— Смотрите, дети, это — БАМ! –– За окном проплыли огромные буквы на скале: «Ленин всегда живой» и дряхлый забор из горбыля. Подъемный кран сиротливо махнул стрелой. Полыхнули огнем саранки в овраге. В открытые окна пахнуло хвоей, багульником и мазутом.
—Где? Где БАМ? — девочка-подросток расплющила нос о стекло.
— Да вот же, Надя! Вон туда, «вверх», уходит ветка на Тынду –– столицу БАМа. А эта, по которой мы едем –– на Владивосток. Сейчас будет станция Сковородино, –– обнял ее дядя Леня.
— И я хочу БАМ! И я хочу! — его сын пихнул Надю в спину, пытаясь пробиться к окошку.
— Это БА-аМ?! — не поверила девочка, оборачиваясь на дядю Леню. –– Нет, это не БАМ! Тут только старенькие бараки.
— Бог создал Сочи, а черт –– Сковородино и Могочу, — сосед по купе всосал в себя жирными губами вареное яйцо. — Гиблые места.
— Как… как вы можете говорить такое про великую комсомольскую стройку? — Надя задохнулась от негодования. — Как вам не стыдно, дяденька!
— Ишь, ты какая! — толстяк уставился рыбьими глазами на покрасневшую девочку. — Гиблые, гиблые. Это самые страшные места на Транссибе: морозы зимой до минус шестидесяти доходят. Сама-то откуда будешь?
— Мы из Якутии, — ответил за девочку дядя Лёня. — Нас морозом не удивишь. В отпуск к старшему сыну еду, –– пояснил он, –– а это Надя, соседка наша через два дома. К бабушке мать отправила, погостить...
–– Мороженое! Сливочное по тринадцать копеек, пломбир по двадцать. Готовим деньги, граждане!
— Мороженого! –– завопил дяди Петин Аркашка.
Ну что еще человеку нужно для счастья?
Надя тоже любила мороженое. В прошлом году они с мамой ездили в отпуск на границу с Китаем, городок небольшой, но продавали мороженое! Надя ежедневно съедала по три стаканчика сливочного. «Уймись, Надька! –– просила мама. –– Где столько денег набраться?» –– «Папка же на меня алименты платит».
Дядя Петя купил и пломбир, и сливочное –– по две порции Наде с Аркашкой. Буфетчица дальше пошла по вагону. Надя восторженно слизывала ароматное молоко, капавшее с пломбира ей на ладошку. Потом откусила, потом еще…
Ах, как хотелось Наде остаться в том маленьком городе на границе с Китаем! Там аллеи, и парк, и железнодорожный вокзал, и кафе и кинотеатр! Бабушка тоже гремела кастрюлями и ворчала на мать: «Увез бабу к черту на кулички, а сам сбежал, паразит. Возвращайся домой, хватит шлындать, сдалась тебе та Якутия!» –– «Мамка, мамочка, ну соглашайся жить в городе! Слышишь, что бабушка говорит? Папка не собирается возвращаться в Якутию», –– просила Надя.
Конечно, права ее бабушка. У них в якутском поселке только крохотная столовая, притулившаяся на обочине трассы: питаются в ней одни дальнобойщики, –– местные общепитом не пользуются. Есть еще магазин. И тротуар деревянный на улице Ленина. Мама работает диспетчером в гараже, зарабатывает по местным меркам не много, но на еду и одежду им с Надей хватает. В прошлом году купили новый диван и магнитофон «Вега». Еще и на черный день, и на отпуск откладывают. Мама не знает, что у Нади есть собственная копилка, куда она складывает сэкономленную на школьных завтраках мелочь.
Буфетчица шла по вагону в обратную сторону. Заигрывала с пассажирами:
––Пятьсот разделить на двадцать… Итого двадцать пять порций пломбира!
Надя отыскала свой кошелек и протянула женщине рубль:
–– Пять пломбиров.
–– Десять пломбиров! –– взвыл Аркашка.
У них в поселке мороженое не продавали, и дядя Петя из сострадания, тоже подал буфетчице рубль.
К месту Надя с Аркашкой подъехали «без голосов».
На вокзале бабушка забрала Надю и долго сердилась на Надину мать за то, что отправила дочь с чужим человеком.
–– Гляньте-ка на нее: голоса нет! Дурак, есть дурак, разрешил жрать мороженое!
У бабушки Наде было весело и легко. С подружками бегала на речку Уссурку, шлялась по городу; по выходным забиралась в городской парк поглазеть на танцующих.
Пары топтались под музыку о любви, в кустах распивали портвейн, а поздно вечером сверкала иллюминация и звенели комары. В Надиной груди аж екало от удовольствия! Ах, пусть бы вся жизнь так прошла.
Месяц пролетел, как один день. Одно лишь печалило: босоножки «из Ессентуков», какие носила у них в Якутии Ленка Зотова, ни разу не попались ни в одном магазине. Чудо босоножки! Салатовые, с тонкими ремешками, на пробковой «платформе»..
— На барахолку тебе надо съездить, –– подсказала Наде ее подружка Наташа, — там все есть.
— Поехали, –– загорелась Надя.
—У нас барахолка только по воскресеньям…
–– Подожду.
И вот за окном забрезжило воскресное утро. Дворник громко сметал с асфальта фантики и окурки. Надя намочила водой из-под крана кусок хлеба и жирно посыпала его сахарным песком. Ежилась от утренней прохлады, торопясь к остановке. Автобус загромыхал по спящему городу, собирая ранних пассажиров. Солнце проснулось.
У рынка народ разноцветным потоком рванул через пустырь к стадиону, где у синих автолавок были развешены китайские махровые полотенца фабрики «Дружба», цветные покрывала, яркий трикотажа и многое другое. Здесь пахло малосольными огурцами с укропом, пахло клубникой в газетных кулечках…
В самом сердце своем барахолка скрывала фарцовщиков. Таинственно бродили они между мечущихся людей, предлагая негромко:
— Джинсы американские… Не желаете? Жвачка японская. Газовые косынки с люрексом. Батники из «Березки»…
— А босоножек из Ессентуков нет? — с надеждой спрашивала Надя.
Босоножек на пробковой подошве не было. Наде хотелось плакать: Ленка Зотова вообще теперь нос задерет!
— Смотри, Надька! — Наташа резко остановилась. — Смотри!
Вдоль забора выстроился ряд продавцов. Некоторые держали товар в руках, другие разложили его на земле. На деревянном ящике, придавленный камнем, распластался полиэтиленовый пакет: девушка в бикини, широко улыбаясь, выставила свои «прелести» на всеобщее обозрение. Ярко- красная надпись гласила: «Montana»!
— Американский, — почему-то шепотом сказала Наташа.
— Красивый, — как завороженная смотрела на пакет Надя.
— Сколько стоит? — пролезла к пакету бойкая девка лет двадцати.
— Десять рублей.
— Ско-о-олько? — выпучила глаза Наташа.
— Дорого, — авторитетно заявила девица. — За восемь куплю.
–– Нет! –– ринулась Надя к пакету с Монтаной. –– Это мой! Беру за десять!
— Надо в него сумку тряпочную втолкнуть, — посоветовала Наташа, когда пакет уже был у Нади. –– Чтоб не порвался.
–– Ха-ха! –– сверкала глазами Надя. –– Зотова обзавидуется! Это тебе не какие-то босоножки из Ессентуков. Это — Монтана!
К остановке шли очень медленно: несли по очереди пустой пакет, стараясь держать его так, чтобы все видели красные иностранные буквы, обнаженную американку и… завидовали.