- Таня! Таняшка! Поди сюда!-громко позвала Дементьевна — Кому говорю! Таня! Что ж ты за ребенок такой!?
Оставаться с Дементьевной Таня не любила. Да вот только родители уходили рано — приходили поздно. А кто за Таней присмотрит? Раньше за девочкой присмативала баба Надя. А теперь...
- Пригляжу за обеими! - успокаивала родителей Дементьевна, пряча в карман очередную денежную купюру. - Накормлю! Напою! Таньку вашу в обед спать уложу! Работайте спокойно!
- А витаминки?! - возле двери вдруг вспоминала Танина мама. - Витаминки не забудьте! И кофточку! Без кофточки не выпускойте Танюшу на улицу.
- Да идите уже! - ворчала вслед Дементьевна. - Идите! Разберусь без вас!
Утро Таня начинала с разглядывания журналов мод, извлеченных из нижнего ящика старого резного комода. Баба Надя эти журналы разрешала брать только Тане. Листать их нужно было аккуратно, что Таня и делала. Если бы баба Надя увидела сейчас, как девочка бережно гладит пожелтевшие от времени странички, обязательно похвалила бы! Она всегда хвалила Таню. Хвалила и приговаривала:
- Вот такая и должна быть девочка: послушная, спокойная, терпимая, аккуратная.
А ведь эти журналы не простые, как говорила баба Надя, до-ре-во-лю-ци-онные с выкройками. По этим выкройкам можно любое платье сшить! Любое-любое! Сейчас таких журналов нигде не найдешь!
- Вот такое платье мне баба Надя сошьет! - мечтала Таня разглядывая черно-белые иллюстрации. - Вот выздоровеет и сошьет. И такое сошьет! И такое! А когда я чуть-чуть подрасту, меня научит шить.
- Таняшка! - одергивала девочку Дементьевна. - Что за радость старье разглядывать. Давай, кашу ешь и на улицу, свежим воздухом дышать.
Дышать свежим воздухом Таня любила в саду. Расстелив коврик среди цветущих бархатцев и георгин, она степенно начинала раскладывать кукол, игрушечную посудку и разноцветные лоскутки. Кукол у Тани было много. Но играла она в основном одной. Тряпошной Аленкой. Аленку Тане сделала баба Надя из розовых лоскутов, волосы из черных шерстяных ниток, а вот глаза, нос и рот, Таня нарисовала сама, наслюнявив химический карандаш.
- Баю-бай, Аленка, Алёнка-малёнка, - тихонько напевала Таня. - Баю-бай, Алёнка...
- Таняшка! - заставил вздрогнуть девочку крик Дементьевны. - Иди сюда! Кому говорю!
Бросив куклу, Таня поспешила на зов.
- Послушай меня, детка! - важно произнесла Дементьевна. - Бабка ваша скоро помрет. Я с неё хочу серьги снять, а она противится. Серьги то дорогущие, с рубинами. Хорошая память тебе будет. Так я тебя сейчас к ней подведу, а ты и скажи: «Баба Надя, подари мне сережки»! Тебя она шибко любит, а потому не откажет. Поняла? Пока живая пусть снимет. Не с покойницы ж тебе серьги носить!
Таня чихнула от резкого запаха лекарств.
- Иди!- подтолкнула её Дементьевна. - Иди ближе.
Таня подошла к кровати. Баба Надя! Её баба Надя! Бледное, сморшенное личико, разметавшиеся по подушке седые волосы. Её баба Надя. Маленькая, высохшая, беспомощная. Она была тиха, неподвижна и почти прозрачна. Её лицо совсем слилось бы с наволочкой, отделанной замысловатым кружевом ручной работы, если бы не сережки, казавшиеся теперь огромными и невероятно тяжелыми для бабушкиных ушей, отражающие лучики ласкового сентябрьского солнца.
Баба Надя открыла глаза. Глаза! Увидев Таню, они засияли огоньками. Огоньками любви к этой маленькой, тихой девочке. Таня нерешительно погладила бабушкину руку. Улыбнулась! На мгновенье ей показалось, что бабушка улыбается ей в ответ.
- Говори!- толкнула в спину Дементьевна. - Говори про серьги! Не молчи!
Больно прикусив губу от неожиданного толчка в спину, Таня выбежала из комнаты.
- И чего ты ревёшь? - строго спросила Дементьевна, застав Таню, сидящей на земле среди цветущих георгин. - А? Чего ревешь?
- Губу прикусила. - растирая по лицу слёзы промямлила Таня.
- Губу она прикусила. Вытирай сопли и пойдем кушать. Что за ребенок, на мою голову!?
Баба Надя умерла вечером. Зеркала в доме завесили темной тканью, у икон зажгли свечи. Таня только на чуть-чуть заглянула в большую комнату, ставшую вдруг мрачной и неуютной. Подойти к бабушке не решилась.
А через месяц в доме и в маленьком Танином сердечке начался настоящий «переворот». Старый резной комод, наволочки, украшенные кружевом ручной работы, дореволюционные журналы мод с выкройками, обозвали одним коротким словом «хлам». Хлам вытащили на улицу и сожгли. А иконы сняли со стен и спрятали подальше, в шкаф.
***
- И что, Татьяна? - встречая меня на улице, спрашивает Дементьевна. - За столько лет серёжек себе так и не купила?
- Да вот, как то не до них всё!
- То-то! А могла бы старинные носить! С рубинами! Да и память была б о бабке!
Я молча прохожу мимо. Что я могу сказать этому человеку? Стоит ли ей объяснять, что у меня совсем другая память о бабушке Наде? И это не серьги, не тряпошная кукла, не дореволюционные выкройки, а теплота, сердечность и её согревающая любовь! Любовь к маленькой, тихой девочке!
КАртинку взяла здесь: Сипович Татьяна. Георгины.
http://artnow.ru/ru/gallery/3/9897/picture/0/order221144.html