Вместо предисловия.
Я так и не придумала ей названия. Вот как-то так получилось, что…ну, не знаю, впервые у меня не получается(( Да и долго думала, стоит ли ее сюда выставлять. Хотя мое появление на Прозе связано именно с этим произведением – в Блоге на Майл.ру, закрытом (!) от случайных людей Блоге, эта повесть неожиданным образом…исчезла из общего списка написанного. Название в Содержании есть, а…при клике пишут, что «данной страницы не существует». Странно, конечно. У меня это было единственное произведение про Чечню и...оно исчезло. После этого Володя Дараган - http://www.proza.ru/avtor/vadaragan - один из моих пишущих друзей - посоветовал «хранить» написанное здесь.
Стала потихоньку выставлять на Прозу свои «творения», но «Маленькую повесть» почему-то не решалась поставить – вдруг и отсюда ее «вычеркнут». Но сегодня зашла на страничку одного из своих читателей и увидела вот это - http://www.proza.ru/2010/12/08/1274. В глазах защипало... Сразу вспомнила «картину», которую, пожалуй, не забуду уже никогда: мы ехали на БТРе по одному из сел. Некоторые из жителей улыбались, кто-то стыдливо помахал рукой, но большинство смотрели настороженно. А потом...
Маленький мальчик, лет пяти, черный и чумазый, выставив вперед правую руку, а левую прижав к телу, имитировал...стрельбу из автомата. В нас... «Ты-ды-дыщ, дыдыщ!», - выкрикивал он. Вот тогда мне стало по-настоящему страшно...
Маленькая повесть
На экране маячило знакомое лицо генерала, не так давно превратившегося в политика. Наверняка были люди, искренне восхищавшиеся его военными подвигами: как же, в первую чеченскую он командовал всеми войсками СКВО, и не важно, как он занял место своего предшественника, в конце концов, все уже давно привыкли, что умение заводить нужные знакомства важнее любых других навыков. Впрочем, генералу нужно отдать должное: на войне не место сантиментам, грубость и солдафонство – единственные способы поддержания дисциплины. Но по-женски Лина никак не могла простить генералу того, что по его прихоти чуть не осталась «праздновать» Новый год в условиях, явно не соответствующих празднику.
Она щелкнула пультом, переключив канал, и окунулась в далекое прошлое.
Чечня. 30 декабря 1999 года.
… - Да пойми ты, кто знал, что ему приспичит именно сегодня лететь? Он еще неделю назад должен был быть в столице, а теперь извини - освобождаем борт.
Полковник Лапин, казалось, с каким-то садистским удовольствием объяснял Лине, почему ее съемочная группа сегодня снова не сможет вернуться в Москву.
- Хорошо, когда следующий борт?
- Забудь! – Лапин, ухмыляясь, посмотрел на журналистку и выдохнул сигаретный дым прямо ей в лицо. – Первыми будут разбросаны ребята, которые должны были лететь с вами. Или ты считаешь, что интересы телевизионщиков я должен ставить выше интересов своих ребят?
«Своих ребят» у Лапина никогда не было. Самая настоящая тыловая крыса, он всю войну отсиживался в штабах - отращивал пузо и медленно полз по карьерной лестнице вверх.
Лина вышла в промозглых серый день: завтра Новый год, в Москве ее ждут мама и маленькая дочь. Неужели им придется встречать праздник без нее?
Возвращаться на базу не хотелось. Что она скажет ребятам? В группе: журналист, оператор и звукорежиссер она была главной. Все бытовые и финансовые вопросы, переговоры с военными, получение разрешений на места и время съемок, подготовка интервью и тексты - все лежало на ней. Хотя со стороны это выглядело довольно комично: двое высоких, широкоплечих парней, возвышаясь над Линой, стояли рядом с ней, как-то нелепо наклонив головы, и слушали ее распоряжения. Но ребята уже не в первый раз летали на войну и хорошо знали, что такое субординация: лишних вопросов никто не задавал, распоряжения руководителя группы выполнялись беспрекословно. Даже если внешне этот руководитель не внушал им особого доверия.
За последние четыре часа восемь бортов ушли в небо.
Без ее группы.
Она не смогла организовать возвращение домой...
...Лапин пошло ухмылялся, намекая на празднование Нового года в «суровом мужском коллективе», и самодовольно потирал короткопалые жирные ладошки. «Пошел ты к черту со своим коллективом!», - мысленно выругалась Лина, проводив взглядом очередную вертушку. Вновь потерпев поражение в «битве» с ненавистным полковником, обреченно опустив плечи, она вышла в длинный коридор.
... - Не реви! Я кому говорю: не реви!
Резко обернувшись, Лина уткнулась взглядом в теплую черную куртку, от которой пахло порохом, табаком и... войной. Подняла вверх мокрое от слез лицо и встретилась взглядом с колючими серыми глазами.
- Чего ревешь? – строго поинтересовался хозяин глаз.
- Я не реву, - Лина швыркнула носом и принялась шарить по карманам в поисках платка.
- Не ври, ревешь. – Сероглазый протянул ей начатую пачку бумажных платочков.
- Мы еще два дня назад должны были вернуться - начальство в телецентре стоит на ушах. Про родных вообще не говорю - они даже не знают, что мы здесь, - неожиданно для себя взялась исповедоваться Лина.
- Что за фигня? За журналистами обязаны закреплять места на бортах – распоряжение главнокомандующего.
- Плевать здесь хотели на распоряжения! Сначала сказали, что наш вертолет неисправен, и что мы полетим через пару дней. Мы ждали, но Таманцеву приспичило вылететь именно сегодня, вот мы и остались, в прямом смысле, совсем за бортом.
Лина безуспешно боролась с подступившими слезами: она дико устала от постоянного недосыпания, грохота снарядов, свиста пуль, которые, казалось, злобным роем носятся у нее над головой, хотя на передовую их никто, разумеется, не пускал. И еще она устала от элементарной бытовой неустроенности: в казарме, где разметили ее группу, горячей воды не было никогда, а принимать зимой ежедневный ледяной душ – удовольствие не из приятных. Но она терпела – чай, не в московской квартире оказалась. Терпела, потому что знала, что скоро этот кошмар закончится, и она вернется домой, к дочери и маме…
Сероглазый озадаченно почесал лоб, сдвинув на самую макушку шапку, скрученную валиком вокруг головы, и которую обычно используют бойцы «маски-шоу».
- Пошли отсюда, - тихо, но жестко произнес он и для пущей убедительности дернул Лину за рукав куртки.
- Андрей, - протянул руку сероглазый, выйдя на улицу. – А ты – Мышь!
Лина растерянно уставилась на мужчину и автоматически протянула руку для знакомства.
- Ух ты! А Мышь-то неслабая, - удовлетворенно хмыкнул мужчина, представившийся Андреем, а Лина подумала, что ей уже не раз приходилось слышать, что у нее сильное, почти мужское рукопожатие – сказывались семь лет обучения в музыкалке, которую она ненавидела всем сердцем.
- Я не мышь, меня Линой зовут, - буркнула она в ответ.
- Да ты не обижайся, - улыбнулся Андрей. – Я тебя, когда увидел возле окна, сразу почему-то решил: обидели маленького мышонка, теперь стоит, пытается прятать слезы.
Андрей слегка смутился своей сентиментальности и тут же снова стал серьезным.
- Сколько вас в группе?
- Трое.
- Деньги с собой есть?
Лина удивилась вопросу и резко остановилась. Да, у нее еще оставались порядка двух тысяч долларов, выданных «на непредвиденные расходы», но причем здесь деньги?
А Андрей, по-своему истолковавший ее замешательство, тут же продолжил:
- Не расстраивайся, если нет денег или не хватит, мы вам дадим – в Москве рассчитаемся.
- Кто мы?
- Нууу...мы. Те, кто будет вывозить вас отсюда. Или ты решила встретить Новый год в обществе полковника?
- Подождите, Андрей! Я вас совсем не знаю! Почему вы хотите нам помочь и как собираетесь это сделать? У вас что, свой вертолет?
- Стоп-стоп-стоп, девушка! Слишком много вопросов, вы не на интервью. И вообще, давай на «ты» - так проще, мне кажется.
Андрей снова улыбнулся, а Лина подумала, что не такие уж и колючие его серые глаза. И потом, он оказался единственным человеком, который предлагал помощь и давал надежду.
Через несколько минут Лина уже знала ответы на все интересующие ее вопросы.
Группа из шести человек, которую возглавлял Андрей, являлась спецподразделением ФСО, в задачу которого входило определение местонахождения наших заложников и их освобождение. Какими навыками обладали эти ребята, журналистка могла только догадываться, потому что после определения «точки», на задание уходил строго один человек из группы, вооруженный только ножом и ракетницей.
- Если боец понимает, что операция срывается, никто из нас не имеет права попадать в плен, - пояснил Андрей. – Выстрел ракетницы и...В общем, на этом месте никого не должно быть.
- И…часто вы так…не попадаете в плен? – У Лины похолодел затылок, когда она поняла, что означает красный сигнал ракеты.
- С начала войны потеряли уже двоих..., - сказал куда-то в сторону Андрей и развернул перед ней карту.
- В общем, так, Мышь, слушай меня внимательно: ровно в два ночи ты со своими архаровцами должна быть в этом месте, - он указал на точку, располагавшуюся метрах в пятистах от казармы. - Я понимаю, что у вас оборудование, но постарайтесь передвигаться как можно тише и обходите фонари стороной – не нужно, чтобы вас кто-нибудь заметил. Даже из наших. Справишься?
В два часа съемочная группа из трех человек, прибыла на место. Откуда-то из темноты бесшумно вынырнул Андрей и, махнув рукой, приказал следовать за ним. Под ногами чавкала ледяная жижа, ветер, усилившийся к ночи и пригнавший с гор туман, норовил выдуть все тепло из-под одежды. Но идти пришлось недолго. Вскоре все четверо оказались на узкой дорожке, всю ширину которой занимала «Нива» с глубоко тонированными стеклами.
- Закидывайте аппаратуру назад и как-нибудь устраивайтесь, - скомандовал Андрей ребятам. – Тебе тоже придется сесть сзади, - обратился он к Лине и скептически глянул на ее ботинки, облепленные по кругу 10-сантиметровым слоем грязи. Обувь ее коллег выглядела не лучше, тогда как высокие, на шнуровке, ботинки самого Андрея разве что только не сияли чистотой в свете выглянувшей луны. Каким образом он умудрился добраться до машины, не нацепляв на подошвы килограммы липкой глины, оставалось загадкой. Правильно истолковав красноречивый взгляд своего сопровождающего, телевизионщики поспешили поскорее избавиться от ненужного балласта и забрались в машину, за рулем которой, как оказалось, все это время сидел водитель.
- Во время движения разговорами не отвлекать, в случае остановки – ни слова, отомрете только тогда, когда сам разрешу, - скомандовал Андрей. – Думаю, часа через полтора будем на месте. - Трогай, Ворон! - отрывисто бросил он молчаливому рулевому.
Машину трясло, подбрасывало и периодически утягивало куда-то в сторону, но "немой" темноволосый водитель продолжал уверенно двигаться вперед на приличной скорости.
...Лина отогнула рукав куртки и глянула на циферблат – они едут уже больше часа, значит, скоро Моздок.
…- Сначала отвезем на квартиру, - объяснял свой план действий Андрей, убирая свернутую карту во внутренний карман куртки. – Немного передохнете, отогреетесь. Мамы будут вам рады, поверь, - добавил он, слегка улыбнувшись.
- Какие мамы? Чьи? – у Лины нехорошо заныло под ложечкой.
- Да не пугайся ты так, не ваши, конечно же! И, дай бог мне никогда с ними не встретиться!
После чего осторожно добавил: «Здесь…».
- Они уже два месяца живут в Моздоке – матери шестерых ребят, пропавших без вести, - Андрей потемнел лицом, но продолжил. – С рассветом отвезем вас в аэропорт Минвод, посадим на самолет и... ты наверняка успеешь встретить Новый год со своей дочкой.
Тогда план Андрея казался Лине почти нереальным. Она никак не могла поверить, что через несколько часов сможет оказаться за много километров от этого ада – сейчас Москва казалась ей совсем другим, очень далеким миром.
...Ворон резко нажал на тормоз, машину занесло на скользкой глине, но водитель тут же выровнял ее и остановился. Животная волна страха накрыла журналистку, она широко открыла глаза и на мгновенье перестала дышать. В теплом салоне «Нивы» вдруг стало невыносимо холодно. Словно почувствовав ее страх, Андрей обернулся к пассажирам и приложил указательный палец к губам, дублируя свой приказ о молчании.
Время неожиданно стало странно тягучим: Лина, как будто смотрела кино, со стороны наблюдая за тем, как Андрей распахнул пошире полы куртки, которую никогда не застегивал, как его правая рука нырнула куда-то влево под мышку, услышала странный звук, напоминающий приглушенный щелчок пальцами, и вот он уже стоит возле машины, слегка расставив ноги.
Ворон почти лежит на руле, вглядываясь в силуэты, огибающие часть дороги, освещенной фарами. В его правой руке зажат пистолет. «И когда успел достать?», - мелькнула в голове Лины мысль, но сознание тут же переключилось на голоса в темноте. Слов было не разобрать. Остановившие машину люди явно не были настроены на громкую демонстрацию своего присутствия. «Кто там: наши или "чехи"? - пыталась понять журналистка. – И что делать, если начнется перестрелка?».
Но додумать мысль не успела - правая дверь «Нивы» резко распахнулась, и Андрей плюхнулся на сиденье, бросив Ворону: «Погнали!».
Оставшийся путь до Моздока проделали без приключений. Как выяснилось позже, по оперативной информации сегодня ночью именно на этом участке дороги боевики готовились к переброске оружия, поэтому все близлежащие блокпосты были усилены военными. - Хорошо, что не стали сразу стрелять, - невесело усмехнулся Андрей, направляясь к одной из пятиэтажек.
...Как только Лина переступила порог ярко освещенной квартиры, наполненной домашними звуками и запахами, ей захотелось застонать от нахлынувшего на нее безразмерного ощущения безопасности и упасть прямо здесь и больше не двигаться, наслаждаясь тем, что большинство людей просто не ценит: духом дома, спокойствия и любви.
Она почувствовала неимоверную усталость, в голове зашумело, а двери квартиры вдруг стали вращаться вокруг нее, наращивая скорость. Чтобы не упасть, Лина привалилась спиной к стене, пытаясь сфокусировать зрение на женщине, которая с озабоченным лицом принялась расстегивать ее куртку. Лине было страшно неловко от того, что она не в состоянии даже шевельнуть рукой, чтобы развязать шнурки и сбросить с ног осточертевшую за две недели одну и ту же обувь.
- Эй, Мышь! Ты меня так не пугай, - услышала она голос Андрея, пытаясь сообразить, почему смотрит на него сверху вниз. – У меня сердце слабое - при виде барышень в обмороке, я тут же укладываюсь рядом, - шутил Андрей, продолжая сосредоточенно заниматься чем-то там внизу. Наконец до Лины дошло, что она сидит на табуретке, прислонившись к стене, а этот шутник неловкими пальцами пытается расшнуровать ее ботинки.
- Давай-ка, я тебя до душа донесу, чтобы ты ненароком опять не грохнулась, - озабоченно произнес Андрей и, несмотря на активные возражения Лины, легко подхватил ее на руки и поволок куда-то вглубь квартиры. – Ты уж извини, но ванны у нас нет - только душ. Зато есть горячая вода! Закрывайся, - добавил он и вышел.
Лина огляделась по сторонам: душевая кабина и раковина занимали практически все пространство небольшой туалетной комнаты. Увидев свое отражение в зеркале, отшатнулась, не узнав: белое лицо без единого намека на присутствие крови в организме; синие, как у мертвеца губы, и черные глаза, провалившиеся куда-то туда, ближе к затылку…
- Франкенштейн отдыхает, - ухмыльнулась она своему отражению и стала стягивать свитер.
...Когда первые горячие капли коснулись ее тела, Лина не выдержала: скользя руками по гладкой поверхности полукруглой прозрачной двери, она обессилено сползла вниз и зарыдала - беззвучно, сдерживая рвущуюся наружу боль...
Она не знала, сколько времени пролежала в позе эмбриона на дне душевого поддона, мечтая лишь о том, чтобы вместе со слезами из нее ушла хотя бы часть боли: и своей, и тех, в чьи семьи скоро придут извещения о получении груза «200»...
…- Мышь! Ты там жива? Я тебе чистую одежду принес, - раздался озабоченный голос Андрея. - Ты дверь открой, а тетя Таня тебе все отдаст.
Слегка прикрывшись полотенцем, Лина щелкнула задвижкой. Еще не старая женщина с грустными глазами вошла внутрь.
- Держи, дочка, - улыбнувшись, она протянула Лине аккуратно сложенную теплую тельняшку и широкие мужские шорты цвета хаки. - Андрей постеснялся залезть в твою сумку, поэтому надень пока вот это. А мыло и шампунь бери любой, какой понравится - мы теперь все здесь одна семья...
31 декабря 1999 года
Ворон подавился чаем, когда Лина вошла в кухню, и расхохотался в голос.
- Чо ты ржешь-то? – попыталась сделать обиженное лицо Лина, сама еле сдерживая рвущийся наружу смех.
- Да-а, шорты можно было и не одевать, я так понимаю, - продолжал веселиться черноволосый парень. – Меня, вообще-то, Сашей зовут, присаживайся.
- Не коротка кольчужка-то? – Андрей вошел в кухню вслед за Линой и, улыбаясь во все 32 зуба, принялся ее разглядывать.
Девушка и в самом деле выглядела комично. Теплая тельняшка с длинными рукавами приятно облегала все тело, доходя почти до колен, из-под нее слегка выглядывали шорты, необходимости в которых, как правильно заметил Ворон, в общем-то, и не было. На ногах красовались носки Андрея, которые на Лине смотрелись, как гольфы, а пятки носков, словно шпоры, топорщились где-то в районе икр.
Только сейчас Лина поняла, как много людей собралось в этой кухне, но почему-то никому не было тесно. А еще… они все улыбались. Это было так непривычно и...хорошо, что у нее защемило сердце, и глаза снова наполнились слезами.
Потом было застолье с настоящими домашними пельменями, которые к их появлению приготовили мамы, хрустящими воронежскими огурчиками, блестящими боками сочными помидорами из Рязани и, словно игрушечными, не больше сантиметра величиной, алтайскими опятами…
- А теперь всем спать! – скомандовал Андрей. – Через три часа подъем.
Мужская часть «населения» тут же переместилась в свою комнату, а Лина решила остаться и помочь женщинам навести порядок на кухне.
- Да что ты, дочка! Что нам тут помогать! У нас вон сколько рук, не уж-то не справимся, - тетя Таня обняла ее за плечи, - иди лучше вздремни чуток.
Лина вошла «к себе», посмотрела на постель и поняла, что уснуть все равно не сможет. Достала из сумки сигареты и зажигалку и тихонько выскользнула на лоджию. Незнакомый маленький город был погружен в сонную тишину. Редкие фонари освещали улицу где-то вдалеке. Здесь не слышно было выстрелов, бесконечного треска раций, никто не стонал во сне, продолжая воевать с незримым противником...Город спал. Это был уже почти мирный город.
…Лина щелкнула зажигалкой и с наслаждением затянулась, глядя в ночь. «Даже не верится, что завтра, нет, уже сегодня, - думала она, - я буду дома. Мама с Ребенкой, наверняка, наготовили всяких вкусностей и ждут моего возвращения…»
Второй затяжки Лина сделать не успела: что-то большое и темное вдруг резко навалилось на нее, в глазах поплыли разноцветные круги и перестало хватать воздуха. Она пыталась пошевелиться, но вдруг услышала над самым ухом вопль:
- Дура!!! Ты что делаешь, дура бестолковая???!!!
Лина приоткрыла один глаз и увидела прямо перед собой перекошенное от злобы лицо Андрея.
- Убить тебя мало! – продолжал бушевать тот. – Покурить ей, видите ли, захотелось! Расслабилась, да? Ты хоть чуточку соображаешь своей дурной головой, что твоя сигарета - прямая наводка для снайпера???
У Лины страшно ныл затылок – сбитая с ног, она больно ударилась о пол лоджии, но, несмотря на боль, улыбка расползлась по ее лицу.
- Андрей, слезь с меня, а! Мне дышать нечем.
- Что здесь происходит? – на лоджию в одних трусах влетел Саня, но тут же ретировался, сконфуженно бормоча под нос: «Понял: третий лишний».
Рывком подняв Лину на ноги, Андрей втолкнул ее в комнату и, больше не произнеся ни слова, ушел к себе.
…В аэропорту Минеральных Вод было холодно и многолюдно. Взяв деньги и документы телевизионщиков, Андрей оставил их в зале ожидания, а сам направился к двери с надписью «Посторонним вход воспрещен». Минут через пятнадцать он появился с билетами на ближайший рейс до Москвы.
- Регистрация уже идет, поторопитесь, - с недовольством произнес он, сунув в руки Лины пачку документов.
- Как, уже? – она растерянно хлопала глазами.
- А что ты думаешь, я с вами до вечера торчать буду? – Андрей все еще продолжал дуться на Лину за ее ночную выходку на лоджии.
Ребята подхватили аппаратуру и двинулись к стойке регистрации.
- Андрюш, прости меня, пожалуйста, - журналистка виновато опустила голову. – Я больше так не буду! Честное пионерское!
- Да ну тебя! Тебе все хиханьки да хаханьки, а я должен...
Что он должен, Андрей не договорил.
- Телефоны все записала? Не потеряешь?
- Не потеряю, - Лина улыбнулась, глядя в эти теплые серые глаза. – И даю тебе слово, что в мае, когда вы вернетесь, мы обязательно встретимся!
Май, 2000 год, Москва, Старая площадь
До этого случая Лине ни разу не приходилось бывать в Администрации президента. Ей казалось, что здесь на каждом шагу должна стоять охрана, но все оказалось гораздо проще: два поста, на которых ребята с цепким взглядом проверили ее документы и – все.
Пройдя через охрану нужного ей корпуса, Лина пересекла мраморный холл и нажала кнопку вызова лифта – двери открылись сразу же.
- Подождите секундочку, не уезжайте, пожалуйста! – услышала она голос за спиной, а еще через мгновение, чуть не ляпнула: «Ух, ты!» - в лифт вошел помощник президента, красавец мужчина с трудно произносимой польской фамилией Ястержембский.
- Добрый день, - бархатным голосом приветствовал ее помощник и вежливо поинтересовался номером нужного этажа.
Пока они поднимались, Лина молчала и делала вид, что не замечает пытливых взглядов своего спутника. Наконец, тот не выдержал:
- Простите, не могу припомнить вашего имени-отчества, а...вы у нас в каком управлении работаете?
В этот момент двери лифта открылись на нужном Лине этаже: «А я вообще у вас не работаю», - вызывающе улыбаясь, ответила она и шагнула в коридор, с удовольствием наблюдая за растерянным видом большого чиновника.
...А потом вместе с ребятами и Андреем пила коньяк в его кабинете, безуспешно пытала их на предмет «информационного повода» и радовалась вместе с ними возвращению домой без потерь.
После очередной заздравной Андрей ухватился за кожаное кресло на колесиках, в котором устроилась Лина, и принялся катать ее по кабинету. Но поскольку основное пространство занимали столы, и развить достаточной скорости не получалось, ребята предложили устроить «каталочки» по длинному коридору этажа. Вцепившись мертвой хваткой в ручки кресла, Лина умирала от смеха, видя, как толпа взрослых мужчин, смяв, к чертовой бабушке, все ковровые дорожки, словно мальчишки, табуном носятся по коридору. Сейчас им можно было все, потому что...
...Потому что через два месяца они снова вернутся в войну...