой. И вот мы в Мариуполе. Двор, где живет тетя Наташа, обнесен высокой каменной стеной, а в нем с десяток небольших домиков, слепленных, как ласточкины гнёзда, в каждом - по нескольку квартир, и в каждой - по семье. Ощущение тесноты и толкучки. У тети Наташи одна маленькая комнатка, вся заставленная кроватями, комодом, шкафами. Нас с Лилей разместили в “летней” кухне. Мне показывают рыбца: надо смотреть на просвет, чтобы увидеть его прозрачность, а я ничего не вижу. Чужие девочки - летние Лилины подружки - мне неинтересны: быстро сходиться с детьми я не умею, а следовательно, и не хочу. Хочу на море, и оно действи-тельно чудесное: купалась до посинения губ, потому что никто не вытаскивал меня из воды силой. Замечательно! Больше ничего о Мариуполе не помню, но ореол необычного и прекрасного с Лилиных поездок к тете Наташе после моего путешествия исчез.

В середине четвертого класса Лиля Грицких покинула нашу школу и наш двор: родители её получили новую квартиру, довольно далеко от нас. Сначала мы ещё часто виделись: Лиля приходила в гости к бабушке. Я радовалась её визитам, но что-то в наших отношениях изменилось, как будто кто-то перерезал пуповину, связывающую меня с моей подружкой. Ещё мне было всё интересно в её жизни: она, например, стала заниматься художественной гимнастикой, подружилась с какой-то Риткой, с которой ходила на каток, но нас разъединяло расстояние между домами, а в детстве, как известно, дружат по территориальному принципу. Так любовь моя пошла на убыль (совсем, как у Толстого).

Я родилась 24 ноября, а Лиля ровно через неделю, 1-го декабря, поэтому если у меня день рождения выпадал, скажем, на воскресенье, то Лилин - тоже. Нам это очень нравилось, и если вы помните, как свято любят дети именины, то нет ничего удивительного в том, что несколько лет ещё, почти до окончания школы, мы поздравляли друг друга  и обязательно, даже без приглашения, ходили  в этот день в гости друг к другу. Лиля была мне как сестра, как близкая родственница.

Девчачий возраст от 11 до 13 лет какой-то странный: уже не ребёнок, не будешь играть в куклы, приходит время, я бы сказала, деятельных игр. Играем в тимуровскую команду, в выбивного, ходим на Кальмиус, там загораем и учимся плавать и играем в карты. Лиля в этот период в моих воспоминаниях отсутствует, видимо, она уже редко приходит ко мне в гости.

Лет в пятнадцать-шестнадцать мы с Лилей уже стали разными: разный круг общения, разные увлечения, наверное, и различные представления о том, что хорошо и плохо, - о таких вещах мы стыдливо не говорили, в девчачьи тайны друг друга не посвящали - как-то развели нас в стороны.