Не балуй!

Анна Боднарук
     Много раз слышала от людей разочарованное «Не су-удьба-а!». Редко кто Судьбу благодарит, особенно в мелочах. Мало кто осознаёт, что случись эта досадная мелочь, жизнь могла бы повернуть совсем по иному пути.
     Вот такой случай со мной произошёл, когда мне было года четыре с небольшим, но я запомнила, вернее обратила на это внимание, только потому, что ещё несколько дней моих родителей трясло от испугу. Я же не испугалась. Просто не знала, что мне грозила опасность. А всё случилось по-житейски обыденно.
     У наших соседей, живущих по другую сторону улицы, была большая, лохматая собака. Чистопородных в нашем селе не было. Просто собака и собака. Лаял этот пёс редко. Но, спутать его голос, с чьим бы то ни было лаем – просто не возможно. Да и лаем его назвать можно было только потому, что никакого другого слова не подберёшь. Звук такой, вроде кто-то неспешно палкой бьёт о днище набок поваленной бочки. Другие собаки перелаивать его не решались. Заслышав это буханье, поджимали хвосты и уходили восвояси.
     На лаянье нашей собаки, моя мама, особенно отец, и голову в сторону окна не поворачивали, чтобы взглянуть: кто там по улице идёт. Но если соседский «ржавый колокол», как его мой отец называл, отозвался, то действительно, там происходит что-то непривычное для нашей улицы.
     И, вот, случилось несчастье.  Пришла к нам соседка, Наталка, с деликатной просьбой к моему отцу. Что-то неладное стало твориться  с их собакой. От греха подальше, соседи решили пристрелить псину.  По-другому с такой большой собакой, просто не справиться. Ружья у нас не было, но именно мой отец сможет договориться с лесничим, чтобы тот выполнил просьбу наших соседей.
     Дядька лесничий пришёл к нам на следующий день. Стали они советоваться с моим отцом что да как.
     Поздней осенью это было. Я ещё в школу не ходила, и верхнюю одежду мне иметь ещё не полагалось. Мама меня в старую свою фуфайку приодела, верёвочкой подпоясала. Шитые валеночки с галошиками  мне справили. (Я так гордилась, что у меня есть своя зимняя обувь.) Большой клетчатый платок на голове и накрест под мышками концами перетянут. Это обычная одежонка ребёнка дошкольного возраста послевоенных лет.
     Вот, стою я, вроде снопа на ножках, во дворе своего дома и на похаживающих курочек смотрю. А тем временем, мой отец и дядька с ружьём, похаживали по дороге, выбирали место, откуда бы лежащий в собачьей будке пёс, был хорошо виден. Мужик тот остановился, широко расставив ноги, прицелился. Лай «ржавого колокола» и выстрел слились воедино.
     Я в своём одеянии ещё повернуться не успела, как случилось страшное. От внезапной боли пёс выскочил из будки, рывком разорвал цепь и, волоча обрывок за собой, вмиг перепрыгнул через соседский штакетник, грудью распахнул слегка притворённую нашу калитку, всего в двух шагах пробежал мимо обалдевшей меня и сиганул в огород.( Огородище у нас был чуть ли не в пол гектара.) Всё произошло так быстро, что ни я, ни отец с тем мужиком, не смогли проследить, в каком направлении убежала собака.
     Из сеней, простоволосая, с плачем выбежала моя мама и стала тормошить меня, раз за разом спрашивая: где болит?. Я ничего не могла понять, а только с испугу плакала. Подошли мужики. Отец мой, хмурясь, осмотрел мою одежду, вытер мне нос и заключил: «Жить будет!» Велел маме увести меня домой.
     Только спустя много лет, мне мои родители объяснили всю создавшуюся ситуацию.
     Лесничему колхоз выделил старенький дробовик, не для стрельбы, для острастки. Стрелять он умел, как ни как на войне побывал. Но, прицелившись, по злому совпадению, гавкнул, видимо последний раз, соседский пёс. От неожиданного гортанного голоса пса, рука дрогнула. Только часть заложенного в патрон дроби отведал приговорённый к смерти. Раненый, озверевший от боли пёс, так дёрнул цепь, что она, (раньше служившая годовалому быку), лопнула пополам. И то, что собака пробежала мимо меня, не выместив на мне свою боль и ненависть на весь род человеческий, долгие годы считали в нашей семье – счастливым случаем. Собаку считали бешеной. Даже незначительный укус собаки, мог бы означать для меня скорую смерть…
     - Вот она, Судьба! – говорила, вздыхая, моя бабушка. – Отвела беду от дитяти. Гляди ж мне, грозила мне бабушка скрюченным пальцем, - не балуй! Жизня твоя для чего-то важного предназначена. Помни!..
     Я помнила. Да и другим бы хотела сказать: Судьба не раз и не два щадит нас, а для чего? Не плохо бы задуматься…

                14.02.11 года.