Но однажды произошло очень важное событие, в наш хутор пришла нарядная, красивая женщина, обошла все дворы, заходила к нашим соседям и пошла к следующим. Сашуня сразу прибежал ко мне и рассказал, кто к ним приходил. Она переписывала детей и переписала его и его маленького братика Серёжу, ему не было ещё и месяца. Сказала, что они оба ещё маленькие, им ещё рано в школу, надо подрасти, и пошла к Грише. Значит скоро придёт и к нам. Мне в этом году надо идти в школу.
Я заволновалась, побежала мыть руки и причёсываться. Не успела я привести себя в порядок, как она пришла к нам, не просто пришла, принесла мне букварь, какое чудо. Я к тому времени знала все буквы и быстро научилась читать.
К осени мне мама купила ботинки, чулки, сшила юбку и пиджачок, перешила старую стёганку на пальто. Работала, не покладая рук. Вышила мне белую полотняную рубашку очень красивым узором и рукава, и манжеты и воротник. Сшила полотняную сумку, которую можно было носить через плечо. Купила тетрадки, карандаши, стеклянную чернильницу, ручку и перья. Я была полностью готова к школе.
Первого сентября соседский мальчик Гриша зашёл за мной утром рано, он был уже в четвёртом классе, и мы пошли вместе с ним в школу. Школа была в другой деревне, до неё было километра два. Идти надо было по грунтовой дороге вдоль болота, дальше - через деревянный мосточек, а за ним начиналась другая деревня Пугачёвка.
Прошли по деревне и пришли к кирпичному зданию, до этого я видела только мазанки, и школьное здание мне показалось величественным. Там даже были деревянные полы. В здании было два больших класса и учительская. Нас всех разделили по классам. В каждой классной комнате сидели по два класса: в одной первый и третий, в другой второй и четвертый. И на каждые два класса было по одной учительнице.
Моя первая учительница Галина Васильевна, та самая, которая приходила в наш хутор. Она оказалась злобной, и никаких хороших воспоминаний у меня о ней не осталось. Постоянно кричала на нас и стучала пальцем по столу, громко, как молотком. Училась я хорошо, все три года, пока училась в этой школе, я была отличница.
Самое интересное начиналось после школы. Дорога домой - это всегда приключение. Иногда мы ходили компанией: Гриша учился в четвёртом классе, Маруся в третьем, Гриша младший и Вася во втором, и я первоклашка. У кого раньше кончались уроки, те шли до дикой груши, которая росла за деревней, и там поджидали остальных. Это было большое дерево, а на нём маленькие груши - дички. Гуши вкусные, просто медовые, они уже поспели, много ещё на дереве, но много и под деревом, напАдали и никто их не собирает.
Это был обязательно солнечный день, сентябрь, тепло. Над головой высокое, синее осеннее небо. Мы все дружные и дружелюбные. У каждого обед, который мы специально не съедаем на переменке. У кого кусок хлеба с маслом, у кого варёная картошка в мундире и огурец или помидор. Каждый свой обед делил на всех. Обед съедали и начинали вспоминать события дня. Обязательно смешные. Если не было никаких событий, все обязательно придумывали и дружно смеялись. Потом начинали борьбу, якобы для тренировки, потом кто-то переходил границу дозволенного, и борьба переходила в настоящую драку, в ход пускались наши школьные сумки, в которых были стеклянные чернильницы, которые нередко не выдерживали ударов. Отсюда следствие: книжки и тетрадки залиты чернилами и кому-то дома попадёт.
Несколько раз и я приходила домой с разбитой чернильницей. Это была целая трагедия. Я клялась себе и маме, что больше не буду драться. Но разве можно устоять и не дать сдачи, если тебя толкнут или треснут сумкой?
И всё - таки мне больше нравилось ходить одной. Я заходила под мост и стояла на берегу, ждала, когда появится рыба. И рыба обязательно приплывала и стояла возле куста осоки, это была большая щука, она видимо ждала добычу, а мне казалось, что она приплыла посмотреть на меня. И я могла смотреть на неё, пока она не уплывёт. Плавали стайки маленьких рыбок. Так интересно смотреть на рыб.
Потом я шла по берегу этой речушки, заходила в заросли ежевики и собирала ягоды. Там были тропинки ежей. Как стало холодать, ежи свили себе гнёзда для зимней спячки. Я знала, сколько там живёт ежей и где у них гнёзда. Выходила из зарослей и шла по тополиной аллее, в конце аллеи начиналось наше Плавистое.
Однажды я шла и увидела на обочине дороги спичечный коробок, посмотрела, а там полно спичек. Взять или не брать? Мне дома запретили спички брать в руки, но это было давно, когда я была ещё маленькая. Я тогда решила попробовать, будет ли гореть рядно, зажгла спичку, когда мы с бабусей сидели на печке. Рядно стало тлеть, задымило и стало вонять. Бабуся услышала дым и быстро потушила. Огня не было, был только дым. Но мама залезла на печку с хворостиной и стала меня стегать. Стегала и приговаривала: «Нельзя спички в руки брать». Бабуся силой отобрала у неё хворостину и закрыла меня собой. У меня красные полоски на ногах и руках два дня не проходили. А мама сказала: «Если я увижу у тебя в руках спички, убью! »
Но это было давно, теперь я уже большая, наверно уже можно. Возьму и отнесу домой, зажигать не буду. Я несла спички, как бомбу и постоянно о них думала. Уже пришла домой. Прошла уже мимо сарая во двор, а тут такая хорошая кучка соломы лежит, жёлтая, сухая. Дай попробую зажечь одну спичку, подожгу одну соломинку и сразу потушу, никто не узнает. Так и сделала, подожгла и солома моментально вспыхнула. А рядом стог с сеном. Я испугалась и сразу затоптала огонь. Потом смотрю, а солома в другом месте почернела и чёрное пятно расползается, а огня не видно, день солнечный. Я с ужасом поняла, это солома горит. Я скорее и там затоптала, но солома почернела в двух или в трёх местах сразу. Я бегала по этой соломе и тушила, тушила там, где чернело. Хотела позвать бабусю, но не могла отойти, вдруг загорится сено, а рядом хата. Тогда загорится хата. Мысли вихрем носились у меня в голове. Я истоптала всю эту кучку соломы, огонь, как невидимый страшный враг. Я всё пересмотрела, всё протоптала и, кажется, всё потушила. Руки и ноги у меня дрожали, сердце бешено колотилось. Я села под стогом сена и всё смотрела и смотрела на солому. Но солома больше нигде не чернела.
Я вздохнула, перекрестилась и сказала: «Слава богу, потушила. » Посидела ещё немножко и пошла домой. Но поджог этот мне не прошёл даром. Я так напугалась, что несколько ночей подряд вскакивала и кричала: «Туши! Горит! Горит!» Меня утром спрашивали, что мне надо было тушить во сне, а я отвечала, что забыла уже этот сон. Но на следующую ночь опять вскакивала и кричала. И меня утром опять спрашивали, что случилось. Или я видела где-то пожар. Но я говорила, что ничего не видела и ничего не помню. Тогда бабуся сказала, что меня надо повести к бабке в другой хутор, она наговаривала на воск и потом выливала испуг. Разогретый наговорённый воск выливала в воду, он быстро застывал в холодной воде, и было видно по восковой фигурке, чего ребёнок испугался. Я испугалась ещё больше того, что воск покажет, как я чуть не сожгла хату. Сказала, что никуда не пойду и больше вскакивать не буду. Бабуся сказала: «Хорошо, посмотрим. » И с тех пор я больше не вскакивала. Но от спичек и от огня всегда держалась подальше.
Потом пришла первая школьная зима. Дни стали короче и в школу надо было идти затемно. Вместо дороги стало сплошное снежное поле. Это поле надо было пройти два раза в день по два километра. Хорошо, если кто-то проехал и есть колея от саней, а если прошёл снег, то надо самому прокладывать колею в полумраке зимнего утра. А если вдруг поднималась метель, то казалось, что снег кругом и нет никаких деревень, одна снежная круговерть. Никто нас не провожал в школу и не встречал. Все дети ходили сами. Удивительно, никто никогда не заблудился, не потерялся, не замёрз. Пережила и я первую трудную зиму. Так же неожиданно как зима, пришла весна. Начал таять снег, появились ручьи и лужи. Потемнел лед на реке.
Однажды пошла я по берегу реки обследовать, как там обстоят дела, зашла далеко, возвращаться не хотелось, дай, думаю, перейду на другой берег по льду. Дошла до средины, а там уже узкая полоска воды, течение промыло лёд. Страшно, конечно. Думаю, провалюсь и утону. Никого нигде нет и спасти будет некому. Надо возвращаться к мосту. Постояла, подумала. Нет, возвращаться далеко. Попробую переехать. Разогналась и поехала. Но одна нога всё-таки провалилась в проталину. Я собрала все силы и рывком выскочила на крепкий лед. Казалось, что сердце не помещается в груди и выскочит наружу. Ноги подкосились от страха, дрожали руки. Я с трудом дошла до берега и села на снег и сидела, пока не пришла в себя. Потом сняла сапог, вылила воду и бегом побежала домой. Бабуся посмотрела на мои мокрые чулки, спросила, где меня угораздило, я сказала, что поскользнулась и упала в лужу.
Однажды после школы приходим к мосту, а моста и нет вовсе. Вернее он есть, но через него течет река. Место, где мы стояли на берегу, моментально превратилось в островок, вода уже течёт со всех сторон. Мы быстрее назад, а вода ещё быстрее, так началось наводнение. К нам, где мы стояли на берегу, подплыл на лодке незнакомый парень, у него была одна рука и одна нога, а вместо другой ноги и руки были протезы. Он позвал нас садиться в его лодку и перевез через большую воду. Одной рукой ему было трудно справляться с веслом, лодку крутило течением. Он велел Грише старшему взять второе весло и подсказывал ему, как надо грести. С трудом мы доплыли до Плавистого. Я не знаю, кто этот парень, но мама его знала и ругала после моего рассказа, как мы добирались домой. И нас тоже ругала, зачем мы сели к нему в лодку, и что он мог, сам того не желая, нас всех утопить и утонуть сам.
И в тот год были у нас вынужденные каникулы до тех пор, пока не спала вода. А когда мы пришли в школу, нам уже выставили оценки, учебный год уже закончился, меня уже перевели во второй класс. Я счастливая пришла домой, принесла табель со всеми пятёрками, мама и бабуся, и тётя были рады, хвалили меня и гордились мной. Радовалась и я. Я старалась, и хотела, чтобы мной гордились и мама, и бабуся, и тётя. Я вспоминала своего папу, мне было так жалко, что его нет с нами и он не знает, какая я отличница, он бы наверняка тоже гордился мной. Но даже если его нет с нами, я не должна подвести его, я же его дочка. Бедный мой папа, мне так жалко его. А мама пообещала купить мне во второй класс настоящий портфель.